волны  о
гранитные утесы.

     Глава 46

     Додон изошел криком. Вбежал, запыхавшись, Руцкарь Боевой Сокол. Додон
завопил так, что трясся и разбрызгивал пену:
     -- Я ж велел враз!.. Почему твои люди  как  сонные  мухи?  Немедля...
Сейчас же сотри всех в тлен!
     Руцкарь побелел, глаза налились кровью:
     -- Царь-батюшка! Я всегда верой и правдой Отечеству,  что  значит  --
тебе... У меня не сонные мухи! Я с ними Конев оборонял! Но кто ж знал, что
к тебе приедут не люди, а звери из преисподней?
     Додон круто развернулся на троне:
     -- Рогдай!
     Старый воевода нехотя выступил вперед, поклонился:
     -- Здесь я, светлый царь.
     -- А ты чего хоронишься в тени? Где твоя отборная дружина?
     Рогдай опустил голову:
     -- Светлый царь... Они же твои гости.
     -- Гости! Убей их всех! Немедля!
     Рогдай поднял голову, смотрел исподлобья:
     -- Нас проклянут.
     -- Не твое дело,-- огрызнулся Додон.-- Брань на вороте не виснет.  На
мне будет проклятие, не на тебе и твоем семени. Выполняй!
     Рогдай вздохнул так  тяжело,  что  дрогнул  воздух  по  всей  палате,
потащился к выходу, будто к ногами  были  прикованы  пудовые  гири.  Додон
проводил его ненавидящим взором.
     Возле дверей у входа в Золотую палату толпились воины. Оттуда волнами
выкатывалась кровь, теплая и пузырящаяся. Рогдай раздвинул стражей, сапоги
по щиколотку тонули в крови.
     В зале Мрак, Гонта и Ховрах вышвыривали трупы в окна.  Сердце  Рогдая
сжалось. Герои освобождали место для новой схватки. Он  перешагнул  порог,
острие меча Любоцвета уперлось в грудь. Холодные  голубые  глаза  смотрели
пристально. Левая бровь была рассечена, но кровь узкой  струйкой  стекала,
минуя глаз, и богатырь не обращал на нее внимания.
     -- С чем пришел?
     Рогдай печально покачал головой:
     -- Земля еще не знала такого богатыря,  как  ты...  Зачем  пришел  на
верную смерть, юноша?
     -- Зачем пришел ты? -- потребовал Любоцвет снова.
     -- Я?.. Я -- поданный своего царя. И повинуюсь его воле. Нравится мне
или нет, но я  принес  клятву  верности,  и  моя  честь  не  дозволяет  ее
нарушать.
     Он попытался продвинуться дальше, но рука  Любоцвета  была  недвижима
как стены дворца. Лезвие вошло в щель между бронзовыми пластинами, пробило
кожаный  доспех.  Воевода  остановился,  чувствуя  боль,  а  теплая  струя
побежала по животу, остановилась, пережатая тугим поясом.
     Гонта оглянулся, крикнул зло:
     -- Убей!
     Любоцвет потребовал:
     -- Уходи.
     -- Я хочу молвить слово Мраку.
     -- Говори отсюда.
     Он поманил другой рукой Мрака.  Тот  выбросил  в  окно  сразу  двоих,
подошел, весь красный, мокрый, со слипшимися волосами. В руках у  него  не
было оружия, но пол был усеян мечами, топорами, палицами, дротиками.
     -- Что ты хочешь, воевода? -- спросил Мрак.
     На диво у  него  голос  теперь  был  попрежнему  могучий,  мощный.  И
держался он ровно, плечи распрямил, в глазах была веселая ярость.
     -- Зачем ты явился? -- спросил Рогдай тоскливо.
     -- Не знаю,-- ответил Мрак честно.
     -- Ты же знал!
     Мрак обвел рукой палату, где Ховрах и  Гонта,  пыхтя,  вышвыривали  в
окна сраженных, не разбирая мертвых или только раненых:
     -- Они тоже знали.
