со  Льданом
никто не ладил, а когда погиб... а по правде говоря, его  убили  в  спину,
так с героями чаще всего, то у него сразу нашлись и друзья, и  почитатели.
А цари, которые и на порог не пускали, теперь дерутся за честь  иметь  его
могилу на своей земле!
     Мрак прорычал в недоумении:
     -- Ну почему?
     -- Ты в самом деле, из Леса. Это  ж  так  просто!  Мертвый  герой  не
спорит. Я могу выставить его  защитником  каких  угодно  интересов.  Каких
угодно мне. А живой, знаешь, куда бы послал? А  то  и  сам  бы  отвел.  На
веревке.
     -- Но почему? Почему не нужен живой?
     -- Герои... гм... в них  слишком  много  крови  богов.  А  значит  --
слишком мало скотства. Волхвы говорят, что мы лишь по пояса люди,  а  ниже
-- скоты. Но это говорится в утешение народу. На самом деле человек  почти
весь скот. От пяток до кончиков ушей. В нем лишь  несколько  капель  крови
богов, да и те затерялись... Словом, люди-то понимают, что хотят  герои  и
что делают, восхищаются ими, но сами так жить не  могут  да  и  не  хотят.
Герои хороши, когда бродят по украинам земли и бьют чудищ, но  если  такой
герой стал бы правителем...
     -- Ну-ну!
     -- То народ бы наплакался кровавыми слезами. Герой заставлял бы  всех
жить так же чисто и светло, как живет он сам, а кто так  сможет...  долго?
Да, любой человек в какую-то минуту способен с голыми руками  кинуться  на
врага, спасти из горящего дома ребенка, броситься на меч, отдать последний
кусок хлеба погорельцу... Но потом нам надо вываляться в навозе,  излиться
в скотстве, лгать, блудить, жрать и... В этом вся жизнь простого человека.
А мы все -- простые. Все еще не понимаешь?
     Мрак сидел с опущенной головой. В  нем  было  столько  отчаяния,  что
Додон ощутил почти жалость.
     -- Герои нужны этому миру,-- сказал он утешающе.-- Как и чудовища. Но
и тех и других должно быть мало. И должны они быть... вдалеке.
     Мрак промычал неразборчиво, голова его все еще была опущена:
     -- Понял, царь. Я ухожу.
     Додон вытаращил глаза. В пьяном застолье чего не скажешь, даже правду
можно молвить, все одно не поймут, но у этого человека,  похоже,  слова  с
делом не расходятся. Самые опасные люди. Такие в самом  деле  должны  быть
подальше от стольного града.

     Глава 35

     Он мчался по степи, спеша уйти из подлой страны Куявии, когда услышал
стон. Быстро огляделся. Среди голой земли  увидел  в  сотне  шагов  густые
кусты. Конь пошел шагом, тревожно прядал ушами. Мрак  вскоре  учуял  запах
свежей крови. За три шага от кустов заметил примятую траву, капли крови на
листьях. Ветви были обломаны, под ними крови было больше.
     Конь осторожно  раздвинул  кусты,  двигался  тихо,  принюхивался  как
гончий пес, фыркал. Запах крови стал сильнее,  теперь  Мрак  шел  по  нему
безошибочно. Кто-то прополз, то пригибая ветви,  то  проползая  под  ними,
крови тянулись уже не капли, а целая струйка.
     На крохотной полянке в луже крови лежал вниз лицом человек.  В  спине
зияла широкая рана, откуда  еще  слабо  сочилась  кровь.  Видимо,  пытался
заползти под ветки, но силы покинули.  Мрак  озабоченно  покачал  головой.
Человек, если не умер, то сейчас умирает. Столько  крови  потерять,  и  то
чудо, что заполз так далеко.
     Человек слабо застонал. Мрак спрыгнул с коня,  перевернул  на  спину.
