А ведь в мечтах и самых сладких снах, даже  волчьих,  он  всякий  раз
подъезжал к этой хижине, а  из  очага  вился  сизый  дымок,  вкусно  пахло
пареным  мясом,  а  когда  подъезжал   ближе,   на   крыльцо   выскакивала
золотоволосая,  пронизанная  оранжевым  солнцем  девушка.  Ее  глаза  были
устремлены на него, а губы раздвигались в счастливой усмешке...
     Конь под ним вздохнул, опередив его, Мрак грустно рассмеялся. Прощай,
Куявия. Но у него в мешке еды на неделю, у него тяжелый  топор  с  лезвием
острее бритвы, а впереди между ушей коня видна бесконечная  дорога...  Что
еще мужчине надо?
     Дорога пошла вниз, впереди  расстилалась  долина.  Конь  пошел  лихим
наметом,  он  увидел  голубую  ниточку  ручья,  заметил  крышу  хижины   и
догадался, что там будет отдых.
     Мрак насторожился. Сквозь щели в крыше  поднимался  сизый  дымок,  на
лугу паслись двое стреноженых коней. А когда конь Мрака  вылетел  на  луг,
дверь хижины распахнулась, на пороге появилась тонкая фигурка  с  золотыми
волосами, вся светлая и пронизанная солнцем.
     -- Что за...-- пробормотал Мрак.-- Нич-ч-чего не понимаю...
     Она вышла на крыльцо и  смотрела  на  него  со  странным  выражением.
Солнце светило ей в спину, волосы горели как расплавленное золото, но лицо
оставалось в тени.
     -- Что за дурь? -- буркнул он.-- Это не место для царской дочери!
     Светлана пожала плечами:
     -- Да? Тогда это может стать другим местом.
     -- Каким?
     -- Местом для твоей жены.
     Он попробовал смотрел на нее холодно и  отстраняюще,  но  она  отвела
взгляд, словно страшась видеть его глаза, шагнула вперед. И еще.  А  когда
оказалась прямо  перед  ним,  внезапно  прильнула  к  нему,  крепко-крепко
обхватила тонкими руками, прижалась всем телом.
     Мрак с неловкостью погладил по  голове,  чувствуя  себя  дураком,  но
затем руки сами обняли, она вскинула голову с сияющими  глазами,  где  уже
заблестели слезы.
     Он  наклонил  голову,  с  величайшей  осторожностью,  словно  касаясь
святыни, притронулся губами к ее полным и сочным, похожим на спелые вишни,
напоенные летним солнцем.
     -- Зачем ты приехала?
     -- Потому что... разве ты не понимаешь?
     Он покачал головой:
     -- Да, киян понять трудно. Но мне кажется, я  сделал  все,  чтобы  ты
меня больше не видела.
     Она независимо пожала плечами:
     -- Не всегда же тебе побеждать?
     Он снова поцеловал ее,  чувствуя  как  от  нежности  в  нем  начинает
дрожать каждая капля крови. В глазах защипало, словно ветром бросило едкую
пыль.
     -- Никогда я не  был  так  счастлив  поражению.  Но  я  не  собираюсь
возвращаться, Cветлана. Я успел возненавидеть этот город.
     -- Я пойду за тобой,-- сказала она.-- Я пойду за тобой, куда бы ты не
пошел. Хоть в леса, хоть в болота. Я буду тебе хорошей женой.
     Она усадила его на лавку, сняла с него волчовку, стащила сапоги. Мрак
пытался воспротивиться, она ласково, но настойчиво стащила с него  верхнюю
одежду. На миг отвела взгляд от его широкой волосатой груди,  нежные  щеки
запылали румянцем, но тут же прямо взглянула в его глаза. Ее зрачки  стали
огромными, в них была глубина.
