боль  превращения  в
волка, протиснулся, снова  превратился  в  человека,  уже  не  помня  себя
кое-как поставил камень на место, рухнул в беспамятстве.
     Сколько так лежал, не помнил, но подземный  холод  кое-как  отрезвил,
привел в чувство. Ноздри еще улавливали дразнящий запах двух женщин, но  в
эту щель не протиснуться и волоску, запах слаб, и  бороться  с  искушением
проще.
     Все же он поспешно отполз, а потом заковылял  прочь,  спеша  уйти  от
соблазна  снова  увидеть  царицу  поляниц,   услышать   запах   ее   тела,
коснуться...
     Но в ладони была зажата скрынька, и Мрак  боялся  разомкнуть  пальцы.
Запах, что вырвется оттуда, все равно ударит, как дубиной в лоб.

     Под утро  Светлана  слышала  неясный  шум.  Из-за  двери  нестройными
волнами накатывали возбужденные голоса. Когда она в страхе приподнялась --
вот оно, пришло! -- волк зарычал, показал белые клыки. Он все еще лежал  у
нее в ногах, ей было уютно, тепло и защищено.
     Наконец дверь приоткрылась, в щель проскользнула Яна. Глаза  ее  были
выпучены как у совы, лицо красное.
     -- Царевна!.. Царевна!..
     Светлана спросила жалким от ужаса голосом:
     -- Что случилось?
     -- Царевна... Кто-то ночью убил семерых воинов Горного Волка!
     -- Убил? -- переспросила она неверяще.-- Ты  уверена,  что  убиты  не
наши?
     -- Царевна,-- оскорбилась служанка,-- да разве я не отличу  людев  от
зверюк?
     Светлана смотрела непонимающе, оглядывала ее лицо, словно  искала  на
нем какие-то знаки:
     -- Семерых? Ты сказала, семерых?..
     -- Да! Там все залито кровью.
     Еще не веря, она с помощью Яны быстро оделась. Волк  остался  дремать
на ее постели. Глаза он плотно зажмурил, а когда она поднялась на постели,
прикрытая одними волосами, он отвернул голову и накрыл  глаза  лапами.  По
спине пробегала частая дрожь.
     Далеко за дверью гремели яростные голоса. Светлана вышла  из  покоев,
на лице приклеена улыбка,  спина  прямая,  но  глаза  тревожно  обшаривали
предпокой. Пахнуло злостью, воздух пропитан ядом, ненавистью, и люди,  что
держались группками, стояли спина к спине с обнаженным оружием в руках.
     Горный  Волк  громыхал  проклятиями,  потрясал   кулаками.   Светлана
подарила ему обворожительную улыбку. Голосок был сладким и участливым:
     -- Горный Волк... Горный Волк, что  стряслось?  Говорят,  твои  воины
поссорились, кому бросать кости первому?
     -- И убили друг друга до смерти? -- спросил Горный Волк люто.
     Светлана дерзко смотрела ему в глаза:
     -- Но ты ведь говорил, что твои воины -- лучшие в мире!
     -- Говорил,-- ощетинился Горный Волк.-- У меня в  самом  деле  лучшие
люди!
     -- Вот-вот. А уж с собой ты взял наверняка лучших из лучших. Верно? А
кто как не ты говорил, что у меня не осталось ни одного стоящего мужчины?
     Горный Волк смотрел бешеными глазами, потом словно что-то проникло  в
его звериный мозг. Он тряхнул головой.
     -- Это верно. Я видел твоих стражей! У тебя  их  не  больше  десятка.
Сосунки, не знающие с какого конца браться за меч, дряхлые  старики...  да
пара беспробудных пьяниц.
     Она сказала как можно более проникновенным голосом:
     -- А ты считаешь только себя пригодным стать царем?
     Это ударило его в лоб как обухом. Даже пошатнулся, в глазах появилось
понимание того, на что намекнула Светлана. Взревел страшно:
     -- Анас!.. Ко мне!