Грудь  незнакомца  была  широка,  в  пластинах  мышц.  Лицо  мужественное,
красивое, молодое. Веки затрепетали, на Мрака  взглянули  синие  как  небо
глаза. Губы уже начали синеть, но Мрак расслышал шепот:
     -- Кто бы ты не был...
     -- Говори,-- сказал Мрак угрюмо.-- Что смогу, то сделаю.
     Он приподнял голову умирающему, приложил к губам  баклажку  с  водой.
Тот даже не пытался пить, прошептал:
     -- Если будешь проезжать... через... Сосновицу...
     -- Я через нее еду,-- заверил Мрак,-- Но даже  не  ехал  бы,  то  все
равно бы заехал. Что передать? И кому?
     Красиво очерченные губы незнакомца дрогнули в слабой улыбке:
     -- Ты все понимаешь...
     -- Что тут не понять,-- сказал  Мрак,  все  еще  хмурясь.--  Все  там
будем. Даже те, кто не носит меча. Ну, а мы, люди  с  мечами  и  топорами,
будем там раньше других.
     Незнакомец показал глазами в сторону:
     -- Их было двенадцать... Я был только со своим другом Бенаки. Но я их
всех... один. И в конце, когда дрался с последним, Бенаки ударил  кинжалом
в спину.
     Мрак кивнул:
     -- Я слышал, героев убивают только в спину.
     -- Спаси... бо... Они унесли своих убитых, а меня бросили...  Думали,
мертв.
     -- Но герои не умирают,-- молвил Мрак,--  не  сказав  последних  слов
мудрости. Говори, я все сделаю.
     Незнакомец слабо улыбнулся:
     -- Герои -- да. Но я простой витязь на заставе богатырской. И просьба
у меня простая... В Сосновице отыщи моего брата.  Зовут  его  Рамейко.  Он
выше  меня  ростом,  в  плечах  шире,  а  сила  в  нем  непомерная.  Пусть
отомстит... за меня, своего брата Зарембу.
     -- Сделаю,-- пообещал Мрак.-- Что еще?
     Умирающий  слабо  шевельнул  рукой.  На  безымянном  пальце   блеснул
перстень. В золотое колечко был вставлен зеленый камешек.
     -- Предай моей... невесте Милене,-- шепнули замирающие губы.-- Теперь
свободна... В кармашке узорный платок... Ее подарок. Верни...
     Губы  двигались  все  медленнее,  наконец  застыли.  Глаза   невидяще
смотрели в небо. Мрак провел ладонью по лицу, надвигая веки, вздохнул.
     Кусты отчаянно цеплялись  за  землю,  поднимали  целые  пласты.  Мрак
взмок, но вытащил куст, чьи корни уходили глубоко. Яма получилась знатная.
Герой Заремба поместился весь, не пришлось даже скрючиваться.
     Могилу Мрак  завалил  тяжелыми  камнями.  Конь  уже  объел  ближайшие
кустарники, отодвигался все дальше.
     Вечерело, когда Мрак въехал в Сосновец. Мальчишки показали  дорогу  к
корчме, Мрак повернул коня, вскоре на перекрестке дорог появилось  высокое
здание. От него на версту несло пивом и брагой, а веселые вопли  расслышал
за сотни саженей.
     Мальчишка принял коня, Мрак отряхнул одежду и сапоги от пыли, толкнул
дверь. Навстречу пахнули привычные  ароматы  наскоро  приготовленной  еды,
пива, браги, кваса, а запах пота был  силен,  ибо  очаг  полыхал  во  всю,
воздух был горячим и тяжелым.
     Мрак подошел к ближайшему столу. Там играли в  кости.  Один,  на  миг
оторвавшись от игры, радушным жестом указал на лавку рядом.
     -- Благодарствую,-- ответил Мрак,-- но я поездом и  спешу.  Мне  надо
только передать весточку... Где живет ваш богатырь Рамейко?
