-Пустышка убить нас хотел!  -  раздался  из  дальнего
угла пещеры заспанный детский голос. -  Вот  почему!  Вот!  Уходи  отсюда,
Пустышка! Мало тебе тогда камнем досталось?! Еще хочешь? Получай!..
     И раскрасневшийся Ификл запустил в своего  врага  подвернувшимся  под
руку яблоком.
     Яблоко мальчишка швырнул довольно  метко,  однако  сочный  золотистый
плод по непонятной причине завис в воздухе, на локоть не долетев до головы
склонившегося над бадьей Пустышки.
     Гермий лениво обернулся, протянул руку, взял яблоко прямо из  воздуха
и с хрустом откусил чуть ли не половину.
     - Как это? - озадаченно спросил Ификл, на миг позабыв про свою обиду.
     - А вот так! - ухмыльнулся Лукавый и схрумал остаток яблока.
     - Ну вот... сидит тут и яблоки жрет,  -  толкнул  брата  в  бок  тоже
проснувшийся Алкид. - Вроде так и надо. Ты зачем нас убить хотел, обжора?!
     - Да, зачем? - присоединился Ификл, протирая глаза.
     - А зачем ты первый на меня напал? - в тон близнецам ответил  Гермий,
для ясности ткнув пальцем в Алкида.
     - Я?! - искренне изумился Алкид. - Чего ты врешь? Ты сам - первый...
     - Нет, ты вправду на него напал, - не поддержал брата честный  Ификл.
- Приступ у тебя был. Ты ему головой  в  живот  как  дал!  -  Пустышку  аж
скрутило...
     - Не помню, - угрюмо буркнул Алкид. - А жаль!
     - Ну ладно, Алкид первый, - Ификл нетерпеливо  махнул  рукой.  -  Так
ведь и ты его тоже здорово кинул! А убивать-то за что?! Вот меня - меня ты
за что убить хотел?
     - Тебя? - в свою очередь удивился Гермий, садясь  на  край  бадьи.  -
Тебя я и пальцем бы не тронул! Алкида - да... ну, погорячился -  уж  очень
больно было! Разозлился я...
     - Да, ты хотел убить Алкида,  -  Ификл,  смешной  и  взъерошенный,  о
чем-то напряженно думал, но мысль ускользала, и слова давались мальчику  с
трудом. - Конечно, Алкид... а потом ты начал убивать Алкида - и  меня!  То
есть...
     Он совсем запутался, замолчал - и вдруг лицо его просветлело. Видимо,
Ификлу наконец удалось поймать нужную мысль и облечь ее в более или  менее
связные слова.
     - То есть мне было все равно,  кого  из  нас  ты  будешь  убивать!  -
выпалил он. - Хоть Алкида, хоть меня - все равно МЕНЯ! И я  очень  захотел
убить тебя первым... Ну, за двоих захотел - за себя и за Алкида!
     Ификл просиял, вспомнив, как он один захотел за двоих  убить  негодяя
Пустышку.
     - А здорово я тебя тогда  камнем  треснул!  -  уже  более  миролюбиво
закончил он.
     Хирон незаметно для Гермия показал Ификлу оттопыренный большой  палец
- дескать, еще как здорово!
     -  Жалко,  я  не  видел,  -  хлюпнул  носом  Алкид,  тоже  постепенно
успокаиваясь.
     - Зато ты такую дубину выломал! - поспешил утешить его Гермий. - Если
б ты меня ею огрел, я б сразу в Аид провалился!
     - Какую дубину? - живо заинтересовался Алкид.
     - А вон такую примерно, - Гермий высунулся из  пещеры,  огляделся  и,
подозвав Алкида, указал ему на росший неподалеку орешник. - Видишь крайний
ствол?
     Алкид с сомнением посмотрел на орешник,  потом  на  Пустышку  -  явно
подозревая, что тот попросту врет - и снова перевел  взгляд  на  указанный
ствол.
     - Сломал, - подтвердил Ификл. - Я сам видел.
