далился, она сказала негромко:
     -- Мрак, ты уже однажды спас меня... Охраняй и сегодня, хорошо?
     Огромный  волк  с  готовностью  помахал  хвостом.  Глаза   его   были
преданные.

     Посол  Артании  нахмурился,  увидел  как  вместе  со  царевной  вошел
огромный волк. Желтые глаза зверя холодно и прицельно задержались  на  его
горле, обнаженных руках. Он остановился, наблюдая за каждым его движением.
     -- Царевна,-- поклонился посол. Его глаза не оставляли волка.--  Этот
зверь... У меня важный разговор с тобой.
     Она сделала приглашающий  жест,  грациозно  опустилась  в  кресло  со
спинкой. Волк сел с нею рядом, глаза его  пристально  изучали  дергающийся
кадык посла.
     -- Говори, достойный Маздон.
     -- Царевна, этот волк...
     Она очаровательно улыбнулась:
     -- Он не понимает разногласий между Куявией и Артанией.
     -- Да, но...
     --  Пожалуй,  он   никому   не   расскажет,--   продолжала   Светлана
задумчиво,-- если даже услышит что-то непристойное. Но я надеюсь,  что  ты
сам такое не скажешь... Он очень чуток на мое настроение.
     Она опустила руку и почесала Мраку за ухом. Посол сглотнул, его глаза
с трудом оторвались от созерцания зверя. Глядя царевне в глаза, он  сказал
как можно более твердым голосом:
     -- Царевна. Разговор пойдет о судьбах страны. Я не могу  собраться  с
мыслями, когда этот зверь рассматривает мою глотку!
     Нежные пальцы, прижали Мрака, вызывая сладкую дрожь, к земле:
     -- Ляг!.. Вот так. Теперь лежи спокойно.
     -- Этого недостаточно,-- сказал посол мрачно.
     -- Тогда разговор на этом закончим,-- сказала Светлана тем  уверенным
голосом, каким ей хотелось бы говорить чаще.--  Сегодня  на  меня  в  этом
комнате один уже почти... напал.
     -- Царевна!
     -- Он тоже, может быть, не собирался нападать... но, слово за  слово,
а когда у мужчин доводы кончаются, то, понятно... Будь этот волк со  мною,
тот остановился бы раньше. И наши отношения остались бы более теплыми.
     Угроза в ее словах прозвучала отчетливо.  Посол  несколько  мгновений
рассматривал ее лицо. Она умеет себя  держать,  эта  царская  дочь.  Их  с
младенчества учат держать спину прямо, головы  высоко.  Если  и  позволяют
себе выказывать истинные чувства, то разве что в запертой  на  два  засова
спальне, спрятавшись под одеялом, чтобы даже в ее комнате  не  подсмотрели
через тайные дырочки.
     -- Царевна,-- сказал он,--  я  надеюсь,  ты  сумеешь  сдержать  этого
зверя... Но на всякий случай предупреждаю: у меня  на  поясе  нож.  Лезвие
острее бритвы, но главное -- в двойной борозде яду хватит, чтобы отправить
к Ящеру дюжину человек.
     Она смотрела пристально:
     -- Зачем тебе этот яд?
     Он твердо выдержал взгляд ее ясных как горные озера глаз:
     -- Царевна... этот яд я имею право потратить только на себя.
     -- Зачем? -- повторила она настороженно.
     -- На пыльных дорогах... да и не только на  дорогах,  хватает  людей,
которые будут сдирать мою шкуру по лоскуткам, выдергивать ногти  и  ломать
кости по суставу, чтобы первым дознаться  о  моем  задании.  Всякий  посол
знает, что лучше успеть умереть раньше.
     Ее взгляд смягчился:
     -- Но как  же...  Кто  сам  себя  лишает  жизни,  тот  проклят  всеми
волхвами. Его даже хоронят в стороне от всех! Он лишается  права  войти  в
вирий.
