цы. И тут Гакон  тряхнул  головой,  взревел  гулко  под
железной маской. Булава со страшной  силой  описала  вокруг  него  длинную
дугу. Послышался частый стук металла по живому, крики боли. Сбитые  с  ног
люди отлетали как щепки.
     Гонта, Медея и Ховрах попятились, их спешно  закрыли  двойной  стеной
щитов разбойники и поляницы. Тут же всех оглушил могучий рев  Гакона,  над
стеной щитов взлетела страшная булава, пошел  треск,  вопли,  крики  боли,
дикий хохот старика.
     -- Гакон! -- орал Гонта.-- Гакон, старый бес!
     -- Гакон!!! -- завопила Медея таким пронзительным голосом, что  Гонта
отскочил в испуге.-- Гакон, это мы!.. Свои!.. Враги на том берегу!
     Гакон ломился сквозь заслон  из  человеческих  тел  как  вепрь  через
кустарник. Поляницы падали, уползали,  как  и  разбойники,  уже  появились
раненые, всюду стоял крик. Гакона уговаривали, орали, в него летели уже  и
боевые топоры, дротики, камни, старый витязь  отряхивался  как  пес  после
купания, пер напролом, бил и крушил подставленные щиты, рвал веревки,  что
бросали со всех сторон, и уже был в двух шагах от  Гонты  и  Медеи,  когда
Ховрах приложил ладони ко рту и заорал дико:
     -- Гакон!.. Гакон, это я -- Ховрах!
     Гакон остановился, но булава попрежнему распарывала  воздух  во  всех
направлениях. Еще два щита разлетелись  вдребезги,  когда  наконец  густой
голос из-под шлема прорычал:
     -- А ты что здесь делаешь?
     -- Это свои, дурень! -- заорал Ховрах.
     Гакон чуть замедлил размахи, теперь стало  видно  с  какой  быстротой
булава распарывает воздух вокруг старого витязя:
     -- Опять свои?
     -- Снова! -- заорал Ховрах. Он ткнул Гонту и Медею  под  ребра  и  те
тоже заорали, завизжали, срывая голоса. Гакон в  нерешительности  замедлил
вращение булавы, но и теперь еще окружала  сверкающей  стеной  из  металла
толщиной с детскую голову.
     -- А где не свои? -- осведомился он.
     -- По ту сторону,-- завопил Ховрах.-- Но ежели тебя  видели,  то  уже
разбегаются!
     Гакон  с  тяжким  вздохом  опустил  булаву.  Могучая   грудь   тяжело
вздымалась. Голос из-под шлема донесся неузнаваемый от горечи:
     -- Совсем ослаб... И драться не начал, а уже язык на плече.
     Гонта посмотрел на его путь, заполненный разбитыми щитами, ранеными и
ушибленными,   сломанными   копьями,   смятыми   шлемами.   Плечи    зябко
передернулись:
     -- Слава богам, такие богатыри уже вымирают.
     Ховрах бросил одобрительно:
     -- Молодец Гакон! Бей своих, дабы чужие боялись.
     В глазах Медеи было больше восторга, чем страха. Гонта нахмурился,  а
Ховрах обнял Гакона  за  плечи  и  повел  к  шатрам.  Гакон  на  полдороге
освободился, заспорили, потом повернули к реке.
     Они были у  самой  воды,  когда  со  стороны  шатра  Медеи  прогремел
озлобленный  крик.  Шатер  затрясся,   медленно   повалился.   С   треском
разорвалась ткань, в прореху выпал связанный человек.  Он  дергался,  и  с
каждым движением лопались ремни, веревки, как  клочья  тумана  разлетелись
обрывки рыбацкой сети. Он поднялся во весь рост, страшный,  всклокоченный,
багровый от усилий. Уже только уцелевшие ремни врезались в тело,  но  было
видно  как  подаются,  затем  все  услышали  треск.  Как  тонкие   гадюки,
коснувшиеся огня, так и ремни отскакивали от его тела.
