Юрий Никитин.
     Мрак


      * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

     Глава 1

     Длинная лодка с высокими бортами не шла к  пристани,  а  летела.  Там
уже, несмотря на раннее утро, виднелись  галдящие  стайки  пестро  одетого
люда. Под причалом колыхались лодьи,  учаны,  шнеки,  даже  чуйни.  Воздух
свеж, резок и прозрачен, хотя когда ветер  менялся,  чувствовалось  гнилое
дыхание большого града с его  стоками  нечистот,  испражнениями  скота  на
бойнях, запахами сыромятных кож.
     От причала прямая дорога вела к бревенчатой  стене  города,  над  ней
вздымаются крыши детинцев и храмов, общинных  амбаров  и  складов,  столбы
святилищ. Хатки и землянки простого люда лепились у подножия горы.
     Двенадцать  пар  весел  мощно  вспенивали  воду.   На   носу   стоял,
придерживаясь за поручень, высокий мужчина в  нарядной  одежде.  Моложавое
бесцветное лицо, похожее на ком рыхлого теста, было  обращено  к  причалу.
Белые и редкие брови можно было рассмотреть лишь при большом старании,  но
глубоко сидящие глаза говорили, что их хозяин всегда  настороже,  умен,  а
мешки под глазами кричат, что вовсе не так молод, как выглядит издали.
     За спиной загремела злобная  брань.  Звонко  щелкнула  плеть,  кто-то
вскрикнул.  Краем  глаза  человек  с  бесцветным  лицом  посматривал   как
надсмотрщик деловито сматывает бич. Измочаленная плеть разбухла от  крови.
Не осталось  спины,  а  гребцов  на  лодке  двадцать  четыре,  где  бы  не
вздувались кровавые рубцы! Зато, подумал он холодно, они прибыли в  Куявию
всего за два дня. Не то, что пороть, зарубить всех не жаль.
     Человек с бесцветным лицом слышал за спиной злорадный голос:
     -- Ну, лохматый? Все еще мечтаешь сбежать?
     В ответ донеслось злобное рычание. Гребцы  мрут  как  мухи,  а  этого
поймали на берегу два дня тому, взяли сонного.  Тут  же  на  шею  железный
ошейник, приковали к веслу. Гребет за двоих...
     Появился младший надсмотрщик, от него несло чесноком и старым  салом.
Заорал, швырнул на причал веревку.  Там  поймали,  суетливо  и  бестолково
потянули лодку ближе. Среди зевак и бездельников  в  передние  ряды  лезли
портовые девки, размалеванные, с открытыми  платьями.  Запах  сырой  рыбы,
пеньки и топленого жира стал сильнее, повис в воздухе как грязная брань.
     Не дожидаясь, когда борт ударится о толстые  бревна  причала,  хозяин
лодки прыгнул. Подкованные сапоги звонко ударили по толстым доскам.  Сзади
стукнуло,  в  спину  обдало  брызгами.  Причал   содрогнулся   от   толчка
причалившей лодки. Растолкав толпу, вперед пробился и  схватил  в  объятия
приземистый раскормленный человек. Был он одет пышно, жирные  щеки  лежали
на плечах, а три розовых подбородка свисали на грудь. Больше всего походил
на раскормленного поросенка, даже губы сложил  пятачком,  будто  собирался
хрюкнуть.
     За его спиной  держался  человек  постарше,  сгорбленный.  Улыбка  не
сходила с лица, но глаза были настороженные.
     -- Кажан! -- сказал торопливым голосом первый, похожий на  поросенка.
Он суетливо оглянулся, сказал уже тише,-- Кажан!
     -- Здравствуй, Голик,-- ответил новоприбывший,  его  бесцветное  лицо
дернулось,-- зная твою лень, мог ли я  подумать,  что  встретишь  в  такую
рань!.. Здравствуй и ты, Ковань.