     Посол скривил губы в горькой улыбке:
     -- Это тот риск, на который идем. К тому  же  остается  надежда,  что
боги как-то учтут различие... Но не будем уклоняться  от  главной  дороги,
царевна! Мне велено передать тебе, что  войско  Артании  готово  встретить
тебя на перевале.
     -- Зачем?
     -- Не стоит притворяться, что твое положение... не совсем  устойчиво.
Все знают, что тебе не продержаться дальше сегодняшнего дня. Завтра  здесь
будет другой правитель. Я не  стану  гадать:  Горный  Волк,  Руд  или  кто
другой. Но главное, что тебя либо убьют, либо  бросят  в  темницу,  откуда
выхода уже не будет... Не следует льстить себя надеждой, что кто-то из них
возьмет тебя в жены. Они знают, что ты своевольна и умна. Понимают  и  то,
что однажды сама запрешь их в темницы, а власть возьмешь в свои руки.
     Она сказала ровным голосом:
     -- Это все слишком далекие предположения. Зачем меня встречает войско
артанцев?
     -- Чтобы дать защиту. Наш царь предлагает тебе почетное место при его
дворе. Ты будешь блистать и там! А когда сама захочешь, выберешь  себе  по
сердцу знатного мужа.
     Волк беззвучно приподнял край верхней губы,  показал  острые  длинные
клыки. Желтые глаза следили за послом неотрывно.
     -- Понимаю,-- сказала Светлана.-- А что возьмет за такую доброту?
     Посол поклонился:
     -- В доброте самой уже есть вознаграждение. Просто он  полагает,  что
согласишься уступить земли по эту сторону перевала. Немного, всего лишь по
левый берег.
     У нее вырвался невольный возглас:
     -- Это треть наших земель!
     -- Всю Куявия захватит кто-то из твоих врагов,-- напомнил посол.--  А
враги близкие, всегда ненавистнее далеких. Так не  лучше  ли  отдать  хоть
часть артанцам, чем Горному Волку?.. К тому же, если захочешь, наши войска
могут помочь вернуть престол.
     Она сказала с горькой насмешкой:
     -- Но за это я должна буду отдать вам уже две трети Куявии?
     Посол молчал. Она ощутила, что у правителя Боевых Топоров могут  быть
планы и посерьезнее. Взять всю Куявию в бронзовый кулак, а ее оставить  на
престоле красивой куклой, окруженной его воинами-артанами!
     Мелькнула  мысль,  что  это  все  же  лучше,   чем   отдать   царство
ненавистному Горному Волку или Руду.  Она  дала  этой  мысли  овладеть  ею
глубже, чтобы посол видел  ее  колебания  и  растущую  заинтересованность.
Любой человек так бы и сделал. Только царских детей всегда  воспитывали  в
мысли, что сперва думать надо о стране,  потом  о  себе.  Но  посол  пусть
думает, что  она  больше  нормальный  человек...  даже  просто  испуганная
девушка, трепещущая за свою невинность, чем царская дочь.
     -- Это интересное предложение,-- произнесла она медленно.-- Правда, я
предпочла бы остаться не при артанском  дворе,  а  где-то  по  ту  сторону
перевала. На своем клочке земли, со своим дворцом и своими людьми...
     Посол улыбнулся, взгляд стал хозяйским.
     -- Я думаю, правитель Боевых Топоров пойдет на это.
     -- Я должна подумать.
     -- Царевна,-- голос его стал предостерегающим,--  это  у  меня  много
времени, Но не у тебя!.. Ты уверена, что переживешь сегодняшнюю ночь?
     Она поднялась, давая понять, что разговор  закончен.  Посол  поднялся
тоже. Несколько мгновений смотрели  глаза  в  глаза,  затем  посол  нехотя
поклонился. Светлана как можно спокойнее пожала плечами:
     -- Кто из нас уверен в завтрашнем дне?
