ли,  факелы  чадили.
Лица гостей были серыми от тревоги. Волк выпрямился во весь огромный рост.
Его трясло от бешенства, на губах показалась  пена.  Он  не  замечал  даже
Мрака, мало ли бивал таких оборванцев, не  замечал  дрожащей  Светланы  --
красивая женщина не заменит чувства власти, он видел только  скорчившегося
на троне Додона и дрожащее стадо его бояр и советников.
     Голос от ярости срывался на хрип:
     -- Да, беглому рабу и вору повезло больше. Но я  сказал  так,  потому
что хотел спасти вас всех от позора!..  Ну  что  ж,  царь  Додон.  Ты  сам
восхотел этого!.. Есть сила, супротив которой ни ты, ни сто  тысяч  Хозяек
Медных Гор ничего не сделают! Вот эта сила!
     Его указательный палец уперся в ряды воинов. Бородатые,  хмурые,  они
стояли ровно как бревна в частоколе, и раздвинуть или  столкнуть  с  места
было так же непросто, как врытые в землю осмоленные бревна.
     -- Я с ними не ссорился,-- сказал царь нерешительно,
     -- Да? -- прорычал Волк.-- А кто не платит за службу еще с  зимы?  Ты
посмотри как обнищали!  Взгляни  на  их  оружие,  которое  надо  заменить,
подправить, а оружейники за все денег требуют! Я объявляю во всеуслышанье:
у тебя нет денег, дабы заплатить!
     Мрак быстро посмотрел на царя. Тот съежился  на  троне  бледный,  лоб
покрылся капельками пота. Во взгляде было затравленное выражение  и  жажда
держаться на троне до конца. Но если денег в самом деле нет, если казначей
с двадцатью сундуками золота бежал в Артанию, как говорят в  народе,  если
даже челядь наполовину пришлось отпустить на прокорм в ближайшие села...
     Воины грозно роптали. Оружие  начало  позвякивать  громче  и  громче.
Вроде бы никто не бил рукоятями топоров в  щиты,  но  бронза  звенела  как
перед боем.
     На губах Волка проступила зловещая  улыбка.  Она  была  как  щель  на
каменном лице, как волчий капкан, но ширилась, и Мрак  видел  как  бледнел
царь, как дрожала Светлана. Кузя  пролезла  обратно  между  ног  взрослых,
требовательно ухватила Мрака за руку:
     -- Сделай же что-нибудь!
     -- Я?
     -- Да! Ты же самый сильный, ты все умеешь! Только ты все умеешь.
     Мрак услышал далекий шорох и треск, словно  большой  червь  полз  под
землей, рвал коренья деревьев и жрякал на ходу. Шорох  становился  громче.
Еще никто не слышал, только волчье  чутье  и  обостренный  слух  заставили
Мрака насторожиться, и когда Кузя снова дернула за руку, он прошипел:
     -- Ш-ш-ш!.. Смотри вон туда.
     -- Куда? -- переспросила Кузя подозрительно.
     Он указал, и Кузя уставилась на мраморные плиты. Там  задрожало,  две
плиты вспучились, встали шалашиком. Снизу пошел  оранжевый  свет.  Пахнуло
теплым воздухом, чуялся запах гари. Показалась голова огромного полоза:  с
крупный валун, ярко-желтая, пышущая жаром как разогретая для поковки глыба
металла.
     Он выдвигался с пугающей неподвижностью, будто его что-то выталкивало
снизу. Тело было толщиной с бревно,  янтарно  желтое,  полосы  исчезли  на
светлом  брюхе.  Когда  выбрался   весь,   голова   была   уже   почти   у
противоположной стены. Он оглянулся на истончившийся хвост, раскрыл пасть,
на миг полыхнул ослепляюще оранжевым огнем. Зашипело, волна жара ударила в
людей с такой  силой,  что  послышались  крики.  Кто-то  упал,  закрываясь
руками. Остальные отступили к стенам, ладони держали у лица,  прикрывались
от жара.