     Появился крупный воин, он заменял отрока, заглянул вождю в глаза.
     -- Приказывай, повелитель.
     Светлана отметила, что к Горный Волку уже обращаются как к  царю,  но
смолчала. Тот в состоянии раздавить ее двумя пальцами, а помешать некому.
     -- Проверь... сейчас же проверь всех людей Руда и Медеи. Все ли у них
целы, кто ранен, кто исчез. Наши люди не могли погибнуть, не перебив вдвое
больше!
     Анас не успел поклониться, как ниже по  лестнице  прогремел  медвежий
рев Руда:
     -- Кто посмеет проверять моих воинов, тот не увидит заката!
     Он с руганью вытащил огромный топор, а его воины, похожие на медведей
и кабанов разом, выставили перед собой копья, а топоры перехватили удобнее
для боя в тесном помещении.
     Горный Волк нехорошо улыбнулся:
     -- Ты -- труп!
     Он потащил из-за спины длинный меч.  Его  люди  тоже  стояли  за  ним
расширяющимся клином. В их руках недобро блестели мечи и копья.
     Руд сделал шаг навстречу, и тут вперед метнулся высокий  волхв  Руда.
Он раскинул руки, закричал таким мощным  голосом,  что  затрепетало  пламя
дальних светильников:
     -- Остановитесь!.. Пусть Горный Волк проверит всех наших  воинов.  Он
поневоле скажет, что был неправ. А Руд, если чувствует себя  оскорбленным,
вправе потребовать мзду за обиду. Так?
     Горный Волк смотрел подозрительно:
     -- Какую мзду?
     Руд, не опуская топора, прорычал:
     -- Если мои воины все на месте...
     -- И не ранены,--  прервал  Горный  Волк.--  И  оружие  не  в  свежих
зазубринах...
     --  Согласен,--  прервал  в  свою  очередь  Руд.--  Смотри.  Но  если
убедишься, что не мы убивали, то отдашь мне свой меч!
     Горный Волк невольно опустил  взгляд  на  великолепный  меч  в  своих
руках. Длинный и с узким лезвием из черного булата,  он  рассыпал  лиловые
искры, при свете луны на металле выступали колдовские знаки, а под солнцем
исчезали, рукоять из сплава меди, серебра и олова,  в  ней  победно  горят
кроваво-красные камни.
     -- Согласен,-- выдавил он  с  неохотой.--  Царский  трон  стоит  даже
такого меча.
     Руд кивнул своим людям:
     -- Отведите в наши покои. Пусть увидит всех.
     Все это время Светлана стояла в сторонке, лицо было грустное:  она-де
хозяйка плохо принимает гостей,  раз  те  чем-то  недовольны,  но  в  душе
кувыркалась через голову, ходила на ушах, визжала  и  подпрыгивала  почище
Кузи. Горный Волк посмотрел безумными глазами. Белки налились кровью как у
разъяренного быка. Ей показалось, что он хочет  что-то  сказать,  но  лишь
скрипнул зубами и ушел вслед за Рудом, махнув рукой.
     Светлана, изо всех сил сохраняя лицо скорбным, пошла в  сопровождении
служанок вниз, к Золотой Палате. Служанки засуетились, ибо  поверхом  ниже
слышались раскаты громового голоса Руцкаря Боевого Сокола.
     Он в самом деле  был  красив,  широк  в  плечах,  громогласен,  налит
здоровой силой. Когда Светлана спустилась по  лестнице,  Руцкарь,  выпучив
глаза, орал на Ховраха, а тот стоял с потерянным видом, смотрел  в  пол  и
что-то невидимое растирал подошвой.
     -- Что стряслось? -- спросила поморщившись, и хотела идти дальше,  но
взгляд зацепился за потемневший край рубахи  Ховраха.  Там  была  засохшая
кровь.
