моей деятельности никак. Поворотным моментом стала встреча  с
тобой, Рыжая. Как говорят в Одессе: мама, вы  будете смеяться. Я в тебя тоже
влюбился, Рыжая.  После нашей встречи в  Домжуре  уже  в январе  я  совершил
попытку пойти  на несанкционированный контакт -- познакомиться, пригласить в
ресторан... Результат превзошел все ожидания. Меня задержали два офицера КГБ
по подозрению  черт знает в  чем,  и уже  через  неделю по  линии  ГРУ я был
направлен в Афганистан.
   Все  попытки  связаться  с  Седым или  хотя  бы с Григорьевым оказались
тщетны. А  в  Афгане уже через месяц  от меня отвернулось и ГРУ. Два года  я
воевал там как простой танкист. Наверно, Седой надеялся,  что меня убьют. Но
меня не убили. А последний бой на Саланге за месяц до полного вывода войск с
отрядом никому не известного Абдуллы был  настолько нелеп, что я до  сих пор
считаю: Абдулла работал на Седого, хотя Базотги и не признавался в этом.
   Для Москвы я умер. Но на самом-то  деле душманы взяли меня  в  плен.  Я
сидел в Пешаваре. Кто, кроме Седого, мог добиться моего перевода из Пешавара
в  Анкару?  И  почему  вдруг Турция  --  совершенно  нейтральная  страна  по
отношению  к  афганскому  конфликту?  Я бежал из тамошней  тюрьмы. Бежал без
всякой  помощи  Седого  и добрался до  Италии. Во-первых, это родина Седого,
во-вторых, именно к Италии меня готовили на Ходынке в восемьдесят третьем. У
меня была хорошо отработанная легенда на имя Микеле Джаннини.
   Седой сам вышел на связь. Похоже, зауважал меня и  полностью простил. В
считанные недели я был восстановлен и в  ГРУ, и в службе ИКС.  Но  произошли
существенные  изменения: Горбачев, в  отличие  от  Андропова, сотрудничал  с
Базотги напрямую, и в России появился Малин. Так что мои прежние обязанности
стали неактуальны.
   Григорьев  возглавил  параллельную  тайную  агентуру   службы  ИКС   --
настолько тайную, что  в случае  провала обязан был  пускать в ход легенду о
работе  на ЦРУ. Но во-обше-то о связях Григорьева с Базотти изначально знало
так мало  людей, что было не слишком  сложно утаить это и  от  новорожденной
службы РИСК, и от Горбачева. Собственно, среди  живущих  в России знали  это
только Трофимов да  еще пяток человек  из ближайшего окружения Андропова, но
все они запуганы насмерть  до конца  дней своих и не только об этом,  но и о
многом другом предпочитают молчать.
   В общем, осознал я сложившуюся  ситуацию,  посмотрел с тоской в сторону
востока и попросился у Базотти на заслуженный отдых. Только  не в Италии. На
родину  хотелось, мочи  нет, как  хотелось.  "Хорошо, --  сказал  Седой,  --
поработай полгодика с Петей Чухановым в Риме. Ему уже срок назначен, а ты за
него  будешь в Москве свой век  доживать". Я тогда сразу  не понял,  о каком
сроке  он говорит,  а через  пять месяцев сделали из меня Чуханова. Дурацкое
дело не хитрое. Даже внешность перекраивать  всерьез не стали -- только шрам
убрали. Ведь  становиться физически  двойником  Чуханова --  пустое занятие.
Родственников  у  него  не сохранилось,  друзей  тоже  давно  поубивали. Всю
сознательную жизнь человек  работал  за  границей.  Так  что  не меня делали
похожим  на Чуханова, а  все  его  фотографии на архивных  документах  моими
заменили.
   Нарисовался я в девяностом в  Москве, как чертик из табакерки. Женился.
