даже не заметил, кому принадлежал вопрос.
     - Не знаю. Вроде как тень... на тебя, папа, похожа. И на дядю Алкида.
Говорила... говорил: я твой дед Амфитрион, сын Алкея-Микенца.
     - Врешь! - выдохнул Алкид, уронив на пол бронзовую подвеску,  которую
до того рассеянно вертел в пальцах.
     - Вот и он сказал, что не поверят. Тогда велел: расскажи им, как  дом
наш горел, когда твоего отца и его брата еще на свете не было,  а  бабушка
Алкмена в тягости  была,  ногу  подвернула  и  чуть  не  задохлась  -  еле
вытащили...
     - Было, - бледнея, прошептала Алкмена.
     - Или как ночью в переулке напали на нее, когда от Навсикаи шла  -  а
я... то есть он отбил бабушку у шестерых. Одному, говорил,  горло  его  же
собственным ножом перерезал...
     - Было! - Алкмена смотрела на мальчишку совершенно безумными глазами,
и Амфитрион решил: достаточно.
     - Это действительно было,  мама?  -  глухо  прозвучал  в  наступившей
тишине голос Ификла.
     - Было. Я вам никогда не рассказывала...
     - Значит, правда? - Алкид подобрал злосчастную подвеску и ссутулился,
стараясь не глядеть на Иолая.
     - Как он там... дедушка твой? - взгляд  Алкмены  молил:  "Скажи  хоть
что-нибудь!" - и Амфитрион не выдержал.
     Отвел глаза.
     - Говорил - неплохо ему там. В  Аиде  этом.  На  Островах  Блаженства
живет. Один. Никто не мешает. Вас всех к себе ждет. Но предупреждал,  чтоб
не торопились - он подождет, у него теперь времени много. Даже слишком.
     - А еще что  говорил?  -  Ификл  весь  подался  вперед.  -  Еще  хоть
что-нибудь?!
     - Говорил, - охотно согласился Амфитрион. - Дескать, его ко мне  боги
послали.  Известить,  что  я  теперь  буду  папу  и  дядю   Алкида   везде
сопровождать. Они вот-вот подвиги  совершать  станут  (Алкид  вздрогнул  и
опять уронил подвеску, услышав это), вот и я с ними... А  для  этого  надо
много кушать и хорошо заниматься. Ну, я и стараюсь.
     - Все? - несколько выждав, спросил Алкид.
     - Нет, не все. Велел мне мяса  побольше  есть  и  лепешек,  а  козьим
молоком двоюродного дедушку Ликимния поить. Три раза  в  день.  Нет,  даже
четыре. Вместо вина. А еще...
     Амфитрион быстро оглянулся  и  удостоверился,  что  дверь  в  мегарон
слегка  приоткрыта.  Челядь  явно  подслушивала,  как  он  и  надеялся,  и
Амфитрион очень рассчитывал на длинные язычки служанок.
     - А еще дедушка говорил, чтобы  жертвы  ему  приносить  не  забывали.
Всякие. А если я его слушаться не буду, то со мной будет  так  же,  как  с
дядей Алкидом. А что будет - не сказал. Дядя  Алкид,  ты  что,  в  детстве
дедушку не слушался? Что с тобой было?
     - Болел, - угрюмо бросил Алкид.
     - А сейчас ты выздоровел?
     Алкид не ответил.



                                    6

     Амфитрион, насвистывая, вприпрыжку несся к  палестре,  размышляя  над
случайно подаренной ему возможностью сознательно наслаждаться детством.
     Многие ли, кроме него, могут похвастаться этим?
     Жизнь, при всех ее подвохах и кознях, иногда  все  же  поворачивалась
приятной стороной; особенно в последние дни, когда слов "Дедушка  сказал!"
хватало, чтобы бесповоротно настоять на своем - будь то распорядок занятий
или что иное.
     "Радуйся, Иолай! - подумал Амфитрион. - Радуйся, пока..."