     -- Он опять опоздал! -- ответил Руцкарь яростно.-- А Сипану  пришлось
стоять на страже всю ночь и за него. И вообще вид у него, будто из  болота
вылез! Не брит, не стрижен и на ушах висит!.. Сапоги в дерьме... а  сапоги
надо чистить еще с вечера, а утром  одевать  на  чистую  голову!  Отвечай,
когда к тебе разговаривают!.. Молчать, если говорит воевода!.. Вывести  бы
тебя в чисто поле, поставить лицом к стене да зарубить к  бесовой  матери!
Твое разгильдяйство уже привело к гибели человеческих жертв!.. Правда, это
люди Горного Волка, но если бы наши? Молчать, когда тебя спрашивают!
     Светлана спросила участливо, глаза все еще не отрывались от кровавого
пятна на рубахе Ховраха:
     -- Ты ранен?
     Ховрах помотал головой. Видя, что все  равно  ждут  ответа,  отвернул
голову в сторону, чтобы не свалить нежную царевну запахом:
     -- Не.
     -- А был ранен?
     -- Не,-- ответил Ховрах еще энергичнее.
     Воевода рявкнул:
     -- Этот? Единственная рана  у  него  была,  когда  он  сломал  палец,
ковыряясь в носу!.. Но крику было на все поле.
     -- Ну  ладно,--  ответила  Светлана  задумчиво.  Она  еще  скользнула
взглядом по темным пятнам. Вчера  их  вроде  бы  не  было.  Впрочем,  этот
ленивый страж мог перепачкаться кровью, когда на кухне воровал мясо.

     Глава 13

     Светлана то  ликовала,  то  тряслась  как  заяц.  До  обеда  слышался
раздраженный крик Волка, однако и  мощный  рев  Руда  сотрясал  стены  как
порывы урагана. За Рудом всюду следовали два-три  быкообразных  воина.  Их
маленькие глазки предупреждали Горного Волка, что им наплевать на  честный
бой. Они всадят копья в бока, ударят  в  спину,  если  их  вождь  будет  в
опасности.
     Все люди Руда к злости Горного Волка оказались целы и  невредимы.  Он
придирчиво проверил их оружие, вплоть до поясных ножей, но уже видел,  что
искать ночного противника надо в другом месте.  Пришлось  отдать  меч,  но
злобу затаил. Когда сядет на трон, Руд вернет не только меч,  но  и  своих
жен, дочерей, а также земли и  всех  людей,  сам  же  станет  мишенью  для
неопытных стрелков.
     Не легче пришлось Медее: ее тоже обвинили, что это  ее  девки,  не  в
силах победить в честном бою, режут настоящих мужчин по  ночам.  Даже  Руд
намекнул, что на такое ночное действо больше  способны  звери,  а  всякому
известно, что женщина и есть зверь, только говорящий. Медея  вспылила:  не
все те мужчины, кто носит портки. Ее поляницы  выстоят  против  неуклюжего
мужичья, возомнившего себя воинами. Кто  сомневается  --  пусть  проверит.
Голик  и  Кажан  как-то  сумели  остановить  пролитие  крови,  но  от   их
посредничества Светлана лишь ощутила смутную досаду.
     Все же пир на другой день не шел, а ссоры  вспыхивали  с  утра  и  до
позднего вечера. По всем коридорам и поверхам  стояли  вооруженные  стражи
Волка и Руда. Поблизости обычно  находились  поляницы.  Все  подозрительно
присматривались друг к другу, ловили каждое оброненное слово.
     Рогдай, измученный и с темными мешками под  глазами,  поздно  вечером
пришел к Светлане. Поклонился с порога, молча напоминая,  что  считает  ее
царевной, а уж своей племянницей потом,  дождался  ее  кивка,  лишь  потом
подошел, сел рядом, обнял за плечи:
     -- Крепись, малышка.
