подняли руки, обводя глазами  странное собрание у
дороги. Пассажиров ни в той, ни в другой машине не было. Шайтан покосился на
Высокого Шефа. Тот едва заметно кивнул, и грянуло сразу несколько выстрелов.
Нет, не грянуло, скорее тихо прошелестело все балалайки были с глушаками.  И
лохи попадали: один на капот,  другой наземь, возле колеса.  Вот только лохи
они или мусора переодетые, он так и не понял. И счел возможным спросить:
   -- Кто они?
   -- Не знаю, -- сказал Высокий Шеф. -- Они меня видели здесь.
   "Красиво, -- подумал Шайтан. -- Даже мы так не работаем".
   -- На меня теперь повесите? -- кивнул он на двух жмуриков.
   -- Обижаешь, -- улыбнулся Высокий  Шеф  своей  знаменитой  улыбочкой. И
добавил ласково: -- Кирюха!
   Шайтану велели уезжать первым.  В  сторону Москвы.  Он  так  и  сделал.
"Хвоста"  не  было.  Шкаф сидел  за  рулем  и  молчал, как будто  ничего  не
случилось. За это все и любили Шкафа.
   -- Шкаф, покружи  еще, -- попросил Шайтан.  Но "хвоста" не было. Шайтан
дал бы яйца себе отрезать, что не было "хвоста".
   И это ему тоже очень не нравилось.

   Глава восьмая

   Белку выручало то, что  она много лет подряд  быя страстной поклонницей
детективов. В последние годы их навыпускали до безобразия  много, девять  из
десяти  детективов читать  стало просто  невозможно из-за их дурного языка и
страсть ее несколько поутихла. Но это было и не важно: новые детективы несли
в себе  мало полезной информации, а все необходимые для жизни  знания Белка,
как ей казалось, уже имела.
   Поэтому, прежде чем совершить  следующий  шаг, она села и все тщательно
обдумала.
   Первое. Надо попытаться выявить "хвост".  Это может не получиться, если
за ней следят профессионалы.
   Второе. Исключаются серьезные разговоры по домашнему телефону.
   Третье. Со всеми, кто регулярно общается с ней, никаких даже намеков на
возможное  частное расследование  убийства. Но вообще говорить  об  убийстве
надо,  в  том  числе  и  по  телефону.  Иначе ее  поведение будет  выглядеть
подозрительно.
   Четвертое.  С  бандитами Майкла  надо  повидаться  срочно,  организовав
классическую конспиративную встречу.
   Пятое. Все прочие активные  действия по расследованию можно производить
только  позже  -- выдержав солидную паузу (месяц, возможно, два) и усыпив их
бдительность.
   Оставалось подумать, кто такие они.  Определенные выводы могли повлиять
в том числе  и  на  правила  поведения, на  правила  игры.  Белка насчитала,
подытожив свои рассуждения, три основные гипотезы и одну дополнительную. Они
могли  оказаться: мафиозной  группировкой,  зарубежной разведкой  или  своей
госбезопасностью  (в широком понимании  этого слова).  Дополнительная версия
предполагала  все  же  действительное  убийство Мишки,  и  потому  Белке  не
хотелось  всерьез ее  разрабатывать. В еущности, они  могли оказаться просто
ментами.  Ведь у нас в отделениях забивают насмерть не только лиц кавказской
национальности.  А  потом,  когда  нужно  скрыть  преступлеление  что  стоит
подбросить в морг какой-нибудь левый труп.
   Скучная версия. Про вербовку в ЦРУ думать намного интереснее.
   Только к разговору с  Патлатым нужно как следует подготовиться. Вряд ли
его заинтересуют сказки про ЦРУ. Скорее всего Патлатый вообще говорить с ней
не захочет.
   Кто она такая? А  он  -- для  своего мира -- примерно в ранге министра.
Пусть не говорит. Все, что от него нужно  на  самом  деле, -- это координаты
Шайтана.  Их можно  получить в обмен на  другую ценную информацию. Нужны как
минимум два факта:  один, чтобы заинтересовать  и  другой  --  чтобы выудить
нужные сведения авансом. Белка нашла такие факты. Первый -- это то, что Миху
не  так давно таскали в КГБ. Официально -- по поводу романа а на самом  деле
-- кто ж  его знает. И второй  -- главный -- что Белка не опознала наверняка
тело своего мужа. Нет она не  скажет этому  бандиту  про шрам, про  странных
санитаров, вообще  не скажет ничего конкретного, просто направит его мысли в
нужное русло.