     - Радуйся, Иолайчик! Ой, вырос, вырос-то как! Совсем большой стал!..
     И детство закончилось.
     Пыль, клубящаяся следом, вдруг прибавила  ходу,  догнала,  обступила,
едким пеплом запорошив  горло,  заставив  слезиться  глаза;  всклокоченное
облако закрыло солнце, и Амфитрион был вынужден вспомнить, кто он есть  на
самом деле.
     Он ждал этого голоса.
     Именно этого - потому что еще на Островах Блаженства, по  ту  сторону
Ахерона, Гермий сказал ему,  что  Трехтелая  Геката  абсолютно  уверена  в
смерти своей бывшей жрицы Галинтиады.
     Уверена.
     В смерти.


     ...Мальчик медленно повернулся - слишком медленно для шестилетки,  на
взгляд Галинтиады, дочери Пройта;  и  глазки  старухи,  хищно  сверкнув  в
надвигающихся сумерках, ощупали Иолая с ног до головы.
     Слишком обстоятельно, на взгляд Амфитриона, сына Алкея Микенского.
     - Ну что, узнал старуху, маленький?
     - Узнал, бабушка Галинтиада. Вас  -  и  не  узнать!  Мама  вас  часто
поминает...
     Амфитрион изо всех сил старался, чтобы его  голос  звучал  достаточно
приветливо.
     Получалось плохо.
     - И куда ж ты, Иолайчик, бежишь на  ночь  глядя?  -  старуха  сделала
несколько мелких птичьих шажков и неожиданно оказалась совсем рядом.
     Она была всего на голову выше ребенка.
     "А то ты не знаешь! - про себя усмехнулся Амфитрион. - Врешь, старая,
ты знаешь, что привез торговый караван из Мегар, за день до того,  как  он
въедет в Фивы! Или у какого младенца будет родинка на копчике - за  неделю
до родов!"
     Он очень боялся ошибиться.
     Он помнил золотой диск, подаренный им самим этой юродивой старухе.
     - В палестру, бабушка.
     - Ой, молодец! Ой, труженик, сын героя, внук героя!.. щечки  румяные,
вытянулся ясенем, глядишь орлом Зевесовым...
     Амфитрион машинально сделал тайный знак от сглаза.
     Это не укрылось от старухи, и она еще раз  вспомнила  багровый  мрак,
хлынувший  на  Галинтиаду  из   недетского   взгляда   очнувшегося   после
двухнедельной горячки Иолая.
     Галинтиада очень боялась ошибиться.
     Ошибка могла дорого стоить - в последнее  время  Павшие  не  баловали
свою Одержимую искренностью.
     -  Ну,  я  побежал,  бабушка?  -  подлил  масла  в  огонь  Амфитрион,
нетерпеливо топчась на месте.
     - Беги, голубчик, беги! Все Фивы говорят:  Иолайчику  дедушка-лавагет
во сне является, помогает  сыновьям  могучего  внука  растить...  Дедушку,
маленький, слушаться надо, дедушка плохому не научит!  Настоящим  мужчиной
вырастит Иолайчика! Вот и мне бы, старой, послушать - что  такой  дедушка,
как у тебя, любимому внуку рассказывает?!
     Голос старухи предательски дрогнул, и в нем, как узкое тело хорька  в
осоке, проскользнуло плохо скрываемое возбуждение.
     Впрочем, нездоровый этот интерес мог быть  вызван  просто  старческим
любопытством - о чем Амфитрион не преминул себе напомнить.
     - Много чего говорил  дедушка...  чтоб  я  сильным  рос,  чтоб  кушал
хорошо, чтоб жертвы ему приносить не забывал. Только...
     - Что только? - непроизвольно подалась вперед  Галинтиада.  -  Что  -
только, Иолайчик?! Ты не стесняйся, я тебе, чай, не  чужая,  чем  смогу  -
помогу!
     - Только я папе и дяде Алкиду не все сказал. А уж бабушке  Алкмене  и
подавно. Испугался я...