     Он наощупь выудил из-под цветной ткани шатра палицу, выпрямился. Лицо
в крупных каплях пота, обнаженная грудь блестела, а мышцы на могучих руках
перекатывались, будто огромные змеи заглатывали зайцев.
     Ховрах побелел:
     -- Ну, сейчас этот кинется...
     Он с торопливой обреченностью вошел в воду,  замешкался,  и,  обгоняя
его, молодой разбойник по кличке  Беляк,  прыгнул  вперед,  поднял  столбы
брызг, пронесся через всю речушку как молодой олень  и  выбежал  на  чужой
берег с криком:
     -- Что жизнь?.. Жила бы честь!
     Теперь подошвы его сапог попирали землю Горного Волка, он был молод и
красив, лицо стало ясным, словно засветилось  изнутри,  а  глаза  блестели
нечеловечески как звезды. В левом ухе беззаботно рассыпала искорки золотая
серьга с зеленым камешком.
     Вторым выбежал Ховрах, дышал тяжело, мокрый как медведь после  ливня,
а третьим как разъяренный тур вынесся Мрак. Грянул лютым голосом:
     -- Дурни! Мне все одно не дожить до первого снега!
     Разбойники, стыдясь замешательства, гурьбой выбежали следом, окружили
Беляка. Тормошили, хлопали по плечам, а тот лишь беспечно рассмеялся:
     -- На миру и смерть красна!
     Кто-то попробовал неуклюже утешить Мрака:
     -- Без тебя вся эта затея сгинула бы на корню. А Беляк... что  Беляк,
мы все беляки. Да и волхвы еще могли не так понять.
     -- Да, они все время пальцем в небо,-- поддержал другой.  --  Правда,
зато в самую середку...
     Беляк вскинул к небу боевой топор:
     -- Вперед! Мы зачем пришли? Отомстить за слезы наших матерей.  А  вы,
братья, позаботьтесь потом о моих... У меня отец и мать  уже  старые,  еще
две сестренки совсем малые!
     Ховрах, сердясь за  поломанный  строй,  быстро  выстроил  передних  в
отряд. И когда были шагах в десяти от деревьев, среди  кустов  шелестнуло.
Тонко свистнула стрела. Беляк, он бежал впереди, выронил топор, ноги стали
подгибаться. Попробовал что-то сказать, но слова тонули в клекоте:  стрела
пробила горло.
     Несколько человек с оружием наголо бросились в лес, а Беляк опустился
на траву, скорчился. Глаза его медленно заволокло пеленой смерти.
     И в тот же миг погас последний луч закатного солнца.

     Лес  прочесали  как  гребнем,  но  нашли  только   отпечатки   легких
охотничьих сапог. Гонта был мрачен, Беляк только первый, потери будут еще.
     -- Беляк...-- сказал он невесело.-- Мрак, ты видел серьгу?
     -- Да.
     -- Единственный сын! Что скажу его матери? Его род прервался.
     Мрак сказал с горечью:
     -- Не прервался. Кто-то из твоих верно сказал, что мы все беляки.  Он
наш брат, сын... Он весь внутри нас!  Его  надо  только  выпускать,  а  не
душить в себе. Его род -- это мы все. Род людской, если понимаешь.
     Гонта пробормотал:
     -- Очень смутно. Да и то, не столько понимаю, как что-то чувствую. Но
уж больно тонко... Даже дивно, что ты  чуешь  такое!  Глядя  на  тебя,  не
скажешь.
     Мрак признался:
     -- Сам дивлюсь. Иногда мне хоть кол на  голове  теши,  а  другой  раз
слышу как звезды шуршат, как в цветах маленькие  человеки  поют,  постигаю
движение миров и тайные замыслы богов, а в душе такое сладкое  томление...
Но тут же то конь перднет, то сам палец прищемишь, и сразу оказываешься  в
привычном житейском дерьме.