     Голик сдавил его толстыми пухлыми ручками,  отшатнулся  в  притворном
ужасе:
     -- Как я мог?.. Не прийти встречать будущего правителя?
     Кажан сдвинул бесцветные как у поросенка брови:
     -- Не шути так. Это ты рвешься к трону.
     -- Да ладно тебе. Мы знаем, кто через три  дня  накроет  своим  задом
престол.
     Он рассыпался в мелком дробном смешке. Ковань тоже приятно улыбался и
отводил глаза. Он все время  суетливо  давал  дорогу  обоим,  сдвигался  в
стороны, без нужды пожимал плечами.
     Кажан покачал головой:
     -- Про меня пошел слух, будто я не то из  могилы,  не  то  вообще  из
преисподней. Мол, потому такой бледный... Не ты ли пошептал нужным  людям?
Так что мне все равно мозговая косточка не достанется. Деритесь без меня.
     Из  лодки  послышалась  брань,  глухие  удары.  Надсмотрщик   кого-то
остервенело бил ногами. Голик вопросительно вскинул  брови,  холеное  лицо
брезгливо скривилось. Кажан отмахнулся:
     -- Пленный на веслах... Дик, звероподобен. Языка нашего не знает.
     -- Разве есть такие земли? -- удивился Голик.
     -- Похоже, добрел из Славии.
     -- Гм... славы, как я слыхивал, своих лесов не покидают.
     -- Как видишь, что-то занесло. Помешанный, наверное... Но  силен  как
стадо быков. Его посадили одного, где рвали жилы двое. И то едва весло  не
сломал!
     Голик покачал головой:
     -- Никто не знает славов как следует.
     -- Ну да ладно. Много собирается гостей?
     --  Шутишь?  --  отшатнулся  Голик.  Он  взглянул  за  поддержкой  на
Кованя.-- Светлану, царскую дочь, отдали в жертву богу  войны  Маржелю,  а
она вдруг вернулась цела и невредима! Тут не только  из  соседних  городов
прибыли все знатные, но из дальних царств едут и едут... Потому и довелось
отложить. Не все поспевают к сроку. Иные прислали гонцов, что  выезжают  с
дарами, просят дождаться. Хозяева постоялых дворов спешно  переоборудывают
для гостей сараи, сеновалы, даже погреба. В город стягивается все ворье  и
непотребные девки... иные красивые  настолько,  я  уже  присмотрелся,  что
могли бы украсить и царский дворец.
     Кажан кивнул, знал сластолюбие этого царедворца:
     -- А что говорят?
     -- Волхвы? -- догадался Голик.-- Таскают друг друга за  волосы.  Одни
клянутся, что Маржель принял жертву, а другие --  нет,  раз  вернул.  Этих
становится все больше...
     -- Твоими стараниями? Или твой Ковань постарался?
     Голик покровительственно похлопал Кованя по  сгорбленной  спине.  Тот
искательно улыбался, зубы показывал мелкие и  редкие,  но  это  были  зубы
хищника.
     -- Ковань...-- подтвердил Голик довольно.--  Глупо  упускать  случай,
если сам прет в руки. Мол, теперь беда вовсе  грянет  неминучая.  И  одной
жертвой из царской семьи не отделаешься!
     Кажан согласился:
     -- Да, на этот раз под нож  уйдет  вся  царская  кровь.  И  воцарится
другая династия!
     Голик низко поклонился ему, как кланяются царю.  Но  чересчур  низко,
пряча усмешку. Следом поклонился  и  Ковань,  еще  ниже,  подобострастнее.
Кажан сделал вид, что не заметил. С той  стороны  причала  к  ним  спешили
сборщики пени за топтание земли куявской.

     Мрак озлобленно ждал, когда его прикуют к длинной  цепи.  Других  уже
сковали вместе, продели общую цепь. У захвативших  его  людей  есть  опыт,
видно. Лишь закрепив на новой цепи, расклепывали старую. А  его  приковали
последним, сам самого сильного. Захочет бежать,  должен  тащить  за  собой
всех.