     - Чего ж ты испугался, маленький?  Ты  говори,  ты  Галинтиаду-то  не
бойся, я и папу твоего в детстве лечила, и дядю, и  тебя  самого  -  вишь,
какой здоровенький! Галинтиаде твой дедушка диск золотой на память подарил
- гляди, красота какая! Своим не говори,  мне  скажи!  Бабушка  Галинтиада
поймет-пособит!
     "Неужели ЭТО  передается  по  наследству?  -  мелькнуло  в  голове  у
старухи. - Странно... а как  же  тогда  Алкидовы  сыновья?  Или  маленькие
еще?!"
     - Жертву дедушка просил.  Только  не  простую  -  ему...  ему...  ему
человека в жертву надо! Вот. А как я ему человека в жертву принесу?!  -  я
маленький, не сумею! Да и не знаю, как... А дедушка все просит и просит  -
ему, наверное, очень надо...
     Некоторое время Галинтиада молчала, со странной полуулыбкой глядя  на
мальчишку. Амфитрион не торопил  ее.  Стоял,  понурившись,  не  зная,  что
старуха думает сейчас о семивратных  Фивах,  которые  тесноваты  для  двух
Одержимых.
     И о жертвах - той, которую якобы  просил  покойный  дедушка,  и  той,
которую приказали принести Павшие после пятилетнего перерыва.
     - А если я тебе помогу, маленький, -  наконец  разлепила  узкие  губы
старуха, - ты передашь дедушке, что  это  старая  Галинтиада  веление  его
выполнила?
     - Конечно, бабушка! - радость в  голосе  просиявшего  мальчишки  была
абсолютно искренней.  -  Я-то  передам,  ты  не  сомневайся!  Вот  дедушка
обрадуется!.. ты не беспокойся, он услуг  не  забывает.  Никогда.  А  папе
сказать?
     - Папе? Нет, папе не надо. Зачем его попусту тревожить?
     - Правильно! Зачем его тревожить? А мы  прямо  сейчас  пойдем  жертву
приносить?
     - Дедушке-то? (Амфитрион  вдруг  сообразил,  что  старуха  упрямо  не
желает произносить его имя,  именуя  покойного  только  "дедушкой".)  Нет,
сейчас не пойдем. Это дело неспешное, к  нему  готовиться  надо.  Ты  жди,
Иолайчик, жди-пожди, я сама тебя найду, когда надо будет! Хорошо?
     - Хорошо, бабушка Галинтиада! Только бы...
     Но сгорбленная карлица-старушонка уже семенила прочь.
     А Амфитрион направился  в  палестру,  но  не  вприпрыжку,  а  тяжелым
неспешным шагом, словно  груз  десятилетий  отягощал  острые  мальчишеские
плечи.
     Завтра он должен будет связаться с Гермием, рассказать ему обо всем и
уговорить не трогать старуху до полной уверенности в том,  что  они  берут
именно Одержимую Тартаром.
     Значит, до мгновения принесения жертвы.
     Лишь бы Гермий был наготове...
     Завтра.
     Завтра он заглянет на базар и положит две  вяленые  рыбешки  в  миску
горластого рапсода.


     Амфитрион не знал, что через неделю и  три  дня  к  нему  у  входа  в
палестру подойдет загорелый мускулистый мужчина  с  пустыми  и  выцветшими
глазами.
     - Ты Иолай? - коротко спросит мужчина.
     - Да.
     - Галинтиада велела передать тебе, что все готово. Пошли.
     На миг Амфитрион растеряется, понимая, что на этот  раз  не  успевает
предупредить Лукавого и дождаться появления бога в крылатых сандалиях.
     Но... отступать было поздно.
     Оставалось рассчитывать на Гермия, который обещал быть начеку.
     - Пошли. Только мне сперва на базар забежать надо.
     - Галинтиада ждет.
     - Подождет! Сказал - на базар надо. Это быстро.