   Был  и  еще  один факт.  Однако  о нем Белка  решила  молчать до конца.
Пистолет.  Который  пропал. О  котором никто нигде не упоминал. Ни Майкл, ни
майор с Петровки. Но, что бы ни случилось с Михой, ему уже все равно, а она,
если признается, автоматически подпадает под статью.
   Вот такая была теория. А практика началась в четверг, на следующий день
после похорон.
   Белка числилась в отпуске, да  и вообще  по новым неписаным правилам  в
некогда полурежимный НИИ теперь можно было  являться только в день зарплаты.
В последние  два  года Белка оставалась  на работе не ради  денег (пятьдесят
долларов  в  месяц  -- это не  деньги), а  так  -- ради компании,  на других
посмотреть,  себя показать,  в общем, чтобы не закиснуть в домашних заботах,
благо родители -- в основном, разумеется, мама -- могли  Андрюшку  взять  на
себя.  Словом,  институт  был  чем-то  вроде  клуба.  В  нем  и  остались-то
преимущественно такие же скучающие и более или менее обеспеченные  тетки.  А
немногочисленные мужчины почти все прокручивали  всевозможные сделки прямо в
стенах родного учреждения.
   Белка решила выйти на работу на два дня раньше просто от тоски. Но была
и тайная цель.
   В  отделе все уже знали о  ее горе. Очевидно, Женечка позвонила кому-то
из общих  знакомых  еще  в  тот  день. Ведь  двое сотрудников даже пришли на
похороны.  Сейчас  заговаривать на больную  тему никто  не  решался.  Только
начальник  в  своей  обычной  бесстрастной манере высказал  соболезнования и
пообещал  материальную  помощь. "Какая от  них помощь!  Как же,  -- подумала
Белка. -- Получки месяцами не дождешься. Все ждут оплаты  каких-то актов". И
когда среди своих  стало совсем  безрадостно Белка отправилась к подружкам в
другой отдел, где еше ничего не знали. Покурила, потрепалась как ни в чем не
бывало, сделала два звонка: Женечке и... Количу. Даже если это КГБ, не могут
же  они  все  на прослушку поставить!  Колич разговаривал вполне приветливо.
Сама-то Белка  знакома с ним была шапочно,  но старый  друг Михи  Майкл,  по
понятиям Колича, явно был в авторитете. Вообще  Майкл  -- толковый биохимик,
талантливый  программист и лихой коммерсант Михаил  Вербицкий -- представлял
своего рода феномен: бесконечно далекий от уголовного мира  по происхождению
и  воспитанию, он  в годы всеобщей криминализации  крупного, среднего и даже
мелкого  бизнеса быстро  стал  среди бандитов своим  на  правах  "законного"
консультанта.
   Колич хотел было сразу дать  Белке телефон Патлатого с правом ссылаться
на него,  Колича, но Белка резко  возразила против такого варианта. Ей нужно
было, чтобы Патлатый, будь он хоть  лидер всех московских группировок вместе
взятых, позвонил ей сам, обязательно завтра, точно в двенадцать и именно  по
тому телефону, который она сейчас назовет. Скромный боец Колич (шесть лет на
простой  зоне  за  простой  грабеж  и  два  года  работы   в  группировке  с
постепенным, но  явным приближением к шефу), почуяв шпионские страсти, вновь
проникся важностью дела и обещал.
   -- Девчонки, --  сказала Белка подругам,  --  я тут одному мужчине  ваш
телефон дала.  Завтра  опять  приду. А  то  наши  бабы  не  дадут  нормально
поговорить.
   --Все понятно, -- улыбнулись подружки, и одна другой  прокомментировала
назидательно:  --  Вот  видишь, у Ольги муж  и  ребенок  в  отъезде, так она
времени не теряет, а мы...
   Патлатый позвонил минута в минуту.
   -- Вы можете сейчас подъехать? -- спросила Белка.
   - Это так важно?
   -- Очень важно.
   -- Хорошо, диктуйте адрес.
   Вот  так. Разве  от  милиции  подобного  понимания  дождешься?  Никакой
грубости, никакой фени -- все интеллигентно и вежливо.
   Но  в ту же секунду Белка  испугалась. С чего  он так подхватился? Ведь
большой человек...  Может,  сам Патлатый  и ведет  всю эту  игру?  И  теперь
приедет, чтобы убрать Ольгу с дороги как мелкую раздражающую  помеху? Или он
действительно  рассчитывает на очень важную для себя информацию?  А она  ему
ничего интересного  не сообщит Что тогда? За  ложный вызов в этой среде тоже
полагается смертная казнь?
