е проводил время с чародеями,  пытался
постичь тайны бытия. Когда его сыну, Громославу  Кривозубому,  исполнилось
сорок лет, он с облегчением передал ему власть. И правил тот  восемь  лет,
пока не подрос его младший брат Додон. Уже в детстве Додон  поражал  своей
мудростью и отвагой! Говорят, еще в колыбели задавил  двух  змей,  которых
подослала коварная жена старшего брата... и вообще удивлял своей ученостью
и мудростью. И когда Громослав внезапно скончался от укуса змеи, то именно
Додон  взял  царскую  власть  недрогнувшей  дланью.  А  с  нею  по   праву
победителя... гм... правонаследника, всех жен и наложниц  царя  Куявии.  И
воцарилось нынешнее славное цартвование великого Додона, да не будет конца
его правлению!
     Здесь яркая картинка смазалась,  а  когда  Иваш  с  силой  ударил  по
струнам, последние слова выкрикнув во весь голос, Мрак поморщился, приходя
в себя, отодвинулся вглубь комнаты. Стражи заорали:
     -- Будь славен Додон!
     -- Правь нами вечно!
     -- Ты -- наше красное солнышко!
     Дурни, подумал Мрак. Сейчас как раз надо втянуть  язык  в  то  место,
которое лижете, выждать. А то вдруг Додон не объявится? Выиграет тот,  кто
первый начнет орать хвалу новому правителю.  Может  тот  уже  посматривает
из-за угла. Кто кричит хвалу Додону -- тому плаха. Кто кричит  и  рвет  на
себе рубаху -- того вовсе на кол.

     Светлану спешно готовили к выходу к гостям. Мрак вернулся, лег  у  ее
ног. Царевну  причесывали,  сплетничали,  хихикали,  старались  как  могли
развеселить, отвлечь мелкими девичьими тайнами.
     -- Не понимаю,-- говорила Яна,-- как эти глупые мужчины могут думать,
что мы верим всему, что нам плетут?
     -- Ну, если делаем вид...-- ответила другая многозначительно.
     --  Но  мы  даже  не  делаем  вид!  --  воскликнула  Яна.--  Но   эти
самовлюбленные петухи так токуют, так распускают перед нами  свои  хвосты,
что не замечают даже, когда выдергиваем самые яркие перья!
     -- Ну, для того они и существуют, чтобы мы украшали свои  накидки  их
перьями, а шкуры клали под ноги.
     Снова посмеялись, пообсуждали из кого была бы шкура лучше.  Светлана,
как видел Мрак с глубоким состраданием, ничего не слышала, ее мысли и душа
были далеко.  Наконец  ее  одели,  увели,  Мрака  следом  не  пустили.  Ее
сопровождала только Кузя.
     Служанки возобновили щебет. Яна спросила лукаво:
     -- А как же Руцкарь Боевой Сокол?
     Ответом был общий вздох.  Глаза  заблестели,  пухлые  губки  призывно
приоткрылись, а на щеках у многих  появился  румянец.  Руцкарь  был  общим
любимцем. Мрак ощутил ревнивый укол, Подумал, что в самом деле  жаль  было
бы такую великолепную шкуру  класть  под  ноги.  Гораздо  лучше  поступить
наоборот: вычистить все внутренности, все равно там одно... гм...  мясо  и
кости отдать собакам, а то к кухне из-за них  не  протолкнешься,  а  шкуру
набить соломой и поставить в зале  на  видном  месте.  Пользы  от  Руцкаря
столько же, а вреда намного меньше. И украшение будет.
     -- Руцкарь -- это настоящий мужчина,-- сказала Яна  мечтательно.--  У
него есть и плечи, и мощная грудь, и все другие выпуклости на  месте...  И
смеется громко, как ржет конь моего дяди, а у того такой рев,  что  посуда
дрожит.
     -- А как одевается! -- подхватила другая служанка  восторженно.--  Он
всегда носит, даже зимой,  рубашку  расстегнутой  на  груди...  до  самого
пояса, а у него такая широкая волосатая грудь! Пусть  даже  поддевает  под
нее толстую рубашку из шерсти и думает, что мы  не  знаем...  даже  разрез
делает точно такой же... но это так красиво и возбуждающе!
     -- Да-да, от него всегда идет такой мужской запах!
     -- Он моется реже других, но это ему даже идет...
     Дальше пошли такие подробности,  что  Мрак  боялся,  что  его  черная
шерсть превратится в красную,  пытался  закрыть  лапами  уши,  но  девушки
смеялись громко и перебирали достоинства мужчин так откровенно и  с  таким
знанием дела, что в конце-концов вскочил и убежал в другой конец зала. Там
из открытой двери  дуло,  он  выскользнул  и  побежал  по  лестнице  вниз,
прислушиваясь к звукам и запахам.