     -- Эх, эта воинская честь...
     -- Я не воин,-- поправил Мрак.-- Просто мужская честь. Или просто  --
честь. А то и не в чести дело, а чем-то еще. Но я не волхв,  чтобы  копать
до корня. Да и не успею стать им. Если что хотел, говори.
     Рогдай прямо взглянул ему в глаза:
     -- Додон прислал меня, дабы я велел сложить оружие. Ежели не сложишь,
то я должен убить тебя и твоих людей. Так что  видимся  в  последний  раз,
Мрак.
     Мгновение они смотрели друг другу в глаза.  Затем  обнялись,  застыли
ненадолго в крепком мужском объятии. Любоцвет наблюдал,  не  опуская  меч,
как разом они отодвинулись  друг  от  друга.  Рогдай  повернулся  и  пошел
обратно.
     -- Хороший  воин,--  сказал  Любоцвет  с  сочувствием.--  Мне  бы  не
хотелось поднимать на него меч.
     -- Мне тоже,-- признался Мрак.
     -- Оставим его Гонте? Да и Гакону все равно кого крушить...
     Мрак ответить не успел, от  двери  с  воинственным  воплем  бросились
новые с оружием в руках. Это были свежие бойцы, вооружены  иначе,  от  них
пахло зноем и дорожной пылью, словно только что прискакали к детинцу.
     Гонта с натугой швырнул  тело  издалека,  промахнулся,  с  проклятием
подхватил меч и поспешил к друзьям. Воинский клич новоприбывших угас, едва
ноги заскользили по  лужам  крови,  и  едва  увидели  забрызганные  стены,
услышали запах смерти,  который  нельзя  не  услышать,  если  в  помещении
погибает много людей. А  когда  увидели  мокрых  от  чужой  крови  пятерых
бойцов, больше похожих на выходцев из преисподней, по жилам каждого прошел
холодок близкой смерти.
     Этот бой был коротким. Ховраха ранили в плечо, разбили щит Гакону, но
все подкрепление легло под ударами пяти. Гонта и Ховрах торопливо добавили
трупов к стенам, нагромоздили горы,  чтобы  не  дать  зайти  со  спины.  В
большой палате раздавался зычный голос Рогдая.  Воевода  выстраивал  своих
людей, отдавал последние приказы.
     Мрак  отбросил  палицу,  поспешно  перевалил  через  подоконник  двух
убитых. Рядом швырял в соседнее окно трупы Любоцвет. Поймал взгляд  Мрака,
застенчиво улыбнулся:
     -- Пригодились такие широкие окна!.. А у нас --  узкие,  не  окна,  а
бойницы.
     Откуда ты, подивился Мрак. теперь  уже  узнать  не  успеем.  А  вслух
сказал сожалеюще:
     -- Тебе не стоило в это ввязываться. Молод... Да и не твоя это битва.
     Улыбка Любоцвета была странной и печальной:
     -- Моя,-- возразил он погасшим голосом.-- Я ведь бьюсь за  Додона,  а
не против...
     -- Как это? -- насторожился Мрак.
     Любоцвет заколебался, щеки окрасились румянцем. Похоже,  готовился  в
чем-то признаться, но от двери  послышался  воинственный  крик.  В  палату
ворвались новые воины. Гонта и Ховрах загородили дорогу,  и  Любоцвет,  не
успев ответить, с мечом в руке бросился на помощь.
     Зазвенели мечи, и нападавшие отхлынули, оставив пятерых убитых. Снова
их погнали вперед, и снова разбились как  волны  о  гранитную  стену.  Еще
трижды воевода гнал их в бой, но на этот  раз  даже  Ховрах  не  дал  себя
ранить, хотя вынуждено прижался к стене, а за ним отодвинулись и другие.
     Трупы лежали один на другом, кровь стекала широкими струями и  ручьем
вытекала из палаты. Измученные, залитые  потом  и  кровью,  они  прижались
спинами к стене, ждали нового приступа.  От  хриплого  дыхания  Ховраха  и
Гонты Мрак не слышал что кричал из-за спин своих телохранителей Додон.
