ли  по  склону  в  бездну,  а  следом
срывались все новые кони с седоками.
     Наконец  Руцкарь  выхватил  меч  и  попытался  достать  зверя.   Волк
молниеносно скользнул под брюхо коня, явно вонзил зубы, ибо конь  завизжал
как поросенок, дико скакнул, его  задние  копыта  заскользили  по  камням.
Руцкарь метнул себя с конской спины, а тот с жалобным ржанием  сорвался  в
бездну. За собой потащил и запасного, на котором сидел Зализняк.
     Зализняк в отчаянии качнулся вправо, больно ударился о камни,  ощутил
как дернуло и потащило вниз, но зацепился за камни, ремень  лопнул,  и  он
остался зажатый между двумя обломками скалы.
     -- Это демон, а не волк! -- вскрикнул Руцкарь.-- Но будь даже вожаком
демонов, меня не испугать!
     Сильно хромая и выплевывая кровь из разбитого  при  падении  рта,  он
двинулся на волка. Тот лишь мгновение смотрел  на  него  желтыми  волчьими
глазами, затем гигантским прыжком оказался на Зализняке. Тот зажмурился  и
закрыл глаза. Донесся злой крик Руцкаря:
     -- Жри его, жри!.. Это похуже, чем содрали бы заживо кожу!
     Зализняк  чувствовал  частое  жаркое  дыхание  зверя.  Сильная   лапа
наступила на грудь, едва не ломая кости. Острые зубы скользнули по  груди,
резануло клыком, затем зубы сомкнулись  на  руке.  Зализняк  снова  ощутил
боль, стиснул зубы, собираясь  без  крика  превозмочь  боль,  когда  зверь
откусит руку... но боли не было.
     Он открыл глаза, чувствуя странное облегчение. Зверь уже покинул его,
прыгал среди камней, делая вид, что собирается  напасть  на  воеводу.  Тот
кричал и отмахивался мечом. А на своей груди  Зализняк  обнаружил  обрывки
ремня, перегрызенного волчьими зубами. Руки тоже занемели, но путы на  них
ослабели.
     Еще не веря себе, поднялся. Клочья ремней упали на землю. Он подобрал
меч, все еще почти не чувствуя онемевших рук. Волк отступал, а  воевода  с
дикими криками теснил, всякий раз попадая саблей по камням.
     -- Дивные дела твои,-- сказал Зализняк дрожащим голосом.
     Он поймал лошадь, вскинул себя на ее спину.  Назад  дороги  нет,  там
целый отряд стражи и загонщиков, но впереди сражаются волк и воевода...
     Была не была, он гикнул и направил  коня  вперед.  Волк  отодвинулся,
давая  дорогу  испуганному  насмерть  коню,  а  когда  воевода   запоздало
оглянулся, Зализняк уже проносился мимо.
     Конь освобождено пронеся вперед в черную ночь. Зализняку  показалось,
что странный волк проводил его долгим насмешливым взором.

     Глава 5

     Мрак, забившись в глубокую нору, зализывал раны.  Три  от  стрел,  но
самая болезненная четвертая, когда кузнец  впопыхах  прищемил  ему  горло,
едва не лишив жизни. Но все заживет как на волке, а  шерсть  встает  дыбом
только при воспоминании об ошейнике раба.
     Надо же попал в страну, где железа больше, чем бронзы!  Даже  больше,
чем меди. Богатая страна, ибо железо дорого... Правда, говорят же,  что  в
Куявию  рухнула  целая  железная  гора  с  небес.  Он  слышал,  но  считал
брехней... А здесь даже ошейники рабов из железа, что едва  не  привело  к
гибели. Будь из любого другого металла,  давно  бы  перекинулся  волком  и
поминай как звали, но железу дана власть удерживать каждого в той  личине,
в какой застало!
     Он облизал капли крови, задумался. После того, как расстался с Олегом
и Таргитаем, поиски той самой девы,  которую  видел  на  жертвенном  камне
Перуна, завели в эту страну. Здесь-то и увидел ее... или  не  ее,  а  лишь
похожую, но именно это  и  погубило.  Ошалелый,  ничего  больше  не  видя,
неосторожно протиснулся вперед, толкаясь и наступая на ноги боярам, что-то
нарушил, что-то сломал... Словом, кто заступится за чужака,  внесет  залог
или выкуп? Одели железный ошейник, что не давал обратиться в волка, и  так
он неделю греб на быстром корабле с длинными веслами.