     - Ну ладно... идем!
     И мужчина с  остановившимся  взглядом  возьмет  за  руку  мальчика  с
недетскими глазами, после чего оба направятся в сторону городского базара.



                                    7

     Сегодня Ификл излишне увлекся,  ставя  бросок  сперва  дискоболам,  а
потом борцам (правда, в первом случае ученики швыряли плоский диск,  а  во
втором - друг друга) - и поэтому не сразу заметил исчезновение сына.
     Собственно, он  мог  бы  вообще  ничего  не  заметить,  поскольку  за
последнее время успел привыкнуть к самостоятельности Иолая, но прибежавший
из оружейной подросток начал спрашивать про юного  Ификлида  -  и  того  в
результате нигде не оказалось.
     - Эх, жаль! - огорчился подросток. - А говорил  -  заходи  во  второй
половине дня в оружейную, подберем тебе щит по руке! Соврал, выходит...
     - Что подберем? - с удивлением переспросил Ификл.
     - Щит. Мне Поликлей все в грудь копьем попадает,  я  к  Иолаю,  а  он
говорит, что у щита ремень скошен, вот я его  излишне  на  отлет  и  беру.
Договаривались в оружейной встретиться - не пришел ваш Иолай!
     Ученики загалдели, обсуждая всякие советы Иолая (на которые тот,  как
оказалось, не скупился), и когда изумленный Ификл  поинтересовался,  знают
ли они, сколько лет его сыну - четко  ответил  только  один,  и  то  сразу
застеснялся, словно никогда раньше над этим не задумывался.
     Пожав плечами, Ификл  оставил  учеников  на  помощника  (того  самого
Поликтора из первого выпуска палестры, с которым не раз дрался в  детстве)
и пошел искать сына.
     В палестре Иолая не оказалось.
     Проклиная вполголоса странности  своего  первенца,  Ификл  направился
домой, где заставил изрядно разволноваться Алкмену с Астеропей,  поскольку
женщины тоже не знали, где бродит Иолай.
     - Не пропадет ваш сновидец, - бросила своенравная Мегара,  выходя  из
гинекея. - Дедушка с того света поможет. Небось, кто-нибудь из моих пропал
- и не заметили бы даже! Спать легли бы, небось. Следить за  детьми  лучше
надо...
     Ификл бешено глянул на старшую Креонтову дочь - и та умолкла.  Четыре
с лишним года назад, когда Мегара под предлогом  того,  что  не  различает
близнецов, пыталась залезть в Ификлову  постель  -  между  ними  состоялся
серьезный разговор.
     Но не в постели, как надеялась пышнотелая Мегара.
     С тех пор только Ификл и мог укротить эту кобылицу. Да и  то  потому,
что после того случая она пыталась оклеветать Ификла в глазах  Алкида,  но
на сей раз действительно перепутала братьев и нажаловалась не тому.
     За что и была изрядно бита.
     И до сих пор не могла понять - которым?
     - Где Алкид? - спросил Ификл.
     Мегара презрительно тряхнула гривой тщательно расчесанных волос и, не
ответив, удалилась.
     "Басилеев подарочек!" - чуть не вырвалось у Алкмены.
     - Он у Креонта, - Астеропея успокаивающе положила руку на плечо мужа.
     Словно ласточка присела на край утеса.
     - Он у Креонта. К папе гонец с Эвбеи прибыл, от Эврита  Ойхаллийского
- ну, Алкид и пошел новости  узнать.  Говорят,  Ифит-лучник,  учитель  ваш
бывший, плохо с отцом ладит. Из-за Иолы, сестры своей пятилетней -  то  ли
бьет ее старый Эврит, то ли еще что...
     Дальше слушать Ификл не стал и, подхватив со стены плащ, выскочил  из
дома.
     Редкий  дождь  немного  охладил  его,  и  Ификл  побежал  кругами  по
окрестным улицам, внимательно глядя по сторонам и периодически  зовя  сына
по имени.
