рот. Во взгляде юного
богатыря было великое почтение.

     Воины ехали с сумрачными  лицами.  Все  знали,  что  едут  на  верную
смерть, но взгляд у каждого был тверд, а руки на поводьях не дрожали. Мало
кто переговаривался, каждый  больше  думал  о  своем,  вспоминал  близких,
перебирал прожитую жизнь.
     Ховрах обогнал всех, конь под ним шел весело, а сам  Ховрах  внезапно
заорал удалую песню. Он подскакивал на спине терпеливого коня как мешок  с
овсом, вид у него был веселый и беспечный. А песня была  о  будущем  пире,
где вина потекут не реки, а разольется море, жрать станут только на злате,
на сребре пусть собаки едять, все  будут  топтать  ковры,  лапать  толстых
девок...
     Гонта долго крепился, наконец кивнул Мраку:
     -- Поет!
     -- Поет,-- согласился Мрак.
     Гонта хмуро буркнул:
     -- И ты ничего не хочешь ему сказать?
     -- О том, что нас ждет?
     -- Да.
     -- А ему все равно. Он радуется каждому мигу  жизни.  А  звону  мечей
тоже обрадуется как старой доброй драке.
     -- После  драки  можно  проспаться,  а  после  пира,  что  нас  ждет,
проснешься уже под лапой Ящера. Стоит ли ему класть голову?
     -- Думаешь, Додон его не пощадит?
     Гонта оскорбился:
     -- Вроде не знаешь нашего царя!
     Мрак долго смотрел в спину  Ховраха.  Тот  без  нужды  горячил  коня,
сворачивал с дороги, срывал на скаку верхушки промерзшей  за  ночь  травы,
нюхал, с гнусным хохотом разбрасывал, передразнивая величавых волхвов.
     -- Ладно,-- сказал Мрак наконец.-- Мы отъехали уже  далеко.  Скоро  и
стены Куявии... Отправь его обратно.
     -- Не поедет.
     -- Придумай!
     Гонта хлопнул себя по лбу, догнал Ховраха, возопил отчаянным голосом:
     -- Совсем забыл!.. Я должен отдать Медее важный наказ.  Ховрах,  будь
другом. Скачи к ней, я черкну пару слов. Это очень важно!
     Он вытащил из сумки сверток тонко выделанной телячьей  кожи.  Мрак  с
хмурым любопытством смотрел на непонятные значки. Гонта щедро рассыпал  их
по листу, свернул в трубочку, перевязал шелковым шнурком и залепил воском,
что разогрел в  ладони.  Ховрах  с  неодобрением  смотрел  как  Гонта  для
верности приложил перстень с печатью. Конечно, читать он не умеет,  как  и
Мрак, но по дороге мог бы показать волхву...
     -- Это очень важно,-- повторил Гонта настойчиво.-- Скачи  обратно!  А
мы будем ждать тебя здесь.
     -- Нет,-- поправил Мрак,-- впереди по дороге неплохая корчма. Там  на
постоялом дворе отдохнем, заночуем. И подождем.
     Ховрах переводил ошалелый взор с одного на другого, наконец с великой
неохотой принял свиток. На лице была горькая обида. Из-за корчмы,  подумал
Мрак насмешливо. Все-таки впервые за стол сядут раньше него.
     -- Только не разграбьте дотла,-- предупредил Ховрах.-- Я буду скакать
обратно быстро! В глотке у меня будет сухо как в норе полевой мыши.
     Конь под ним встал дыбки, развернулся  на  задних  ногах  и  с  места
погнал таким галопом, что выбивал из промерзшей земли сухие  комья.  Гонта
нетерпеливо тронул своего коня. Мрак спросил:
     -- Что ты накарябал?
     -- Чтобы Медея сразу поднесла ему такую чару! Ну, дабы сразу с копыт.
А потом, когда очнется, чтобы толстые девки... он толстых обожает,  чесали
спину так, дабы только хрюкал. И чтоб все время подносили кувшины с вином.