     Но сейчас на свободе. А прекрасная незнакомка,  судя  по  ее  богатой
одежде, живет во дворце, что  на  горе.  Там  пять  кордонов  стражи,  там
охрана, там мышь не проскользнет незамеченной. А уж волк и подавно.

     Теперь ночами он часто подкрадывался  к  стенам  города,  смотрел  на
дворец. Облитый лунным светом, тот  стоял  на  высокой  горе,  по  широкой
лестнице даже в глубокую ночь проходили люди  с  факелами  в  руках,  а  в
освещенных окнах мелькали изломанные человеческие фигуры.
     Иногда ему казалось, что угадывает ее появление, и тогда  его  сердце
начинало стучать с такой силой, что в эти  минуты  его  можно  было  брать
голыми руками. Если ветерок доносил со стороны детинца запахи,  он  всякий
раз вычленял из них едва  уловимый  аромат  ее  кожи.  По  телу  пробегала
сладкая дрожь, он вскидывал морду к луне и выл в  тоске  и  безнадежности.
Она, чистая и светлая, во дворце среди  людей,  а  он,  лохматый  волк,  в
темном лесу!
     Встречая людей, всякий раз сворачивал в  кусты  и  подолгу  крался  в
сторонке. Разговаривали о житейских мелочах, перемывали друг другу  кости,
но Мрак собирал знания по  зернышку,  и  к  тому,  что  узнал  на  веслах,
добавились достаточно камешков, чтобы увидел полную картину.
     В Артании, где больше степи, народ привычно кочует, там самое большое
и воинственное войско, люди там горды отвагой и воинской доблестью. Только
земледелием стали заниматься тоже, из-за чего в самой  Артании  вспыхивают
стычки между скотоводами и осевшими родами.
     В Куявии, где половину страны занимают  горы,  народ  растит  хлеб  и
пасет скот, а в горах ищет металл, золото, редкие камни.  Высоко  в  горах
живут Змеи Горынычи. Прежние племена  приносили  им  жертвы,  но  отважные
охотники, сумели пробраться в отсутствие  родителей  к  гнездам,  похитили
первых крохотных детенышей. Змеи росли, считая родителями семьи охотников,
затем к удивлению и страху жителей  долины  однажды  увидели  пролетающего
Змея, на спине которого сидел человек! И этот человек не был  добычей,  он
весело орал им и махал рукой.
     Так в Куявии к  прежним  чародеям  и  волшебникам  добавились  новые.
Сперва это были просто отважные охотники, что дальше других  забирались  в
таинственные горы, сдруживались со  Змеями  и  жителями  подземных  пещер,
затем в самом деле начали овладевать более мощными силами, чем  топор  или
меч... И даже более мощными, чем владели местные колдуны!
     Только Славия оставалась все такой же, как после отступления Большого
Льда. Тогда образовалось великое Болото, но затем нарос дремучий лес, и  в
этом лесу жили невры. Но, как теперь знал Мрак, кроме их Светлого Леса был
еще и Черный Лес, и Темный, и Светлолесье, и Залесье, и многое другое, где
жили люди. Это племя назвало себя  славами.  Славы,  как  и  их  царь,  не
выходили из леса, о их жизни почти ничего не было известно.  Две  воинских
отряда, которые для завоевания туда отрядили Тарас,  а  затем  и  его  сын
Буслай Белое Крыло, исчезли бесследно. Рассерженный  Буслай  отрядил  туда
целое войско, но и оно сгинуло, едва вошло в дремучий лес. С  той  поры  о
славах постарались забыть, хватало своих пограничных споров и стычек из-за
пастбищ.
     И вот теперь он, невр, которого  все  равно  здесь  зовут  славом,  в
далекой и таинственной Куявии. Где-то в горах обитают обособившиеся  роды,
которые называют себя просто горцами, в долинах живут народы, что на  горы
смотрят с презрением, а на склонах гор  живут  третьи,  что  с  презрением
смотрят и на долинщиков, что возделывают поля, и на диких горцев,  знающих
только охоту на горных козлов и общение с таинственными рудокопами ночи.
     Но что ему Куявия -- видел и поудивительнее страны,-- если  бы  здесь
не жила та, Единственная!

     На пятый день пробирался за деревьями, когда услышал двух бредущих  в
город селян. Тоже  о  налогах,  поборах,  немного  о  бабах,  и  Мрак  уже
собирался отстать, когда вдруг услышал:
     -- Да кто бы его искал так долго?.. Сгинул царь и сгинул. Видать,  те
двое не только зарезали, но и закопали тайком...
     -- Да уж,-- донесся другой голос,-- чего ждать от душегубов?