     - Не помню, - в очередной раз пробормотал Алкид, выбрался из пещеры и
попытался сломать орех, упершись в него коленом  и  изо  всех  сил  дергая
ствол обеими руками.
     Разумеется, дерево и не думало ломаться.
     - Врете, - уверенно заявил Алкид. - Все  врете:  и  Пустышка,  и  ты,
Ификл, и этот... лошадядя.
     Тут он с удивлением огляделся по  сторонам  и  без  всякого  перехода
добавил:
     - Где это мы? Ой, я раньше спросить хотел... и заснул.
     - У меня. На Пелионе, - подал голос молчавший до того Хирон.
     - На Пелионе? - глаза мальчишки округлились. -  А  ты  чего  тогда  -
мудрый кентавр Хирон?! Мы ж у тебя на спине катались...
     - Насчет "мудрого" не знаю, - улыбнулся  кентавр,  -  но  зовут  меня
Хироном.
     - А... как мы сюда попали? Это же от Фив...
     - Пустышка притащил, - проворчал Ификл.
     - Ничего не помню! - искренне огорчился Алкид. - А как  он  нас  сюда
тащил? За шиворот, что ли? Мы что, месяц шли?!
     - Какой там месяц, - вздохнул Ификл. - За пояс,  говорит,  держись...
три шага сделали - и тут.
     - Ну да! Пустышка, как это у тебя получилось? И с яблоком...
     - Да вы хоть знаете, кто он такой, ваш приятель?  -  вмешался  Хирон,
напуская на себя притворную строгость.
     - Знаем! - хором ответили близнецы. - Пустышка! Врун и...
     - И предатель, - не удержался Ификл, но в  голосе  его  уже  не  было
прежней злости.
     - Правильно. А еще  он  бог,  -  негромко,  но  так,  что  все  разом
присмирели и замолчали, бросил кентавр. - Бог  Гермес,  один  из  Семьи...
э-э... из Олимпийцев. Между прочим,  парни,  ваш  родственник.  Как  и  я.
Дальний, правда.
     - У нас в роду Пустышек не было! - запальчиво выкрикнул Алкид, еще не
успевший до конца осмыслить то, что сообщил Хирон.
     - И лошадей тоже, - тихо добавил Ификл.
     - А прадед ваш, герои, кто был?
     - Персей! - гордо ответили братья в один голос.
     - А отцом Персея кто был?
     - Зевс-Громовержец, - тоном тише произнесли близнецы. - Кронид.
     - Так ведь и я Кронид! И Зевс - мой сводный брат, а заодно  отец  вот
этого... -  Хирон  указал  на  приосанившегося  Гермия  ("Вот  этого?!"  -
недоверчиво ахнул Ификл, Алкид же просто показал Пустышке язык.) - Так что
независимо от того, герои, кого вы считаете своим отцом...
     - Наш папа - Амфитрион!
     - Хорошо, Амфитрион, я же не спорю, - еле заметно усмехнулся кентавр.
- Но, в любом случае, мы родственники. Хотите вы этого или нет.
     Близнецы переглянулись.
     - Ну ты - еще ладно, - милостиво разрешил Алкид Хирону  считаться  их
родственником. - А вот этот...
     -  Нет  у  нас  таких  родственников,  чтобы  маленьких  обижали!   -
безапелляционно закончил за брата Ификл. - Да и вообще  -  какой  из  него
Гермес?! Грязнуля и прохиндей! И этот... как его? Ну, этот...
     Гермий чуть не подпрыгнул, когда Ификл вспомнил наконец нужное  слово
- которое однажды подслушал у выпившего  Автолика  и  потом  повторил  при
маме, за что был нещадно порот Амфитрионом.
     - Лукавый, покажи им, - еле сдержавшись, чтоб не  рассмеяться,  Хирон
впервые назвал Гермия Лукавым.
     И уставившиеся во все глаза на Пустышку близнецы увидели.