     Мрак с  трудом  заставил  себя  оторвать  взгляд.  Его  мертвое  тело
медленно оживало. Это было как  будто  отсидел  себя  всего,  теперь  даже
внутри бегали и больно кусали шустрые мурашки. Впервые за последние недели
услыхал  как  в  груди  начало  биться  сердце.  Огромное,   мощное,   оно
ворочалось, разгоняло застывшую кровь, что уже превратилась  почти  что  в
тягучий клей.
     Она постелила на ложе те шкуры, что нашлись в хижине. Мрак видел, что
она собирается лечь с ним, это было бы правильно и для него,  человека  из
Леса, но царская дочь росла в сложном мире ритуалов, и Мрак обронил:
     -- Нам придется заехать по дороге к волхвам.
     -- Что-то случилось?
     -- В твоем царстве люди берутся за руки не  сами...  Их  обручают,  а
потом и соединяют другие люди.
     Она кивнула, не сводя с него внимательных глаз:
     -- Да. Волхвы. Чтобы боги узрели и признали такой союз. Ты хочешь  по
нашим законам?
     Он чуть раздвинул в усмешке губы:
     -- Раз уж мы в Куявии.
     Когда он вернулся от ручья, мокрый и озябший, в хижине было тихо.  Он
вошел осторожно. Светлана лежала под ворохом шкур на ложе.  Золотые  ручьи
ее волос как расплавленное золото в беспорядке текли по подушке. Лицо было
бледным, глаза огромные и тревожные.
     Она подвинулась, давая ему место. Мрак вытащил из ножен длинный  нож,
криво усмехнулся:
     -- Положим начало новому обычаю?
     В ее глазах метнулся страх. Длинный узкий  нож  выглядел  затаившимся
зверем. Мрак осторожно опустил на ложе, разделив постель надвое.
     Светлана смотрела непонимающе:
     -- Зачем?
     -- Чтобы ты не сталкивала меня на пол,-- буркнул он.
     Она видела, что лесной человек так шутит, но все еще не верила:
     -- Ты... не тронешь меня... этой ночью?
     Мрак ответил почти грубо:
     -- Я мужчина, но не животное. Спи спокойно.
     Ее глаза стали еще больше. Она поглядывала то  на  страшный  нож,  от
близкого присутствия уже пошел по телу  холодок,  то  на  этого  странного
человека. Мрак сбросил волчовку, осторожно лег на самый край  ложа.  Между
ним и Светланой лежал острейший из  ножей,  но  он  не  мог  разрубить  те
запахи, которые шли от ее тела, ее волос, и сердце Мрака ныло  от  боли  и
нежности.
     Он слышал, что она  затаила  дыхание.  Скосил  глаза,  царевна  лежит
недвижимо,  лицо  застыло,  но  в  глазах  остался  страх.  Она  лежит   в
разбойничьей хижине, рядом мужчина, который пугает одним  своим  видом,  а
ведет себе еще более странно. Если бы набросился как зверь,  это  было  бы
понятно, все мужчины животные, но он лежит,  такой  громадный  и  могучий,
смотрит в потолок. От него веет теплом как от печи,  его  руки  похожи  на
бревна, а в волосах на груди могут играть в прятки мышата. Неужели в самом
деле утерпит до того, как волхвы соединят их руки?
     Мрак лежал, сцепив зубы и сжав  кулаки.  Наступил  самый  страшный  и
тяжелый бой в его жизни. Бой с самим собой. И в  то  время  как  его  воля
слабела, мощь того Мрака, другого, росла, и пальцы уже начинали дергаться,
поворачиваться в сторону такой нежной и застывшей в ужасе девушки.
     Только успокоить, прозвучало в него в мозгу. Только сказать  ей,  что
бояться  не  надо.  Пусть  положит  голову  ему  на  грудь,   расслабится,
успокоится, заснет. А он всю ночь будет сторожить ее сон...
     Он страшно скрипнул зубами. Слышал как оборвалось  дыхание  Светланы,
она сьежилась еще больше.  Его  пальцы  коснулись  холодного  металла.  Он
заставил свою руку остановиться, затем с неимоверным  усилием  потащил  ее
обратно. Все это уловки  насчет  успокоить,  приласкать,  пусть  заснет...