     Мрак на бегу подпрыгнул над кустами. По  ту  сторону  брел  по  узкой
лесной тропе поживший на свете мужик, а за ним  тащился,  загребая  ногами
листья, парнишка в драных портках.
     -- Не отпустят тебя, значит, завтра домой?
     -- Нет, батя. Гостей столько  прибыло,  что  днями  и  ночами  варим,
печем, с ног сбиваемся. Спим возле котлов.
     -- Бедолага...
     -- Эх, батя... Что-то будет? Этот царь был хоть дурной, но добрый. Он
уже на все рукой махнул, только пил да жрал. А сейчас во дворце  собрались
звери, что вот-вот порвут друг друга на части! А самый лютый, что загрызет
других, и станет новым царем.
     -- Упаси нас, боги! А как же Светлана?
     Мрак услышал как на беспомощно-растерянный вопрос внук ответил  тоном
умудренного челядинца:
     -- Эх, деда... Что может молодая царевца? И то чудо, что один  раз  с
того света вернулась. А такое счастье дважды не бывает...
     Их голоса удалились. Дальше был яркий свет, виднелись стены  детинца,
и Мрак вынуждено остановился на опушке. Отчаяние и злость на себя  ударили
по голове как молот. Упал на землю, захрипел от злости на  себя.  А  потом
задрал морду к небу и завыл так дико и  страшно,  что  на  стенах  детинца
стражи переглянулись, чувствуя как мороз побежал по спинам.
     -- Не к добру...
     -- Какая тоска,-- сказал с  дрожью  в  голосе  другой.--  Быть  здесь
большой беде.
     -- Да уж... Средь бела дня такой вой!
     Опять  я  виноват,  думал  он  со  злым  отчаянием.   Оказывает,   от
жертвенного ножа царевну спас -- она царевна! -- но вверг страну в  смуту.
А сейчас еще и царь куда-то делся... Выходит, это  над  ее  отцом  он  так
изгалялся? Но куда он делся, если отпустили где-то в пяти-шести верстах от
крепостной стены его стольного града? Трудно потеряться, да к тому же ищут
сотни гридней с гончими псами... Если что-то стряслось, то  что  будет  со
Светланой?

     Сегодня был седьмой день его пребывания в  волчьей  шкуре.  По  ночам
подмораживало. Еще не время для снега,  но  ежели  дня  три  кряду  задуют
северные ветры, то пригонит такую тучу, что и самым первым снегом  засыпет
хатки до окон, и не всякий хозяин утром с легкостью отворит двери.
     Ежели снег застанет в волчьей шкуре, подумал он хмуро,  то  так  даже
лучше. Пусть труп расклюют птицы. Это  лучше,  чем  люди  будут  брезгливо
коситься на умершего под забором бродягу.
     Он рыскал по лесу, вслушивался в звуки, внюхивался. Он уже знал здесь
каждое дерево, каждую норку, при желании мог задрать  всех  оленей  и  тем
самым сорвать царскую охоту.
     Ночью обычно он рыскал в волчьей личине, а  днем  обитал  в  людской.
Волчья днем отсыпалась. Что еще любил в оборотничестве, так то, что мог бы
годами обходиться без сна, попеременно ныряя из личины в личину!
     Когда звуки охотничьих рожков поведали, что снова идет царская охота,
он сделал большой  круг,  зашел  с  подветренной  стороны  и  подкрался  к
охотникам.
     Охотниками распоряжался высокий человек с бледным и бесцветным как  у
покойника лицом, надменный, изредка роняющий  слова.  Мрак  узнал  хозяина
лодки, на которой его держали гребцом. В сторонке с  двумя  ловчими  стоял
рослый старик с белой окладистой  бородой.  Серебряные  волосы  падали  на
плечи, широкие и покрытые рубашкой из  металлических  колец.  У  него  был
звучный голос, привыкший перекрывать шум битвы,  властные  движения.  Явно
воевода: все воеводы, которых Мрак знавал,  похожи  один  на  другого  как
крепкие осмоленные бревна в стене крепости.
     У него было честное лицо, прямой  взор,  такие  завтра  говорят  тоже
самое, что говорили вчера.
     -- Почему,-- спросил он строго одного,-- ты стрелял в своего  воеводу
на охоте?
     -- Думал, что там лось.
     -- И когда ты догадался?
     -- Когда тот лось стал отстреливаться.
     Старик раздраженно отмахнулся, что с дурнем говорить, а Мрак неслышно
скользнул за кустами на другую сторону поляны.  Там  отдавал  распоряжения
бледный, а эти, как Мрак убедился, даже вечером говорят иное, чем утром, а
стоя вещают совсем не то, что говорили сидя.