     В голосе посла сквозило раздражение:
     -- Царевна! Дюжина людей ждет тебя за воротами замка. Переоденут, уже
завтра будешь за перевалом. Никакая погоня не достанет  --  кони  в  нашей
стране самые быстрые на свете!
     -- Я подумаю,-- ответила Светлана медленно холодеющим голосом.
     Взгляд ее  стал  строже,  но  в  темных  глазах  посла  были  злость,
разочарование и насмешка. Светлана ощутила как по спине  побежал  холодок.
Посол не выказал неповиновения или опасности, но он ясно навязывал ей свою
волю, и она не знала, как поступить.
     Мрак зевнул, показав страшное жерло, красное как  пламя,  поднялся  и
пошел вдоль стены, обнюхивая  углы.  Посол  еще  еще  боролся  взглядом  с
царевной,  уже  ее  лицо  дрогнуло,  в  нем  начали  проступать  страх   и
растерянность, но Мрак в это время подошел к послу  сзади,  задрал  заднюю
лапу. Тот запоздало обнаружил, что его  роскошный  халат  потяжелел,  стал
горячим и очень мокрым. Он оглянулся, отпрыгнул в испуге:
     -- Этот... этот зверь намочил мою одежду!
     Царевна с удовольствием засмеялась.  Голос  ее  был  как  серебристый
колокольчик:
     -- Он вас всего лишь наметил. Теперь он вас запомнит.
     Посол с отвращением оттопырил двумя пальцами полу халата:
     -- Я его... тоже запомню.
     -- Эй-эй,-- сказала царевна предостерегающе.-- Не обижайте мою бедную
собачку.
     В его темных глазах плеснула ярость:
     -- Бедную?
     -- И жалобную. И добрую. Посмотрите какие у него глаза!
     Мрак повернул голову, давая  возможность  посмотреть  в  свои  глаза.
Заодно показал и клыки. Посол в самом деле увидел и  понял  насколько  тот
добрый. Догадался без труда, что добрая собачка  думает  о  нем  на  самом
деле.
     --  Царевна,--  сказал  он,  отступая  с   поклоном,--   я   вынужден
удалиться... Мне надо сменить одежду. Это здесь такие запахи, что я мог бы
и не менять... гм... но артанцев с детства приучают к чистоте! А  ты  пока
подумай над моими словами.
     Когда он ушел, Светлана смеяться перестала. Очень серьезно посмотрела
на волка:
     -- Странно... Ведь ты еще ничего не метил!

     Глава 11

     В сопровождении волка  Светлана  спустилась  в  Золотую  Палату.  Пир
продолжался, хотя половина мест за столами опустела.  Волк,  которого  она
назвала  Мраком,  посмотрел  на  нее  вопросительно.  Светлана  прошептала
горько:
     -- И ты заметил? Они разбрелись по дворцу.
     Волк потерся о ее  ногу.  Светлана  почесала  за  оттопыренным  ухом,
мохнатым и теплым, объяснила:
     -- Присматриваются, где  моя  стража.  Это  может  произойти  сегодня
ночью.
     Горный Волк и Руд сидели за одним столом.  Лица  были  злые,  спорили
ожесточенно. Рядом с Рудом сидел Голик, что-то доказывал с  жаром,  дергал
за рукав, а в глаза Горного Волка заглядывал искательно.
     Светлана передернула плечами.  Лицо  постельничьего  не  понравилось,
обычное лисье выражение уступило место жадному нетерпению.
     -- Боги,-- вырвалось у нее тихо,-- а мне и поспорить не с кем! Уже  с
волком говорю...
     Волк  лизнул  ей  руку.  За  столами  подняли  головы,   смотрели   с
вопросительной враждебностью. Горный Волк помахал рукой, взревел зычно:
     -- Царевна! Хромай сюда. Здесь еще осталось вино.
     Руд и даже Голик  ухмылялись.  Светлана  ощутила  как  щеки  заливает
смертельная бледность. Хищники уже сговорились?