Это его задержит надолго. Очень надолго!
     Они горько засмеялись. Копыта  коней  глухо  и  невесело  стучали  по
твердой как камень дороге.

     Оба за сотню шагов от постоялого двора уловили запах  бражки,  кислых
щей.  В  воздухе  было  нечто  бодрящее,  что  заставляет   орать,   петь,
ввязываться в бесшабашные драки.
     -- Корчма,-- определил Гонта с удовольствием.-- Что без нее дороги?
     -- Что без нее жизнь? -- засмеялся Мрак.-- Этот  мир  от  преисподней
только корчмой и отличается. Убери корчму  --  и  вместо  нашего  красного
солнышка засияет черное.
     Ворота были распахнуты настежь.  Во  дворе  у  коновязи  обнюхивались
кони, из щелей ковальни пробивались струйки дыма.  Гонта  с  удовольствием
посматривал на раскрытые двери. Оттуда доносились веселые песни, вопли,  а
аромат наваристого борща, вытеснив дрянной запах щей, потек навстречу  как
тяжелая душистая смола, разнежившаяся на солнце.
     -- Здесь мы задержимся,-- сказал он довольно.
     -- На дольше, чем думаешь,-- ответил Мрак.
     Что-то в его голосе насторожило Гонту. Он  начал  поворачиваться,  но
как не был  быстр,  Мрак  оказался  быстрее.  Голова  Гонты  дернулась  от
тяжелого удара в затылок. Он ткнулся в конскую гриву,  начал  сползать  на
землю.
     Мрак спрыгнул,  подхватил,  не  дав  упасть  на  землю.  Глаза  Гонты
медленно закрылись. С крыльца на них выжидающе смотрели двое мужчин.  Мрак
крикнул зычно:
     -- Хозяина сюда, немедля! Денежное дело.
     Один нехотя скрылся за дверью. Мрак  успел  накрепко  стянуть  ремнем
руки Гонте, когда с крыльца неспешно спустился грузный  человек.  От  него
пахло уверенной зажиточностью, но глаза были настороженные, а в  руке  был
боевой топор на длинном топорище.
     -- Я хозяин,-- сказал он с осторожностью.
     Мужики за его спиной взялись за ножи. Мрак торопливо сдернул с  пояса
калиточку. Ладонь ощутила теплую тяжесть.
     -- Держи,-- велел он.
     Хозяин поймал на лету, взвесил на  ладони.  Выражение  его  свирепого
лица изменилось.  Так  могло  весить  только  золото,  и  здесь  его  было
достаточно.
     -- Что я должен за это сделать? -- спросил он уже не столь враждебно.
     -- Посторожи этого человека,-- велел  Мрак.--  Трое  суток.  А  потом
отпусти. Но чтоб волос с его головы не упал! Это мой друг... но я не хочу,
чтобы он ехал со мной.
     Хозяин с облегчением перевел дух. Похоже, не любил без крайней  нужды
пускать в ход топор, лишаясь гостей. Бережно спрятал калиточку:
     -- Сделаю. Хоть неделю продержу. Буду поить  и  кормить  от  пуза.  В
лучшей комнате поселю.
     -- Договорились,-- сказал Мрак.
     Он повернул коня и, не взглянув в  сторону  зазывно  открытой  двери,
направил обратно через раскрытые ворота. Конь вдохнул, но  вполголоса.  За
воротами недвижимо сидели на конях люди Кречета. Сам Кречет вскинул брови,
завидев Мрака:
     -- А Гонта... смотрит покои?
     -- Да,-- ответил Мрак сумрачно.-- И будет смотреть их еще три дня.  А
мы поедем дальше.
     Конь его вперил суровый взор вдаль, вздохнул и пошел экономной рысью,
рассчитанной на долгую дорогу. Кречет некоторое время всматривался в спину
Мрака, затем пожал плечами. Похоже, понял все, но ни одобрять, ни осуждать
Мрака не стал. Каждому, что на роду писано, то и свершится.