     Он был без доспехов, но слушались его почтительно. Приказы  бросались
выполнять стремглав, сами покрикивали по  дороге,  словно  несли  в  зубах
лоскуток его власти. Когда он остался один, к нему приблизился  толстый  с
поросячьим лицом. Губы держал трубочкой, будто собрался причмокнуть.
     -- Кажан,-- проговорил он  негромко,--  ты  в  самом  деле  вышел  из
преисподней! Только там  можно  научиться  таким  хитростям.  Трудно  было
уговорить?
     -- Еще бы! Дядя исчез, какая  тут  охота.  Пришлось  долго  вещать  о
государственной необходимости.
     -- Ха-ха! Получилось?
     -- Как видишь. Государственной нуждой можно оправдать все.
     -- Но как  оправдать  охоту?  Уговорить  царевну  принять  участие  в
кровавой мужской забаве, когда бьют оленей, псы душат зайцев, соколы  бьют
уток и перепелов!
     Кажан слегка раздвинул губы, но глаза оставались как  у  замороженной
рыбы:
     -- Все же лучше, чем рубка человечьих голов на току. Для  нее  лучше,
раз их не посещает. Не желает, видите ли, зреть гибели несчастных людей на
потеху тем, кто заплатил! Так что охота для нее в самый раз. Здесь  скачка
на горячих конях, красивые верные псы, смех,  песни...  А  убивают  оленей
где-то далеко, ей даже не обязательно самой пускать стрелы.
     -- Все равно, ее трудно выманить из ее сада.
     -- Только на охоту, только на охоту!
     -- Ну,-- заметил Голик с похабной усмешкой,-- ты  смог  бы,  если  бы
захотел, уговорить и на большее.
     Глухое рычание возникло в  горле  Мрака  само  по  себе.  Он  стиснул
челюсти, ни звука не  вырвалось  наружу,  но  зато  перед  глазами  встала
розовая пелена. Голика и Кажана видел отчетливо, особенно четко  выступали
их жилы, откуда под его острыми клыками брызнет сладкая кровь.
     -- Не знаю, не знаю,-- ответил  Кажан  небрежно.--  Не  пробовал.  Но
слыхал, что слывет недотрогой... Даже для того певца,  что  вьется  вокруг
нее со слащавыми песнями. И еще слывет абсолютно непорочной!
     -- Да, потому в прошлый раз выбор жрецов пал именно на нее!
     -- В силу ее непорочности?
     -- Голик, ты  знаешь  тайные  причины...  Но  народ  понял,  что  это
правильно. Вся Куявия знала о ее чистоте и  непорочности.  И  если  бы  не
чудесное  вмешательство  богов...  ведь  жертва  уже  была  принята!..  но
почему-то вернулась в целости...
     -- Что сказали жрецы?
     -- Ты же знаешь!
     -- Знаю этих болтунов, что  умеют  говорить  туманно  о  самых  ясных
вещах.
     Снова прозвучали звуки охотничьего рога.  Судя  по  всему,  загонщики
гнали зверя в их сторону. Голик  сказал  негромко,  но  чуткое  ухо  Мрака
услышало:
     -- Надеюсь, на этот раз у них получится лучше!
     -- У артанов руки не оттуда растут. Это если бы наши взялись...
     -- Наши... Наши из-под артанского вора  подошвы  выпорют,  а  тот  не
заметит. Вон мой помощник Ковань! Тихий да незаметный, но его и в ступе не
влупишь, куда хошь влезет...
     Мороз  пробежал  по  коже  Мрака.  С  кем  получится?  Неужели  опять
постараются как-то удалить из этого  мира  Ее,  что  явно  мешает  чьим-то
недобрым планам? Но на этот раз для верности уже не прибегнут к жертве.
     Он попятился глубже в кусты, ибо лай гончих слышался все ближе.  Этих
собак не боялся, они хороши только на беззащитных оленей, но следом прется
толпа галдящих людей. Каждый в одиночку -- тля, но когда воедино...
     По всему лесу теперь уже раздавались веселые крики, стук копыт. Среди
зелени между деревьев замелькали празднично одетые всадники. На головах  у
некоторых развевались ленты, даже мужчины украшали головы цветами.
     Мрак неслышной  черной  тенью  скользил  за  кустами,  прислушивался,
быстро охватывал взглядом. В такой сумятице даже собакам непросто  поймать
его след, копыта тут же затопчут, а тяжелые благовония  и  запах  телесных
притираний забивают волчий запах.