   Однако при первом же взгляде на  Патлатого все  страхи странным образом
рассеялись.  Грозный  авторитет вполне  соответствовал своей кличке:  волосы
носил  до плеч. Одет был хорошо, но не броско, черты лица имел благородные и
внешне походил больше всего на провинциального актера. Однако под плащом, не
случайно  очень  свободным,  скорее всего  болтался  в  кобуре  какой-нибудь
серьезный автоматический пистолет.
   Они курили, стоя возле  урны в застекленном переходе между институтом и
опытным  заводом, и беседовали под  ровный шумовой  фон  ближайшего  цеха. В
таком месте что-либо подслушать физически невозможно, а съемку снаружи вести
бессмысленно: яркий боковой свет и мутные грязные окна.
   Патлатый очень внимательно выслушал  Белку. Координаты Шайтана, вопреки
ожиданиям, дал сразу и только пояснил, что ничего нового у тверского  лидера
пока нет.
   Слово за слово  они  перешли  на  "ты",  Белка  с ужасом  ощутила  даже
определенную симпатию к этому человеку: все-таки он  ей помогал, и  в данный
момент практически бескорыстно.  Платить придется после -- об этом она  тоже
знала, но не хотела думать. Ей было уже все равно. А  Патлатый будто  угадал
ее мысли.
   -- Ольга,  -- сказал он на  прощание, -- ты теперь с  нами. Так будь  с
нами до конца. И не  бойся ГБ. Сегодня и там уже есть наши люди. Подмять эту
систему под  себя для нас вопрос  времени. Не  бойся никого, если ты с нами.
Подумай,  я могу выделить тебе  охрану. Связь держи через меня. Если  что-то
переменится, мы  дадим  тебе знать.  А  Шайтаном  можешь  встречаться, когда
захочешь: он мне не начальник, и я ему тоже. Адье.
   И он зашагал красивой походкой спортсмена, на  ходу  давая по  телефону
распоряжения  своей  охране  или  водителю. У проходной  его  ждал наверняка
шикарный "Мерседес" или "БМВ", а дальше -- роскошный офис где-нибудь в самом
центре... "Новый русский", хозяин  жизни, не признающий  никаких законов: ни
воровских, ни государственных, ни Божьих.
   Белка не хотела быть с ним, но, кажется, от нее уже ничего не зависело.
   Она вспомнила похороны.  Там  таких  не  было. Народу вообще  собралось
немного -- лето. Со старой Мишкиной работы никого -- слишком давно это было.
С  последней  фирмы --  тоже  никого: слишком  недавно  поругались.  Ну,  из
"Текста", конечно, пришли, и вообще больше всего было народу из писательской
тусовки.
   Многие  спрашивали  про  Майкла.  Он  тоже  когда-то  ходил на  семинар
фантастов, там и познакомился с Михой.  Пришлось сказать,  что  Майкла нет в
Москве. Это была  правда  -- ведь он отсиживался на даче,  чтобы не дразнить
гусей.
   Здесь,  на  похоронах, Белка с некоторым удивлением обнаружила:  бывшие
молодые  писатели  еще  не окончательно утратили чувство солидарности друг с
другом.  Была,  конечно,  и компания  фэнов  --  этих  вездесущих  любителей
фантастики, некогда,  в перестройку, объединенных в могучие клубы, а  сейчас
влачивших унылое существование, как, впрочем,  и  вся  интеллигенция. Пришел
Егор  Стульев, давно  переключившийся с  фантастики на  детективы и  ставший
почти  автором  бестселлеров.  Пришел  Додик  Саидзе,  писавший теперь очень
эстетскую  и  никому  не  нужную  прозу.  Пришел  Олег Зарайский,  сменивший
фантастику на горячие будни  газетчика еще при Горячеве. Очень, очень разные
люди,  но все они помнили  Разгонова, все  были когда-то  вместе. Мечтали  о
коммунизме по Стругацким  и о победе над коммунизмом по-советски описывали в
своих произведениях романтические звездные войны и на дух не принимали войны
земные, придумывали галактические сверхцивилизации которые помогут людям,  и
надеялись в жизни только на себя.
   А теперь  был глухо закрытый  гроб и  много цветов.  Лето.  Людей летом
мало, а цветов много.
   Когда  садились  в  автобус на Николо-Архангельском к ней подошел  Олег
Зарайский  и  стал  прощаться.  Во-первых он  приехал  на своих  колесах,  а
во-вторых,  на  поминки  уже  не  успевал  --  работа. Стал  теперь  штатным
корреспондентом "Московского комсомольца" и пахал, пахал, пахал.