     Они  увидели,  как  сами  собой  исчезают  грязные  пятна  с  некогда
нарядного  хитона  Гермия-Пустышки,   как   измятая   ткань   высыхает   и
разглаживается, быстро приобретая первозданный  вид;  а  дырок  теперь  не
нашел бы в ней и самый дотошный свидетель.
     Они увидели, как неизменные, не знающие  сносу  Таларии  [собственное
имя крылатых сандалий Гермеса] сами обуваются на Пустышкины ноги,  трепеща
призрачными крылышками, сливающимися в туманные полукружья;  увидели,  как
их приятель-неприятель, смеясь, взлетает на локоть  над  полом  и,  вольно
взмахнув руками,  покидает  пещеру.  Снаружи  Гермий  проделал  в  воздухе
несколько замысловатых фигур и, когда он опустился, в руке Лукавого шипели
две  змеи,  обвивающие  невесть  откуда  взявшийся  жезл-кадуцей  -   всем
известный атрибут бога-Гермеса, покровителя атлетов, путников, торговцев и
воров.
     Гермий рассеяно щелкнул змей по носу - и те исчезли вместе с жезлом.
     - Достаточно? - осведомился Лукавый, подмигивая кентавру. -  Или  еще
полетать?
     - Ну вот, а мы еще жертвы тебе приносили, - непонятно почему обиделся
Ификл.
     - А он маленьких обижает! - добавил Алкид.
     Тут  ему  в  голову  пришла  какая-то  мысль,   и   глаза   мальчишки
подозрительно заблестели.
     - Вот вернемся домой - я  твой  жертвенник  поломаю!  -  пообещал  он
опешившему Гермию. - Или лучше...
     - Лучше навоза на него насыплем! - подхватил Ификл. -  И  подожжем...
Пусть ест!
     Много чего было бы обещано  Гермию  сейчас  -  но  близнецов  прервал
неудержимый, наконец прорвавшийся наружу смех Хирона,  чем-то  похожий  на
лошадиное ржание. Кентавр хохотал от души, сотрясаясь всем  своим  могучим
телом  и  схватившись  руками  за  живот  (человеческий,  потому  что   до
лошадиного руки не доставали).
     Близнецы умолкли на полуслове,  с  недоумением  глядя  на  хохочущего
Хирона, Гермий не выдержал и тоже прыснул; не прошло и минуты, как к  нему
присоединились братья - и вскоре изумленные нимфы и сатиры  Пелиона  могли
наблюдать всю четверку, буквально корчившуюся от смеха у  входа  в  пещеру
Хирона: мудрый кентавр, юноша-бог и  двое  смертных  мальчишек  -  будущих
героев Эллады.



                                    14

     - Ну что, мир? - осведомился Гермий,  когда  все  устали  смеяться  и
теперь без сил валялись на траве у входа в пещеру.
     - Мир, - вяло махнул рукой Алкид.
     - Мир, - согласился Ификл.
     - Мир - это правильно, - поддержал  Хирон.  -  И  сейчас,  когда  все
отсмеялись и помирились - у меня есть к вам, герои, пара вопросов.
     - Ну? - одновременно повернулись к кентавру близнецы, разом забыв про
усталость.
     - Не "ну", а "каких", хотели вы сказать, - как бы  невзначай  заметил
Хирон, чем сильно смутил мальчишек. - Первый вопрос к тебе, Алкид. Извини,
что приходится возвращаться  к  неприятному,  но  -  надо.  Ты  уже  почти
взрослый, ты поймешь.
     - Я понимаю, - солидно кивнул Алкид, хотя по его виду было ясно,  что
он ничего не понял. - Надо - значит, надо.
     - Так вот, Алкид... ты помнишь хоть что-нибудь из того,  что  делаешь
во время приступов?
     Алкид честно попытался что-либо вспомнить, на лбу мальчика проступили
упрямые складки, но в конце концов он отрицательно помотал головой.
     - Не вспоминается, дядя Хирон. Помню, как с Пустыш...  с  Гермесом  о
Миртиле говорили, а потом раз - и мы уже здесь, я лежу, а Ификл  с  камнем
против Гермеса стоит. Все.