     Мужик почесал в затылке, а другой, более быстрый, ответил за друга:
     -- Это восьмой дом от дороги... только  не  от  этой,  а  от  старой,
теперь ее не видно, затоптали. Там еще мельница была, ее снесли  лет  пять
тому. Так вот от мельницы свернешь налево, а второй дом и будет его хата.
     --  Благодарю,--  пробормотал  Мрак,   подозрительно   меряя   игрока
взглядом. Он не всегда понимал больно мудреные шутки, а тут,  похоже,  над
ним шутили.-- Я найду.
     Он повернулся уходить, когда первый окликнул:
     -- Постой! А может быть, прямо у Рамейки и спросишь,  где  его  хата?
Вон сидит он сам!
     Ближе к очагу  сидел  огромный  человек.  Его  плечи  были  настолько
широкие и тяжелые как скалы, что Мрак  сразу  понял,  почему  его  назвали
Рамейкой. У него не плечи, а рамена, плечи богатыря, плечи  велета.  Да  и
сам он, даже сидя, возвышался над другими сидящими,  словно  оставался  на
ногах.
     Перед богатырем стоял кувшин, а два пустых лежали  под  столом.  Мрак
обошел стол, Рамейко лениво поднял на него взор, затем так же лениво  взял
кружку, что сразу утонула в огромной  ладони,  залпом  выпил.  Лицо  будто
высечено из скалы, грубое, мужественное, только под глазами висели  мешки,
похожие на старую сеть для ловли рыбы, а щеки чуть обвисли.
     -- Рамейка,-- сказал Мрак, он не  стал  садиться,  чувствовал  ком  в
горле.-- Твой брат... Твой брат Заремба погиб.
     Рамейка поднял на него мутный взор, в круглых хищных глазах появилось
трезвое выражение:
     -- Заремба?..
     -- Да.
     -- Я нашел его умирающим.
     Рамейка покачал головой, ухватил кувшин:
     -- Пить будешь?
     -- Нет,-- ответил Мрак озадаченно.-- Я на коне. Ты знаешь,  кто  убил
твоего брата?
     -- Кто?
     -- Не артаны, тех он побил. В спину ударил Бенаки, его бывший друг.
     Рамейка покачал головой, в глазах была печаль. Голос стал глуше:
     -- Какого беса он дружил с этим Бенаки?  Издали  ж  видно  было,  что
дерьмо. Вот и додружился.
     -- Да,-- повторил Мрак, не понимая,  что  сейчас  будет.--  Ударил  в
спину.
     Рамейка выудил из за  пояса  калиточку,  высыпал  на  стол  горсточку
серебряных монет. Взревел зычно:
     -- Хозяин! Еще пива и бражки!.. Нет, подай лучше вина. У  меня  брата
убили, всех зову на проводы удалой его души.
     Из-за столов с готовностью начали пересаживаться к нему гуляки.  Даже
игроки, завидя горстку серебра, поспешно оставили кости, со  своим  столом
придвинулись к горюющему брату.
     Мрак, сбитый с толку, попятился, затем пожал плечами, пошел к выходу.
Холодный воздух вечера освежил  лицо,  в  душном  помещении  даже  взопрел
малость, в голове мысли  пошли  яснее.  Если  брат  только  и  может,  что
напиться, то надо передать  перстень  невесте  Зарембы  и  поскорее  ехать
дальше, чтобы не видеть девичьих слез, не  слышать  горестного  крика,  не
видеть бледного лица, из  которого  разом  уйдет  кровь,  а  глаза  станут
полными боли и муки.
     Хатку, где жила  Милена,  он  отыскал  быстро,  но  девушки  дома  не
оказалось. Парубки и подпарубки, что в поздний  час  стайками  бродили  по
улице, указали в сторону околицы. Мрак, оставив коня на  постоялом  дворе,
шел, пока не кончились  дома.  Луна  светила  слабо,  часто  пряталась  за
облаками. Он видел шепчущиеся парочки, до слуха доносились звуки поцелуев,
жаркие вздохи, стыдливые смешки.