И живу с тех пор тихо. Никого не убиваю. Только одно с меня Седой потребовал
-- быть в курсе. Странное требование,  правда, друзья мои шпионы? Требование
просто дикое. Другим говорят:  ушел от дел -- забудь все и  больше ни во что
не суйся. А мне вот до последнего дня вменялось в обязанность быть в курсе и
иног-Да, не очень часто, сдавать Седому аналитические отчеты. И ждать  тебя,
Рыжая. Вот и все.
   Верба спросила:
   - Ну, раз ты в курсе всех дел, скажи, зачем же Базотти убил Ясеня?
   -- На это  я  могу  ответить  довольно  коротко.  Базотти просил Малина
создать самостоятельную структуру о" искренне хотел иметь в России не просто
подчиненный себе филиал.  Но он не представлял себе, во что это превратится,
недооценил специфику  нашей страны.  И в  какой-то момент в  его воображении
вновь возник чудовищный образ  абсолютно неподконтрольной суперспецслужбы, о
которой мечтал Чистяков, вновь пережил Седой ужас бессилия перед могуществом
другого человека -- Малин привиделся ему новьм Андроповым.
   -- Бред, -- сказала Верба.
   -- Это еще не весь бред. Покойный маразматик бредил с фантазией. Малина
он убил еще  и из  ревности.  Да-да, и точно так же из ревности он убил твою
девочку.  Ты нужна была ему безраздельно: никаких мужей, никаких девочек, он
мечтал о том  дне, когда ты  начнешь работать только на него... А в самолете
заодно  он  убрал  Джефа, который вдруг начал  догадываться  о  невиновности
перуанца в убийстве тех двоих, что были на встрече с Андроповым...
   -- А граната в окно?
   -- Ну, граната в окно -- это уже  мелочь. Так, шутка гения. Конечно, он
никого не собирался убивать. Но его манера оставалась неизменной: делать все
чужими руками. И не просто чужими,  а выстраивать ситуацию так, чтобы каждое
убийство  было  нужно  кому-то  еще, кроме  него. Чистяковых  с  не  меньшим
энтузиазмом  убивал  Андропов. Малина  прямо-таки с  наслаждением  убирал со
своей  дороги  Григорьев.  Гранату  с искренней  целью  запугивания  швыряли
бандиты... Ну и так далее. Вот только к концу этого года Седой почувствовал,
что машина убийств разогналась в России не на шутку.  Ему уже просто не  под
силу было остановить ее.
   Вот почему он  ждал  тебя  в  Майами.  Он хотел  спасти  свою Рыжую  от
российского  беспредела.  Он бы рассказал тебе все и не пустил бы  обратно в
Москву. Но карты легли по-другому. Совсем по-другому. От судьбы не уйдешь.
   --  Хорошо. Если вы такой  информированный, --  задал  наконец  я  свой
вопрос, -- что сейчас происходит в Москве?
   --  За точность анализа не ручаюсь,  но полагаю,  что господин Ларионов
устраняет  неугодных. Столкнув лбами  РИСК и ФСБ, он надеется  уничтожить  и
тех, и других. А движущей силой выступают  у  него бандитские кланы Москвы и
Кавказа. Вот примерно так.
   -- Кто?! -- вскочила Верба. -- Ларионов? И тут позвонил Тополь.
   Полковник  Никулин  вышел  тогда из  дому  вместе с  нами. Его  персона
совершенно  не  заинтересовала  григорьевских головорезов, арестовавших нашу
охрану  и  севших нам на хвост.  Никулин,  попрощавшись,  зашагал  в  другую
сторону. И мы еще не уехали, когда оттуда, из-за угла, раздался выстрел.
   -- Что это? -- спросил я.
   -- А черт его  знает! -- ответила Верба  рассеянно.  --  Ты слышал, что
сказал Тополь? Мы не можем сейчас отвлекаться.
   -- Где  Верба?  -- спросил Тополь, расталкивая  меня в три  часа дня по
багамскому времени.
   --У себя.