     Наконец на том конце палаты воины  расступились.  В  дверном  проходе
появился огромный воин, выше остальных на голову. Весь в  бронзе,  рогатый
шлем закрывает и лицо, только для глаз осталась  узкая  щель.  Голова  как
валун, толстые руки опускались ниже колен. Ноги были короткие, кривые.
     -- Руд! -- проревел он страшно. Поигрывая боевым топором, он двинулся
через палату.-- Бей!.. Руби...
     -- Моя очередь,-- сказал Ховрах хрипло. Он с  усилием  отпихнулся  от
стены. Ноги его подгибались, а палицу он едва не волочил по  земле.--  Моя
пора...
     Гонта прошептал  что-то.  Мрак  поддержал,  глаза  вождя  разбойников
закрывались, по лицу пробегала быстрая как ящерица судорога.  От  середины
зала донеслись  злые  голоса  воина-поединщика  и  Ховраха,  потом  должен
страшно зазвенеть металл о металл...
     Но почему-то не было ни криков, ни воплей. Когда Мрак повернул голову
в сторону схватки, Ховрах и воин  стояли  друг  против  друга,  напряженно
разговаривали. Ховрах загибал пальцы, воин сперва следил, потом  ругнулся,
сунул меч в  ножны,  начал  загибать  пальцы  по-своему.  Некоторое  время
спорили, потом заулыбались с облегчением, внезапно обнялись --  наконец-то
звякнуло металлом,-- разошлись в разные стороны.
     Гонта смотрел на Ховраха вытаращенными глазами. Прошептал, когда  тот
вернулся:
     -- Что ты наплел этому мордовалу?
     -- Почему мордовалу,-- сказал Ховрах с неудовольствием.-- Какой-то ты
грубый  сегодня!  Не  с  той  ноги   встал?   Вполне   достойный   витязь.
Вежественный! Родню  чтит..  Они  все  такие  мои  племянники  со  стороны
троюродной сестры. Ну, не совсем племянники,  но  мой  дед  и  его  дед  в
молодости вместе грабили храм на Хмурой  горе,  жриц  тамошних  обрюхатили
всех  до  единой,  даже  телицу  при  храме...  ну,   словом,   мы   почти
родственники, сам видишь.
     Мрак прохрипел сожалеюще:
     -- Да, родня -- это сила. Жаль, что я нездешний.
     -- А мне жаль,-- сказал Гонта мрачно,--  что  я  здешний.  Так  и  не
повидаю твоих лесов.
     Мрак едва успел подхватить с пола палицу. Та норовила выскользнуть из
мокрой ладони как  большая  тяжелая  рыба.  Воздух  был  пропитан  тяжелым
запахом свежепролитой крови, и люди шли тяжело, словно двигались  в  воде.
Гонта сказал тоскливо:
     -- Боги, все еще не конец! Какие же они...
     -- Медленные? -- подсказал Ховрах.
     -- Как черепахи.
     -- А какие это черепахи? -- полюбопытствовал Ховрах.
     Он задержал дыхание, выставил щит, приняв удар  сразу  троих  тел,  с
усилием оттолкнулся от стены, на этот раз отпихнув  настолько,  что  тремя
ударами расшиб им головы. Рядом сопели Мрак и Гонта, рубились молча,  зло,
сосредоточенно.
     Любоцвет дрался красиво,  меч  его  блистал  как  молния,  а  сам  он
двигался быстро и ловко. На нем пока не было  ни  одной  царапины,  только
погнулись пластины доспехов на плечах.
     -- Не могу,-- проговорил вдруг Ховрах хриплым  голосом.--  Уже  скоро
обед...
     Он выловил в луже крови щит, поднялся.  Топор  сжимал  посередке,  не
было сил держать за  конец  топорища.  Мрак  непонимающе  смотрел  как  он
зашагал через трупы к выходу. Там его встретили  блеском  топоров,  Ховрах
заорал дурным голосом, врубился в стену тел, щитов, копий,  пошел  крушить
как будто разбивал крепостные врата.
