аллии.  Знакомы,
да?
     - Нет уж, не сподобился, - Автолик мало-помалу  приходил  в  себя.  В
конце концов, что тут особенного - закончив занятия в фиванской  палестре,
лицом к лицу встретиться со старшим сыном  басилея  Ойхаллии  (кто,  кроме
наследника,  так  спокойно   назовет   себя   Ойхаллийским?),   специально
приехавшим сюда с Эвбеи и собиравшимся не учиться, а учить...
     Кого?
     Его, что ли, Автолика?!
     Тогда - чему?!.
     Борьбе? Нет, только не борьбе - стоит далеко... Автолик по себе знал,
что опытные борцы даже при дружеском разговоре стараются держатся  поближе
к собеседнику, на расстоянии вытянутой  руки;  это  въедается  в  плоть  и
кровь, становится второй натурой, привычкой, потому что дальше -  неуютно,
ближе - опасно, а вот так, полшага до захвата - в самый раз.
     Нет, Ифит - не борец.
     И не воин-щитоносец - потому что тот же  Кастор  всегда  держится  на
расстоянии копейного удара, четырех-пяти локтей от  собеседника,  стараясь
иметь запас пустого пространства (не такого, как любит его брат  Полидевк,
кулачный боец, а раза в полтора больше), и Автолик не раз замечал, что при
разговоре с Кастором  теснит  последнего  к  ближайшей  стене,  машинально
стараясь подойти поближе - что, в свою очередь, заставляло Кастора  делать
шаг назад.
     А этот гость еще дальше стоит, чем Кастор, и чувствуется, что ему так
удобно беседовать...
     Кифаред? Так лучше Лина юнцу не бывать!
     Колесничий? Повадка не та.
     Просто юный нахал? Непохоже...
     Раздумывая, Автолик нечаянно  посмотрел  переставшему  моргать  Ифиту
прямо в глаза - и вдруг все понял, понял еще до того, как увидел,  что  за
предмет  приторочен   к   ограждению   Ифитовой   колесницы.   Уж   больно
пронзительный прищур оказался у юноши, и  морщинки  не  по  возрасту  лихо
разбегались от уголков глаз; не взгляд - стрела, та стрела, которую видишь
уже в себе, в первый и последний раз видишь...
     Лучник.
     И лук на колеснице - тяжелый,  тугой,  значительно  больше  обычного,
такого, каких много перевидел Автолик за свою жизнь.
     - Так ты сын Эврита-лучника... - пробормотал Автолик, задумчиво качая
головой. - Нет, юноша, твоего отца я не видел, но слышал о нем  не  раз  -
правда, тогда он еще не был басилеем, когда мне о нем слышать  доводилось.
Что ж тебя отец одного отпустил-то, в Фивы?
     - Почему одного? - искренне удивился Ифит, смешно  морща  по-юношески
чистый лоб. - И вовсе не одного... просто  отец  со  свитой  сразу  в  дом
Амфитриона поехал, а я сюда - учителей  здешних  повидать.  Вы  понимаете,
здесь же в учителях и Кастор Диоскур, и Автолик Гермесид, и...
     Ифит осекся, видимо, сообразив, кем может оказаться его собеседник.
     - А вы... вы - Кастор? Или сам Амфитрион?
     - Тогда почему не Автолик? - иронически поинтересовался Автолик.
     - Ну да!  -  Ифит  Ойхаллийский  подмигнул  борцу  -  мол,  наших  не
проведешь!
     - Еще чего! Автолик - он хитрец известный, ему пальца в рот не клади,
а у вас... у вас лицо вон какое честное!
     Так Автолик не  смеялся  даже  тогда,  когда  братья  Алкид  и  Ификл
топтались по несчастному Поликтору и его дружкам.



                                    3

     ...Нет, гости были сегодня Алкмене совершенно ни к чему.