   --  Да  вы  чего,  обалдели?  --  удивился  Тополь.  --  Дрыхнут все по
отдельности! Онанизмом, что ли, занимались?
   -- Наверно, очень устали, -- соврал я.
   --С генералом Трофимовым неувязочка, --пробормотал Тополь.
   -- С каким генералом? -- не  понял я. Очевидно, реплика предназначалась
для Вербы.
   -- Не  мог  он  так  много знать и так долго находиться в  тени. Что-то
здесь нечисто. Ведь только в апреле этого года Базотги его шлепнул...
   -  А-а,  --  сообразил наконец я, --  еще раз  послушал апокалипсис  от
Игната.
   -- Да, -- сказал Тополь.
   И тут в мою комнату ввалились Платан и Клен с огромной настоящей елкой.
   - Вставайте, уроды! Новый год проспите!
   Комната наполнилась  совершенно неуместным  здесь,  но  торжественным и
ностальгически прекрасным запахом хвои. Из-за спины Клена выскочила Верба  и
с  криком "ура!"  дернула за ниточку хлопушки.  Разноцветный дождь  конфетти
посыпался на всех и на все вокруг.

ВСЕ ПЛОХИЕ ОТРАВИЛИСЬ
   Игрушки  они тоже привезли из Москвы, и  пока  мы  всей толпой наряжали
елку в большом зале на первом этаже, шел несмолкающий спор о том, во сколько
встречать  Новый  год.  Одни  утверждали,   что  по   багамскому,   то  есть
нью-йоркскому времени девяносто шестой наступил пятнадцать часов назад и мы,
придурки,  о нем просто забыли.  Другие  настаивали, что еще только тридцать
первое  декабря и,  следовательно,  шампанское надо  пить лишь  через девять
часов. Какое на самом деле  число, следовало, конечно, спросить у Гонсалеса,
но  на  это фантазии  почему-то ни  у  кого не  хватило,  и  так как  у всех
поголовно, даже у вновь прибывших Кедра с Пальмой часы показывали московское
время, Новый год решили встречать немедленно. Настроили телевизор на Москву,
послушали  бой курантов, опрокинули по бокалу и под энтэвэшную  программу  с
"Куклами"  принялись завтракать. Нанда  периодически  переключался на первый
канал и балдел от ретро-песенок в современном варианте.
   Этот  дурдом надо было видеть:  теплые волны Атлантики, шикарная вилла,
завтрак с шампанским в четыре часа пополудни под новогодней елкой, тибетский
монах тащится от советских песен пятидесятых годов, подпевая исполнителям, а
мальчик Рюшик носится  по  всему дому  вместе с  котом  Степаном, разматывая
серпантин, и орет от восторга!
   Кто-то предложил посмотреть последние новости "CNN" или "ВВС World", но
его гневно осудили.  Народ  не  хотел даже выслушать толком наших  друзей из
Москвы. Да и какие там были новости у  Клена с Платаном? Ну, бравые парни из
"девятки"  расстреляли  в  упор  Горца  Саркиева. Им  такое не впервой.  Ну,
другого бандюгу  --  Банкира Шурика удалось  из-под пуль спасти  и отправить
поближе к  Золтану -- на Огненную Землю.  Ну, пропал  куда-то Чуханов, он же
Никулин,  он же  Джаннини,  он  же  Грейв.  Застрелился,  что ли?  Или  убил
кого-нибудь  напоследок,  а  потом  и сам  помер  от  тоски.  Ну, не  забыли
выпустить с Лубянки  зятька его Тимофея, чтобы Новый год встречал  дома. Ну,
Ларионова отправили в  Лефортово. Добрая  примета. Значит, на  президентских
выборах  он как минимум выдвинет свою кандидатуру, а может,  и  победит. Ну,
пытались  арестовать Григорьева, а он взял да  и  скушал у  всех  на  глазах
совсем несъедобный яд.