     Светлана прижалась к нему, такому большому и  крепкому,  несмотря  на
возраст. По телу пробежала дрожь. Хотелось зарыться в его роскошную  седую
бороду, сверкающую как горные снега, чистую и огромную,  втянуть  лапки  и
пересидеть бурю. Голос ее был жалобный:
     -- Дядя, а что на самом деле?
     -- Если бы я знал.
     Она с удивлением посмотрела в его усталое лицо:
     -- Если это не они передрались, то я уж думала, это ты... или  кто-то
из твоих людей.
     Он ответил с горечью:
     -- А они есть? Додон удалил от себя как умелых воевод, так и  героев.
Медея верно сказала, что не всяк мужчина, кто носит портки. Рыба  гниет  с
головы, моя радость.
     Бережно гладил ее по голове,  и  она  ощутила  в  этом  жесте  полную
беспомощность старого  воеводы.  Раньше  всегда  учил  как  держать  спину
прямой, взор надменным, слабости не выказывать даже  перед  служанками,  а
сейчас молча признается, что сделать ничего нельзя.
     -- Я сняла ночную стражу,-- сказала она, вздохнув.-- Пусть спят все.
     -- Зачем? -- вскинул он брови.
     -- Все равно мы не хозяева в своем дворце.
     Он нахмурил брови:
     -- Гм... но бездельничать тоже ни к чему. Воины  должны  всегда  быть
при деле. Ладно, завтра проверю оружие. Всыплю, у  кого  топор  не  остер,
шелом не блестит, ремни перетерлись... Отдыхай, моя радость. В тебе больше
силы, чем в Додоне. В вижу как в тебе проступает кровь Громослава, мягкого
снаружи, но со слитком небесного железа внутри! Я люблю тебя.
     Он поцеловал  ее  в  лоб,  а  Светлана  долго  прислушивалась  к  его
удаляющимся шагам. Рогдай шел тяжело, в конце коридора почти волочил ноги.
Вроде бы даже споткнулся.
     -- Иди ко мне, Мрак,-- позвала она.-- Ляг на ноги. Согрей их.
     Огромный волк с готовностью прыгнул  на  постель.  Жуткие  глаза  его
горели желтым огнем дикого лесного зверя.

     В  полночь,  когда  сон  Светланы  достаточно  окреп,   он   неслышно
соскользнул  с  постели.  Нижняя  часть  дворца  в  самом  деле   источена
подземными ходами как трухлявый пень жуками и  муравьями.  Да  еще  тайные
ходы в толстых стенах! А ночи все еще по-летнему коротки...
     Как хорошо, что я больше волк,  чем  человек,  мелькнула  мысль.  Как
приятно видеть, что делается далеко внизу,  за  поворотом  и  то,  сколько
человек бегут двумя поверхами выше. Запахи  рисовали  хоть  смазанную,  но
верную картину: четверо потных и  воняющих  жареным  луком  с  топорами  в
мокрых от пота руках бегут ему наперехват, сапоги  одного  в  навозе,  еще
один благоухает редким розовым маслом, одежда пропитана благовониями.
     Подняв морду,  он  поймал  мощную  струю  запахов  слева  и  сразу  в
призрачном мире запахов  увидел,  что  происходит  за  три  палаты  с  той
стороны.
     Пробегая через палаты, он ощутил незнакомый  запах.  Шерсть  сама  по
себе поднялась на загривке, он с трудом  подавил  грозное  рычание.  Запах
сразу дал картину знойной степи, конского пота,  металла  и  свежепролитой
крови. Чужак, который прошел здесь,  был  высок  ростом,  средних  лет,  в
полной мужской силе, на нем сапоги  из  тонко  выделанной  кожи,  на  коне
провел не меньше суток, одежду не менял суток трое, его  мучит  голод,  но
силы сохранил, идет быстро, только в одном месте задержался, даже  присел,
явно от кого-то прячется, на полу остался запах кончиков пальцев...