     Пока их  выгоняли  из  лодки  на  причал,  без  нужды  нахлестывая  и
покалывая копьями, Мрак хмуро рассматривал встающий впереди  под  утренним
солнцем город. Куява! Стольный град страны Куявии.  Удобное  место,  вдоль
берега  исполинской  реки  лежит  большая  часть  городов.   Страны,   где
поклоняются богу Маржелю. Той самой, которую искал так упорно. В  горах  и
горных  долинах  селятся  разве  что  пастухи  со  своими  многочисленными
стадами, еще там прячутся воры, разбойники, а  купцы  протаптывают  тайные
тропы из враждебных стран Артании и Славии.
     А дальше -- синеватые горы. Вершины самых  высоких  блещут  белизной.
Там снег, так говорили на лодке, но туда  никто  из  людей  не  добирался.
Живут там чародеи, отшельники и драконы...
     По доскам причала скользнула широкая, размытая  расстоянием  тень.  В
блистающей синеве проплыл, растопырив крылья, крупный  Змей.  Мрак  с  его
острым зрением рассмотрел, что хвост чудища свисает, лапы поджаты к  пузу,
а голову чуть свесил, рассматривая, что творится внизу.  Если  видит  хоть
вполовину хуже сокола, то с такой выси легко обнаружит отбившуюся от стада
коровенку, одинокого путника или дремлющую в одиночестве козу.
     Правда, здесь даже глупая корова  при  виде  крылатого  зверя  вскачь
несется до леса, пусть разозленный  Змей  крушит  и  ломает  деревья,  она
спокойно уйдет дальше, не забывая срывать сочные зеленые листья.  Если  не
угодит в зубы волкам, не задерет медведь, не угодит в трясину, то вернется
цела и с полным выменем.
     Мрак еще в пути дивился пролетающим Змеям, но ни гребцы, ни стражи не
поднимали к небу  головы,  и  он  тоже  скоро  перестал  обращать  на  них
внимание. Летают и летают. Вороны хоть садятся на деревья  и  смотрят  что
украсть, в их гнездах гостями бери броши и браслеты,  а  Змеи  никогда  не
опускаются на землю вблизи города.
     В тех недоступных горожанину горах,  как  он  слыхивал,  и  гнездятся
Змеи. За то, что живут не на деревьях, как вороны, а в горах, их и назвали
Горынычами. Правда, Горынычами зовут и  горных  велетов,  он  сам  однажды
разговаривал с великаном Горыней, Жуком и Лавой Горынычами, но вот  мелких
птах, что тоже гнездятся в горах,  Горынычами  никто  не  кличет...  Чтобы
зваться Горынычем, в первую очередь нужно иметь размеры, а человек ты  или
зверь -- это дело десятое...

     На причале их зачем-то дважды пересчитали, каждому заглянули  в  рот,
пощупали мышцы. Хозяин ушел, поручив  скованных  надсмотрщикам.  Пленников
погнали по дороге к городу. Мрак жадно рассматривал стольный  град  страны
Куявии, в который все же попал, хоть и не так, как хотел. Но именно здесь,
по рассказам, живет золотоволосая Светлана, самая красивая на  всем  белом
свете... да что там красивая,  самая  прекрасная!  Та  самая,  которую  по
слухам,  принесли  в  жертву  богу  войны.  И  которая  чудесным   образом
вернулась!
     Как знал Мрак еще по разговорам гребцов, здесь три страны дерутся  за
верховенство. И правители ищут пути собрать все три в  один  кулак.  Свой,
конечно. Этот он, Мрак, считает все это  Гипербореей,  даже  она,  по  его
мнению, лишь крохотное пятнышко на земле, за которую бьются  так  тяжко  и
страшно, но поди ж ты -- для того, кто поднимает рыло к небу раз в  жизни,
когда его смалят, для  того  и  Гиперборея  слишком  велика  и  необъятна.