     Волчье чутье подсказывает, что здесь есть тайные ходы  в  стенах.  Не
зря же такие толстые. Наверняка есть и  подземные  выходы  из  кремля.  За
одним ковром на стене ощутил пустоту за тонкой дощатой перегородкой, но  в
той комнате постоянно толкутся стражи,  даже  обедают  или  бросают  кости
только там, пришлось трусить дальше, принюхиваться,  стараться  как  можно
незаметнее обнюхивать подозрительные стены...

     А Светлана в это время с дрожью в теле услышала  как  далеко  впереди
волхв объявил громким торжественным голосом:
     -- Царевна Светлана!
     Слуги распахнули перед нею двери. Она сделала  первый  шаг,  страшась
запутаться в длинном платье. Ноги дрожали, а ладони вспотели. Держа  спину
гордо выпрямленной, она очень медленно начала  спускаться  по  ступенькам.
Взгляд держала на дальней стене, поверх голов. Это придавало  надменность,
как и подобает царской дочери, но на самом деле просто боялась увидеть  их
лица, их глаза.
     Приглашенные толкались, старались увидеть как  поведет  себя  дальше.
Впереди четверо вождей... Нет, уже  только  трое.  Говорят,  Урюп  получил
неожиданное сообщение из племени, сын захвачен  в  плен,  и  вождь  спешно
отбыл. Но угроза не уменьшилась, ибо эти трое и  есть  наибольшая  угроза.
Все претендуют на престол, и  всякий  ее  считает,  подумала  она  горько,
просто легкой добычей.
     Она подошла к  Горному  Волку,  от  него  веяло  наибольшей  угрозой.
Высокий и массивный,  похожий  на  обугленную  ударами  молний  скалу,  он
высился над всеми как сторожевая башня. Единственный из вождей явился  без
оружия, только два ножа на поясе, но  волхв  при  нем  был  с  мечом  и  в
кольчуге, что само по себе невероятно для служителя богам.
     Она кивнула:
     -- Приветствую тебя, доблестный Горный Волк.
     Он смотрел на нее холодными выпуклыми глазами:
     -- И я тебя... все еще приветствую. Ха-ха!.. Шутка.
     Ее сердце стучало так, что темнело в глазах. Вокруг затаили  дыхание,
слушали, что она ответит. Ее язык прилип к гортани, она  боялась  услышать
свой дрожащий жалобный голос.
     Не решившись что-то сказать, она пристально посмотрела на него долгим
взглядом,  медленно  прошла  мимо,  не  шелохнув  головой.  Между  лопаток
чувствовала колючий взгляд грозного вождя.
     Руд стоял, широко расставив ноги. Маленькие глазки насмешливо следили
за каждым ее движением. Он был в медвежьей шкуре, а медвежья морда служила
капюшоном. Правда, он и с надвинутой на глаза личиной зверя не казался  бы
страшнее, чем сейчас, когда смотрит на нее налитыми кровью глазами.
     --  Приветствую  тебя,  трудолюбивый  Руд,--   сказала   она   ровным
голосом.-- Твоя слава растет с каждым днем.
     Жуткое лицо Руда перекривилось в гримасе:
     -- Я ее зарабатываю.
     -- Достойный путь для мужчины!
     Он тоже не поклонился, но Руд вообще никому не  кланялся.  Его  волхв
был похож на Руда как родной брат: такой же дикий, лохматый и свирепый. На
груди висели три ряда оберегов из дерева и  камня,  а  в  руке  он  держал
длинный посох с украшением в виде трех голубых шаров над рукоятью.
     Отдельно стояли поляницы. На них смотрели  со  страхом,  восторгом  и
осуждением. С голыми ногами, загорелые, волосы  почти  у  всех  подрезаны,
взгляд наглый,  вызывающий,  каждая  хороша,  но  и  страшновато  к  такой
приблизиться. Женщины должны быть милы и покорны, а эти смотрят дерзко, на
поясах  длинные  ножи.  Впереди  их  царица  Медея,  ростом  пониже  своих
женщин-воинов, пошире вдвое,  да  и  потяжелее,  ни  один  конь  такую  не
поднимет, но это первая царица, ставшая ею не благодаря стрельбе  из  лука
или воинскому умению, а хитрости и отточенному коварству. Она единственная
без ножа, но зачем такой нож? Известно, что и без  ножа  зарежет.  Зато  в
отличие от вызывающе просто одетых поляниц, в ушах Медеи массивные золотые
серьги с кроваво-красными рубинами, мочки оттянулись едва ли не  до  плеч,
жемчужное ожерелье на шее в три ряда, браслеты с таинственно мерцающими  в
свете масляных светильников опалами, крупные алмазы в перстнях,  золото  и
серебро на широком поясе, заколка с  драгоценными  камнями  в  черных  как
воронье крыло волосах...