     Мрак еще раз внимательно обнюхал это  место,  образ  незнакомца  стал
яснее. Рука, которой коснулся каменной плиты, явно  привыкла  держать  меч
или боевой топор. К счастью, в это уединенное  место  никто  не  наступил,
Мрак разглядел даже отпечатки двух пальцев, крупных и  наполовину  стерших
рисунок частым ношением боевых рукавиц.
     Он бежал, полз, протискивался, ноздри ловили ароматы масел и  женских
тел, когда пробирался  мимо  стены,  за  которой  бдили  поляницы,  сердце
учащенно билось, когда скользил у камней,  за  которыми  спала  Медея,  но
заставил себя идти дальше, через подземный поток, пока не вышел в западную
часть дворца.
     Здесь  пахло  нежилым,  но  пробраться  вовнутрь  оказалось   намного
труднее. Он понял, когда сумел протиснуться в первую же  комнату.  Царская
казна!
     На стенах, столах,  поверх  сундуков  разместились  мечи  и  кинжалы,
украшенные сапфирами и яхонтами,  золотые  пояса,  кубки,  ларцы,  чаши  с
драгоценными камнями. Вдоль стен выстроились на  полках  бесконечные  ряды
золотых и серебряных ковшей: если без камней, то редкостной  чеканки.  Там
же стояли кубки, чаши, блюда, стаканы.
     Под стеной тянулись в ряд крупные скрыни, ларцы и сундуки -- кованные
золотом, крышки затейливо украшены драгоценным каменьем, под другой стеной
в ряд  шли  на  полках  огромные  чаши  с  алмазами,  крупными  бериллами,
изумрудами.  Отдельно  стояли  широкогорлые  кубки,  доверху   наполненные
золотыми серьгами удивительной работы, ожерельями из диамантов, цепочки из
червонного золота.
     Золотые монеты находились в огромных сундуках, но тех не  хватило,  и
золотые монеты сыпали просто в тот  угол,  теперь  из  золотой  кучи  едва
выглядывают крышки.
     Он откинул крышку большой скрыни. В глаза ударил хищный блеск золотых
монет. Золото распирает прочные стенки -- тяжелое, мощное, чем-то  похожее
на застывшие и сплюснутые капли солнца. В соседнем сундуке те  же  монеты,
но мельче, с другим рисунком: зверь на одной стороне, на другой --  голова
бородатого человека. Такие же монеты выступают горкой в золотой братине, а
в двух соседних ковшах -- овальные, толстые, с непонятными значками.
     Среди всех этих богатств есть свои князья, цари и  воеводы.  Чудесный
оберег, упавший в прадавние времена с неба и оправленный лучшими мастерами
земли в золото, золотая цепь в десять пудов, которую Яфет отобрал в Долине
Битвы Волхвов, ларец из сердолика -- дар берегинь, им волхв Боромир  помог
в борьбе с упырями, золотые оплечные бармы -- сняты с  побежденного  Имира
старшим сыном Яфета грозным и неистовым Гогом...
     А в соседней комнате полыхает неземной свет --  радостный  и  чистый.
Еще Мрак ощутил идущие оттуда волны сухого  жара.  Воздух  был  горячий  и
чистый.  Он  ощутил,  что  у  него  слезятся  глаза  от  жара.  Попятился.
Как-нибудь в другой раз. Если запустит руки по локоть в золото  и  дорогие
камни, это вряд ли поможет защитить любимую женщину...
     Дверь  была  закрыта  снаружи  на  три  засова  с  замками.  Пришлось
протискиваться обратно в дыру.  Дальше  ход  перегородили  упавшие  камни,
пришлось разбирать, кое-как пролез, обдирая бока и плечи.
     Еще одно место выглядело обычным,  но,  доверяя  чутью,  он  нюхал  и
лизал, вслушивался, хотя глыбы оставались как глыбы: массивные и  толстые.