     Ровным голосом она произнесла:
     -- Я прощаюсь с вами до завтра.  А  вы,  дорогие  гости,  продолжайте
честной пир.
     Кто-то крикнул что-то вслед, но Светлана  сделала  усилие,  чтобы  не
услышать. Доброго не скажут, а отвечать на обиды сил нет.

     Слезы брызнули, когда переступила порог своих покоев.  Яна  бросилась
раздевать, руки тряслись, сама взревела в  голос,  жалея  добрую  царевну.
Волк лизал руки, Светлана обхватила его большую голову, прижала  к  груди,
ее слезы падали ему на широкий лоб.
     -- Один ты у меня защитник...
     От  волка  сильно  пахло  зеленью,  живицей  и  почему-то  муравьиной
кислотой. От его тела шло мощное животное тепло, но он  вздрагивал,  косил
на нее большим глазом, в котором желтизна быстро уступала кроваво-красному
пламени.
     -- Иди, Яна,-- велела она.
     --  Царевна,--  сказала  Яна,--  дозволь  остаться  в  твоих  покоях.
Тревожно что-то мне.
     -- Иди к себе,-- велела Светлана уже строже.-- Если услышишь шум,  то
запрись и не выходи. Поняла?
     Яна упрямо покачала головой:
     -- Нет. Сюда могут ворваться плохие люди.
     -- А ты меня защитишь? -- спросила Светлана с горькой улыбкой.-- Иди.
Иначе и ты погибнешь. Но сперва тебя испакостят... Иди! Я так велю.
     Яна  с  недовольным  вздохом  удалилась  в  свою  каморку.   Светлана
прислушалась, но щелчка засова не услышала. Верная  служанка  явно  решила
провести ночь без сна, стеречь ее сон.
     -- Бедолажка,-- прошептала Светлана.-- В  таких  делах  слуги  гибнут
первыми.
     Она забралась в постель, натянула одеяло до  подбородка.  Светильники
наполняли спальню легким  запахом  благовоний.  Все  окна,  кроме  одного,
плотно заперты ставнями, а  самое  маленькое,  перегорожено  прутьями  так
плотно, что не пролезет и кулак.  Оттуда  струился  густой  теплый  воздух
ночи, который к утру станет чистым до прозрачности. Но доживет ли  она  до
утра?
     Волк покрутился, выбирая место, понюхал, а когда лег, грохнул костями
так, будто устроился не на толстой медвежьей шкуре, а на голых досках. Она
слышала как он вздохнул, поерзал, почесался.
     За толстой стеной словно бы кто-то скребся, потом ненадолго  затихло,
а когда зашуршало снова, то звук был странным  и  пугающим,  будто  кто-то
грыз камень, как жук-древоточец грызет мебель.
     -- Мрак,-- позвала она тихонько.-- Мрак...
     В слабом свете она увидела как выросла черная горбатая тень,  перешла
на  другую  стену,  страшно   и   пугающе   переломившись.   Его   дыхание
почувствовалось совсем рядом у постели.
     -- Забирайся ко мне,-- скомандовала она.-- Ну  же!..  Ляжешь  мне  на
ноги... Что-то зябнут.
     Волк почему-то колебался, словно чувствовал некую опасность. Светлана
опустила руку, ощутила горячее дыхание. Горячий язык снова  быстро  лизнул
ее  пальцы.  Она  запустила  их  в  густую  шерсть,   потянула   к   себе,
приговаривая:
     -- Иди сюда... Не бойся... Я не кусаюсь... Прыгай в мою постель...
     Волк упирался, но она все-таки затащила, он  забился  в  самый  угол,
словно боясь ее то ли потревожить,  то  ли  что  в  самом  деле  покусает.