   В  общем,   как  сказал  мой  сын  Рюшик,  когда  закончился  очередной
мексиканско-бразильский сериал,  "все  плохие отравились".  А хорошие, стало
быть, отдыхали на Багамах и хотели только петь и веселиться.
   У  нас  уже  начинались  танцы,  когда  в самый разгар веселья появился
Сиропулос. Я заметил, как напряглась Верба, увидев  старого грека. Но Тополь
вмиг обескуражил его вопросом:
   --  Никое,  быстро  отвечай:  когда  на  Багамах  встречают  Новый год?
Тридцать  первого  или  первого числа, если  считать  по  среднеевропейскому
времени?
   Сиропулос тяжко задумался и наконец сказал:
   -- А на Багамах Новый год вообще не встречают.
   -- Да  не может быть,  -- обиделся  Кедр. -- Дамы и мужики, этот  Никое
просто морочит нам голову!
   -- Не  просто, -- возразил Сиропулос. -- Господин Горбовский  задал мне
слишком сложный вопрос. Тут...  как это по-русски...  -- Он полез в карман и
старательно прочитал по бумажке: -- Без пол-литра не разберешься.
   После чего под общие аплодисменты извлек бутылку" водки "Смирнофф".
   -- Срочно в холодильник, -- распорядился Кедр. Но мы тоже не с  пустыми
руками приехали.
   И,  убирая  в  морозилку  "Смирновскую", он  продемонстрировал  публике
бутылку "Кеглевича".
   --  А  это,  -- подскочил Платан,  --  последний писк  в Москве: "Водка
"Довгань" -- невозможно подделать!"
   -- Ну-у-у, -- сказал я, -- по-моему, детям пора идти гулять.
   Белка  не возражала.  Одевшись  в бикини и  загрузив все необходимое  в
большой пакет, отправилась с Андрюшкой к морю. Вместе с ней  откомандировали
Леху.  На всякий случай,  ну хотя бы как  переводчика для общения  с Местным
населением. Да и мальчику повеселее будет.
   --  А теперь,  уважаемые  дамы и  господа, когда остались все свои,  --
начал Сиропулос в  своей обычной  манере,  -- осмелюсь  внести  предложение:
поговорим серьезно.
   МИНУТА МОЛЧАНИЯ
   --Жил  такой человек на  свете  --Норберт Фогель. И  обладал  он тайным
знанием, а вместе с ним и высшей властью. Получил он это все в наследство от
другого человека. Как звали того,  предыдущего,  -- неважно, не о нем сейчас
речь. А вот следующего звали Фернандо Базотти.
   Красивую  сказку начал рассказывать Сиропулос.  Собравшиеся внимательно
слушали.
   --  Я, конечно,  понимаю,  что  вы  все, как господа  трезвомыслящие  и
обладающие  пусть не  высшей,  но  вполне реальной  властью  на  планете, не
привыкли относиться всерьез к современным мифам о тайных обществах, масонах,
иезуитах  и прочей нечисти. Вам трудно представить,  что именно некий Фогель
допустил Ленина в России и, как следствие,  Гитлера в Германии. Да я этого и
не утверждаю, возможно,  он просто не допустил чего-то еще более  страшного,
выбрав меньшее из двух зол. Бог с ней, с историей.
   Главное, поверьте:  есть и  всегда  был единый центр управления  миром,
единый контроль над всеми странами  и народами. Потому  как, если  бы его не
было, конец света стал бы неминуем еще два века назад. Это преамбула.
   Теперь  суть.  К  бандитской  своей власти  Базотти  пришел  сам, а вот
создание фонда  и службы  ИКС,  конечно, не  обошлось без  Фогеля. Не  могло
обойтись.  Впрочем, даже  это мы  можем подвергнуть  сомнению и  вынести  за
скобки. Перейдем  же  наконец к самым главньм и неопровержимым фактам,  коим
ваш покорный слуга являлся живым свидетелем.