     Через  полчаса  безрезультатных  поисков  его   догнал   запыхавшийся
подросток - тот самый, которому Иолай обещал подобрать щит по руке.
     - Учитель! Мы это... ну, мы занятия  прервали!  Только  нам  Поликтор
разрешил, вы не подумайте!..
     -  Короче!  -  рявкнул  Ификл,  машинально  беря  на  заметку   плохо
поставленное дыхание юнца.
     - Ну, это... мы Иолая вашего ищем, с ног сбились... и это...
     - Нашли?!
     - Да нет!
     - Да или нет?!
     - Нет! Зато нашли Фока-пьяницу... ну, знаете, который вечно у  базара
трется!..
     Ификл еле сдержался, чтобы не дать болтливому недорослю по шее.
     И хорошо, что не дал - понял он через мгновение.
     - Фок вашего Иолая видел! С каким-то верзилой! Говорит, что Иолай ваш
слепому рапсоду - ну, который все Гермеса славит! - две  рыбешки  в  чашку
сунул, а верзила его поторопил, и они пошли!
     - Куда?!
     - Фок говорит, что к Кадмее, к северной окраине... Вы  не  подумайте,
учитель - Фок трезвый был! Ну,  почти...  Стойте!  Стойте,  учитель!  Я  с
вами!..
     Куда там! - безнадежно отставший подросток только головой покрутил  в
восхищении, когда рванувший с места Ификл нырнул в усиливающийся  дождь  и
исчез за мерцающей пеленой.
     А богиня туч Нефела все доила своих небесных коров...


     Миновав последние хижины и забирая влево от Кадмеи в холмы,  поросшие
желтеющим  тамариском,  Ификл  собирался  сделать  большой  круг,  обогнув
крепость. Город  разрастался  к  югу,  и  Кадмея  из  внутренней  крепости
становилась скорее внешним северным бастионом,  но  это  сейчас  волновало
Ификла в последнюю очередь.  Уже  минут  десять  он  петлял  по  размокшей
тропинке, во весь голос выкрикивая имя сына, но вдруг поскользнулся и упал
в грязь.
     Выругавшись, он собрался  вскочить  -  но  остался  лежать,  повернув
голову вправо.
     Померещилось?
     Вроде бы нет... на вершине одного из дальних холмов  робкой,  нелепой
искоркой поблескивал костер, невидимый  с  высоты  обычного  человеческого
роста.
     Задумываться над этой странностью не было ни времени, ни желания.
     Превратившись в бесшумную тень и  с  благодарностью  вспоминая  уроки
Пана на Кифероне, Ификл стал  приближаться  к  заветному  холму,  стараясь
зайти с подветренной стороны; дождь, правда... нет, не будем рисковать.
     Почему-то ему даже не пришло в голову,  что  у  костра  могут  просто
коротать время охотники или обычные бродяги.
     Уже ползком подбираясь к каменным ступеням, невесть  как  оказавшимся
на вершине холма и похожим на выщербленные челюсти чудовища, Ификл понял -
почему.
     Потому что скользкий дождь, щупающий  тело  сотнями  зябких  пальцев,
начал пахнуть плесенью.
     Пять лет - целую вечность - не слышал Ификл Амфитриад,  брат  Алкида,
этого запаха.
     А слов, донесшихся из углубления  за  ступенями,  из  смрадной  пасти
дохлого чудовища, он вообще не слышал никогда.
     - ...хлынет рекою кровавой от устья к  истоку,  от  Павших  к  герою;
жертву приносим Алкиду, потомку великого Крона, Хозяина  Времени  внуку...
предки, услышьте, откликнитесь!..
     - Слышим Тартар, - глухо подвывали два низких голоса. - Слышим,  отцы
наши... скоро уже!.. скоро...
     И щербатое лезвие в руке старухи-карлицы дрогнуло, забыв  опуститься,
хищным клювом зависнув над распростертым на алтаре шестилетним  мальчишкой
- когда Ификл, не таясь, шагнул в пасть капища, срывая насквозь  промокший
плащ.