     Они скакали в сумерках и первую половину ночи. Мрак мчался впереди, с
ним был Гонта, чуть правее неслась  в  окружении  суровых  всадниц  легкая
колесница. Мрак различал силуэт Медеи. Лента,  удерживающая  ее  косу,  не
выдержала быстрой скачки, длинные черные волосы освобожденно выплеснулись,
затрепетали, странные и волшебно прекрасные. Гонта сглотнул слюну, смотрел
неотрывно, едва не вывихивал шею.
     Медея подалась вперед, лунный свет  блистал  в  ее  широко  раскрытых
глазах. В них были восторг и безмерное удивление.
     Гонта вскрикнул:
     -- Вон то капище!
     Луна прорвала тучи, и в мертвом свете на фоне черного как  грех  неба
выступал вдали холм. На самой вершине  Мрак  различил  выщербленные  плиты
обтесанного камня. Это сейчас капище, как он понял, а когда-то  был  храм.
Руины и сейчас выглядят мрачно и пугающе. Если  древний  бог  и  помнит  о
своем храме, то любого, кто принесет туда жертву, заметит и одарит.
     Гонта все порывался проскакать вперед. Мрак вскинул ладонь:
     -- Стой! Те звуки, что я слышу, мне не нравятся.
     Гонта повертел головой, оглянулся на Медею. Та пожала плечами:
     -- Что можно услышать за тем ревом в твоем животе?
     -- Сама ж кормила какой-то  гадостью,--  обиделся  Гонта.--  Я  ж  ел
только из чувства... чувства...
     Он махнул рукой, а Мрак слез с коня,  припал  к  земле  ухом.  Сперва
тихо, потом все яснее услышал далекий  плач.  Тихо  и  безнадежно  звучали
женские  голоса.  Здесь,  у  самой  земли  уловил  и  запахи,  что  вверху
растворяются в воздухе, а внизу держатся  долго,  расползаются,  покрывают
землю тонкой пленкой, пока не впитаются в росистую землю.
     Подъехал Ховрах. Слегка покачивался, хватался за  конскую  гриву,  но
голос прозвучал бодро:
     -- Унюхал что?
     -- Люди,-- сказал Мрак.-- Там много людей.
     -- Дружина?
     -- Нет. Оружных не учуял. Это полон.
     Ховрах всхрапнул понимающе:
     -- Ага, в жертву. Пусть, аль помешаем?
     -- Еще как помешаем,-- решил Мрак.  Он  сжал  челюсти.--  Еще  как...
Только надо без шума.
     -- Почему?
     -- Чтоб шума было больше потом,-- ответил он сердито.
     Медея смотрела большими внимательными глазами. Гонта  сердито  сопел,
держался поблизости, в ее сторону не смотрел так старательно, что чуть  не
вывихивал шею.
     -- Надо выпустить полоненных,-- предложила Медея.
     -- Зачем?
     -- Маржель обидится,  что  не  принесли  жертв,  перестанет  помогать
Горному Волку.
     Мрак внезапно хлопнул себя по лбу:
     -- Знаю!..
     На него оглянулись с недоумением. Мрак  меньше  всего  был  похож  на
человека, который что-то знает. Или на человека, подверженного озарением.
     -- Что? -- спросил Гонта осторожно.
     -- Мне один волхв говорил,-- сказал Мрак торопливо, и все  облегченно
вздохнули,-- что храмы новых богов стараются строить на месте  разрушенных
старых. Чтоб, значит, народ в них пер по привычке... Что за храм здесь был
раньше?
     После долгой паузы, пока все сопели да чесали затылки, Медея  сказала
осторожно:
     -- Мне  бабушка  говорила,  что...  Маздона.  Нет,  Маздоная.  Да-да,
Маздоная!
     Гонта спросил напряженно:
     -- А что за ритуалы... Мрак, это  безумие!  Мы  же  не  знаем  старых
обычаев, не знаем что за бог, чего желал...