     -- Что с ним?
     -- К обеду боится не успеть,-- объяснил Гонта  саркастически.--  Жрун
ненасытный.
     -- К обеду... Какому обеду? --  переспросил  Мрак.--  А,  в  небесном
чертоге?
     -- Ну да. Там вроде бы только раз в день кормят. В полдень.
     Он бросил короткий взгляд в окошко. Оттуда веяло прохладой, но солнце
еще стояло высоко.
     -- И самому, что ли...-- сказал он задумчиво.
     С усилием подняв оба меча, он заспешил к Ховраху. От  усталости  даже
не переступал тела павших, обходил. Мрак вытер  пот  с  лица.  Воздух  был
жаркий, липкий, напоенный запахом теплой крови,  лопнувших  внутренностей,
нечистот.
     Впереди был непрекращающийся звон, лязг, грохот, от криков звенело  в
ушах. На Ховраха и Гонту наконец навалились скопом. Те подались, но Ховрах
внезапно взревел страшно, врубился в самую середку, пошел сеять смерть как
рассвирепевший буйвол. Гонта попытался прийти на помощь, но  его  теснили,
острия копий били  сильно  и  часто.  Доспехи  звякали,  но  узкие  острия
находили щели, больно вонзались в тело. Дальше не пускал доспех, но  кровь
из многих мелких ран текла обильно, он чувствовал в голове слабый  звон  и
обманчивую легкость.
     Ховрах ревел и рубил во все стороны. Он оказался у самого входа,  его
окружили в пять рядов, били копьями, топорами,  палицами,  но  Ховрах  все
орал, ругался, его топор все еще сеял смерть, он весь был  покрыт  кровью,
уже и своей, но сил будто прибавилось, и воины  падали  к  его  ногам  как
снопы. Он опирался о них ногой для лучшего удара, бил быстро и  почти  без
промаха.
     -- Ховрах,-- прошептал Любоцвет потрясенно,--  я  не  думал,  что  он
такой герой!
     -- К обеду спешит,-- ответил Мрак непонятно.
     -- К обеду? Какой сейчас может быть обед?
     -- Ховраху не ляпни,-- предупредил Мрак.-- Обидишь... до конца жизни.
     Двое подкрались со спины, с размаха ударили копьями. Ховрах  взревел,
начал поворачиваться. Топор  уже  прочертил  дугу,  копья  переломились  с
треском. Ховрах на излете достал одного краем в лицо и, продолжая  страшно
реветь как раненый медведь,  ухватил  другой  рукой  за  обломок  второго,
дернул. Воин, не успев выпустить копье, налетел  на  Ховраха.  Тот  ударил
головой в переносицу, и несчастный рухнул на  спину,  раскинув  руки  и  с
залитым кровью лицом.
     Еще трое упали, обливаясь  кровью,  а  другие  попятились  в  страхе.
Кто-то вскрикнул отчаянно:
     -- Да что же он?.. Заговоренный, что ль?
     Из Ховраха хлестала кровь, как вино из пробитого стрелами бурдюка. Но
и бледнея, он ревел мощно, вращал топором  и  сверкал  глазами.  Со  спины
подкрался Кажан, нивесть почему решивший принять участие  в  драке.  Молча
отвел назад обе руки с зажатым копьем,  ударил  с  такой  силой,  что  все
услышали треск  плоти  и  ломаемых  костей.  Копье  погрузилось  почти  до
половины. Ховрах зарычал, поперхнулся хлынувшей изо рта кровью.
     Кажан выпустил  копье,  попятился,  не  отрывая  устрашенного  взора.
Ховрах ухватился за древко, рванул, и все замерли, когда из  широкой  раны
показалось залитое кровью зазубренное острие, а за ним сизые и  коричневые
внутренности. Кажан вскрикнул  и  суетливо  юркнул  за  спины  устрашенных
воинов.