     С ночи у нее начались обычные женские очищения, но в  последние  годы
(о  ревнивая  Гера!)  они  проходили  настолько  болезненно,  что  Алкмена
старалась забиваться в отдаленнейший угол гинекея и  хотя  бы  первые  два
дня, как зверь в берлоге,  не  попадаться  никому  на  глаза,  кроме  двух
доверенных рабынь-финикиянок, никогда не  обижавшихся  на  раздражительную
хозяйку.
     Вот и сегодня Алкмена заснула только  на  рассвете,  поднялась  около
полудня совершенно разбитая, обругала Тефию (сильно располневшую и ставшую
от этого медлительной и добродушной) за  какую-то  пустячную  провинность,
через час подарила ей серебряную фибулу в виде листа орешника - дети  были
в палестре, муж находился там же, и жизнь шла своим чередом, то есть  была
отвратительной.
     Алкмена  знала,  что  скоро  это  пройдет,  но  легче  от  этого   не
становилось.
     Ближе  к  вечеру   вернулись   дети   -   взмыленные,   растрепанные,
исцарапанные - и Алкмене очень захотелось обнять их, пожалеть, хоть на миг
спрятать от сурового мужского мира, где дерутся и наказывают, но Амфитрион
строго-настрого запретил ей так поступать; и еще около часа Алкмена жалела
саму себя за то, что так и не  смогла  родить  себе  девочку  (о  мелочная
Гера!..), а потом Алкид и Ификл куда-то умчались, пришедший  незадолго  до
сыновей Амфитрион сидел в  мегароне  и  был  занят  или  притворялся,  что
занят...
     Вот тогда и объявились нежданные гости.
     Чуть  было  не  приказав  челяди  выгнать  чрезмерно  шумную  ватагу,
заполонившую все подворье, Алкмена в последний момент пристально  оглядела
гостей  и  поняла  -  это  кто  угодно,  только  не  бродяги.  Две  дюжины
вооруженных людей с хриплыми голосами солдат, десяток женщин в  запыленных
одеждах, одна девочка примерно девяти  лет,  очень  высокий  мужчина  чуть
старше Амфитриона...
     Они шумели, но не буянили, прихлебывали из походных киликов [килик  -
черпак, кубок] с откидывающейся крышкой, но особо пьяным никто из  них  не
был; женщины пританцовывали и вызывающе громко смеялись,  но  не  походили
при этом ни на дешевых порн, ни на бешеных  вакханок,  девочка  вела  себя
тихо и смотрела на Алкмену огромными синими глазами (о Гера... за  что?!),
а высокий мужчина стоял в самой гуще толпы,  скрестив  руки  на  груди,  и
словно чего-то ждал.
     Один из рабов, уроженец Эвбеи, при виде этого  великана  вздрогнул  и
побежал  в  мегарон,  откуда  вскоре  вышел  сияющий  Амфитрион,  на  ходу
набрасывая праздничный плащ - часть тафийской добычи.
     -   Радуйтесь!   Я   счастлив   приветствовать   басилея    Ойхаллии,
прославленного Эврита, в своем доме! - широко  улыбаясь,  Амфитрион  легко
сбежал по ступенькам и направился к гостям.
     - И я рад приветствовать тебя, доблестный Амфитрион, потомок великого
Персея! - отозвался высокий мужчина, ленивым  взмахом  руки  укрощая  свою
свиту;  ни  дать  ни  взять,   Колебатель   Земли,   Посейдон   Энносигей,
успокаивающий штормовое море.
     "Нет, гости сегодня определенно ни  к  чему",  -  обреченно  подумала
Алкмена, с головой окунаясь в водоворот  привычных,  но  оттого  не  более
приятных домашних дел.
     Когда  шумные  эвбейцы  были  размещены,  а  Амфитрион  в  это  время
развлекал Эврита ("Басилея!" - только сейчас  дошло  до  Алкмены,  и  даже
поясница ее вдруг перестала напоминать о себе),  сидя  с  ним  на  террасе
перед мегароном - во двор въехала колесница.