     Медея тоже в сомнении качала головой. Мрак отмахнулся:
     -- Боги все одинаковы. Поклонения ждут,  жертв,  почитания.  Атрибуты
старых богов, потом объясню это слово, переносятся на новых,  так  говорил
мой друг волхв. Вон даже имя чуть схожее. Маздонай -- это и  есть,  скорее
всего, Маржель. По-нынешнему. Так  что  ежели  пленников  не  отпустим,  а
зарежем во славу старого бога...
     Гонта побежал, размахивая руками. Его  разбойники  первыми  принялись
растаскивать  старые  глыбы.  К  ним  присоединились  поляницы.  Гонта  их
отгонял, им-де  животы  беречь  надобно,  Медея  чуть  ли  не  впервые  не
ввязалась в спор.
     Когда место от новых плит было очищено, пленных согнали на место, где
стоял жертвенный камень храма Маздоная. В земле еще  виднелись  коричневые
гранитные осколки. Как видно, камень старого храма  не  увезли,  а  просто
раздробили и вбили в землю.
     -- Это даже лучше,-- сказал Мрак. Он оглядывался, чуткие  уши  ловили
далекое ржание, конский топот.-- Похоже, Горный Волк возвращается!
     -- За дело,-- велела Медея.
     Мрак вскочил на коня. Гонта вытащил  лук,  неспешно  натянул  тетиву.
Мрак видел как вздулись чудовищные мышцы,  как  застонало  дерево,  нехотя
сгибаясь под чужой волей.
     За спиной раздавались стоны, запахло кровью. Поляницы резали  пленных
быстро и умело. В жертву богу войны, хоть  старому,  хоть  новому,  всегда
приносят только мужчин, а мужчин,  вечных  обидчиков,  резать  проще,  чем
глупых девок или беспомощных младенцев. Бывает даже  приятно,  ежели  рожи
наглые или дерзкие!

     Глава 31

     Со стороны стана Горного Волка с грозным топотом неслись, подгоняемые
попутным ветром, всадники. Они размахивали топорами, легкими  и  с  узкими
клинками. Боевые Топоры, подумал Мрак тревожно. Горный Волк привлек их  на
свою сторону? Или своих людей вооружил по-артански?
     -- В бой! -- велел он сдавленным голосом.
     Оглянулся на хмурые лица. И люди Гонты, и поляницы  видят,  что  силы
чересчур неравны. У Горного Волка людей втрое, если не впятеро...
     За спиной нарастал гул. Земля вздрогнула раз,  другой,  качнулась.  В
недрах послышалось глухое рычание. Раздался треск,  перешел  в  грохот.  В
спину пахнуло жаром.
     В сотне шагов в земле ширилась дыра с раскаленными краями, похожая на
гигантскую загноившуюся рану. Оттуда толчками  выплескивался  черный  дым,
взлетали искры. Затем  полыхнул  багровый  огонь,  выметнулся  на  уровень
высокого дерева, и следом раздался  дикий  рев.  Мрак  ощутил  как  волосы
встали дыбом.
     В огне и дыме поднялся гигантский зверь. Исполинская голова  медленно
повернулась,  глаза  отыскали  Мрака  и  его  воинов.  Он  весь  был   как
раскаленный слиток меди. От него шли волны жара, ветер донес  запах  гари.
Голова была звериной, сам выглядел как зверь, но вот медленно  разогнулся,
остался на задних  лапах,  тоже  багрово-красных,  а  чудовищные  передние
развел в стороны. Грудь вздулась, зверь оглушительно взревел и,  продолжая
растопыривать лапы-руки, двинулся навстречу всадникам Горного Волка.
     Земля  вздрагивала,  Мрак  поспешно  подал  коня  в  сторону.   Рядом
слышались испуганные вопли, ржание насмерть перепуганных коней.
     Зверь прошел  мимо,  за  каждый  шаг  покрывал  три  конских  прыжка.