     Светлана прошла по кругу, приветствуя гостей, но в груди  становилось
все холоднее. Почти никто не смотрит на нее как на царевну.  В  их  глазах
она лишь добыча победителя, который сегодня взойдет на трон и  возьмет  ее
себе. Как жену, наложницу или красивую рабыню. Никто не верит,  что  может
устоять, да теперь и она с пугающей ясностью видит, что  удержать  престол
невозможно.
     Светлана остановилась в середине  палаты,  раскинула  руки.  Принудив
себя улыбнуться, она сказала как можно громче, стараясь чтобы голос звучал
весело:
     -- Друзья мои!.. Добро  пожаловать  на  честной  пир  в  честь  таких
дорогих гостей!.. В Золотой Палате уже накрыли столы. Открыты все  подвалы
с вином, охотники доставили лучшую дичь, а из озер и рек  сегодня  с  утра
везут живую рыбу. Прошу вас отведать!
     По ее знаку двери в соседнюю палату распахнулись. Там открылось такое
великолепие, что у многих собравшихся вырвался вздох изумления. В  воздухе
поплыли ароматы редких блюд, запахло жареным мясом, вареной рыбой, печеной
в соке диких ягод птицей.
     Эту  палату  строили  по  велению  Тараса.  Здесь  давал  пиры  после
возвращения с войны, а Додон, как воспевал в песнях Иваш, задумал  создать
вовсе подобие небесных чертогов, где Маржель принимает  павших  воинов.  В
середке вирия в огромной палате стоят длинные столы,  за  которыми  пируют
герои. Еду подают валькирии, небесные девы, они же наливают павшим витязям
вино. В остальное время воины тешатся набегами  на  те  части  вирия,  где
обитают чужие племена, убивают, жгут, насилуют, грабят. А то и для  потехи
бьются друг с другом, меряются силой и удалью. А в полдень убитые оживают,
раны мгновенно затягиваются, и все снова садятся за пиршественные столы!
     В торжественной тишине Светлана прошествовала  в  Золотую  Палату.  В
широких бронзовых светильниках ярко горели масляные жгуты. Света хватало и
без них,  но  они  добавляют  в  воздух  запах  благовоний,  редких  смол,
наполняют зал странными ароматами. от которых розовеют щеки, а грудь дышит
чаще, освежая кровь.
     Столы ломились от яств и напитков, скамьи были покрыты коврами. Самый
длинный стол стоял в середине палаты. Вместо лавок были  стулья,  а  один,
стоящий в середине, был с  подлокотниками,  высокой  спинкой  и  небольшим
навесом,  где  неведомые  мастера  изобразили  в  бронзе  борьбу  странных
крылатых зверей. Когда-то это было место ее  отца  на  пирах.  Теперь  это
место принадлежало Додону. А сегодня сядет она...
     Она чувствовала  ненавидящие  взгляды  сзади.  Как  хорошо,  подумала
смятенно, что входит первой! Если бы после гостей,  то,  натолкнувшись  на
стену враждебных взглядов, не смогла бы даже подойти к царскому месту... и
это было бы все. Сел бы кто-то из этих четверых!
     Но и вперед пускать их нельзя, одернула себя в страхе.  Кто-то  сядет
раньше нее, и что она сделает? Сгонит голыми руками? Похоже, в  ее  дворце
уже все стражи и слуги понимают, что ее дни... да что там  дни,  минуты!..
сочтены. Стоять на ее стороне, это потерять голову,  когда  кто-то  другой
сядет на трон. Ее пока спасает лишь то, что на престол ее отца,  а  теперь
Додона, хотят сесть сразу четверо. И слуги пока не поняли, кто же  из  них
станет их властелином!
     Медленно и с достоинством она взошла  к  своему  месту,  повернулась,
чувствуя на себе десятки пар глаз, неторопливо опустила себя на сиденье. И
уже сидя, как  и  положено  царю  или  членам  его  семейства,  произнесла
спокойным голосом:
     -- Ешьте и пейте, дорогие гости!..  Пусть  мед  будет  сладок,  а  не
горек, а еда пойдет на здоровье. Пусть все,  присутствующие  здесь,  будут
здоровы и веселы!