     Глава 44

     Они гнали коней без отдыха. Но к  обеду  уже  пошли  знакомые  места,
сердце Мрака застучало гулко и часто. Их отряд мчался  под  низким  небом,
затянутым темными тучами, мир был сер  и  мрачен,  но  далеко  впереди  на
высоких горах странно и ярко блистал  оранжевый  город.  Стены  из  белого
камня четко выделялись на темном небе. Острые шпили крыш как острия  копий
грозили небесам. Город держался гордо, он сознавал свою красоту и мощь.
     -- Боги что-то хотят! -- вскрикнул кто-то в страхе.
     Мрак тоже ощутил как на плечи пала тяжелая недобрая тень.  В  затылок
дохнуло могилой. Небо потемнело еще страшнее, с севера  надвигались  новые
свинцово-тяжелые тучи, подминали и теснили старые.  Можно  было  различить
огромных страшных коней, косматых, с чудовищными головами.  По  мере  того
как  двигались  к  блистающему  граду,  грозно  превращались  в  драконов,
рыкающих еще глухо, но уже видны были слабые отсветы огня, вылетающего  из
их  пастей.  Глухой  рев  постепенно  становился  громче,  потрясенные   и
устрашенные люди  видели  как  немыслимые  звери,  то  исчезая,  то  снова
показываясь в тучах, неумолимо двигаются прямо на город.
     -- Добрый ли это знак? -- вскричал Кречет в страхе.
     Голос его странно и одиноко прозвучал в мертвой тишине. Рядом высился
на рослом коне огромный и недвижимый  Гакон.  Он  молчал,  как  молчали  и
витязи за спиной.
     Мрак пустил коня в галоп. Стены близились,  между  зубцов  показались
два сонных стража. Мрак  откашлялся,  готовился  заорать,  чтобы  отворяли
ворота, свежий воздух хлынул в грудь с готовностью, защекотал  ноздри.  Он
поперхнулся, а когда набирал снова, да побольше, услышал сзади нарастающий
стук копыт.
     Их отряд нагонял всадник на  взмыленном  коне.  Клочья  пены  срывало
ветром с морды,  на  солнце  блестели  мокрые  бока.  Всадник  выпрямился,
заметив, что Мрак смотрит в его сторону, помахал рукой.
     -- Чертов Ховрах,-- вырвалось у Мрака.-- Как же он успел...
     Кречет рявкнул, всадники расступились, и Ховрах ворвался в середку их
дружины. Конь шатался, хрипел,  глаза  были  красные,  налитые  кровью  от
долгой скачки и усталости.
     -- Догнал,-- сказал Ховрах ликующе. Вид у  него  был  гордый.--  Ишь,
хотели, чтобы я поспел к объедкам! Да за столом я завсегда первый!
     -- Как ты обернулся так быстро? -- спросил Мрак хмуро.
     Он видел как Кречет поехал  ближе  к  воротам,  принялся  колотить  в
медные створки рукоятью меча. Ховрах гордо подкрутил ус:
     -- Я? Я умею. Просто встретил по дороге двух поляниц Медеи. Отдал  им
письмо Гонты, отвезут с радостью. Медею обожают. Понятно, тут же  повернул
коня вслед за вами. Но уж больно быстро вы гнали... Я  думал  догнать  еще
вчера. А где Гонта?
     -- Гонта... Он догонит попозже.
     Ховрах даже не заметил выражение лица Мрака. Он уже  потирал  ладони,
облизывался. Похоже, даже через толстые створки ворот чуял запахи великого
пира.
     -- Стучи громче,-- посоветовал он Кречету.
     Наконец над воротами показалось заспанное  лицо  сотника.  Проворчал,
что ездиют тут всякие ни свет, ни заря, спать добрым людям  мешают,  потом
распахнул глаза, всмотрелся, икнул, дурным голосом позвал воеводу.