Всадники Горного Волка растерялись,  когда  длинные  лапы  с  непостижимой
ловкостью ухватили двоих, второго даже вместе с конем. Мрак вжал голову  в
плечи, когда зверь сунул первого  в  пасть,  с  хрустом  перекусил,  кровь
брызнула и потекла по губам, груди.  Зверь  довольно  рыкнул,  откусил  из
левой лапы, все еще не выпуская окровавленную половину туловища в правой.
     Так и шел, размахивая несчастными, брызгая  кровью,  а  люди  Горного
Волка, оцепенев, провожали застывшими глазами.
     Из  капища  Маржеля  с  криками  выскакивали  люди.  Мрак  видел  как
выметнулась блестящая бронзой фигура воина,  что  высился  на  голову  над
другими. Когда он повернул искаженном яростью  лицо,  Мрак  узнал  Горного
Волка.
     А  следом  шатались   деревянные   стены.   Крыша   взлетела,   будто
подброшенная могучим ударом.  Остолбеневшие  люди  увидели  как  на  месте
рассыпавшегося  храма  разгибается  в  полный  рост  обнаженный  до  пояса
великан. Он был в бронзовом шлеме с рогами, на  руках  блестели  бронзовые
браслеты, но широкая грудь была открыта, могучая  и  широкая,  с  белесыми
шрамами, как пораженно  понял  Мрак,  хотя  не  мог  сообразить,  кто  мог
оставить такие шрамы на груди бессмертного бога.
     -- Их бог красивее! -- воскликнула Медея.
     Мрак не успел ответить, вмешался Гонта:
     -- Зато наш здоровее! Посмотри, какие длинные лапы! Для мужчины разве
не сила важнее? Красавчики -- либо трусы, либо ворюги...
     Медея фыркнула, с  нарочитым  презрением  окинула  его  длинные  руки
долгим взглядом, снова фыркнула и отвернулась.
     Зверобог торопливо доел несчастных, хрумая их вместе с доспехами,  но
глаза его уже следили за молодым богом. Глухой рев вырвался из  чудовищной
пасти.  Маржель  ответил  грохочущим  смехом,  быстро  и  легко   бросился
навстречу. Движения его были угрожающе красивы, словно  исполнял  воинский
танец.
     Удар от столкновения был таков, что земля  дрогнула  и  застонала,  а
птицы в воздухе, теряя перья, с криками поспешили прочь. Раздался страшный
рев в два голоса. Старый и молодой боги сцепились, пытались  сломить  друг
друга, но если молодой выглядел ловчее  и  искуснее,  то  старый  оказался
тяжелее, на голову выше, сильнее, судя по чудовищным  мышцам,  похожим  на
стволы деревьев.
     -- Боги уже начали,-- сказал Мрак.-- Пора и нам.
     Он пустил коня вперед. Чуть погодя услышал нарастающий грохот  копыт.
Люди Гонты и поляницы Медеи, преодолев  страх,  пронеслись  мимо  бьющихся
богов и с криками набросились на всадников Горного Волка.

     Зазвенел металл, раздались крики боли и ярости. Людей  Горного  Волка
было больше, чем впятеро, но все оглядывались на Маржеля,  чью  помощь  им
обещали. Могучий  бог  войны,  которому  приносили  жертвы,  отступал  под
тяжелыми ударами древнего зверобога!
     -- Руби! -- услышал Мрак сзади задорный  голос  Гонты.--  Наш  ихнего
бьет в хвост и гриву!
     -- Бей! -- вторил звонкий голос Медеи.-- За нашу свободу!
     Вдруг мимо Мрака жутко свистнуло. Еще и еще. Всадники, что неслись на
него с поднятыми топорами, исчезали из  седел,  будто  вышибал  гигантский
кулак.
     Сзади несся Гонта. Он скалил зубы, руки двигались с такой  быстротой,
что изумленный Мрак видел только  смазанное  движение.  А  стрелы  неслись
веером, одна догоняла другую, топорщила ей перо.