Ежели коснется ее, то уже не сможет остановиться. И так темная волна крови
бьет в голову, туманит мозг, а перед глазами встает красная  пелена.  Если
же она положит голову ему на плечо, на грудь, то он  пропал  как  Таргитай
без песен. Нет, надо выдержать этот бой. Самый длительный бой в его жизни,
ибо ночь только началась, а силы уже на исходе.
     А ночь, хоть и летняя, будет бесконечной.

     Глава 34

     Надрожавшись, Светлана  все  же  незаметно  для  себя  заснула.  Мрак
страшился шелохнуться, лежал как горячая глыба, выброшенная  вулканом.  Ее
ровное дыхание помогло держаться дальше. Не  может  же  нарушить  ее  сон,
испугать, увидеть отвращение в ее чистых глазах?
     Когда в щели стала разгораться светлая полоска,  он  чувствовал  себя
изможденным, будто всю ночь перетаскивал Рипейские горы на место Авзацких.
Тело болело, ощущение было такое, словно по нему проскакал табун голов так
тысяч в сто. А потом развернулся и проскакал обратно. И так всю ночь.
     Светлана во сне  вздрагивала,  легонько  вскрикивала.  Он  трогал  ее
волосы, она сразу успокаивалась, спала тихо. Когда рассвело,  он  тихонько
сполз с ложа, оделся, взял лук и стрелы.
     За ночь пыль улеглась, воздух был чист, умыт  росой.  Вдали  блистали
горы, чудовищно далекие, но в чистом  по  утру  воздухе  Мрак  различал  в
дальних утесах каждый камешек, каждый куст. Из темных  ущелий  поднимались
холодные струи, а вершины гор внезапно заблистали.
     -- Солнце,-- сказал Мрак с горечью.-- Ты видишь все... Что-то у  меня
идет не так. Подай знак, как поступить по-людски!
     Он побежал, прыгая с камня на камень,  забирался  в  горы  выше.  Там
ходят горные козлы, там воздух еще чище, и мысли становятся  нечеловечески
ясными, правильными. Недаром же всякие мудрецы  взбираются  на  жилье  как
можно выше.

     Он бежал вниз по склону, на  плечах  была  приятная  тяжесть  теплого
горного барана. Дурень отбился в  сторонку,  показывая  самостоятельность,
молодой и неопытный, а значит -- сочный, нежный, не наростивший тугих жил,
и Мрак попал стрелой в горло.
     Баран сделал прыжок и рухнув со скалы к ногам Мрака.  Мрак  перерезал
горло молодому дурню раньше, чем  всполошилось  стадо.  А  старый  опытный
вожак, которому было видно все, лишь грозно топнул копытом. Глаза его были
злые, остерегающие. Мрак развел ладони в стороны. Мол, я уже удовлетворен,
больше не возьму. Тебе же лучше: на следующее лето этот дурак начал  бы  с
тобой борьбу за власть над стадом.
     Чуть повеселев, он вскинул еще теплую тушу на плечи,  помчался  вниз.
Когда из-за поворота вдали показалась хижина, он от неожиданности сбился с
бега. В сторонке щипали траву двое новых коней, из щелей  в  крыше  вился,
несмотря на рань, синий дымок.
     Мрак заторопился, уже различил на одной лошади расшитую попону. Такие
выбирал для своих коней Гонта, за что его поедом ела Медея...
     Когда он был в сотне шагов, Гонта вышел  навстречу  веселый,  сияющий
как кот, стащивший сома. Правда, Мрак заметил и тревожные складки на лбу.
     Гонта раскинул руки:
     -- Уже с добычей? Рано ты встаешь!
     -- Чтобы поспеть сюда в такой час,-- ответил Мрак,-- надо встать  еще
раньше.