     Ворота медленно распахнулись,  в  проеме  появились  дюжие  хлопцы  с
боевыми топорами в руках, а на стене слышно было  как  лениво  набрасывают
тетивы.
     Навстречу, в сопровождении сурового начальника  стражи  ворот,  вышел
старый Рогдай. Он грозно окинул взором Кречета и его три дюжины закованных
в темную бронзу всадников, взревел зычно:
     -- Кто такие...-- и осекся.-- Да неужто?
     -- Мы самые,-- ответил Мрак.
     В глазах старого воеводы метнулся непонятный страх, недоверие и  даже
жалость. Он развел руками в растерянности:
     -- Так вы все-таки пожаловали на... гм, пир...
     -- Точно,-- подтвердил Мрак.-- На пир.
     А Ховрах спросил обеспокоено:
     -- Надеюсь, еще не начали?
     Его ноздреватый нос хищно подергивался, ловил запахи. За  его  спиной
воины  сурово   молчали.   Ратники,   что   перегораживали   вход,   молча
расступились,   дали    дорогу.    А    Рогдай    сказал    с    печальной
многозначительностью:
     -- Такой пир без вас не начнут.
     В гробовом молчании Мрак во  главе  отряда  проехал  через  городские
ворота.  Впереди  пробежала  черная  кошка,  а  следом  за  нею  торопливо
просеменила женщина с распущенными волосами. На плече у  нее  покачивалось
расписное коромысло с пустыми ведрами. Ховрах ругнулся:
     -- Дура, спит долго! Могла бы и пораньше встать.
     Но в его голосе не было страха перед недобрыми приметами, что как  на
зло сыпятся будто из дырявого мешка.  Только  опасение,  что  борща  будет
мало. Мрак ухмыльнулся. Ховрах просто чудо, хоть и ненасытное.

     Додон принял их в тронной палате. Был он в царском одеянии, сидел  на
троне. Правой рукой стискивал скипетр, на ладони левой круглилась держава.
Сейчас эту дубину и булыжник, усыпанные алмазами, рубинами, яхонтами, было
не узнать под украшениями из золота,  но  Мрак  видывал  их  и  в  простом
обличье, когда вождь племени невров держал как знаки власти в  одной  руке
дубину -- оружие ближнего боя, в другой -- круглый камень в полпуда весом,
удобный для броска.
     Лицо царя осунулось, глаза блестели сухо, будто слюдяные.  По  правую
руку стоял Кажан, вид был довольный, как у коршуна, уже вонзившего когти в
зайчонка. Слева держался  угрюмолицый  Рогдай.  На  Мрака  старый  воевода
посмотрел с укором, отвел взор.
     -- Приветствую тебя,  светлый  царь,--  сказал  Мрак.  Он  кивнул  на
Ховраха,-- мы с другом откликнулись на твой зов.
     Додон нахмурился:
     -- Этот твой друг... он всего лишь наш дружинник.
     Мрак покачал головой. Если Ховраха признать  дружинником  Додона,  то
признать и его волю над ним.  Никто  не  осудит,  если  своего  дружинника
посадит на кол.
     -- Он дружинник Медеи,-- сказал он твердо.-- Ты сам  его  отпустил  с
царской службы.
     Кажан порывался что-то сказать, но Рогдай опередил, громыхнув:
     -- Верно, наш светлый царь это знает. Просто он сказал, что ему здесь
все знакомо. Пусть держится как дома.
     Додон нахмурился еще сильнее. В  глазах  разгорались  огоньки  гнева.
Кажан крякнул досадливо:
     -- Да-да, светлый царь именно это хотел сказать.
     Искорки в глазах Додон превратились  в  пламя.  Советники  на  глазах
гостей, хотят того или нет, показывают его дураком.  Он  движением  бровей
подозвал отрока, передал знаки власти. Его узкие ладони легли  на  поручни
трона, сжали так, что побелела кожа, и суставы выступили острые, как  шипы
на боевой палице.