     -- Жи..лу... у...вел,-- проскрипел полоз жутко.-- Жи...лу...
     Затем с размаху ударил головой в стену,  начал  погружаться  прямо  в
треснувшие камни. Гости замерев, смотрели как  гигантское  тело  втянулось
следом, а в  месте  исчезновения  осталось  оранжевое  пятно  с  человечью
голову. От пятна несло жаром, а капельки еще стекали  по  стене,  застывая
как натеки воска.
     И лишь тогда кто-то ахнул:
     -- Полоз!..
     -- Царь-полоз! -- вскрикнул другой голос.
     Толпясь, все жадно смотрели на  то  место,  где  прополз  Царь-полоз.
Каменные плиты просели, через  всю  палату  желтела  оплавленная  борозда.
Кое-где вздымались легкие дымки, быстро растворялись. Полоса была  широка,
будто по плитам из старого коричневого воска прокатили горячий  котел.  По
всей борозде блестели раздавленные комья желтого металла. А  в  том  месте
стены, куда уполз Царь-полоз, пятно было с конскую голову.
     Кузя счастливо прижалась к Мраку:
     -- Спасибо! Какой ты у меня замечательный!
     -- Я? -- удивился Мрак.-- Тот большой червяк был совсем не я.
     -- Ты,-- сказала Кузя убежденно.--  Это  ж  ты  его  позвал!  Я  сама
видела, как ты пальцами шевелил!
     Волхв  бросился  вперед,  поспешно  бросил  священные  травы  в  след
Царя-полоза, все-таки один из древних богов, которых  новые  низвергли  до
демонов. Однако воины, похоже, в  этот  момент  были  сторонниками  старой
веры. Смотрели жадными  глазами,  губы  их  шевелились.  Во  взглядах  был
расчет, плату на этот раз стоит взять и на  полгода  вперед.  Пока  золота
хватает...
     Рогдай вскинул руки, гаркнул, враз  обретя  властный  голос  царского
воеводы:
     -- Тихо, все!.. Власть царя крепка, воины  верны,  а  воеводы  служат
верой-правдой! А что отыскался настоящий спаситель царя,  то  что  ж...  А
тебе, Волк, я говорю от имени царя-батюшки: запятнал  ты  воинскую  честь.
Недозволено никому присваивать  чужие  заслуги.  Даже  во  имя  укрепления
царства. Честь дороже.  Посему  тебе  надлежит  немедля  покинуть  царские
палаты и удалиться в... ну,  подальше  от  стольного  града.  Царь-батюшка
укажет куда. А куда б я тебе указал, сам знаешь.
     Грянула мертвая тишина. Все замерли, боясь шевельнуть  даже  пальцем.
Всяк смотрел на Волка. Тот  всегда  был  грозен,  а  воины  с  ним  ходили
матерые, как один рослые, в бронзе, с суровыми лицами, но сейчас Волк  был
страшен настолько, что даже его свирепые горцы отступили.
     --  Покинуть...--  прохрипел  Волк,  и  каждый  содрогнулся  от   его
наполненного жаждой крови голоса.-- Это мне покинуть?.. Да ты хоть знаешь,
старик, кому такое пищишь, как жалкая мышь?
     За спиной Додона началось движение. Один за другим пятились,  высокая
спинка царского трона уже не казалась надежной защитой. Воевода бесстрашно
взглянул в грозные очи воителя:
     -- Знаю. Что тебе захватить дворец, город и даже страну? У  тебя  вон
сколько мечей! Но  как  заставишь  замолчать  всех...  всех!..  кто  видел
Хозяйку и слышал, что сказала?
     -- Боги врут! -- вскрикнул Волк бешено.
     -- Это им скажи,-- воевода указал на молчаливую толпу.  Под  взглядом
Волка люди опускали головы и пятились.--  Ты  помнишь,  как  ты  с  сотней
воинов, что шли за тобой радо,  с  легкостью  побил  две  тысячи  ратников
Тюпаря, ибо те шли за ним по нужде?