   -- Помнишь, как здорово было на  семинаре? -- сказал вдруг Зарайский, и
Белка  даже  вздрогнула  от такого  совпадения  их мыслей.  На  семинар  она
приходила только два раза,  а обо всем остальном знала исключительно со слов
Михи.
   -- Еще бы,  -- ответила  Белка,  едва  сдерживая  слезы.  -- Ты  звони,
Олежек. Ладно? Звони иногда.
   Теперь, стоя  в  переходе  между  заводом и  институтом  и глядя сквозь
немытые  стекла на бесконечную стройку внизу,  она вспомнила этот разговор и
подумала:  "Зарайский. Вот  кто может  провести  неформальное  журналистское
расследование. Олежек  всегда рвался  делать что-нибудь недозволенное.  А  к
тому же  --  "МК". Газета политических скандалов, газета,  которая никого  и
ничего  не боится. Это идея. Только информацию надо передать Зарайскому так,
чтобы об этом никто не узнал. Самой звонить плохо, даже из института, негоже
судьбу два раза испытывать. А Олег вряд ли позвонит, закрученный он там, как
сто  китайцев. Значит, будем выходить через  общих  знакомых...  Ну,  ладно.
Время обеда кончилось, пора показаться на рабочем месте".
   А Зарайский все-таки позвонил.

   Глава девятая

   Теперь  Шайтан,  конечно, догадался,  что за конверт  такой  передал он
Золтану в середине августа.
   Конверт  принес  тогда  человек,  назвавшийся  охраной  Высокого  Шефа,
сбежавшим от него в тверскую группировку. Очень странный пассажир. Кто ж это
от таких солидных людей убегает  к простым "группировщикам"?  Словом все это
сильно  пованивало  провокацией. Забрав  конверт,  Шайтан громко  сказал при
свидетелях:
   -- Предатели нам не нужны.
   И выстрелил связному в лицо.
   Потом Шайтан немножко жалел, что так поторопился -- даже не  попробовал
выяснить, кто  же  на самом деле прислал этого фраера? Но, с другой стороны,
красивое убийство всегда добавляет авторитета среди  своих, а начнешь  сопли
жевать  -- момент  упустишь. И кто его  знает, что бы там еще наговорил этот
фельдъегерь. Уж слишком он много знал для вольно ходящего человека.
   После  того,  как  четверо  бойцов  Шайтана выпали  .из  блатного  мира
навсегда, после  того, как на  него повесили неведомо кем  заделанную на его
территории дурную мок-руху,  после того, как Золтан  запоролся  под Тверью и
тоже  исчез  бесследно,  --  после  всего  этого случайностям места  уже  не
осталось. Действительно, с какой стороны ни посмотри.
   Лучшие ребята Шайтана  бездарно обстреливают  машину подразделения РИСК
по  заданию  Высокого  Шефа. И  конверт для Золтана  тоже приходит как бы от
Высокого Шефа. При этом сам Шеф об убитом связнике ничего не спрашивает.
   Золтан убивает  начальника пресловутого РИСКа (информация  от  Высокого
Шефа), и  он же  встречает  этого начальника  живым. Где?  Да все тут же, на
тверской территории, подконтрольной Шайтану.
   Почему вдруг вся российская политика  клином  сошлась  на его губернии?
Что-то тут не  так,  чуял Шайтан.  Точно --  нитку рвать  пора. Надо  только
успеть  бабки из Будапешта  в  Лозанну  перевести.  В  Будапеште-то их сразу
накроют, если что. А с Высоким Шефом ему  все равно не справиться -  весовая
категория не та.
   Сам  Высокий  Шеф,  помощник президента  Альберт  Ларионов,  разгадывал
примерно  те же загадки.  Правда, формации  было у него существенно  больше.
Например,  он знал не только, как зовут всех убитых, но и  как они выглядели
перед  смертью.  И  когда на  стол ему  легли  две  фотографии  --  Малина и
Разгонова Ларионов надолго задумался.
   Эти  контрразведчики, соперничая  друг с другом до  того все  запутали,
что, наверно,  уже сами не  знают,  который из двоих жив. Во  всяком случае,
Ларионов разобраться  в этом пока не  смог.  Если остался  Малин, не  совсем
понятно,  будут  ли его выдавать за Разгонова в ближайшее  время, а вот если
остался Разгонов, его уже выдают за Малина. Что ж, старо как мир. При  "отце
народов", рассказывают, каждому члену Политбюро по  рангу полагался двойник.