     Пухлые губы медленно растянулись в недоброй улыбке:
     -- А мне говорили, что не приедут, не  приедут...  Да  чтоб  отважный
Мрак не явился на зов своего царя? А что это с тобой за витязь, чем  облик
мне странно знаком?
     -- Я приехал на твой зов,-- ответил Мрак,-- хоть ты и не мой царь.  А
витязя этого зовут Любоцвет. Он присоединился к нам  по  дороге.  К  нашим
делам отношения не имеет, за нас не отвечает.
     Любоцвет  поклонился  Додону.  Румяное  лицо  его  раскраснелось  еще
больше, щеки вовсе залил жаркий  румянец.  Глаза  счастливо  блестели.  На
Додона он смотрел жадно и неотрывно.
     Рогдай бухнул гулким басом:
     -- Да, ты немало поспособствовал нашему царству. И  светлый  царь  не
оставляет своими милостями ни верных ему людей, ни  тех  чужаков,  которые
чем-то помогли.
     Додон метнул грозный взор на воеводу, снова посмел опередить,  сказал
с натянутой усмешкой:
     -- Да-да... Потому и пир, дабы всем воздать по заслугам. Всем сестрам
по серьгам. как говорят.
     Внезапный шум далеко  у  парадных  дверей  прервал  его  речь.  Додон
нахмурился. Рогдай мановением руки послал туда молчаливых стражей. Там уже
раздались раздраженные голоса.
     Наконец дверь распахнулась и, расшвыривая стражей, ворвался... Гонта.
Лицо было поцарапано, под глазом расплылся кровоподтек.  За  Гонтой  бежал
верещящий как  заяц  Ковань.  Одежда  постельничьего  была  разорвана,  он
простирал вослед разбойнику дрожащие руки, вопил, верещал, взмахами дланей
бросал на него гридней.
     Гонта метнул на Мрака злой взгляд, сбросил последнего стража с плеча:
     -- Светлый царь!.. Прости, что чуть отстал от Мрака и Ховраха. Но  на
пир не опоздал?
     Додон опешил, из-за его  спины  угрожающе  выдвинулись  копья.  Кажан
сказал злорадно:
     -- Без тебя пир будет не тот. Но зачем ты при мече?
     Гонта развел руками:
     -- Прости, царь. Не успел снять у входа.
     Додон помедлил с ответом. Кажан и Рогдай что-то наперебой  шептали  в
царские уши. Наконец Додон растянул губы в усмешке:
     -- Я думаю, доблестному Гонте можно не снимать свой акинак, если  ему
самому не помешает за столом. Я таких людей не опасаюсь.
     Гонта поклонился:
     -- Ты мудр, царь. Несмотря даже на таких советников. Такие, как я, не
бьют в спину.
     Кажан впился в  него  взглядом,  Рогдай  кивнул,  соглашаясь.  Старый
воевода не отнес выпад Гонты на свой счет, а Кажан прожигал бывшего вожака
разбойников острым как ножи взором. Запыхавшийся  Кавань  мелким  петушком
подбежал к помосту, бочком-бочком придвинулся к Кажану.
     -- Тебя не ударят в спину,-- сказал он ядовито.-- Это тебе обещаю  я,
царский постельничий.
     Гонта медленно улыбнулся. Он  понял,  что  хотел  сказать  Ковань,  и
хотел, чтобы тот видел, что его  поняли  правильно.  Он  поднял  голову  и
широким жестом обвел статуи богов в нишах:
     -- Беру в свидетели,-- заявил он громко.-- Больше в этом  дворце  мне
обратиться не к кому.
     Рогдай вмешался в злой разговор, что перерастал в стычку:
     -- Вас отведут в палаты. Помоетесь, смените одежку, отдохнете. На пир
вас позовут... Иди и ты, молодой витязь, раз уж ты с Мраком.