     Волк бешено пожирал взором старого воеводу. Глаза налились кровью. Он
весь раздулся, воздух  вокруг  него  заструился,  задрожал.  Затем  сквозь
сумасшествие в глазах проглянуло что-то  новое.  Он  оглянулся  на  своих,
отшатнулся, вгляделся снова.  Плечи  медленно  опустились.  Чужим  голосом
прохрипел:
     -- Ладно. Я уйду.
     -- Ты поступишь правильно,-- сказал Рогдай.
     -- Но на этом наш разговор не закончится,-- добавил Волк зловеще.
     -- Я уже стар,-- сказал Рогдай.-- Мой смертный час близок.
     -- Ты услышишь обо мне раньше,-- пообещал Волк.-- Это и  будет  твоим
смертным часом. Как и других.
     Он повернулся и быстро пошел к выходу.  Толпа  расступалась  с  такой
поспешностью, что кто-то упал, запутавшись в своих ногах, отползал с  пути
грозно шагающего Волка на карачках, но никто не засмеялся.
     Рогдай повернулся к застывшему Додону:
     -- Великий царь, боги помогли выявить правду!
     Все взоры повернулись в сторону трона. Додон подвигался,  почерневший
от горя и тревоги, простонал тоскливо:
     -- Кому нужна правда? Люди бьются за счастье, а  не  правду.  Простое
человеческое счастье.
     -- Счастье стоит на правде,-- ответил Рогдай, но уверенности в голосе
не было. Люди неуверенно зашумели. Додон отмахнулся с брезгливостью:
     -- До седин дожил, а речешь как младенец. Заяц  и  то  петли  кидает,
следы прячет, а уж люди... Ладно, сделанного не воротишь. Да, меня спас...
а вернее, вернул, не Волк, а беглый раб и вор. Мое  слово  неизменно:  ему
вручаю руку Светланы, а с нею -- и половину царства. Что, этого хотели?
     Мрак исподлобья наблюдал за царем, толпой, охраной, даже разбойниками
Гонты, с которым пришел. Все, хоть знатные, хоть челядь,  переглядываются,
на лицах облегчение пополам с досадой и тревогой. Облегчением, что  власть
не взял в руки Волк, а досада и тревога, что трон зашатался с его уходом.
     Ховрах одобрительно похлопал Мрака по плечу:
     -- Я ж говорил? Если бы я не указал  дорогу  --  чтоб  ты  нашел?  От
хвоста уши. С тебя ковшик пива! Нет, даже два.
     Мрак повернулся к Светлане. Его коричневые глаза впились в ее лицо, и
к несказанному облегчению увидел, что тревога покидает ее глаза.  Лохматый
и свирепый с виду разбойник показался не так страшен, чем  могучий  витязь
Волк!
     Толпа затаила дыхание. Мрак сделал шаг вперед. Разбойники с Гонтой во
главе одобрительно шумели. Светлана подняла на него глаза. Кузя  уцепилась
за руку Мрака, сжала, вонзив коготки.
     -- Ты не пожалеешь, Светлана,-- сказал он перехваченным голосом.--  Я
чужак в этой стране, но  я  обучаюсь  быстро...  И  я  смогу  стать  твоим
настоящим защитником!
     Светлана  шире  распахнула  глаза.  Гости  заговорили  между   собой.
Разбойники подняли руки, орали весело. Додон недовольно нахмурил брови:
     -- Тихо! Объявляю, что  свадьба  состоится  через  неделю.  А  сейчас
бирючи пусть скачут во все концы Куявии. Пусть на свадьбу  царской  дочери
с... этим человеком явится всяк, кто пожелает!
     Слева хихикнул Голик, сказал тихонько:
     -- Кто из знатных явится? Разве что голытьба всякая.
     Кузя визжала и цеплялась за руку, пыталась карабкаться как на дерево.