     - Это мой сын Ифит, - представил  нового  гостя  Эврит,  и  Амфитрион
приветливо  кивнул,   бросив   несколько   похвальных   слов   об   умении
новоприбывшего управляться с лошадьми.
     Ифит оказался гибким, застенчивым юношей, почти таким же высоким, как
его  отец,  но  совершенно   не   соответствующим   развеселой   компании,
сопровождающей басилея; не было в нем и  мрачного  спокойствия  Эврита,  и
густые брови не сходились резко  к  переносице,  лишь  намеченные  мягкими
штрихами - но руки уже наливались зрелой мужской силой, а взгляд прятал  в
глубине своей затаенную твердость.
     Юноша был открыт, и все его чувства и мысли ясно отражались на лице.
     "Хороший мальчик", - мельком подумалось Алкмене.
     - У тебя хороший сын, басилей, - словно подслушав  ее  мысли,  бросил
Амфитрион, глядя на зардевшегося Ифита. - Прошу всех  в  дом  -  стол  для
дорогих гостей уже накрыт.
     Мужчины и Алкмена на  правах  хозяйки  дома  прошли  в  мегарон,  где
Алкмена присела на скамеечку у окна, отговорившись временным  недомоганием
и  отсутствием  аппетита,  а  остальные  расположились  в  креслах   подле
уставленного яствами стола. Пусть Амфитрион и не был басилеем (а мог  быть
даже ванактом, если бы не изгнание из Микен), как Эврит или приютивший его
в Фивах Креонт, но стол Амфитриона ни  изысканностью  дорогой  посуды,  ни
разнообразием блюд ничем не уступал столу правителей.
     Амфитрион мог себе это  позволить.  Тем  более  когда  в  доме  столь
именитые гости, а причина их приезда абсолютно неизвестна.
     ...Наконец Эврит блаженно откинулся на спинку кресла, все еще держа в
руке  полупустую  чашу  с  прамнейским  красным,  гордостью  Амфитрионовых
погребов.
     - Благодарю за царское угощение, - одними губами  улыбнулся  басилей,
завороженно глядя, как блики играют в чаше, искрясь на кровавой глади.
     Юный Ифит вина не пил, хоть  никто  ему  этого  не  запрещал  -  знал
обычай.
     - Рад, что  смог  угодить  гостям,  оказавшим  честь  моему  дому,  -
отозвался Амфитрион, демонстративно плеснув вином в сторону порога.
     Алкмена знала, что жертвы Зевсу-Гостеприимцу ее муж  приносит  только
при посторонних - причину этой неприязни к Громовержцу она тоже  прекрасно
знала и старалась не заострять на этом внимания - но ее  удивило  то,  что
Эврит Ойхаллийский вообще не предпринял ответного шага, иронично глянув на
Амфитриона и столь же демонстративно осушив чашу, не пролив ни капли.
     Хотя гостем-то был именно он, и ему надлежало бы...
     - Пора и о деле поговорить, - как ни в чем не бывало заявил Эврит.  -
Думаю, что еще сегодня  мы  сможем  засвидетельствовать  свое  почтение  и
дружбу басилею Креонту, но приехали-то мы к тебе, дорогой Амфитрион.
     - Я слушаю, басилей.
     - Басилей, басилей... - неожиданно тоненьким голоском пропел Эврит. -
Лучше мне вина налей!
     Ифит чуть заметно поморщился,  явно  не  одобряя  поведения  отца,  а
Амфитрион поспешил выполнить просьбу гостя.
     - Сын  у  тебя  растет,  -  неторопливо  проговорил  Эврит,  перестав
ерничать. - Будущий герой.
     - Сыновья, - мягко уточнил Амфитрион.
     - Ну, я и говорю - сын, - не слушая, кивнул Эврит. - Эвбея далеко, да
только наслышан я про твою палестру. И про учителей,  которых  ты  набрал.