     Уже вблизи леса, когда хотел было возвращаться, заметил на поваленном
бревне обнявшуюся парочку.  Они  сидели  спиной  к  нему,  молодой  парень
обнимал за плечи девушку, ее коса уже была расплетена, а второй руки парня
Мрак не увидел. Судя по тому, как хихикали  и  дергались,  парень  пытался
засунуть руку ей за пазуху поглубже,  а  девушка  со  смехом  противилась,
выгибалась, но все же позволяла медленно продвигаться все дальше и дальше.
     Мрак,  нарочито  топая,  подошел  ближе.  Когда   с   неудовольствием
оглянулись, сказал грубо, скрывая неловкость:
     -- Ребята, я ищу Милену. Кто-нибудь ее видел?
     Парень посмотрел на девушку. Та с независимым видом пожала плечами:
     -- Меня зовут Милена. А что?
     Мрак не поверил:
     -- Ты? Должна быть еще одна Милена. Невеста Зарембы.
     -- Это я его невеста,-- сказала девушка.-- А Заремба сейчас  в  поле.
Он на заставе.
     Мрак ощутил как тяжелый ком в  груди  начал  превращаться  в  горячий
слиток металла. Стало тяжело и жарко. Он выдохнул с трудом:
     -- Уже... под заставой. Я сам похоронил его.
     -- Ты его убил? -- спросила девушка. Она перевела  взгляд  на  своего
парня. Тот пожал плечами, на Мрака смотрел с недоумением.
     Мрак вытащил перстень:
     -- Он велел передать. Сказал, что теперь свободна.
     Парень при виде простого перстенька  пренебрежительно  фыркнул.  Мрак
перевел взор на пальцы девушки, где уже сверкали в слабом свете  луны  два
колечка вдвое шире. И камушки там были крупнее. Милена  небрежно  опустила
перстенек в кармашек на боку, пожала плечами:
     -- Невесте человека, который полжизни проводит  в  поле  богатырском,
надо быть предусмотрительной.
     Парень посоветовал:
     -- Да ты одень. Два подарил я, один он, будет три.
     Мрак отступил на шаг, горячая тяжесть  стала  огненной,  пекла  грудь
изнутри. Тяжелая волна крови ударила в  голову.  Руки  сами  метнулись  за
рукоятью  палицы.  Ладони  затрепетали  от  счастья,  привычно  ощутив  ее
недобрую тяжесть. Лунный свет мертво и  страшно  отразился  на  шипах.  Он
представил как с одного удара сплющит тело, как  во  все  стороны  брызнет
кровь, будто со всего маха ударил по луже, на душе стало легче.
     Парень и девушка застыли. Глаза вылезали из орбит, но что  остановило
Мрака в смертельном замахе, так это не страх, а непонимание на их лицах. И
он вдруг усомнился, прав ли. Или так и принято в Куявии?
     Руки ослабели. Он отступил на дрожащих ногах, сунул палицу  в  петлю,
вытер мокрый лоб, весь в крупных градинах пота, отвернулся.
     -- Эк его,-- услышал он за спиной дрожащий голос  девушки.--  Видать,
тоже с застав... Порченый.
     -- Им тяжко,-- сказал голос парня.-- Потому все злые.
     Мрак повернулся, уходил, сгорбившись и волоча  ноги.  Услышал  как  в
спину крикнул парень:
     -- Ежели переночевать  или  что...  заходи  в  дом,  что  у  колодца!
Скажешь, Бенаки прислал.
     Но Мрак уже уходил. В голове толклась  тоскливая  мысль:  как  просто
было, когда мир спасали! Как просто.

      * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

     Глава 36

     В этом году лето выдалось длинное, осень тянулась  и  тянулась,  хотя
уже пора выпасть снегу, загулять метелям. Старики  вспоминали,  что  такое
случилось восемьдесят лет тому, когда сама  природа  пожалела  бегущих  из
плена ратников Буслая Белое Крыло...