     Пока обнимались и выбивали друг из друга пыль, в  распахнутых  дверях
появилась Светлана, за ее спиной высился Ховрах. Он потолстел еще, пыхтел,
а рот стал шире, чем у Хрюнди.
     Гонта отстранился, счастливо смотрел в лицо Мрака:
     -- Боги!.. Ты все-таки добился своего.
     -- Все еще не веришь? -- спросил Мрак.
     -- Не верю,-- признался Гонта.-- Царская дочь в жалкой хижине?
     -- Я тоже не верю,-- ответил Мрак.
     Голос его был серьезным,  и  Гонта  тоже  посерьезнел,  оглянулся  на
Светлану. Она стояла в  дверном  проеме,  наблюдала  за  ними  с  задорной
улыбкой.
     -- По ее виду,-- сказал Гонта  осторожно,--  я  бы  сказал,  что  она
счастлива.
     Мрак отвел глаза:
     -- Сейчас разделаем барана, перекусим...  Расскажешь,  что  заставило
тебя покинуть Медею так внезапно.
     -- Почему ты решил, что я близок с Медеей? -- ощетинился Гонта.
     -- Да уж слишком грызлись,-- буркнул Мрак.-- Как  будто  видели,  что
боги вас сводят, потому упирались и кусались вовсю.
     Гонта не ответил, но пока разделывали  барана  и  насаживали  кусочки
мяса на прутья, посматривал на  Мрака  удивленно  и  настороженно.  Ховрах
принял самое деятельное  участие,  постепенно  вовсе  отстранил  обоих  от
священного обряда приготовления жареной печенки. Светлана принесла воды  и
поставила котел на огонь.
     Гонта отвел Мрака в сторону:
     -- С милой и в шалаше найдешь небеса... Но я прискакал сюда,  загоняя
коней, сообщить о подвижке войск на кордоне с Артанией. Да и с гор  начали
опускаться  странные  люди,  грабят.  Все  пользуются,  что  Додон   слаб,
хитроумный Голик  погиб,  Светлана  уехала  за  тобой...  она  тоже  умела
править. Теперь в стране беспорядки.
     -- А я при чем?
     -- Ты смог бы...
     -- Нет,-- отрезал Мрак.-- Я не люблю  тесные  детинцы  с  их  душными
запахами. Я ненавижу ложь, притворство...
     -- Мрак,-- перебил Гонта,-- Мрак! Опомнись. Ты говоришь как  ребенок.
Люблю или не люблю -- это  по-детски.  Взрослый  человек  это  уже  другой
человек. Он постоянно приносит свои желания в  жертву.  Соседям,  друзьям,
детям, родителям... женщинам. Я  не  говорю  уж  о  долге  чести,  который
превыше всего.
     -- Ну-ну,-- поторопил Мрак.
     -- Не догадываешься?
     -- Догадываюсь. Но скажи ты. Небось, всю дорогу готовился.
     -- Готовился,-- признался Гонта,-- но все слова вылетели, когда  тебя
увидел. Я думал, застану счастливчика, который упивается любовью! А  когда
тебя увидел, то сперва решил, что с гор спускается грозовая туча.
     От костра донеся счастливый смех  на  два  голоса.  Ховрах  показывал
Светлане как готовить баранину на плоских камнях, Светлана качала головой,
продолжала нанизывать мясо на прутики.
     -- Все счастливы,-- улыбнулся Мрак, но уголки губ  опустились.--  что
ты хочешь?
     -- Того же,-- ответил Гонта,-- что и ты. Пора возвращаться, Мрак.
     Мрак смотрел исподлобья. Гонта выдержал взгляд странного друга,  хотя
по спине побежали мурашки. Глаза были цвета старой дубовой коры, а  зрачки
казались бездонными колодцами. Если смотреть в глаза -- смотреть  в  душу,
то не потому ли многие выглядят мелкими душонками?
     -- После обеда,-- ответил Мрак.