В мертвенном бледном прекрасном лице Светланы впервые проступили  признаки
жизни. На бледных щеках проступил  легкий  румянец,  но  глаза  оставались
невеселыми. Мрак стиснул кулаки. Дурак, мечтал  как  прийдет,  разом  всех
победит, завоюет ее сердце... Но вот она рядом, вот ее  трепетные  пальцы,
но что-то не позволяет просто протянуть руку и взять!

     Его поместили в светлой горнице, чистой и  просторной.  В  стенах  по
светильнику, широкое ложе в углу, стол,  две  лавки,  на  полу  шкуры,  на
стенах рога оленей, лосей, туров, оскаленная кабанья морда. И  два  окошка
без решеток, белые вышитые занавески.
     Мрак разулся, с удовольствием  прошелся  босыми  ступнями  по  гладко
выскобленному полу. Вымыли  перед  его  приходом,  половицы  еще  влажные,
пахнут свежестью.
     Сердце стучало, он боялся отойти от  окна.  Все  чудился  стук  копыт
легконогого коня, даже ветер доносил запах ее кожи. Потом понимал, что все
чудится, начинал бегать по комнате, но время текло как смола из  разбитого
громом дерева: тягуче и почти незримо.
     Когда за дверью послышались легкие шаги, он привычно нащупал  оружие,
засмеялся.
     Трое молодых девок внесли огромную лохань. Как Мрак  не  отнекивался,
со смешками содрали с него волчью  душегрейку,  усадили  в  горячую  воду,
терли, скоблили грязь и пот. Он наконец распустил сведенные напряжением  и
неловкостью мышцы, отдался их быстрым пальцам с острыми коготками.
     -- Только жук, в навозе живуче, чист обихаживается! А человеку мыться
надобно.
     -- Огонь чистит, вода моет.
     -- Все мы по пояс люди...
     Слова журчали над головой мягко и успокаивающе, он едва не  задремал.
Его терли, скоблили и смывали пот, поливали горячей водой и  снова  терли.
Он чувствовал как  усталость  бесследно  растворяется.  Тело  снова  стало
молодым и сильным. Их пальцы ненадолго задерживались на его шрамах, иногда
в бугорках, иногда  в  виде  рубцов  или  канавок,  там  гладили  особенно
бережно, а в их голосах он слышал глубокое сочувствие.
     В разговоры не вслушивался, достаточно беззаботного щебетанья. От них
пахло свежестью, травами и зеленью, молодой чистой кожей.
     Когда его, чистого как младенца, под руки подняли  из  горячей  воды,
которую меняли пять раз, он чувствовал себя странно легко и свободно.  Его
облачили в красивые одежды, поднесли огромное бронзовое зеркало.
     В полированной поверхности отражался могучий  муж  в  белой  рубашке,
расшитой петухами и змеями, пояс  был  красным,  портки  синие,  а  сапоги
красные, с загнутыми носками. С пояса свисают пушистые  кисти,  сафьяновые
сапоги расшиты бисером, волосы приглажены и причесаны.
     Муж выглядел диковато красивым, и Мрак сразу ощутил себя  обманщиком.
Он никогда не был красивым, в  нем  уважали  силу  и  надежность,  мужскую
дружбу и верность, честь и достоинство, а наряды и украшения оставлял  для
девок, это для них важно как смотрятся, а цена мужчины не во внешности.
     Девки перешептывались:
     -- Ты гляди...
     -- А в зверячьей шкуре чистый зверь!
     -- Верно, одежка красит любого.
     -- Одень пень -- и тот будет красив.
     Ему  расчесали  волосы,   подстригли,   снова   расчесали.   Умаслили
благовонными маслами.
     Чувствуя себя неловко в  богатой  одежде,  он  прошелся  по  комнате,
привыкая к тяжелым сапогам, дорогому плащу, бархатному панцирю с  золотыми
бляхами. Отрок, которого дали в услужение, следил  за  ним  блестящими  от
любопытства глазами.