     Щеки Любоцвета от удовольствия, что его  засчитали  в  друзья  Мрака,
вспыхнули жарким румянцем. Он порывался что-то сказать Додону, но тот  уже
поспешно движением длани показал, что отпускает гостей  до  вечера.  Глаза
тревожно бегали, пухлые губы вытянулись в линию. В лице впервые проступили
страх и растерянность. Трое держатся перед ним без страха, хотя  в  глазах
странное понимание своей участи. А еще с ними этот молодой  богатырь,  чье
лицо так неуловимо знакомо! Но если хотя  бы  даже  заподозрили...  только
заподозрили, что за пир им уготован, разве не  обходили  бы  за  тридевять
верст даже кордоны Куявии?
     Когда за ними захлопнулись двери, он пробормотал сдавленным голосом:
     -- Не понимаю... По виду, догадываются о ловушке. Но почему  явились?
Что у них в рукаве?
     Их вели через множество богато убранных палат. Стража  топала  сзади,
но было  их  столько,  что  толкались  даже  в  широком  коридоре.  Ховрах
приветствовал всех  встречных,  Любоцвет  с  любопытством  оглядывался  по
сторонам. Мрак с печалью толкнул Гонту:
     -- Дурень ты.
     -- От мудрого слышу,-- огрызнулся Гонта.-- Погоди, я тебе  еще  верну
должок... До сих пор в левом ухе звенит!
     -- А почему... гм... в ухе?
     -- Не знаю. Как-то отдалось.
     -- Гонта...
     -- А что? Ты на пир, а мне что?
     -- Гонта, у тебя Медея. А мне-то от жизни перепадет  один-два  лучика
солнца. Снеговая туча уже надвигается!
     Впервые глаза Гонты потемнели, а плечи обвисли.
     -- Да,-- признался он, голос дрогнул, изломался.-- Медея --  это  все
лучшее в моей поганой жизни. И этого лучшего, как я и хотел, много... Есть
за что ухватиться. Больше всего на свете я страшусь ее потерять... но ведь
что-то же двигает нами! То, чему противиться не в силах. Вот  до  этой  бы
силы докопаться! Что перед нею вся мощь волхвов?
     В молчании они шли через хоромы. Им отвели лучшую  часть  в  гостевой
половине, верно. Там обычно  поселяли  послов.  Мрак  огляделся,  недоброе
чувство еще сильнее стеснило грудь. Слишком много  ковров  на  стенах,  за
которыми могут таиться слухачи, убийцы. Чересчур высок потолок, а в стенах
на стыке с потолком чернеют дыры.
     Он натужно улыбался, вскидывал руки в приветствии, но по лицам челяди
и охраны видел какого  свалял  дурака.  Какого  дурака  сваляли  они  все,
явившись в логово Додона.

     В главную палату спешно стаскивали столы. Девки  торопливо  накрывали
скатертями. Сперва белыми,  затем  голубыми,  синими,  зелеными,  желтыми,
оранжевыми, красными, а поверх всего -- пурпурными. Чтобы потом  в  разгар
пира можно было схватить скатерть за углы и унести вместе с посудой, а  на
следующую тут же спешно ставить новые блюда, кувшины с вином, дабы пир  не
прерывался ни на миг.
     Задымили все  поварни.  Челядь  сбивалась  с  ног,  на  заднем  дворе
задыхались от дыма, там жарили на вертелах туши оленей, кабанов, лосей. Из
подвалов выкатывали бочки с вином. Гонцы помчались со  двора  в  ближайшие
веси. Наказ был спешно везти к царскому двору птицу, гнать скот,  наловить
для пира речной и озерной рыбы.
     Ховрах потирал руки.  Глаза  плотоядно  блестели.  Пир  начнется  уже
сегодня вечером, а будет таким, о каком кощюнники сложат песни. Уже  видно
по той горе дров, которую навезли на задний двор. И еще  прут,  волы  едва
жилы не порвали!
     Мрак жадно высматривал Светлану. Белое платье мелькнуло вдали  только
однажды, но и то запах сказал е