     Гонта переспросил осторожненько, еще не веря в столь легкую победу:
     -- Выезжаем?
     -- Да.-- прорычал Мрак.-- Да пошел он... этот долг! Сам  знаю.  Убить
бы того, кто заронил это в человека. Вон звери не ведают  никакого  долга.
Просто счастливы.
     -- Ты замахиваешься на бога,-- напомнил Гонта опасливо.
     Мрак странно посмотрел на друга, неожиданно улыбнулся:
     -- Иного бога и выпороть бы...
     Его улыбка была внезапной, как выглянувшее солнце в разрыве  грозовой
тучи. И такой же яркой. Гонта не понял странного  замечания,  повторил  на
всякий случай:
     -- Съедим этого барашка...  Какого  упитанного  подстрелил!  Наверно,
случайно... и отправимся в обратный путь. Там уже смута во всю.
     -- Обрадовал,-- буркнул Мрак.

     Обед получился скомканным, торопились уехать все. Едва ли  не  больше
других -- Мрак. Дольше всех собиралась  Светлана,  и  ничего  нельзя  было
прочесть на чистом как заморский мрамор лице царской дочери.
     Мрак хотел поджечь хижину. Мол, как знак, что не вернется,  но  Гонта
перехватил руку с пылающей головней:
     -- Не надо. Подумай о дровосеках, случайных путниках...
     -- Я знаю, кого ты так называешь,-- ответил Мрак, но  головню  бросил
обратно в костер, залил водой.
     -- Я говорю то,-- обиделся Гонта,-- что говорю!
     -- Ты свои воровские хижины  не  сжег,--  сказал  Мрак  насмешливо.--
Верно?.. Надо будет капнуть Медее.
     Отдохнувшие кони шли весело, бодро. За десяток верст до города Ховрах
вырвался вперед, гикнул, помчался лихим  наметом.  Мрак  посмотрел  вслед,
покосился на Светлану:
     -- Торжественную встречу устроит!
     Светлана мило улыбнулась:
     -- Разве это так важно? Я за мужем, как нитка за иголкой.
     Гонта все еще посматривал на них удивленно. Царская дочь безмятежна и
невозмутима. На губах приветливая улыбка, лицо спокойное,  умиротворенное.
Так же держалась во дворце, так же в хижине  дровосека.  Сейчас  сидит  на
коне с тем же спокойным выражением лица. Как будто ее  жизнь  не  меняется
так круто, что голова кружится!
     Кони взбежали  на  пригорок,  Гонта  захохотал.  Распахнулся  вид  на
стольный град, где из  распахнутых  ворот,  давя  друг  друга,  выливались
разноцветные толпы. Пугая людей, на  рысях  выехали  всадники,  перешли  в
галоп.

     Был пир, шумный и бестолковый,  Мрак  поднимал  турий  рог,  принимал
поздравления, кланялся, а когда показалось  удобным  встать  из-за  стола,
вышел, пробрался в комнату Ховраха. Из-за двери  иногда  слышались  пьяные
вопли, удалые крики, песни, нестройные пляски.
     Он с наслаждением ощутил как обострились  его  чувства,  мир  запахов
стал реальным, и Мрак увидел зримо и отчетливо что творится за  дверью,  в
длинном коридоре и даже поверхом ниже, где запахи стояли как вода в болоте
-- тяжелые и недвижимые.
     Чувствуя себя увереннее на четырех лапах, он скользнул в тайный ход и
помчался  длинными  прыжками.  Мышцы  обрели  прежнюю  звериную  мощь,  он
чувствовал  как  под  шкурой  переливается  ярая  сила.  Нужды   не   было
перекидываться вот так в волка, он не сразу понял,  зачем  это  сделал,  а
когда понял, распахнул пасть в беззвучной волчьей усмешке.