     В ответ было невнятное мычание, кивки, но никто не поднялся с  кубком
в  руке  и  не  сказал  здравицу  в  честь  Светланы,  дочери  Громослава,
племянницы Додона. Она чувствовала напряжение в палате, и понимала почему.
Враги желают ей смерти, а друзья -- если они есть -- не осмелятся выказать
симпатию: сегодня кто-то объявит  себя  царем  Куявии,  и  тогда  горе  ее
сторонникам!
     Отроки сновали между столами, быстро меняя пустеющие блюда на полные,
выставляли на столы узкогорлые кувшины с заморскими  винами,  вкатывали  в
палату и ставили под стенами бочонки с  пивом,  хмельным  медом.  Певцы  и
скоморохи как могли тешили собравшихся, но напряжение не спадало. Светлана
все время чувствовала на себе оценивающие взгляды троих хищников.
     Когда пир подходил к концу, то пьяных песен и выкриков,  обычных  для
любого царского пира, так и не было. Половина кувшинов  с  вином  осталась
нераспечатанными. В воздухе сгущалось напряжение.
     Светлана задержала дыхание, поднялась. Взгляды пирующих обрушились на
нее как град камней. Едва не пошатнулась, но  расеянно-покровительственная
улыбка осталась на ее губах как приклеенная:
     -- Продолжайте, дорогие гости!.. Продолжайте.
     Она отвернулась, чтобы не видеть, что никто не  поднялся,  когда  она
встала -- одним оскорблением больше, одним меньше,-- медленно и  с  прямой
спиной пошла к выходу из палаты.

     Глава 10

     Когда она была возле дверей, страж сказал негромко:
     -- Царевна... с тобой желает говорить Горный Волк.
     -- Что он хочет? --  спросила  она,  а  по  спине  пробежала  ледяная
струйка страха.
     Страж пожал плечами:
     -- Скажет сам.
     -- Проводи в комнату с двумя мечами.
     Страж кивнул, ушел, шаркая ногами. Не поклонился,  отметила  она,  не
выказал обычных знаков почтения как царице  или  даже  царевне.  А  сейчас
действует скорее по приказу Горного  Волка,  чем  выполняет  свои  обычные
обязанности.
     Она намеренно прошла через палаты, остановилась  в  светлице,  откуда
был прекрасный вид на зеленую долину и близкие горы со снежными вершинами,
затем неспешно прошла в комнату с умело вырезанными на дубовой двери двумя
скрещенными мечами. Умельцы покрыли их неувядающей краской, мечи  в  свете
факелов блистали особенно ярко и вызывающе.
     Горный Волк уже сидел за столом, злой и нахмуренный. Светлана ощутила
как от страха кожа пошла пупырышками. Горный Волк  всегда  выглядел  диким
зверем, но сейчас был рассвирепевшим зверем.
     -- Ты ходишь медленно, царевна,-- бросил он грубо.-- У меня  черепахи
ползают быстрее.
     Она холодно посмотрела на него с  порога,  голос  держала  как  можно
ровнее и без оттенков:
     -- Я понимаю, что в сражениях нельзя научиться вежливости.  Но  царям
приходится общаться с... разными людьми. И не людьми тоже. Так что говори,
Горный Волк. Я понимаю любой язык.
     Он засмеялся, показав зубы острые и длинные как у волка:
     -- Царям? Ты не царица.
     -- Я сидела рядом с царем Громославом, своим отцом.
     -- И что же?
     -- Умный умеет учиться быстро. А дурак не научится никогда.
     Она постаралась, чтобы он уловил  угрозу,  однако  Горный  Волк  лишь
посмотрел на нее как на пустое место. Голос вождя заполнил всю комнату:
     -- Да, я воин. Я презираю тех, кто  умеет  говорить  красивые  слова.
Когда стану царем, я выгоню их из страны. А кто останется -- повешу.
     -- В какой стране ты им станешь? --  спросила  Светлана  все  тем  же
холодным голосом.
     Он снова оскалил зубы:
     -- Я знал, что ты дурочка... как все красивые женщины,  но  чтобы  до
такой степени?.. В этой, конечно. Она мне нравится.
     Холод проник под лопатки и сжал  ее  сердце.  Вот  оно.  Первый,  кто
сказал это открыто. Держа голос слегка задумчивым и ироничным, но стараясь
не злить вождя, она спросила нерешительно:
     -- Значит, будущий царь... Горный Волк, да?.. Значит, уже все решено.