     Разве что дни стали короче, но великий пир продолжался и  ночами  при
свете факелов. Необходимый пир, ибо с воеводами лучше всего вести речь  за
обильно уставленным столом,  как  и  со  своевольными  князьками,  вождями
племен, вожаками вольных дружин, главарями наемных отрядов.
     Когда Мрак сел  на  коня  и  молча  уехал,  Светлана  поздно  вечером
прибежала к  Додону.  Тот  сидел  на  постели  пьяный  как  Ховрах,  слуги
раздевали его, а царь капризно лягался, орал, что ему то прищемили волосы,
то больно стригут ногти.
     -- Дядя, -- сказала Светлана просительно. В  ее  чистых  глазах  были
стыд и решимость. -- Дядя... Я знаю, ты все равно можешь  меня  слушать  и
понимать.
     -- У меня голова трещит, -- пожаловался Додон.
     -- У тебя будет трещать завтра, -- уличила Светлана, -- а  сейчас  ты
просто прикидываешься! Дядя, наконец-то в царстве  мир,  на  кордонах  нет
войн. Давно не было ни засухи,  ни  наводнений.  Почему  сейчас  не  можем
просто жить счастливо?
     -- Счастливо, -- протянул  Додон  насмешливо,  по  глазам  племянницы
понял, что выдал себя, нехотя сел на ложе, жестом выгнал всех  из  покоев.
-- Я уже сколько прожил, а еще не знаю, что это.  У  простолюдинов  бывают
хоть счастливые дни... в общем-то несчастной жизни, а у  царской  крови  и
того нет. По-твоему, жить счастливо -- это выдать тебя за Иваша?
     Она выпрямилась. Синие глаза смотрели прямо:
     -- Да!
     Он покачал головой:
     -- Ты -- царская кровь. А мы под прицелом тысяч глаз.  А  это  то  же
самое, что тысячи стрел на туго натянутых луках. О нас говорят  в  народе,
обсуждают каждое слово, каждый шаг. Если  отвергли  Мрака,  то  этот  твой
дудун должен быть не хлипше. Иначе нас засмеют, а от смеха над царем всего
шажок до того, чтобы выволочь за бороду из терема! Да и  тебя  за  дурость
приставят разве что гусей пасти. Коров или овец  не  доверят.  Чего  будет
стоить твое счастье?
     Она отшатнулась. В глазах появилось подозрение:
     -- Дядя!.. Неужто и ему хочешь что-то поручить такое... такое...  что
под силу было только Мраку?
     -- А то и труднее,-- кивнул царь. Добавил  предостерегающе.--  Тысячи
стрел! Все сорвутся с тетив, если народ увидит,  что  твой  Иваш  уступает
Мраку. Что людям до  того,  каков  он  дудун?  Песнями  не  оборонишь,  не
накормишь. Людям нужен защитник.
     После долгого молчания она спросила подавленно:
     -- И что ему хочешь поручить?
     -- Да что-нибудь  громкое,  известное.  На  чем  можно  за  один  раз
бессмертную славу заполучить. Чтоб второй раз уже с печи не слезать. Так и
дудеть оттедова.
     Ее глаза обшаривали его лицо:
     -- Ты уже придумал? Или Кажан подсказал?
     -- Нет, Кажан за твоего Иваша. Да это и  понятно.  С  Ивашом  никаких
хлопот. Я сам придумал. Только и того, что молодильные яблоки и  жар-птицу
добыть. А царевну заморскую я не восхотел, так и объявим. Мол,  твой  Иваш
готов был привезти, но у меня ты и так всем чудам на зависть.
     Она сказала возмущенно:
     -- Но ведь молодильные яблоки и жар-птица... это два удалых дела!
     -- Можно за раз,-- успокоил  он,--  это  примерно  в  одних  краях...
Где-то в жарких странах, куда наших уток уносит на зиму нелегкая. И  гусей
тоже.
     -- В вирий?