     -- Я... тебя... найду,-- прохрипел Ховрах.
     Колени его подломились. Он упал  навзничь,  раскинув  руки.  Взлетели
брызги крови.

     Глава 47

     Сквозь лязг и крики Мрак все яснее  слышал  хриплое  дыхание  Гакона.
Седой  богатырь  качался  от  усталости.  Из-под  шлема,  что  закрывал  и
подбородок, по мокрой седой бороде  сбегали  мутные  струйки.  Он  уже  не
ревел, не выкрикивал угрозы, а только крушил  по  всему,  что  оказывалось
перед ним. Любоцвет подал ему другой щит взамен разбитого,  за  что  Гакон
едва не расплющил его в лепешку, но теперь дрались плечо  к  плечу.  Гакон
как-то чуял присутствие молодого  витязя,  а  тот  умело  защищал  себя  и
престарелого богатыря, успевая  наносить  быстрые  и  всегда  безошибочные
удары.
     Он не сразу понял, почему видит своих друзей, да и врагов, все  хуже.
Лишь когда в дверях появились воины с  высоко  воздетыми  факелами,  а  те
слепили глаза, он понял, что бьются  уже  в  сумерках.  Сражение  началось
задолго до полудня, длилось остаток дня, а хоть исход ясен, конца  все  не
видно!
     Руки были тяжелые как горы, он задыхался от жара,  спертого  воздуха.
Голова гудела, по лицу текли струйки не то крови, не то  пота.  Качающиеся
стены даже в свете факелов он видел  как  сквозь  красный  туман.  В  ушах
звенели крики умирающих, стоял непрерывный лязг металла, и часто  слышался
злой хруст рассекаемой плоти, треск костей, скрежет разбиваемых доспехов.
     У людей Додона впереди теперь дрался мрачный как туча воевода Рогдай.
Седая борода слиплась от пота, он  дышал  тяжело,  а  от  его  богатырских
замахов шарахались в стороны и свои.
     Гонта с проклятием отбросил щит,  Рогдай  разбивает  вдрызг  ему  уже
третий, попробовал парировать удар топора воеводы мечом, едва  не  лишился
головы. Остервенев, начал упорно теснитть старика влево, тот сопротивлялся
упорно, но Гонта обрушивал яростные удары сразу  двумя  мечами,  и  Рогдай
невольно сдвигался, сдвигался...
     И вдруг раздался мощный треск, звон. Рогдай вскрикнул,  выронил  меч.
Страшная булава Гакона угодила ему в левое плечо, превратив в окровавленую
глыбу, откуда торчали обломки бронзовых доспехов.
     -- Слава...-- сумел проговорить Гакон, губы его были синие, он  дышал
как загнанный конь.-- Еще один...
     Рогдай упал на колени, в лице  была  боль,  глаза  застилало  пеленой
смерти. Но во взгляде, который обратил на Гонту, было  прощение,  и  Гонта
вдруг сообразил, что старый воевода все  видел  и  понимал,  сам  заставил
подвести под удар слепого  богатыря,  своего  сверстника,  от  которого  и
пожелал принять смерть, и сейчас взглядом предостерегает, чтобы не говорил
Гакону...
     -- Кто это... был? -- спросил Гакон сипло.
     -- Да так,-- ответил Гонта сдавленно,-- просто воин...
     -- А показалось, что ударил по  каменной  глыбе...  Видать,  и  среди
молодых еще попадаются крепкие...
     Рогдай повалился лицом вниз, руки раскинулись в стороны. Его воины  с
криками ярости, воеводу любили, нахлынули с новой силой и бешенством.
     Бой был жестокий, Мрак задыхался от тесноты. Воздух был  плотный  как
вода и горячий как в бане. Грудь ходила ходуном, пытаясь  ухватить  свежий
глоток, в голове стучала кровь, грозя разорвать кровяные жилы и  вырваться
на свободу.