Мудр ты, Амфитрион, метко целишь, без  промаха  бьешь...  а  вот  из  сына
твоего стрелок никудышный выйдет.
     - Это почему же? - обиделся, но не подал вида Амфитрион.
     - А что, в ваших Фивах хоть один приличный  лучник  есть,  не  считая
Аполлона? - хохотнул Эврит, отвечая вопросом на вопрос.
     Алкмена  вздрогнула.  Хоть  прямого  оскорбления  в  адрес   гневного
Солнцебога и не прозвучало, но все-таки...
     - Конечно, басилей, все мы наслышаны о твоем великом искусстве, да  и
сын твой,  полагаю,  мало  в  чем  отцу  уступит,  -  осторожно  заговорил
Амфитрион, переводя взгляд с длинных,  как  у  музыканта,  но  куда  более
цепких пальцев Эврита на очень  похожую  руку  юного  Ифита,  которой  тот
подпер щеку, откинувшись на ложе; да, сомнений не было  -  он  видел  руки
выдающихся лучников и ошибиться не мог.
     - Мало кто  может  тягаться  с  тобой,  басилей  Эврит,  в  искусстве
стрельбы - но и Фивы не бедны лучниками. Нынешний учитель Алкида и Ификла,
Миртил...
     - Не слыхал о таком, - лениво  качнул  головой  Эврит.  -  Нет...  не
слыхал.
     - ...в подброшенное яблоко, - упрямо закончил  Амфитрион,  словно  не
замечая издевки, - попадает с пятидесяти шагов.
     Эврит пренебрежительно усмехнулся, и даже губы его застенчивого  сына
тронула легкая улыбка.
     Спустя мгновение Эврит взял со стола яблоко и  швырнул  его  прямо  в
дверь. Почти сразу же вдогонку полетело другое яблоко, пущенное Ифитом.  У
самой двери яблоки столкнулись и разлетелись вдребезги, забрызгав косяк.
     - С пятидесяти шагов,  говоришь?  -  протянул  басилей,  взял  другое
яблоко, с хрустом откусил от  него  и  принялся  с  видимым  удовольствием
жевать.
     Амфитрион давно понял, к чему клонит его гость, но  боялся  поверить.
Заполучить  такого  учителя,  как   Эврит-лучник...   Правда,   Амфитриона
несколько смущало поведение гостя; да и не бросит  же  он  свою  Ойхаллию,
чтобы обучать близнецов искусству стрельбы из лука  в  течение  нескольких
лет!
     Об этом Амфитрион напрямую и заявил Эвриту.
     - Так я и не собираюсь бросать Ойхаллию ради ТВОЕГО сына  ("Сыновей",
- снова  поправил  Амфитрион,  стараясь  не  замечать  явно  подчеркнутого
"ТВОЕГО сына"; а Эврит в свою очередь не обратил внимания  на  "сыновей").
Оставлю в Фивах Ифита - пускай он учит. Ну а я буду наведываться время  от
времени...
     Амфитрион вздохнул с некоторым облегчением. Ифит нравился ему гораздо
больше, чем его несколько странный отец. Но с другой стороны,  что  скажет
учитель Миртил? - слава Эврита гремела по всей Элладе, что же касается его
малоизвестного сына...
     - А если твой этот - как его?! - Мунит станет упорствовать, - басилей
Ойхаллии  как  будто  читал  мысли  хозяина  дома,  -  мы  можем  устроить
состязания.
     - С тобой? - вырвалось у Амфитриона.
     Взгляд Эврита стал тяжелым, и его длинное  тело  в  кресле  сразу  же
напомнило сытую, но опасную змею.
     - Мне с Мунитами делить нечего, - отрезал он.
     И тихо добавил:
     - Разве что с Аполлоном.


     Уже провожая гостей, Алкмена решилась спросить у Эврита  о  маленькой
девочке с синими глазами, столь неуместной в шумной свите басилея.
     - Это ваша дочь? Я смотрю, она - однолетка с моими...