     Он поморщился:
     -- Да какой вирий... Что ты веришь в  нянькины  сказки?  Боги  бы  от
гусиного гогота оглохли! Туда ж не только из  Куявии,  но  из  Артании  и,
наверное, даже из Славии всякое пернатое норовило бы втиснуться.  Боги  бы
озверели от их стрекота, кряканья, свиста. А перьев бы нападало сколько?..
Да если бы только перьев! На самом деле все стаи летят мимо вирия.  Волхвы
говорят, в тех дальних краях  зимы  не  бывает  вовсе.  Брешут  наверняка,
такого быть не может, но все ж там, видать, зима потеплее. Или корму зимой
больше. Торчат же порою и у нас из-под снега ягоды на  кустах?  Словом,  в
тех  теплых  землях  пусть  и  поищет  жар-птицу.  Уважение,  солнце  мое,
завоевывать надо! Власть на почтении держится. Простой люд должон  видеть,
что царь больше них видал, в разных краях бывал, не спился не...  гм...  а
вернулся с добычей. Перед таким шапку ломают: мол, царствует по праву.
     Светлана ушла в слезах.

     Иваш  брел,  повесив  голову,  когда  кусты   впереди   раздвинулись.
Показалась голова огромного черного волка. Он  смотрел  на  Иваша  пугающе
желтыми глазами. Пасть не раскрывал, но Иваш в смертной тоске сразу  понял
какие у него клыки, и как хищно сомкнуться на его горле.
     Пальцы задрожали, когда он представил как ухватится  ими  за  рукоять
меча, потянет на себя, выхватит...  Но  волк  будет  на  нем  раньше,  чем
рукоять меча окажется в ладони!
     -- Вот и все... -- сказал он обреченно. -- Недалеко же я ушел!
     Волк посмотрел жутким взором,  попятился,  исчез  за  кустами.  Ветви
сомкнулись. Иваш наконец нащупал обереги.  Руки  тряслись,  зубы  выбивали
дробь.
     -- Боги,-- прошептал он.-- Какие только страсти не водятся в лесу!  А
чем дальше, тем страшнее...
     Он прошел еще с сотню шагов, когда в сторонке услышал  тяжелые  шаги.
Вдали за деревьями мелькнула человеческая фигура. Высокий лохматый мужчина
с черными как воронье крыло  волосами  приближался  в  его  сторону.  Иваш
ощутил несказанное облегчение. Пусть даже разбойник, но все же не волк!
     -- Эй,-- закричал он.-- Эй, добрый человек! Кто бы ты ни был, раздели
со мной хлеб-соль!
     Мужчина неспешно приблизился, окинул его хмурым взором.  Было  в  его
массивной фигуре нечто  волчье,  хотя  близко  посаженные  глаза  были  не
желтыми, а темно-коричневыми, но в движениях оставалась настороженность  и
недобрая хищность. Он вышел на свет,  Иваш  вздрогнул.  Это  и  был  Мрак,
которому предназначили в жены его Светлану!
     Мрак смотрел исподлобья.  На  плече  пыжилась  крупная  жаба  и  тоже
смотрела исподлобья и с отвращением, как на несьедобного жука. Ее  лапы  с
перепонками крепко вцепились в воловку,  но  вид  у  нее  был  такой,  что
вот-вот кинется и разорвет на части.
     Холод смерти сковал его тело. Он дрожал, смотрел обреченно в страшное
лицо, темное от ярости.
     -- Кто такой? -- прорычал Мрак.--  А,  Иваш...  Как  забрел  в  такой
одежке в темный лес?
     Иваш оглядел свой пышный наряд, теперь изорванный и перепачканный:
     -- Это долго сказывать... Позволь угостить тебя, чем боги послали.
     Дивясь  своей  смелости,  он  развязал  котомку,  выложил  на  чистую
скатерку  всю  снедь,  собранную  в   дорогу   Светланой.   Мрак   смотрел
неодобрительно и насмешливо. На миг в его глазах злость вспыхнула ярче,  а
ноздри дернулись, будто уловил  не  тот