Ударил лапами, замер. Если бы в человечьей личине, то ударил  бы  сильнее,
но услышал бы только шлепок кулаком по каменной глыбе. А так ухо вроде  бы
уловило слабое эхо.
     Он  торопливо  помчался  к  каморке  Ховраха,  моля  богов  задержать
рассвет. Ховрах сидел на полу, прислонившись к стене, кувшин  стоял  между
ногами.  Вид  у  него  был  задумчивый,  рожа  красная.   Завидев   Мрака,
приветственно помахал зажатой в кулаке костью с остатками мяса:
     -- Привет, лохматый!.. Присоединяйся. Правда, мясо только  жареное  и
печеное, но чего не станешь есть, когда сырого нет?
     Мрак лег, зажал между лапами кость, с удовольствием разгрыз. Одуряюще
сладкий сок костного мозга брызнул в пасть, Мрак едва  не  захлебнулся  от
жадности и удовольствия.
     Ховрах,  уже  пьяный  как  чип,  одобрительно  наблюдал   осоловелыми
глазами:
     -- Во-во!.. Для мужчины главное  --  хороший  ломоть  мяса.  Лучше  с
мозговой косточкой. А когда поешь всласть и зальешь пожар в желудке, самое
время поразмыслить над тайнами мироздания. Я вот недавно  почуял,  как  мы
все облагораживаемся, становимся чище... От  деда  помню,  слыхивал,  мол,
задница у такого-то черная, или:  не  позволяй  своему  заду  лениться,  а
сейчас образованные люди уже говорят: душа у него черная, не позволяй душе
лениться... Образование! Одно слово другим заменили, а как звучит? И когда
во дворце  благородные  говорят:  жили  душа  в  душу,  душегуб,  душелюб,
душещипательная история, крик души, открыть друг другу души, я па-а-анимаю
как говорили их неблагородные предки... Ха-ха!.. Вот только  не  соображу,
как называли отдушину или душителя... Гм... надо освежить мозги,
     Он сделал гигантский глоток из кувшина. Большая кружка лежала в углу,
покрытая паутиной. Ховрах умел упрощать жизнь.
     Мрак уже без всякой осторожности вытащил из-под  Ховраха  его  боевой
топор, не проснется, снял шлем. Не особо таясь, отодвинул потайной камень,
скользнул в скрытый ход, а уже  потом  грянулся  о  влажный  камень  пола,
закрыл глаза, переживая потрясение. Он сразу ощутил себя старым,  больным,
к тому же полуслепым и глухим. Постоял,  держась  за  стену  и  настойчиво
твердя себе, что он не оглох и не ослеп. Просто человек глух и слеп лишь в
сравнении с волком, а то, что видит только то, что перед носом, всякий раз
приводит  в  отчаяние.  Может  быть  из-за  этого  невры  и   предпочитали
оставаться в волчьей личине навсегда?
     Правда, топор в человечьих руках держится лучше, чем в волчьей пасти.
Мрак сунул лезвие в  щель,  пошатал,  рискуя  сломать,  попробовал  другую
трещину, третью, наконец глыба шевельнулась. Из расширившейся щели пахнуло
могильным холодом.
     Осторожно вынув  глыбу,  он  заглянул  в  отверстие.  В  полной  тьме
ощущалось пустое пространство, не больше каморки. Воздух  был  спертый,  с
запахом гнили.
     Выругавшись от бессилия, он пропихнул в  дыру  топор.  Самому  нечего
было и думать пролезть, плечи у него  мужские,  но  когда  снова  грянулся
оземь, то поднялся лесным зверем, коему пролезть все же легче...
     Он протиснулся в дыру, еще там, в дыре застыл, давая привыкнуть  даже
волчьим глазам. Здесь бы в сову превратиться!

     Это был каменный мешок, вырубленный прямо в скале. Два шага вширь,  в
стену напротив вделано бронзо