     Отшвырнул тулу, начал  опустошать  другую,  а  двое  разбойников  уже
протягивали с обеих сторон запасные  колчаны,  полные  не  то  исполинских
стрел, не то дротиков. Мрак погрозил кулаком:
     -- Шуткуешь? Мне тоже без боя соромно.
     Разбойники врубились в ряды людей Горного Волка с победными  криками.
И хотя до победы было далеко, те дрогнули. Их бог отступает шаг за  шагом,
его плечи вздрагивают от ударов. Сам Горный Волк бросился в  бешенстве  на
левый край, где поляницы с жутким визгом теснили его людей.  В  его  руках
был огромный меч, которым вращал с огромной быстротой.
     Одна женщина была рассечена пополам,  но  трое  других,  будто  долго
готовились заранее, разом метнули в него боевые палицы. Оглушенный  Горный
Волк зашатался, выронил меч. Еще одна пронеслась  мимо  и  с  такой  силой
обрушила палицу на его шелом, что от звона у  Мрака  заломило  уши,  и  он
увидел воочию, что  значит  слово  "ошеломить".  Горный  Волк  рухнул  как
подкошенный. Десятки копыт пронеслись по нему, втаптывая в пыль и грязь.

     Отступление людей Волка превратилось в  бегство.  Разбойники  ликующе
догоняли и рубили в спины, секли головы и, не останавливаясь для  грабежа,
гнали и гнали остальных, ибо тех все еще больше, нельзя дать опомниться...
     Затем до поздней ночи, а потом и при лунном свете обирали трупы, то и
дело ссорились из-за богатой добычи. Все рыскали с окровавленными  ножами,
приходилось заодно добивать раненых. Да и проще сразу  обрубать  пальцы  с
кольцами и перстнями, а потом на досуге снимать.
     Трупы людей и убитых коней  лежали  вповалку.  Кровь  стояла  темными
дурно пахнущими лужами. Иная успела  загустеть,  свернуться  комками,  под
конскими копытами уже не хлюпала, а жирно чавкала как в болоте.
     Утром Мрак повел объединенный отряд Гонты и Медеи к  родовому  кремлю
Горного  Волка.  В  весях  грабить  не  давал,  потому  самые  недовольные
умышленно приотстали, в покидаемых весях насиловали женщин, жгли хаты.  Он
тут же воротился, застал их в самом разгуле и преспокойно велел перевешать
друг друга. Те схватились было за топоры, но увидели, что со  всех  сторон
окружены остриями копий. Вместе с поляницами стояли и бывшие соратники.
     Еще дважды захватывал грабителей и заставлял казнить друг друга.  Кто
отказывался, того сажал на кол. Через три дня у  него  уже  было  стройное
послушное войско, готовое броситься хоть на самого Ящера.
     На четвертый  день  перевалили  горную  гряду,  впереди  распахнулась
зеленая долина. Ховрах заорал радостно:
     -- Вон хата Горного Волка!
     В самой середине сочной зелени расположилась крепость. Стена была  из
камня, а  внутри  просторного  двора  высились  строения,  большей  частью
деревянные.
     Когда они втроем: Мрак, Ховрах и Гонта, подъехали к воротам крепости,
к удивлению им отворили сразу. Мрак кивнул  на  главный  терем,  а  хмурые
стражи лишь проводили недобрыми взглядами.
     -- Что-то здесь не так,-- сказал Гонта. Он  посмотрел  на  Мрака:  --
Поедем, аль подождем своих?
     Мрак ехал молча, и Гонта вынуждено пустил коня через двор  к  терему.
Это был огромный сарай, а не терем -- мрачный и огромный,  высотой  в  три
поверха, с надстройками и башенками  на  крыше.  От  стен  веяло  недоброй
мощью, ибо сложены из  толстых  дубовых  кряжей,  такого  и  лесу  уже  не
осталось, окна