     - Это моя жена, - безразлично отозвался Эврит.
     Видя брезгливое удивление Алкмены, он развел руками и поправился:
     - Будущая жена. Нынешняя мне  кучу  мальчишек  нарожала,  а  про  эту
предсказано, что родит она мне девочку. Вот сын ваш,  госпожа,  подрастет,
большим станет - а моя будущая жена и  родит  к  тому  времени  герою  его
будущую жену. Породнимся, а? Я и имя дочке придумал - Иола.  Хорошее  имя!
За такое имя и умереть не жалко...
     - Имя-то хорошее, да только станут ли мои  мальчишки  так  далеко  за
женами ездить? Небось, и в Фивах девушек немало, - попробовала  отшутиться
Алкмена, но вышло почему-то невесело и даже чуть-чуть страшновато.
     - Станут, - заглянул ей прямо в лицо  басилей  Эврит,  для  чего  ему
пришлось согнуться почти вдвое. - Я лучник,  мне  дальние  цели  различать
привычнее... Станут, госпожа моя, еще как станут.  Эрот  -  он  ведь  тоже
лучник, госпожа моя, как я да Аполлон...
     И пошел прочь, купаясь в воплях  и  гаме  свиты,  подхватив  на  руки
молчаливую синеглазую девочку.
     Ночью Алкмена попыталась отговорить мужа от идеи состязания лучников,
но  ничего  связного  сказать  не  могла,  кроме  банального  "Он  мне  не
нравится!"  -  и  они  с  Амфитрионом  впервые  за  много   лет   серьезно
поссорились.



                                    4

     - Он мне не нравится!
     - Кто?
     - Не нравится он мне!..
     - Да кто же?!
     - Гость этот твой! Эврит!
     - И чем это он тебе не понравился?
     - Всем! Не басилей, а... ни то, ни се! И свита его такая же! Вином не
пахнет, а ходят как пьяные... в доме всех перепугали! Идешь по коридору, а
тут - они! И бесшумно, словно тени  из  Аида!..  Добро  б  еще  к  рабыням
приставали - я б и слова не сказала, мужики - они и  есть  мужики,  и  ты,
муженек, в том числе! Уж кому, как не тебе, рабынь наших  знать  -  их  за
пятку ущипни, они уже на сносях! А эти... ну не  пристаешь,  так  хоть  не
пугай! Каков басилей - такова и челядь!
     - Да, челядь у него, конечно, не того, - задумчиво согласился  Креонт
Фиванский. - Ну и что? Погостят - и уедут. А сам басилей Эврит...
     -  Погостят?!  -  прямо-таки  взвилась  Навсикая,  всплеснув  пухлыми
ручками. - Погостят?! Чтоб ноги их завтра в нашем доме не было! Или я, или
они!
     - Да ты в своем  уме,  дура?!  -  возмутился  начавший  уже  закипать
Креонт. - Что же мне - выгнать их всех, что ли?!
     - Конечно, выгнать! - немедленно согласилась жена Креонта.
     - Чтобы я, басилей Фив, нарушил закон гостеприимства? Чтобы я  выгнал
досточтимого Эврита, басилея Ойхаллии, великого лучника и  ученика  самого
Аполлона?! Только потому, что он глупой бабе чем-то не понравился?!
     - Не "чем-то", - передразнила мужа Навсикая, - а вообще всем! И ведет
себя как юродивый, и девчонку эту с собой возит, бесстыжий!..  и  рабы  от
него шарахаются, и дети в доме, как он приехал, так разорались, что насилу
угомонили! Плохой он человек, не любят его  боги,  и  я  его  не  люблю...
Накличет он беду на всех нас, помяни мои слова!
     Креонт только выругался в сердцах и кубком в стену запустил.
     - Прогони ты его, прогони, пока не  поздно,  -  плаксиво  запричитала
Навсикая, с  неожиданностью  истинного  полководца  переходя  от  крика  к
слезам.