     -- Жди,-- велел Мрак,-- пройдусь малость.
     -- Во дворце не просто,-- осмелился предупредить мальчишка.-- Я лучше
покажу где и что.
     -- Не заблужусь,-- усмехнулся Мрак.
     В коридоре стражи сдвинулись с места, Мрак отмахнулся. Дворец  велик,
но кое-где он здесь уже бывал. Пусть и на четырех лапах.
     Кто-то из стражи крикнул вниз. Слышно было как перекликались  голоса,
зов пошел дальше, дальше, затих. Однако,  когда  Мрак  спустился  поверхом
ниже и собирался выйти в сад, где  надеялся  увидеть  Светлану,  наперерез
быстро вышел грузный человек в  богатом  воинском  доспехе.  Белая  борода
укрывала горло и падала на грудь, а длинные седые волосы ниспадали  из-под
кольчужной сетки шлема на плечи, помогая защищать шею от ударов.
     -- Будь здоров, Мрак,-- сказал он быстро.
     -- И ты будь здоров, воевода  Рогдай,--  сказал  Мрак  почтительно.--
Добро ли почивалось?
     Рогдай отмахнулся. Его совсем не старческие глаза быстро обежали  его
с головы до ног:
     -- Что-то ты не больно радостен, жених... Что-то тревожит?
     -- Да все тревожит,-- признался Мрак.-- Я вломился сюда как  медведь.
А тут еще Хозяйка подмогла, будь она неладна... Ничего не понимает в делах
людей. Ну, кто на самом деле отдаст мне полцарства?
     Рогдай усмехнулся:
     -- Ты не дурак, хоть и  дик  обликом.  Ты  мне  нравишься.  Поговорим
опосля, а пока сходи вот в тот угол сада. Там сейчас  Додон  кормит  своих
рыб.
     -- Зачем?
     -- Сходи,-- посоветовал Рогдай.-- Одно дело,  поговорили  принародно.
Теперь узнай, как на самом деле.
     -- Ты прав, воевода,-- вздохнул Мрак.-- Благодарю.
     Солнце блеснуло в глаза, воздух за порогом был такой чистый, что Мрак
сразу ощутил как  в  голове  прояснилось.  Грудь  сама  поднялась  трижды,
очищаясь от  спертого  нечистого  воздуха  тесных  комнат,  вбирая  запахи
зелени, свежести.
     Он еще издали заметил на камне у пруда сгорбленную фигуру. Додон  был
в роскошной срачице, наброшенной на голое тело. Босые ноги опустил в воду,
и Мрак видел в прозрачной воде как толстые  карпы  лениво  щипали  его  за
пальцы. Додон нехотя щипал пирог, губатые морды брали еду прямо из рук.
     -- Добро ли почивалось? -- поприветствовал Мрак еще издали. Не хотел,
чтобы царь от его грубого голоса подпрыгнул. На нем же и выместит испуг.
     Додон покосился в его сторону налитым кровью глазом:
     -- А, это ты... разбойник.
     -- И разбойник пригодился,-- сказал Мрак осторожно.
     Он  остался  на  ногах,  Додон  отвернулся  к  воде.  Круги  медленно
расползались по  воде,  такие  же  толстые  и  ленивые  как  карпы.  Додон
пошевелил пальцами, видно было как губастые рыбы тычутся в них мордами.
     -- Что ждешь? Благодарности? Уже поблагодарил... при народе.
     -- А теперь? -- спросил Мрак.
     -- Слушай, разбойник... Я знаю, что боги, потрудившись  над  героями,
отдыхают на их детях.  Потому  нет  во  мне  отваги  Яфета,  ярости  Гога,
мудрости Тараса, силы и  стойкости  отцов  и  дедов.  Но  у  меня  хватает
понятия... гм... понять это. Потому я  лишь  делаю  то,  что  в  интересах
царства и народа. А в его интересах, чтобы ты жил... пока что.