На всякий случай.
   Но самое интересное,  понял вдруг  Ларионов, что  лично ему по большому
счету наплевать, Малин сейчас в Лондоне или  его двойник. Ведь  служба  РИСК
разыгрывала  эту  пьесу  не  для  Кремля,   а  скорее   для  ФСБ  и  мировой
общественности. И комитет (так было привычнее называть ФСБ) устроил охоту на
Малина не ради того, чтобы перед ним, Ларионовым, выпендриться. Никто из них
о  настоящей  роли  Ларионова не знает, не  догадывается,  и  мышиная возня,
развернувшаяся между Григорьевым и Горбовским, лишний раз подтверждает это.
   Наверху он  все  организовал чисто, даже  параллельная  проверка  через
агентуру германской БНД свидетельствует о полной секретности его замыслов, а
через мафиозные  структуры утечка  информации тем более невозможна. Там люди
умеют  молчать  не хуже,  чем в комитете, а  главное  --  там намного  проще
убивать тех,  кто  молчать не  умеет.  Никаких  легенд  не  нужно,  для  МВД
существует  магическое  слово  "разборка":  произнесешь  его,  и  дело можно
закрывать.
   Ларионов  давно  поставил  на  криминальные структуры. Силища  за  ними
огромная.  Добавить чуть-чуть порядка,  организованности,  и никакая  армия,
никакая тайная полиция им не страшна.
   Что ж, пусть пока две спецслужбы погрызутся, жаль, не удалось еще и ГРУ
подключить  к  этой сваре. Или уже  удалось? Да, вот  есть  данные, что  два
офицера  с  Ходынки  выезжали в  тот  день в Раздоры. Прекрасно!  Ну  просто
замечательно! Может, еще кого пришьют. Легче будет додать оставшихся.
   "А ведь я их все равно доем", -- подытожил Ларионов.
   Странное  ощущение  возникало: словно  кто-то ворожит кто-то  огромный,
сильный,  кто-то  нездешний. Или это  уже бред пошел от  общей  усталости  и
нервотрепки? Кто  может быть  сильнее его? В этой стране  -- никто. А там, в
какой-нибудь Америке... Да им же  наплевать:  Жириновский  войдет  в Кремль,
законно  избранный,  или  Ларионов въедет на  танке. И  главное, чтобы здесь
оружия  побольше производили и  погромче кричали о войне.  Не станут они ему
оттуда ворожить.
   А все-таки ворожит кто-то, да так загадочно, так непонятно, что страшно
делается; сегодня ворожит  -- и ты на  коне, а  завтра  перестанет --  и где
окажешься? То-то и  оно, что в этой  самой, как говорят любители эвфемизмов,
яме.
   Ну,  что  еще нехорошо?  Поддержка Малина  резидентурами  Международной
службы  контроля?  Так ведь репетиция с  убийством прошла успешно:  где  эта
поддержка, где  она? Где почтенные старцы Базотги,  Балаш и Спрингер? Балаш,
кажется,  помер,  но это  неважно. Все международные  организации --  дерьмо
собачье.  Никто  в   эту  страну  не  полезет:  ни   МСК,  ни  Интерпол,  ни
Международный  валютный фонд... А внутри России  ему уже  нет равных. Почему
так решил? Да вот хотя бы последний случай.
   Золтана  в Завидове  накрывает РИСК  под  видом  ФСБ и при участии МВД.
Великий неуловимый  Золтан наконец в  ловушке.  Он  уже бросил оружие, через
минуту сдастся, но в руках у него трубка сотовой связи. Кому он звонит? Нота
бене: не зная, чей был заказ, не зная, кого  он убил и кто теперь его вяжет!
Кому  звонит  Золтан  в  этой   ситуации?  Куликову,  чтобы  посрамить  ФСБ?
Барсукову,  чтобы  посрамить  МВД?  Может  быть,  Черномырдину  --  главному
миротворцу?  Нет.  Даже  не Коржакову.  Он  звонит Высокому Шефу,  причем не
догадываясь, что  это  и  есть Ларионов. Звонит  по номеру, которого сам  не
знает, который набрал Шайтан с выводом на секретную кнопку.
   Золтан звонит и сообщает: "Объект жив. Я убил кого другого. Я арестован
при участии объекта". А потом  выбрасывает батарейки, стирая номер из памяти
телефона. Успевает сообщить самое главное, потому что  надеется на помощь. И
это правильно.  Если  Ларионов не  спасет --уже никто не спасет. Но Ларионов
тоже спасать