     Обычно это помогало, но на этот раз Креонт успел  разъяриться  не  на
шутку и оставил причитания жены без внимания.
     - Прогнать? - загремел он.  -  Прогнать?!  Может,  мне  еще  и  войну
Ойхаллии объявить?! Да если б этот Эврит тебя, дуру, украл - и то я  бы  с
ним ссориться не стал! Ясно?! Только кто тебя украдет?!  Кому  ты  нужна?!
Ехидна Фиванская!
     - Ах, так я тебе не нужна! - слезы Навсикаи мгновенно высохли. - Тебе
нужны только твои гнусные гости! Я, значит, тебе не нужна, и дети тебе  не
нужны, и Фивы тебе не нужны! Тебе бы только с дружками пировать! С Эвритом
этим, провались он в Тартар!  Не  зря  сын  его  на  отца  поглядывает  да
кривится! Вот каких людей привечать надо! - всем хорош Ифит:  и  молод,  и
обходителен, и...
     - Ах, так вот в чем дело?! Ифит глянулся?! На молоденьких  потянуло?!
Вот оно что! Дождался, понимаешь...
     Эта безобразная сцена, которая разразилась  ни  с  того  ни  с  сего,
продолжалась еще  долго.  Супруги  разругались  окончательно  и  удалились
каждый в свои покои. Потом, в течение всего пребывания Эврита в Фивах, они
почти не разговаривали, и лишь когда злополучный  басилей  наконец  уехал,
они  как-то  легко  и  почти  мгновенно  помирились,  а  потом  еще  долго
недоумевали: что это на них нашло?
     Впрочем, до того произошло  еще  немало  различных  событий,  которым
лучше было бы не происходить.



                                    5

     Отшумела  перепалка  Креонта  и  Навсикаи,  улеглись  спать  странные
спутники странного басилея Эврита, уснула челядь Креонта, на  небо  взошла
во всей своей красе златоликая Луна-Селена, и на черном  покрывале  Нюкты,
окутавшем Фивы, заморгали  неисчислимые  сияющие  глаза  звездного  титана
Аргуса Панопта. Лишь они, эти звездные глаза,  да  еще  бессонная  Селена,
серебрившая своим светом весь Пелопонесс,  наблюдали  за  тем,  как  среди
причудливых и таинственных ночных теней возникла еще одна - высокая, очень
высокая фигура, сильно смахивающая на заблудшую душу умершего, то ли чудом
сбежавшую  из  подземного  царства  Владыки  Аида,  то  ли  отбившуюся  от
Гермеса-Путеводителя и попросту не добравшуюся до Эреба.
     Впрочем, и Селена, и Аргус мало интересовались этой тенью,  одной  из
многих, пусть даже и выскользнувшей из дома басилея Креонта. Но  и  ночной
прохожий, пробиравшийся по спящим улицам Фив к  северной  окраине  города,
тоже не обращал особого внимания на красоты звездного неба. Луна  освещала
дорогу,  что  его  вполне  устраивало,  остальное  же  было  ему   глубоко
безразлично.
     Наконец остались позади хижины окраины и - если брать левее -  мощные
стены Кадмеи, зародыша города,  детища  Кадма-Змея;  теперь  длинные  ноги
споро меряли узкую, едва заметную  в  призрачном  лунном  свете  тропинку,
оставляя город за спиной, забираясь все выше в  холмы,  поросшие  цветущим
тамариском.
     Тропинка лукаво виляла хвостом,  как  расположенная  к  игре  собака,
человек в  очередной  раз  свернул  -  и  увидел  огонь.  Небольшой  такой
костерок, который горел в специальном  углублении  на  вершине  одного  из
холмов, так что увидеть его можно было, лишь приблизившись вплотную.
     Время от времени красноватые отблески  пламени  вырывали  из  темноты
полуобвалившийся  и  заросший  травой  вход:  три  выщербленные   каменные
с