Светлана уперла в него ноги, чувствуя голыми  ступнями  жесткую  шерсть  и
блаженное животное тепло. Она сразу ощутила себя защищенной, а когда  волк
решился пошевелиться, лег поперек поверх ее ног, на  ее  губы  впервые  за
последние дни вернулась улыбка.
     Так, с улыбкой она и заснула.

     Мрак осторожно, замирая при каждом движении, сполз с постели.  Сердце
его рвалось, никогда так  не  хотелось  остаться,  чувствовать  ее  тепло,
слышать ее ровное дыхание. Лишь иногда она начинала  дышать  чаще,  словно
убегала через темный лес, тоненько вскрикивала, и тогда он лизал ей  ногу,
и она сразу успокаивалась, даже улыбалась во сне.
     Надо, сказал он себе в который раз. Ради ее счастья.
     Он выждал, когда  по  ту  сторону  двери  затихли  шаги,  приотворил,
выскользнул, вильнул задом,  закрывая  за  собой,  и  длинными  неслышными
прыжками унесся по коридору.
     Дворец был полон запахов. Они говорили ему намного больше, чем  глаза
или слух. Глаза рисуют картинку,  которая  прямо  перед  ним,  даже  сзади
ничего не видно, слух дает намного  больше,  в  том  числе  даже  то,  что
происходит за спиной или за углом, зато запахи ко всему этому рассказывают
и то, что творится на том или другом месте часом или даже сутками  раньше,
что в этот момент делается внизу на  кухне,  что  за  плотно  затворенными
дверьми любой комнаты, ибо нет таких дверей, чтобы не выпускали запахи...
     Вскинув морду и понюхав воздух, он  почти  безошибочно  мог  сказать,
сколько народу во дворце, и где они.  Эта  картинка  постоянно  двигалась,
смазывалась, то здесь, то  там  выступала  особо  ярко,  а  когда  человек
приближался достаточно близко, чуткие  уши  ловили  его  шаги,  следили  и
оценивали, много узнавая по походке, а уже много погодя он появлялся из-за
угла или из дверей, и тут уже  глаза  лишь  дополняли  картину  последними
штрихами.
     И сейчас запахи точно подсказывали кто сейчас и  где.  Он  без  помех
спустился на два поверха ниже, затаился в нише, заслышав шаги.  Двое  слуг
тащились, будто шли на казнь. Один тер кулаками  глаза,  явно  только  что
разбудили,  другой  зевал  с  таким  жутким  завыванием,  что  Мрак   едва
удержался, чтобы не завыть в ответ.
     -- Хороший был стол,-- сказал один,-- да гости что-то жрут мало. А уж
пьют совсем чуть-чуть.
     -- Думаешь, прямо сегодня и случится?
     -- Да, у нас уже  и  стража  разбежалась.  Всех  можно  взять  голыми
руками. Только два-три воеводы хранят верность, да  с  полдюжины  стражей,
что пьянствуют с Ховрахом.
     -- Ну, Ховраху море по колено. Не просыхает! Вряд  ли  понимает,  что
творится. А что на пиру мало едят да пьют, так это завтра же  один  Ховрах
все смолотит и еще спросит: нет ли чего на обед?
     -- Ох, этот Ховрах,-- сказал первый  с  отвращением.--  Это  еще  тот
гусь! Недавно я его застукал... Где бы ты  думал?  У  себя  дома!  С  моей
женой.
     -- Ну-ну,-- подбодрил второй.
     -- Захожу, а он сидит с нею за столом. Глаза у обоих хитрые-хитрые. А
я и сам не последний дурак, сразу все понял. Не вытирая ноги,  бросился  к
полкам... Так и есть! Мой кувшин вина вылакали досуха!
     -- Да, это еще тот гусь.