Ухитрились разделиться на Славию, Куявию и Артанию! Народ один, язык один,
но раз в одной части больше степи, в другой -- леса, а в  третьей  есть  и
горы, то каждый начал считать  себя  лучше,  подсмеиваться  над  соседями,
давать им обидные клички, в то же время полагая, что соседям  незаслуженно
повезло: земли там лучше, солнце светит ярче, а птицы поют звонче.
     А раз кому-то повезло незаслуженно, то нужно дело поправить: пойти  и
отнять. Но на беду или к счастью люди везде одинаковы,  те  тоже  уверены,
что в чужих руках хвост толще. Тоже спешат дать сдачи! Еще раньше. Так что
после драк и войн все расползаются обратно зализывать  раны,  утешая  себе
тем, что в следующий раз...
     Если бы он не задержался после последнего боя  --  по-дурости  считал
его последним! -- то уже давно мог бы  держать  в  руках  свое  сокровище,
смотреть в ясные голубые глаза,  рассказывать,  как  спас  ее  от  волхвов
Перуна, то бишь Маржеля, Войдана, Громара и прочих личин, а там бы честным
пирком да за свадебку! Но была еще задержавшая его страшная битва в Долине
Волхвов (прим. изд: см. "Трое в Долине Волхвов")...
     -- Быстрее, ленивые твари!
     Вдоль  цепи  забегал  надсмотрщик.  Усталые  ноги  задвигались  чаще,
ядовитая пыль вздымалась желтым облаком, забивала горло. Дорога  прямо  от
причала медленно повышалась.  Вдали  вздымались  горы.  Они  нависали  над
стольным градом, и все это  было  отделено  от  воды  всего  лишь  широкой
полосой золотого песка. Почти на вершине ближайшей горы, больше похожей на
древний холм из красного камня, высился блистающий дворец. Хотя он был  из
белого и оранжевого камня, но выглядел продолжением горы. Глядя  на  него,
верилось в древних строителей-чародеев, ныне  исчезнувших,  которые  умели
создавать вечные дома.  Говорят,  за  столетия  их  дворцы  не  только  не
обветшали, но даже растут, крепнут!

     Городские ворота  вырастали,  закрывали  полнеба.  Стена  сложена  из
тяжелых глыб, дорога вела к массивной  башне,  а  ворота  располагались  в
глубокой арке. Там тень, но широкие медные полосы на  створках  ворот  все
равно блестели ярко и кричаще.
     В распахнутые ворота как раз гнали стадо коров. Стражи  ворот  лениво
шевелили губами, считали. Пастух обеими руками держался за кошель, пугливо
оглядывался. В сторонке вертелись оборванцы, присматривались. Глаза  алчно
блестели.
     Тяжелая цепь громыхала, норовила разбить в  кровь  босые  ноги.  Мрак
придерживал ее рукой, голые ступни по щиколотку погружались в теплую пыль.
Справа и слева невольники жадно посматривали по сторонам. Редкие торговцы,
что спешили спозаранку в город, в нетерпении старались протиснуться вместe
со скотом, рискуя быть затоптанными.
     На городской площади посредине высился  огромный  камень  обтесанного
гранита. На нем блистала бронзой фигура грузного  человека  в  доспехе,  с
длинным мечом в руке,  лицо  дышало  грозой,  нижняя  челюсть  воинственно
выпячивалась вперед.
     -- Кто это? -- спросил Мрак невольно.-- Местный бог?
     -- Дурень,-- буркнул один из невольников,-- это царь Додон, правитель
всей Куявии!
     -- А почему он в такой странной позе?
     Невольник сказал шепотом:
     -- Его хотели отлить на коне, а потом то ли бронзы не хватило, то  ли
умельца переманили проклятые артанцы, но  так  и  пришлось  поставить  без
коня...