     -- Перун!!!
     Он вздрогнул от страшного крика. Гакон выпрямился во весь  гигантский
рост: залитый кровью, в смятых и погнутых  доспехах.  Обе  руки  воздел  к
своду, в одной был меч, на локте другой болтался обломок щита.
     Руцкарь, который с длинным копьем в руках давно уже  выбирал  момент,
широко размахнулся и с чудовищной силой  вогнал  широкое  лезвие  в  живот
старого воина. Гакон выронил меч, ухватился за копье. Мгновение стоял,  на
Руцкаря смотрел сплошной шлем, затем могучие ладони ухватились за  древко.
Гакон что-то прошептал, внезапно  с  силой  потянул  копье  на  себя.  Все
прекратили схватки и с содроганием смотрели как старый богатырь  погружает
копье в свое тело глубже,  наконец  острие  прорвало  доспех  на  спине  и
вылезло, отвратительно красное, дымящееся, роняя крупные черные капли.
     Гакон уже легче рванул копье еще, насадил себя так,  что  оторопевший
Руцкарь едва не ударился лицом в широкую грудь  слепого.  Красавец-воевода
не успел выронить копье, а Гакон ухватил  его  за  плечи.  Раздался  треск
дерева, копье обломилось. Все услышали хруст костей, скрежет доспеха, хрип
и предсмертный стон.
     Смятый как мешок с сеном Руцкарь упал к ногам Гакона, а огромные руки
вскинулись к своду снова, и предсмертный крик потряс стены дворца:
     -- Перун! Я иду к тебе!!!
     Он рухнул как скала. Стены вздрогнули, а кровь  с  пола  брызнула  на
стены.  Мрак  дышал  тяжело,  пот  заливал  глаза.  Воины  напротив   тоже
переводили дух. Страшная гибель Руцкаря, богатыря-поединщика, которого под
прозвищем Боевого  Сокола  знали  по  многим  битвам,  ошеломила  и  самых
отважных. Мрак  сквозь  кровавую  завесу  в  глазах  видел  как  противник
пятится, прижимается к стене, норовит спиной нащупать спасительную дверь.
     Затем за их спинами раздался злой зычный голос. Стена из щитов, между
которыми блестели копья и мечи,  обреченно  двинулась  на  Мрака.  Мрак  с
усилием поднял палицу. Мокрая от крови рукоять скользила в ладонях. Только
бы удержать еще чуть-чуть, мужчина должен уходить с оружием в руках...
     Вдруг воины остановились, кто-то вскрикнул дурным голосом.  Глаза  их
были устремлены за спину Мрака. Тот, опасаясь хитрости, коротко оглянулся.
     Залитый кровью Ховрах шевелился. Раны  на  его  теле  затянулись.  Он
поднялся, цепляясь за стену, еще неуверенный  в  движениях,  но  с  каждым
мгновением приходя в себя. Тут же нагнулся, подхватил булаву.
     Когда он выпрямился, Мрак тоже вздрогнул. Глаза Ховраха стали ясными,
с трагическим весельем. В его осанке появилось достоинство и гордость.
     -- Последний пир? -- сказал он хрипло.-- Да, теперь уж последний.
     Голос был прежний, но по тому  как  ставил  слова,  стало  ясно,  что
Ховрах восстал высокорожденным.  Булаву,  оружие  богатырей-простолюдинов,
тут же отбросил, снял с трупа Руцкаря  меч,  более  приличествующий  людям
высокого рождения. И по тому, как держал, было видно, что знает что с  ним
делать.
     -- Благородный Мрак,--  сказал  он  звучно,--  судьба  позволила  мне
умереть рядом с тобой. Благодарю богов!
     Он поцеловал рукоять меча, красивым жестом приложил  лезвие  ко  лбу.
Воины в страхе наблюдали как он подошел к Мраку, стал с ним спина к спине.
Они знали Ховраха как облупленного,  но  сейчас  каждое  движение  старого
пропойцы было исполнено княжеского бла