А могу я спросить: где в этом мире отведено место для меня?
     Он показал зубы, от которых ее снова бросило в дрожь.  В  глазах  его
была победа.
     -- Конечно, сперва я хотел взять в жены...  Понятно,  самая  красивая
женщина на свете!.. Но я стал вождем не только  за  силу  рук.  Я  кое-что
слышал и видел. Все войны начинаются из-за женщин, чтобы там не  говорили!
Найдутся, которые захотят освободить тебя из моих рук. Я их  не  страшусь,
но у меня есть планы как завоевать Артанию и Славию, как пойти дальше, и я
не хочу ввязываться в драку с местными дураками.  Я  не  хочу,  чтобы  мне
мешали!
     -- Понятно,-- сказала она мертвым голосом.--  Но  я  хочу,  чтобы  ты
сказал сам.
     -- Царевна,-- сказал он, его глаза блеснули, словно в них  отразились
оголенные мечи,-- ты сегодня  в  присутствии  всех  гостей  откажешься  от
престола в мою пользу, а сама уйдешь.
     -- А по дороге меня зарежут,-- закончила она.
     В его близко посаженных глазах мелькнуло что-то вроде уважения:
     -- Зато не будет другой резни! Разве ради этого не стоит пожертвовать
жизнью... если ты настоящая царская дочь?
     В последних словах  прозвучала  явная  издевка.  Светлана  поднялась.
Глаза ее блистали как две утренние звезды:
     -- Да, царских детей с детства учат думать о царстве  раньше,  чем  о
себе. И приносить себя в жертву, если это нужно для блага  страны.  Я  уже
отдала себя однажды в жертву, разве не помнишь?.. Я  легла  на  жертвенный
камень, чтобы ты мог победить пришельцев  с  севера!..  Но  ты  все  равно
бежал, разбитый. И только вмешательство какого-то  неведомого  героя...  я
хочу, чтобы это был человек-герой... вырвало меня из рук самого бога войны
Маржеля! И ты хочешь, чтобы я принесла себя в жертву снова?
     Он был взбешен, она даже отшатнулась, чувствуя что вождь  вот-вот  ее
ударит. С великим трудом сдержавшись, он грязно выругался, сказал, все еще
дрожа от злости:
     -- Красивая женщина -- всегда жертва!..  Не  хочешь  так?  Тогда  мои
войска возьмут кремль в один наскок.  Прольется  кровь,  погибнут  крепкие
воины... которые могли бы погибнуть в боях с Боевыми Топорами!  Ты  хочешь
этого? Это будет.
     Она медленно опустила голову. Отчаяние нахлынуло с такой  силой,  что
голос упал до шепота:
     -- Да... я всегда была жертвой.
     Она повернулся и, чтобы он не видел заблестевших в  ее  глазах  слез,
дернула дверь и выскочила за порог. Слезы освобожденно хлынули,  побежали,
оставляя блестящие дорожки. Страж у дверей вытаращил глаза, ухмыльнулся  и
отвернулся. Что он там вообразил, успела  она  подумать,  ведь  оставалась
наедине с Горным Волком, который с женщинами не церемонится?

     Она стояла в своей светлице, прислушивалась  к  голосам  гостей.  Уже
вечер, ворвутся ли к ней ночью с обнаженными  кинжалами  или  же  за  ночь
сговорятся, кто сядет на трон?
     Громыхая огромными сапогами,  подошел  толстый  гридень  со  страшным
шрамом через все лицо. Бесстыдно икнул, волна смеси  запахов  недожареного
лука и мяса едва не сшибла ее с  ног.  Светлана  напряглась,  неприятности
явно и здесь, а Ховрах сделал вид, что поклонился:
     -- Царевна, посол Артании просит молвить слово.
     Улыбка погасла на губах Светланы. Пугливо оглядевшись, она с  усилием
и великой неохотой шагнула из светлого сказочного мира в мир нынешний.
     -- Если разговор недолог, то... проводи его сюда.
     Ховрах  снова  сделал  движение  поклониться,  но  выпирающий   живот
позволил только чуть склонить голову:
     -- Он просит сказать пару слов наедине.
     Светлана сделала жест отрицания, явно  страшилась  остаться  один  на
один со зловещим послом артанцев, но внезапно ее взгляд упал на Кузю,  что
в дальнем углу объезжала громадного волка:
     -- Хорошо. Проводи в комнату с двумя мечами.
     -- С двумя мечами в комнату? -- переспросил Ховрах.
     Светлана грустно покачала головой, Она тоже бы этого хотела,  сказали
ее глаза.
     Когда Ховрах у