   [Фернандо  знал   Норберта  Фогеля  всего   один  год.  Но  верил   ему
безгранично. Фогель умер в пятьдесят седьмом, летом, через два  месяца после
убийства Марио Базотти, и передал Фернандо символ высшей власти  -- вот этот
серебряный  перстень  с  лунным камнем.  Базотти  уверял  меня, что  данному
перстню  девять тысяч лет. Оставим это  утверждение на  его совести.  Тайное
знание,  в которое  посвятил  Норберт  избранного им Фернандо, должно быть и
непременно будет передано следующему.
   Но  это не я. Перед  вами, господа, лишь Носитель  Перстня,  облеченный
подобным  доверием на трое  суток.  В день  похорон я  вручу символ власти и
тайное знание Преемнику- Не спрашивайте, кому, -- это будет в день похорон.
   Еще раз повторяю, господа, я полностью разделяю ваш скепсис в отношении
этих средневековых  ритуалов. Но  согласитесь:  в  традиции  всех народов  и
культур  входило  уважение  к  последней  воле  покойного.  Уже хотя  бы это
заставляет меня пунктуально исполнить все предписанное. А кроме того...
   Я перехожу к финальному аккорду. Выводы делайте сами.
   Фогель  предсказал Базотти  судьбу.  Да, именно так, не надо морщиться.
Норберт  Фогель предсказал,  что Фернандо убьет русская девушка-фигуристка с
выдающимися интеллектуальными способностями.
   В шестьдесят четвертом году Базотти знакомится с Чистяковым в тот самый
январский день, когда у последнего в Лиссабоне рождается дочка. В шестьдесят
шестом  Чистяков  начинает  работать  на  Базотти,  а  в  шестьдесят девятом
Португальца переводят в Москву, и девочка  становится на коньки в спортшколе
ЦСКА.  Только  в семьдесят втором Фернандо случайно узнает об  этом. А  Маша
растет  смышленая  не по годам.  С каждым годом  ее  движение к  спортивному
Олимпу все увереннее, но  ее  успехи  в  математике,  в  языках,  ее  умение
рассуждать  и  сочинять  стихи  поражает  не  меньше.  Базотти понимает: так
сбывается пророчество. Сначала он  готов смириться. Традиционная мистика  по
Фогелю (да по кому угодно!) учит: от судьбы ие уйдешь. Но ведь Базотти -- не
Фогель. Базотти -- бун-рь, человек новой генерации, тайный властитель второй
ноловины века.  "Смири  гордыню!" --  говорит Базотги сам  себе.  "Смирившие
гордыню  -- это  черви,  --  отвечает  другой Базотги.  -- Пусть ползают, ты
будешь  выше.  Ты  изменишь свою судьбу,  ты будешь первым!" -- "И  все-таки
смири гордыню.  Не нами сказано". Эта внутренняя борьба продолжается  десять
лет.  А потом Чистяков устраивает ему встречу с Андроповым. Андропов на союз
не идет. Ба-зотти  раздавлен. Базотти унижен и уничтожен. Впервые в жизни. И
тут  Чистяков   предлагает  создать  суперспецслужбу  без  Андропова  и  без
Базотги...
   Все. Счет пошел на дни. А может быть, на часы.
   Марии Чистяковой без малого девятнадцать. Но  по  эрудиции, интеллекту,
по отношению к жизни ей  гораздо больше. В чем-то она уже пошла дальше отца.
"Знаешь, --  говорит  однажды  Португалец Седому, --  кто  мне подкинул идею
суперспецслужбы? Не поверишь.  Машка моя. Объединиться бы вам, па, КГБ и ЦРУ
-- вот бы здорово было! Так мне и сказала".
   На  этом  закончились  сомнения  Фернандо  Базотги,  Великого  Носителя
Тайного Знания.
   Господа, я предлагаю всем встать. И давайте помолчим минуту.