     Мрак смотрел исподлобья.
     -- А как же насчет кожу содрать  с  живого?  --  напомнил  он.--  Мне
как-то без своей кожи будет холодно.
     В глазах Додона блеснула старая ненависть, но тут же  погасла.  Голос
был голосом усталого человека:
     -- Как человек... я готов тебя разорвать на куски и сейчас. Но  я  --
царь! Я вижу, что ты сделал. Как царь, я должен тебя наградить. Не потому,
что благодарен... правители благодарности не знают... а потому, чтобы  все
видели, что стараться для страны, в которой живешь, еще и выгодно.
     Мрак пожал плечами:
     -- Ну, народу можно не сообщать. Если бы не вмешалась  Хозяйка...  но
это твоя тетка, не моя. С ней и разбирайся.
     Додон сказал с отвращением:
     -- Когда боги лезут в дела людей, всегда ломают  дров.  Думают,  если
сильнее,  то  и  умнее...  Человек  слабость  свою  хитростью  и   умением
восполняет!  Дура,  хоть  и  родная  тетка...  Но  ты  живи,  раз  уж  так
получилось. Полцарства, не знаю, воеводы будут против, но племянницу  свою
отдаю.
     Мрак ощутил как лицо опалило жаром. Прерывающимся голосом сказал:
     -- А мне больше ничего и не надо.
     Додон оглянулся  с  таким  удивлением,  что  едва  не  вывихнул  шею.
Скривился, пощупал пальцами жилу:
     -- Да ну?
     -- Можешь верить,-- сказал Мрак, голос дрогнул.--  Вон  даже  Ховрах,
говорят, сразу отказался от обещанной половины такого царства.
     -- То не царство такое, как ты говоришь,  а  Ховрах  такой.  Его  все
знают.

     Глава 27

     Ночью он покрепче запер дверь, на всякий  случай  подпер  поленом.  В
коридоре было тихо. Без шума вытащил камень в стене,  обратился  в  волка,
осторожно выскользнул в привычную темень,  полную  неподвижных  запахов  и
стылого воздуха.
     Темный ход, как и прежде, вел вдоль комнат гостей, начальника стражи,
старших дружинников, воевод. Мрак останавливался ненадолго, прислушивался.
Камни притерты плотно, но запах как-то просачивается,  и  картинки  спящих
воинов, полураздетых девок, сопящих  воевод  настолько  отчетливы,  словно
видит их в ярком солнечном свете. Даже еще отчетливее. Глаза дают картинку
только спереди, а запахи показывают со всех сторон.
     Он шел в полной темноте, но запахи показывали  куда  поставить  лапу,
чтобы не хрустнули  полуистлевшие  кости,  где  свернуть  и  не  удариться
головой о выступ, где прижаться к стене, чтобы не идти по брюхо в  ледяной
воде.
     Знакомый запах услышал издалека, но еще раньше сердце затрепетало как
маленькая птичка, и Мрак смутно удивился сладкому щему в груди. Попробовал
заставить лапы шевелиться, но странное колдовство  приковало  у  ничем  не
примечательной стены.
     Он не помнил сколько так стоял с  закрытыми  глазами.  Очень  нескоро
сумел заставить лапы повиноваться.  Те  понесли  его  к  знакомой  каморке
Ховраха так медленно, словно удалялся от источника жизни.
     У Ховраха все было так, словно  Мрак  и  не  выходил  оттуда.  Густым
мощным ароматом вина пропитались даже камни. А запах жареного мяса был так
свеж, будто Ховрах припрятал целую тушу.
     Мрак лапой приподнял крышку корзины, не удержался от смеха. Там  ждут
своей очереди, явно для ночного бдения,  ломти  сыра,  мяса,  три  жареных
карася, мешочек орехов, а на  самом  дне  затаился  бурдючок  с  раздутыми
боками.
     Ховрах  просто  чудо,  под