     Во дворце все чересчур  мертвенно,  душно,  лживо,  а  здесь  как  бы
сбрасываешь с человечьей личиной и человечью ложь, притворство. Не  потому
ли и Гонта ушел в разбойники? Кто отводит душу, бегая по подземным  ходам,
кто в темном лесу грабит торговцев!
     Внезапно по телу прошла щемяще сладкая волна. Мрак замедлил  бег  еще
до того, как понял причину. Ноздри раздулись,  затрепетали.  Он  припал  к
едва заметной щели, каменные глыбы почти слиплись, но аромат ее  кожи,  ее
волос проникал, казалось, даже через толщу камня.
     Мрак некоторое время стоял, закрыв глаза, осязал ее запахи.  А  затем
услышал мужской голос, в котором  узнал  сладкоголосого  певца.  Он  хотел
уйти, не по-мужски слушать разговоры своей невесты, почти уже жены, вообще
подслушивать нехорошо, но Иваш в этот момент как раз спросил:
     -- А как же наша любовь?
     И ее негромкий голос:
     -- Ты же знаешь... Я  люблю  тебя,  но  Мрак  так  много  сделал  для
царства, для мира... и для меня, что просто подло ничего не дать взамен!
     -- И ты решила пожертвовать собой?
     -- Если он ничего другого не  приемлет?  Разве  я  однажды  не  пошла
жертвой богу войны, только бы жила моя страна? Так и теперь...
     -- Но сейчас нет такой нужды. Волк исчез, противники разогнаны,  твой
дядя снова правит уверенно.
     -- А как я должна себя чувствовать? Мы  обманом  использовали  героя,
затем выгоняем? Это подло. И к  тому  же  любое  царство,  где  воцаряется
несправедливость, быстро рушится.
     Его голос был полон боли:
     -- Моя любимая...
     Она живо запротестовала:
     -- Этот Мрак лишь внешне дик, а сердцем добр. Ты видел как он носится
с толстой безобразной жабой? Я стану ему верной и  послушной  женой.  Буду
исполнять все его желания, он ничего не заметит.
     Она что-то говорила еще, но черное  облако  опустилось  на  Мрака.  В
голове послышался звон. Он ощутил слабость, лапы ослабели, брюхо оказалось
на полу. Морда уперлась в грубо отесанную стену.
     Он был прав, когда в черной тоске ехал из города,  держа  направление
на северо-запад, где был его Лес. И где еще оставались невры...  Возможно,
остались. Он всегда хотел умереть в дороге.
     Она поступила благородно, принося себя в жертву, но  богат  тот,  кто
дает, а не тот, кто берет... Она дала себя, а он принял. Но если в  первый
раз принял по  невежеству,  то  теперь  знает  страшную  и  отвратительную
правду!
     В каморку Ховраха пролез, почти не помня  себя.  Перед  глазами  было
черно. Больше всего на свете хотелось, чтобы земля разверзлась под  ногами
сейчас, когда еще снег выпадет! И чтобы поглотила его без остатка.
     В малом зале пир был в разгаре. Пьяные гости пели, орали,  хвастались
и дрались, иные уже сползли под столы. Отроки вносили блюда беспрерывно, в
зале стоял тяжелый дух жареного мяса, пота,  ароматных  смол  и  нечистого
воздуха.
     Додон увидел Мрака,  помахал  рукой.  Мрак  слепо  брел  мимо.  Додон
протянул руку, ухватил за край одежды, силой усадил рядом:
     -- Пей! Это великий день. Все пьют в твою честь, герой.
     -- Умереть...-- прошептал Мрак,-- умереть бы...
     Додон  вскинул  брови,  засмеялся  замедленно,  но  глаза  оставались
острыми:
     -- Умереть? Это ты в самую точку. Стране герои не нужны.
     -- Не нужны? -- не понял Мрак.-- О чем ты, царь?
     -- Живые не нужны,--  поправился  Додон.--  Мертвые  --  да,  мертвые
просто необходимы. Как вот те кости, что ты встречал. В жизни