     Мрак выскользнул из тайника, не дожидаясь когда их шаги затихнут.  Он
шел, принюхиваясь, когда сбоку из прохода показался толстый дружинник.  Он
был навеселе, пошатывался,  обеими  руками  прижимал  к  груди  кувшин.  В
кувшине булькало, острый нос Мрака уловил аромат неплохого вина.  Половину
лица дружинника занимали длинные усы, падающие на грудь. Вид у  воина  был
устрашающий. Круглое багровое лицо, лоб рассекает страшный шрам, настолько
глубокий, что белеет кость, шрам развалил  бровь  надвое  и  опустился  на
скулу, где тоже виднелась кость.
     Воин сказал сурово:
     -- Клянусь этим шрамом, что остался от меча несокрушимого Громобоя...
А-а, волчок!.. Волчик... волчашка... Тю-тю-тю, лапочка!.. Хошь хлебнуть?
     От него веяло дружелюбием, он был в состоянии любить и обнимать  весь
мир. Глаза смотрели навыкате, рожа красная как натертая  корой,  даже  усы
казались  веселыми.  Он  был  явно  единственным  человеком,  которого  не
тревожила своя судьба завтра.
     Мрак отказался хлебнуть, тогда воин, высвободив одну руку, бесстрашно
потрепал волка по холке, почесал за  ухом,  предложил  в  приливе  пьяного
дружелюбия:
     -- Пойдем на кухню?.. Туда надо знать дорогу. Меня зовут Ховрах. Меня
все здесь боятся!
     Заинтересованный, Мрак потрусил следом. Кухня была на первом поверхе,
даже в полуподвале, огромном и дымном,  полном  сладких  запахов  жареного
мяса, душистых похлебок, разваренной рыбы. Повара и стряпухи  суетились  у
огромных котлов, гостей понаехало -- попробуй не прокормить, отроки  бегом
таскали вязанки дров, совали под котлы.
     Ховрах с порога заорал весело:
     -- Пришла радость -- отворяй ворота!.. Это я, ваша радость, со  своим
новым другом!
     Повар, огромный мужик еще толще Ховраха, в страхе дернулся:
     --  Это  ты,  радость?  Да  ты  как  чума  на  наши  головы!..  Когда
появляешься на минутку, мясо исчезает даже из кипящих котлов.
     -- Жадничать нехорошо,-- укорил Ховрах.
     -- Хоть и жадничаю, зато от чистого сердца,-- сердито отрезал повар.
     Ховрах ласково погрозил пальцем:
     -- Еще раз селезнем хрюкнешь, бивни под стол сложишь. Почему ты такой
грубый? С дуба рухнул? А внизу еще  и  змея  укусила?..  Ты  лучше  готовь
лучше. Из-за тебя может погибнуть большое количество жертв.
     Повар опасливо отступил с дороги, давая путь волку:
     -- Тут вам не здесь,-- проблеял он, волк как  раз  медленно  проходил
мимо его ноги, остановился почесаться.-- Или вы прекратите,  или  одно  из
двух... Это вам чревато боком!
     -- Как прекрасен этот мир, посмотри!  --  возопил  Ховрах,  он  пошел
вдоль рядом, принюхиваясь, нос еще задергался в вожделении.-- Я  ведь  даю
вам возможность посмотреть на мое великолепие, пообщаться со мной.. м-м...
     Свободная рука ухватила ломоть мяса  прямо  со  сковородки,  а  когда
завидел другой, побольше, сунул было кувшин Мраку, перекосился от жалости:
     -- Эх, не удержишь... Ну, хоть посторожи! А  то  народ  здесь  больно
ненадежный.
     Он сунул Мраку мясо в пасть, сам ухватил ломоть покрупнее.  Повара  и
стряпухи смотрели с бессильной яростью, а те,  что  помоложе,  хихикали  и
строили ему глазки. Одна пышная девка осмелилась погладить Мрака, шепнула:
     -- Ешь, ешь... Приходи вечером... с Ховрахом.
     Мрак с удовольствием сожрал мясо, а Ховрах  прошелся  между  котлами.
Мужиков гулко хлопал по спине, гоготал зычно, баб щупал и хватал за грудь,
шлепал по задницам