     Однажды вроде бы ощутил ее запах, тень ее  запаха.  Ветерок  менялся,
цветные струи сливались, сплетались, и Мрак двигался из стороны в сторону,
подпрыгивал, хватая запахи  верхнего  слоя,  но  и  там  все  смешивалось,
поднималось ввысь, где рассеивалось вовсе.
     Пока искал, неосторожно высовывался из кустов, однажды  ему  едва  не
наступили на лапу копытом, ушел все еще незамеченным, сделал круг, забежал
с другой стороны.
     Резкий стук копыт заставил попятиться дальше в чащу. На поляну, ломая
кусты, проломился храпящий конь. Он дико вращал глазами,  ронял  пену.  На
конской спине едва держался мальчишка  лет  десяти,  бледный  как  мел,  в
разорванной одежде, на лице кровь.  Он  хватался  за  конскую  гриву,  еще
издали заверещал тонким голоском:
     -- Царевна! Спасайте! Они напали...
     К нему обернулись все разом, крики и веселье затихло.
     -- Кто? -- рявкнул Голик.-- Откуда?
     -- Чужие! -- вскрикнул отрок, он вытер кровь  разорванным  рукавом.--
Напали!
     -- Говори толком! Кто напал?
     -- Выскочили из кустов, сшибли с коня, стражу посекли... Ее сразу  на
другого коня... как овцу...
     Первый опомнился грузный воевода. С несвойственной для его дородности
и возраста прытью метнулся  к  коням.  Серебряная  борода  развевалась  за
плечом. Отроки не успели вывести коней навстречу, а воевода  запрыгнул  на
крупного жеребца, а уже оттуда крикнул подозрительно:
     -- А как ты уцелел?
     -- Я собирал опавшие листья,-- вскрикнул отрок.--  Для  царевны,  она
букет составить хотела!.. Уехал далеко, а оттуда глядь -- а они напали!
     Но старый воевода не слушал, пустил гоня в галоп, топча людей, сшибая
чужих коней в стороны. Все орали, носились по поляне, ловили своих  коней,
взбирались, разворачивались, сталкивались  друг  с  другом  и  увеличивали
суматоху.
     Голик, переглянувшись с Кажаном, помчались следом. За ними неслись  в
затылок с десяток гридней, совсем не похожих на охотников.
     Мрак от ужаса почти ничего  не  видел  перед  собой,  кроме  зловещей
ухмылки  Кажана,  когда  тот  подмигнул  Голику.  Он  уже  несся  длинными
ускоряющимися прыжками. Вел нюх, воздух был  полон  плотных  запахов,  они
топтали один другой, душили, но обостренным чутьем улавливал  крупинки  ее
аромата, и несся через кусты, ямы, валежины, прыгал и стелился над  землей
как огромный черный ковер из мха.
     Только бы с нею ничего не стряслось, только бы с  нею  ничего!  Мразь
всякая живет, топчет землю, а красивых отдают либо в жертву, либо  воруют,
либо... боги их рано забирают к себе в вирий,  не  дав  ни  им  пожить  на
земле. ни людям порадоваться их красоте.
     Пусть боги прямо сейчас возьмут его жизнь, даже на жертвенный камень,
на муки и пытки, но пусть не обижают ее!

     Глава 6

     Он почуял мощную струю  конского  запаха  раньше,  чем  услышал  стук
копыт. Их было пятеро, кони уже разогрелись от  быстрой  скачки  по  узкой
лесной дороге с ее опасными поворотами, Светлану везут на втором коне,  ее
держит потный мужик, пахнущий жареным луком  и  гнилыми  зубами.  Замыкают
отряд четверо на быстрых конях, в легком доспехе...
     Ускорил бег как мог, услышал стук копыт, наддал в  последнем  усилии,
увидел наконец задних, зашел сбоку и прыгнул на лоснящийся от  пота  круп.
Конь завизжал от страха, рванулся вперед.  Мрак  сомкнул  челюсти  на  шее
всадника, услышал хруст. Обезумевший  конь  догнал  второго,  и  Мрак,  не
раздумывая, прыгнул прямо в побелевшее лицо с вытаращенными глазами.
     Они рухнули оземь. Мрак умело оказался наверху, и в  момент  удара  о
землю, оттолкнулся и  кинулся  вдогонку  за  остальными.  Оглушенный  воин
смотрел безумными глазами в клочок неба между вершинками деревьев.
     Трое неслись тесной кучкой, и теперь Мрак уже  увидел  белое  женское
платье. Девушку крепко держал грузный человек, его  огромный  черный  конь
несся мощно, храпел грозно, хвост и грива  развевались  темные  как