     - Ну а что ты чувствовал в это время? Не помнишь  -  ладно,  но  хоть
что-то... может быть, перед тем, как потерять сознание...
     Алкид вздрогнул и затравленно огляделся,  словно  боясь,  что  Пелион
сейчас исчезнет, и он опять останется один на один с безумием.
     - Не знаю, - медленно протянул он. - Вроде  я  куда-то  проваливаюсь,
глубоко-глубоко, а вокруг темень, ничего не видно, и гудит  все...  кто-то
меня держит, за руки хватает, сам весь скользкий и плесенью  пахнет,  а  я
вырываюсь, вырываюсь... и вырываюсь. Потом мне говорят, что я опять дрался
или ломал что-то, а я ничегошеньки не помню. Слушай, Пустыш... Гермес ("Да
называй меня как хочешь!" - отмахнулся Гермий), раз ты бог - объясни,  что
это со мной? Или лучше - вылечи меня... пожалуйста. Что тебе стоит?
     Столько сдержанной боли прозвучало в этой  просьбе,  что  Лукавый  не
выдержал и отвернулся, еле слышно помянув Тартар такими  словами,  которые
может произнести только бог и только сгоряча.
     -  Не  трогайте  его,  -  Ификл  положил  руку  на  колено  брата   и
неприязненно посмотрел на кентавра. - Видите же, он  не  помнит  ничего...
лучше меня спрашивайте. Они - которые скользкие и плесенью  пахнут  -  они
тоже меня спрашивают. Только я им не отвечаю, кто я,  а  они  тогда  зовут
Алкида и хотят, чтобы он был с ними. Чтоб тоже - скользкий... и чтоб помог
им откуда-то выбраться. Тогда Алкид кричит и начинает на всех бросаться, а
потом ничего не помнит.
     Ификл глянул на Хирона сухими горячечными глазами.
     - А я держу Алкида, - почти беззвучно  прошептал  мальчик.  -  Я  его
держу, а он вырывается... и те, кто его зовут -  тоже  вырываются...  а  я
держу. Потому что иначе Алкид будет с ними, а я  хочу,  чтобы  он  был  со
мной.
     - А кто эти "они"? - спросил Алкид.
     - Они... - Гермий немного помолчал, раздумывая. - Они  очень  старые,
мальчики, очень-очень, и потому... непонятные. Их  действительно  заперли,
но не в этом дело, а в том, что они - не такие, как вы. Они даже не такие,
как мы.
     - Сейчас уже не такие, - двусмысленно подтвердил Хирон.  -  Так  что,
Ификл, держи брата крепче, когда они  его  зовут.  Иначе  может  случиться
беда.
     - Знаю, - глухо отозвался Ификл.
     - И последний вопрос, -  Хирон  повел  плечами,  как  сильно  усталый
человек или очень усталый кентавр, знающий, что отдыхать ему  в  ближайшее
время не придется. - К тебе, Ификл.  Что  чувствовал  ты,  когда  кидал  в
Гермия камни? И потом, когда твой брат пришел в себя?
     - Я тогда очень злой на Пустышку был,  -  насупился  Ификл.  -  Друг,
называется!.. я ж не знал, что он бог. А хоть бы и знал!  Я  тогда  любого
мог убить - бог, не бог... Ты же, Пустышка, не спрашивал,  кто  мы,  когда
собирался меня... Алкида... нас... Ну, я уже говорил! А потом я понял, что
Алкид очнулся, и так обрадовался, что камень тот запросто поднял! Ну,  тут
Хирон вмешался... и все.
     Гермий и Хирон обменялись взглядами.
     Во всяком случае,  близнецам  показалось,  что  это  был  всего  лишь
короткий, почти незаметный обмен  взглядами  -  потому  что  Гермий  слабо
прищелкнул пальцами, еле слышно зашипели невидимые змеи с жезла-кадуцея, и
многое, очень многое осталось  для  близнецов  загадкой,  пройдя  мимо  их
сознания...