     Резкий хлопок бича прервал его на  полуслове.  Их  провели  по  узкой
улочке к огромному зданию. Кузнецы  под  охраной  стражников  сняли  общую
цепь, а когда невольников  провели  по  тесным  коридорам  и  запихнули  в
большую комнату, сняли и остальные цепи.
     Мрак с наслаждением размял  руки.  Непривычная  легкость,  почти  две
недели носит проклятый металл. Если бы удалось  как-то  сбросить  железный
ошейник! Он  слишком  поздно  понял,  что  металлическая  полоса,  которую
заклепали на его шее, не из меди или бронзы.
     Надсмотрщик гаркнул:
     -- Обживайтесь!.. Отныне здесь ваше жилье. Скоро  дадут  жрать.  Кому
надо погадить, жди до вечера.
     Стены были из толстых глыб, подогнанных так плотно, что прокладки  из
сухого мха были  ни  к  чему.  Потолок  низкий,  единственное  окошко  под
потолком. Крохотное, не пролезть. Да и то с решеткой.
     Пока Мрак осматривался, принесли мясо. То ли не  успели  приготовить,
то ли еще почему, то мясо было сырое, еще теплое.
     -- Начнем,-- проворчал  он  и  ухватил  самый  крупный  ломоть.  Зубы
вонзились с жадностью в сочную плоть, он досыта не ел  уже  две  недели.--
Хор-рошо...
     Невольники косились на дикого варвара. Страшен, свиреп, в нем  рвется
наружу необузданная сила. Голые плечи и  спина  в  кровавых  полосах,  ему
досталось больше других, но зверь есть зверь  --  этот  лесной  человек  с
таким рычанием глотал истекающее кровью  мясо,  предостерегающе  рычал  на
тех, кто приближался чересчур близко, что  каждый  в  испуге  отодвигался.
Верхняя губа у него слегка приподнималась, показывая белые  клыки,  скорее
волчьи, чем человечьи.
     -- Эй,-- сказал кто-то негромко,-- ты умеешь говорить?
     Мрак ел быстро и жадно, чувствуя  как  жизнь  вливается  в  тело.  На
глупый вопрос отвечать не стал, а среди невольников пошел шепот:
     -- Совсем зверь...
     -- Дык в лесу живут!
     -- Он разве что по-зверячьему...
     Мрак проглотил последний кус, дождался, когда тот провалился  глубже,
прорычал:
     -- Дурачье... Где вас таких наловили?
     Среди  невольников  послышались  вздохи   облегчения.   Один   сказал
торопливо:
     -- Кого где... Ты ведь тоже не сам сунул голову в петлю?
     -- Ладно, как выбираться думаете?
     -- Да что тут думать. Хитрее нас  пробовали!  Вон  какие  стены...  И
решетки. А дверь -- бревном не вышибить... Ты в самом деле из Леса?
     -- Из самого дремучего,-- усмехнулся Мрак. Поев,  он  чувствовал  как
гнев  и  ярость,  одолевавшие  попеременно,  чуть  отступили,  а   сытость
позволила  думать  медленнее,  мысли  пошли  связные,  не   изорванные   в
окрашенные красным и багровым клочья.-- Меня зовут Мрак. Не  знаю,  что  в
ваших краях говорится о славах, артанах, куявах, я -- гиперборей. И если я
сдуру попался в такую западню, то это не значит, что мне здесь нравится.
     Он оглядел их, скривился. Что в лохмотьях и с  побитыми  спинами,  то
ничего. Спины заживут, а одежду сменить  еще  легче.  Но  глаза  пугливые,
собачьи. Больно быстро выбили из них человечье.  Ведь  человек  --  всегда
боец. С себе подобными, Ящером и даже богами. А эти уже только  наполовину
люди.
     -- Эт куда нас теперь? -- прорычал он.