   -- Генерал Трофимов  был  четвертым и главным агентом Базотти в Москве,
-- продолжил Сиропулос  после паузы. -- Об этом  не знали  ни Григорьев,  ни
Португалец, ни Грейв.  Вот почему  именно  он  и проводил  операцию "Тройной
тулуп" как бы по распоряжению Андропова. Трудно сказать наверняка, почему на
старости  лет  Трофимов вдруг надумал менять хозяина  и сам позвонил Малину.
Думаю,  почувствовал,  что  на  смену   маразматику  Базотти  идет  все-таки
молодежь.
   Теперь о молодежи.
   Через три года и  три месяца вернувшаяся  из Афганистана Татьяна Лозова
приходит   в  приемную  КГБ.  Случай,  мягко  говоря,  редкий.  И  полковник
Григорьев, памятуя  о дружбе Лозовой  и  Чистяковой,  доводит  информацию до
Базотти. Фернандо  вздрагивает. А к началу зимы смутные подозрения переходят
в  уверенность: он убил совсем не ту девушку-фигуристку. Черный пояс карате,
два  года войны без  единой царапины, владение всеми  видами оружия,  талант
рисовальщицы,  фантастическая  способность к  языкам.  Русские,  вернувшиеся
оттуда,  обычно  лишь ругались  на этаком  усредненном  фарси.  Лозова очень
прилично говорила на дари и пушту.  И,  наконец,  Лозова рвалась, прямо-таки
рвалась в КГБ.
   Снова смерть дышала в затылок Фернандо Базотги.  Чего казалось бы проще
-- убить  еще  одну  фигуристку.  Нет,  это  было  невозможно.  Для  Базотти
физически невозможно. Он теперь мечтал, чтобы она убила его. И делал все для
этого.  Он  не торопил события. У  него был ужасный, но  тонкий и  по-своему
красивый план. И Базотти добился своего.
   Ведь это ты убила его, Рыжая!
   Мы  все пили разную водку, но никто не почувствовал разницы. Водка была
совершенно безвкусной, и от нее никто, никто не пьянел.
   ВСЕГДА ГОТОВЫ
   Прежде  чем  улететь,  Сиропулос объяснил, что завтра  мы все поголовно
обязаны  прибыть в штаб-квартиру  службы  ИКС, где  на  гражданскую панихиду
соберутся Причастные со всего мира. Оттуда двинемся в аэропорт Майами, далее
"Боинг-747",  оборудованный под специальный лайнер-катафалк,  доставит нас в
Неаполь на отпевание и собственно похороны.
   Уже возле  вертолета Никос коротко переговорил с Тополем и  очень долго
обсуждал что-то с Ковальским.
   К Вербе он даже не подходил.
   К  Вербе  никто не подходил --  не  решались.  Может, это было  чувство
стыда?
   Я видел, как Татьяна пошла к морю, и сразу двинулся за ней. Лешка Ивлев
был приставлен к Рюшику и  в тот момент носился  с  ним где-то по  лесу, а я
решил,  что не имею права оставить  Вербу одну. Конечно, не тот она человек,
чтобы на себя руки накладывать, но мало ли... Береженого Бог бережет.
   Татьяна  дошла до  полосы  прибоя, скинула с себя  всю одежду, медленно
вошла в воду и, не оглядываясь, поплыла. Я невольно залюбовался. Да так, что
даже не заметил: любуюсь  я не  один. Ветер, правда, был  с моря, и довольно
сильный, но все равно позор -- суперагент Ясень называется!
   -- Красивая она, твоя Татьяна, -- сказала позади меня Белка.
   --  Не  прибедняйся,   ты  тоже   красивая,  --  ответил  я  ей.  Белка
отреагировала странно:
   -- Тогда я тоже разденусь.
   -- Конечно, давно пора! -- поддержал я это предложение.  -- Сексуальных
маньяков здесь нет.
   Белка с детства любила плавать и плавала хорошо. Вдоволь наплескавшись,
обе красавицы сели