                                    15

     - Хирон, я понял! - и теперь не удивляюсь, почему  не  понимал  этого
раньше. Мы все были слепы и глухи; не Тартар -  любой,  в  кого  ни  ткни,
виновен в происходящем... и  первым  из  виновных  стал  мой  отец,  когда
объявил Семье: "Сын Алкмены  будет  Мусорщиком-Одиночкой,  героем,  равным
богам и не нуждающимся в их помощи; а  в  конце  своей  жизни  он  получит
бессмертие и взойдет на Олимп!" Хирон,  Зевс  сказал,  а  Семья  поверила!
Радуясь, ссорясь, обсуждая, строя козни Амфитриону и пытаясь убить Алкмену
- мы верили в слова Зевса, и  значит,  верили  в  Мусорщика-Одиночку!..  а
следом за нами уверовали люди. Ни в одного  из  богов  не  верили  до  его
рождения; герою-человеку приходилось сперва доказывать, что он - герой.  И
то не верили...  Полидект  издевался  над  Персеем,  уже  убившим  Медузу;
Беллерофонт сокрушил Химеру, разгромил воинственных солимов, устоял против
амазонок - но Иобат-ликиец упрямо пытался отправить  Беллерофонта  в  Аид.
Здесь же...
     - Говори, Гермий.
     - Здесь же вся Эллада снизу доверху, от  Тартара  до  Олимпа,  знала:
рождается великий герой! Всеобщая надежда! И мы  получили,  что  хотели  -
героя, равного богам! Еще бы не равного, если Крон-Павший  верит  в  него,
Зевс-Олимпиец верит, Амфитрион верит, я верю... и  все  мы  еще  во  чреве
Алкмены превращали младенца в героя. А герой, Мусорщик, должен уметь  одно
- убивать. Защищать своих и убивать чужих. Алкид еще маленький, убивать не
научился, зато научился драться.  Амфитрион  учил,  Автолик  учил,  Кастор
учил, великовозрастные обормоты в палестре учили;  я  сам  учил  -  не  по
правилам... Вот он и  дерется.  Во  время  человеческого  жертвоприношения
Павшие из Тартара прорываются в сознание этого ребенка, и разум Алкида  не
выдерживает - безумец, он делает то,  чем  всегда  отвечал  на  обиду.  Он
дерется,  не  различая  своих  и  чужих!  А  когда  он  вырастет   -   он,
герой-безумец, в этот миг будет убивать всех, кто рядом, будь ты смертный,
титан, бог или чудовище. Герой, равный  богам,  чья  душа  превращается  в
рвущийся на свободу Тартар, а разум  отказывается  ему  служить  -  такого
Мусорщика никто не остановит, кроме...
     - Говори, Гермий.
     - Кроме его брата Ификла. Слишком многим нужен великий  герой  Алкид,
но никому, кроме самого Алкида, не нужен Ификл. Это не два  брата,  Хирон,
не два разных человека - это единое существо! Алкид и Ификл - особенно  во
время приступов - это чувства и разум, кони и возница, сила и... сила.  Не
зря мы вечно путаем детей, Хирон! Без Ификла Алкид будет подобен  безумной
упряжке, взбесившемуся зверю, вулкану, время от  времени  вспыхивающему  и
испепеляющему все вокруг. Необузданность Тартара станет хлестать из  него,
жажда освобождения и мести, буйство прорвавшихся стихий  -  разум  Алкида,
подобно языку пламени в  ливень,  с  детства  привык  гаснуть  в  подобных
случаях! - и лишь  Ификл  сможет  противопоставить  силе  разрушения  силу
сдерживания, ненависти Павших - свою ненависть  к  ним,  мучителям  брата;
только Ификл сможет отделить истинного Алкида  от  Алкида-безумца,  только
вдвоем братья уравновесят весы. Только Ификл способен удержать Алкида,  не
убивая; только Я может обуздать само себя.