     -- Мы в стольном граде,-- ответили ему.--  Все  богатые  куявы  живут
здесь... Нас либо продадут, либо... Назад не поплывут, это точно.  С  нами
не поплывут.

     Глава 2

     Тяжелый топот в коридоре и лязг засовов прервал все разговоры.  Дверь
отворилась,  из  багрового  от  света  факелов  коридора  пахнуло   свежим
воздухом, а вместе с ним странной смесью  аромата  благовоний  и  крепкого
мужского пота. Кровавые  отблески  прыгали  по  бронзе  щитов,  обнаженным
мечам, остриям копий.
     На пороге возник человек в пышной  одежде.  За  его  спиной  блистали
медные шлемы воинов, щиты, острые  искры  прыгали  по  лезвиям  обнаженных
мечей и  наконечникам  копий.  Запах  благовоний  стал  мощнее,  но  сзади
наваливался и подминал запах немытых тел стражей.
     Пышно одетый хмуро всматривался в полумрак подземелья.  Холеное  лицо
брезгливо кривилось:
     -- Эй, твари... Перестаньте копошиться как черви!
     Из-за его спины вышел громадный надсмотрщик, без нужды щелкнул бичом.
Невольники затихли. Человек с лестницы ткнул пальцем:
     -- Этого!.. Ну, и вон того.
     Надсмотрщик, недобро улыбаясь, спустился вниз, упер кнутовище в грудь
Мрака:
     -- Для тебя нашлась работа получше!.. Выходи.
     Мрак видел как  пальцы  сжались  на  кнутовище,  готовые  при  первом
признаке неповиновения стегнуть бичом. Втянув голову, он пошел  к  выходу.
Мелькнула мысль, схватить жирного,  удавить  одним  движением,  смерть  не
страшна, но тут же, заслоняя  все,  выплыл  образ  той  неземной  женщины,
которая лежала на жертвенном камне...
     Сгорбив  спину,  он  покорно  прошел  мимо  жирного.   Тот   опасливо
посторонился. Надсмотрщик все равно не  утерпел,  с  наслаждением  стегнул
вдогонку:
     -- Быстрее, черепаха!
     Кончик бича вырвал  клок  кожи,  Мрак  ощутил  как  выступила  кровь,
побежала тонкой струйкой. Он втянул голову в плечи, тихо вышел в  коридор.
Там, в окружении блистающих жал  копий,  что  кололи  в  бока,  ему  одели
колодку на шею, пинками выгнали во двор.
     Яркое солнце больно стегнуло  по  глазам.  После  душного  подземелья
воздух казался чистым и свежим как вымытая рубашка. Посреди  двора  стояло
четверо невольников. Все в  колодках,  и  все,  как  заметил  Мрак,  самые
крепкие и злые из гребцов. Они и раньше огрызались на каждый  окрик.  Мрак
спросил шепотом:
     -- Куда это нас?
     -- Не знаешь? --  буркнул  ближайший.  Другие  молчали,  смотрели  по
сторонам налитыми кровью глазами. Один не утерпел, пнул  ногой  ближайшего
стража. Его тут же нещадно избили древками копий. Остальные лишь  смотрели
ненавидяще на людей с оружием,  сопели,  стискивали  связанные  за  спиной
руки.
     Старший страж заорал:
     -- К воротам -- быстро!
     Подгоняемые пинками и остриями копий, невольники сдвинулись с  места.
Тяжелые колодки задевали соседей, слышался сухой стук. Один  упал,  стражи
подняли пинками. Мрак удерживался на ногах, хотя его толкали и задевали со
всех сторон, в бессильной злобе мычал, дергал связанными руками.

     Зал с низкими сводами, куда их пригнали, был пропитан запахами  пота,
страха и ненависти. У Мрака шерсть поднялась на загривке, из глубины горла
вырвалось глухое  рычание.  Рядом  шарахнулись,  на