     - Животики, значит, лечила? - он словно и не  видел  двух  коренастых
мужчин, двинувшихся к незваному гостю. - Илифий, значит, от маминого  ложа
гоняла?.. Радуйся, Галинтиада, дочь Пройта - пришло время умирать!
     - Кому?! -  карлица,  изогнувшись  змеей,  оскалилась  прямо  в  лицо
пришельцу. - Кому умирать, герой?! Вот он, сынок твой, дитя невинное  -  а
вот и ножик... пить хочет ножик, истомился весь! Ох, боюсь,  не  удержу  -
опустится!  Ты  уж  тихонько  постой,  герой,  дай  ручки  связать-то,  да
покрепче, а то порвешь сгоряча!
     - Слепа ты, Галинтиада, дочь Пройта...
     Говорил мальчишка.
     Силясь  приподнять  голову,   беспомощно   запрокидывающуюся   назад,
маленький Иолай улыбался - и у Ификла встал комок в горле, когда он увидел
эту страшную улыбку на лице своего ребенка.
     Как огонь в ладони.
     - Слепа ты, Одержимая Тартаром! Смотришь, а  не  видишь...  не  Ификл
перед тобой, а Алкид-безумец, не отец Иолая, а дядя! Опусти нож на жертву,
старая жрица Павших, дай напиться лезвию, дай Павшим хоть ненадолго  войти
в Алкида! И подумай:  надолго  ли  переживешь  ты  жертву  свою?!  Вспомни
Лина-кифареда, глупая дочь  Пройта,  вспомни  послов-минийцев;  битву  под
Орхоменом вспомни!..
     И, не дав замешкавшейся старухе опомниться, мальчишка вдруг вскинулся
пойманной рыбой, связанными ногами ударив  сбоку  по  руке  Галинтиады,  в
которой был зажат нож.
     - Маленьких обижают! - звонкой плетью хлестнул яростный крик.
     Это были единственные слова,  способные  сорвать  Ификла  с  места  и
бросить вперед.
     Хорошо, что ученики из палестры  не  видели  сейчас  своего  учителя,
потому что никогда не учил их Ификл Амфитриад тому, чему учил в свое время
близнецов Гермий-Лукавый, покровитель атлетов и воров.
     Решили бы ученики, что и впрямь Алкид перед ними, обуянный безумием!
     Сухо хрустнуло подвернувшееся колено у ближайшего служителя, запястье
второго сковал бронзовый захват, и ладонь Ификла широким кинжалом вошла  в
подмышечную  впадину  несчастного,  заставив  родившийся  крик  умереть  в
распухшей гортани;  опустевший  алтарь  дважды  встречал  искаженное  лицо
очередной жертвы, словно  пытаясь  расплескаться  кровавым  барельефом,  и
извивалась на земле хрипящая змея,  бывшая  человеком  до  того,  как  ему
сломали позвоночник - а дождь все лил и лил, безразличный к происходящему.
     Узкое тельце скользнуло мимо и неожиданно споткнулось на бегу,  упало
на каменные ступени, корчась попавшей в тенета лаской - не  ногу  ли  себе
отгрызть хотела Галинтиада, дочь Пройта?!
     - Стоять! - словно за уши оттащили Ификла  от  старухи  с  жертвенным
ножом, торчащим из ее бедра. - Стоять, сын! Мне она нужна живой!..
     - Да, папа, -  машинально  ответил  Ификл  и  обернулся,  бледнея  от
запоздалого понимания.
     У алтаря стоял Амфитрион Персеид. И было неважно,  что  у  него  лицо
Иолая, что ростом он чуть ли не по пояс Ификлу, что рука  его  с  огрызком
веревки на запястье была худой и тонкой - эта рука только что  безошибочно
метнула нож вслед убегающей старухе, этим  голосом  в  свое  время  кричал
Амфит