     - Говори, Гермий. Я слушаю.
     - Но равновесие не нужно ни Павшим, ни Семье. Им нужен герой. Значит,
никто не должен задумываться о том, что  братьев  двое;  никто  не  должен
сравнивать Алкида с Ификлом. Сын Зевса должен затмить  сына  Амфитриона  -
короче, герой должен быть один. Пусть Семья забудет про Ификла, а Павшие -
так и не узнают. Пусть люди называют Ификла просто братом великого  героя.
Мальчики неотличимы друг от друга - отныне кто бы из  них  ни  победил  на
состязаниях или в единоборстве, и кто бы потом ни  совершил  подвиг  -  он
будет называться Алкидом. Ификл же уйдет  в  тень.  Да,  реальному  Ификлу
придется нелегко, но ради Алкида он обязан  согласиться.  Разуму  привычно
подавлять чувства... А Ификл - это разум. Они, эти двое,  сегодня  впервые
осознали себя Одним, единым целым;  сегодня,  Хирон,  на  Пелионе  родился
великий герой, который не побоялся поднять руку на бога, которому было все
равно, кто перед ним; сегодня родился герой, равный богам.
     - Да, Гермий. Ты - повитуха Мусорщика-Одиночки.
     - Но дети есть дети,  Хирон,  а  жизнь  продолжается!  И  сегодняшний
приступ был у Алкида не последним - так что незачем кричать о том, что  мы
знаем, на весь белый свет!
     - Да, Гермий. Безумие Алкида - дело рук ревнивой  Геры;  так  считают
все, и... да будет так! Пусть Павшие  пребывают  в  уверенности,  что  все
вершится согласно их замыслам. Люди говорят, что  будущее  -  у  богов  на
коленях, но я не знаю этих богов. Может быть, ты знаком с ними, Гермий?
     - И я не знаю их, Хирон. Мне просто  не  хочется  видеть  будущее  на
коленях.



                                    16

     - ...Хорошо, мы поняли, - угрюмо ответили близнецы.  -  Как  мы  кого
побили - значит, Алкид побил. Как нас кто побил - значит,  Ификла  побили.
Диск дальше кинул - Алкид...
     - Мамину вазу разбил - тоже Алкид, - совершенно серьезно добавил один
из братьев, и Гермий с Хироном так и не поняли, который.  Хирон  для  себя
решил, что это был Алкид, а Гермий - что это Ификл.
     - Ой, а дома-то нас, небось ищут!  -  спохватились  вдруг  братья.  -
Влетит теперь... обоим. Слушай, Пустышка: кто из нас  Алкид  -  тот,  кому
больше всыплют, или кому меньше?
     - Всыплют поровну, - утешил Гермий, улыбаясь. -  Но  не  сегодня!  Об
этом я позабочусь! Никто и не заметит, что вас не было...  Бог  я  или  не
бог?!
     - Значит, точно выпорют! - шепнул  Алкид  брату,  но  того  в  данный
момент мало занимала божественность Гермия.
     - Пустышка, а ты... ну, после всего этого... будешь нас учить драться
не по правилам?
     Алкид  тоже  вопросительно  уставился  на  Лукавого  -  видимо,   это
существенно волновало обоих близнецов.
     - Буду, буду, - заверил братьев Гермий.
     - Похоже, и мне придется вас кое-чему поучить, -  задумчиво  протянул
Хирон.
     - Чему? - в один голос спросили братья. - У нас копыт  нет;  мы  так,
как ты, драться не сможем.
     - И не надо. Драться вас и без меня научат. Я буду учить вас думать.
     - Не по правилам?
     - Не по правилам, - без тени усмешки ответил кентавр.




                               СТАСИМ ТРЕТИЙ

                                   СТРОФА

     Тьма.
     Подсвеченный сполохами багровый сумрак.
     Вечный, как само время, мерный рокот реки.
     Два смутных силуэта, две тени... нет, теням  здесь  не  место  -  они
должны быть ниже,