Гонта побагровел  сильнее,
лицо приобретало синюшный оттенок. Уже все капли ползли вниз,  лицо  стало
мокрым как после ливня. Края раны на спине  раздвинулись,  снова  поползла
струйка крови. Мясо выглядело вспухшим, воспаленным.
     Мрак увидел как начинает вздрагивать стрела, сказал настойчиво:
     -- Пора.
     Гонта на миг остановился, но нечеловеческим  усилием  оттянул  стрелу
еще на ширину ладони. Дрожь прошла по его телу. Мрак страшился, что стрела
сорвется, уйдет в небеса или в землю, но Гонта  страшным  напряжением  все
еще держался, а тетиву сумел отодвинуть еще на ширину пальца.
     -- Стреляй,-- сказал Мрак.
     -- Стреляй,-- сказал за  ним  Шулика,  а  следом  послышались  голоса
артанцев:
     -- Жилы порвешь, мужик...
     -- Стреляй, а то кишки лопнут...
     -- Давай, иначе пуп развяжется...
     -- Не дури, кровью изойдешь!
     Гонта  оскалил  зубы,  замер  на  миг,  затем  диким  усилием   сумел
отодвинуть тетиву со стрелой еще чуть, коснувшись ею уха. Темные от солнца
руки стали красными, словно вся кровь прилила к  ним,  а  лицо,  напротив,
смертельно побледнело. Глаза смотрели вперед, только он один зрел что  там
вдали. На пине затрещали волоконца. Рана от топора ширилась, там  рвалось,
лопалось, свежая кровь освобожденно хлынула широкой струей.
     -- Гонта,-- напомнил Мрак,-- довольно!
     Гонта застыл, видно было нечеловеческое напряжение во всем теле, рука
со стрелой отодвинулась еще на волосок.  Внезапно  на  лбу  лопнула  жила.
Кровь брызнула алыми струйками, обагрила стрелу и повисла на  ней  мелкими
рубиновыми каплями. Гонта страшно оскалил зубы. Кровь  поползла  по  лицу,
затекла в левый глаз. Он яростно вытаращил правый, и тут от усилий лопнули
жилки на висках. Кровь цвиркнула тонкими горячими струйками. Он  вскрикнул
нечеловеческим голосом:
     -- Куявия!.. Я -- сын твой!
     Последним рывком сумел оттянуть тетиву еще чуть, уже  за  ухо.  Затем
стрела исчезла, послышался звонкий хлопок. Тетива задрожала,  разбрызгивая
алые капли крови. Гонта счастливо закрыл глаза,  колени  его  подгибались.
Мрак с криком "Дурак!" бросился к нему, только он успел увидеть как тетива
рассекла незащищенную кожаной рукавицей руку  до  крови...  нет,  рассекла
вместе с костью! Большой палец упал на камни,  разбрызгивая  кровь  и  еще
дергаясь в последнем усилии держать древко лука.
     Гонта рухнул как  срубленный  дуб.  Мрак  перевернул  его  на  спину.
Искаженное нечеловеческим напряжением лицо Гонты  медленно  расслаблялось.
Губы шевельнулись, Мрак услышал только женское имя, но  это  не  было  имя
богини, которой он вверял душу.
     Додон трясся, суетливо спрашивал:
     -- Все видели стрелу?.. Все видели куда полетела?
     -- Замолчи,-- ответил наконец Шулика устало. Он подошел к краю, долго
смотрел в сторону реки.-- Там везде  мои  отряды.  А  стрелу  куява  сразу
увидят и скажут, где упала.
     Горный Волк навис над Гонтой, попытался  пнуть  ногой  в  лицо.  Мрак
подставил свои сбитые цепями в кровь руки.
     -- Издох?
     -- Погиб,-- прошептал Мрак, он подул в лицо Гонте, пощупал  жилку  на
шее.-- Не верю... Погиб! За что? За эту жалкую  тварь?  За  то,  чтобы  он
попрежнему сидел на троне?

     Глава 50

     Мрака стащили с башни, когда во двор ворвался взмыленный всадник. Еще
издали закричал сорванным голосом:
     -- Воевода!.. Воевода! Стрелу нашли!
     Шулика быстро обернулся:
     -- Где?
     Всадник ответил плачущим голосом:
     -- Мы переправлялись через реку на эту сторону. Она на излете ударила
в горло твоему сыну Соколенку. Он как раз вел отряд.
     Шулика прошептал мертвым голосом:
     -- Мой сын... Он ранен?
     -- Нет,-- ответил всадник упавшим голосом.
     -- Сильно ранен?
     -- Он убит. Прямо посреди реки! На месте, где кордон с этой проклятой
Куявией.
     Шулика закричал как пораженный насмерть  зверь.  Мрак  видел  как  он
ухватил себя за волосы, рванул, пустил по ветру целые  горсти,  и,  словно
ощутив в этом облегчение, принялся рвать снова, упал и катался  по  земле,
стуча головой о камни, разбивая в кровь лицо.

     Во двор c пронзительным визгом ворвались на быстрых  конях  всадники.
За спинами развевались длинные волосы.  Их  было  не  больше  десятка,  но
следом неслась колесница,  влекомая  парой  взмыленных  вороных  коней.  С
вожжами в руках стояла во весь рост полная  женщина  с  короткими  черными
волосами.
     -- Медея,-- пронесся общий вздох.
     -- Царица поляниц...
     -- Что-то теперь?
     Артанцы по знаку Горного Волка вытащили  топоры  и  встали  в  боевую
линию.  Он  хотел  отдать  еще  какой-то  приказ,  но  Шулика  нашел  силы
прошептать что-то, и его люди с места не сдвинулись.
     Медея, такая непривычная с короткими волосами,  впервые  не  сошла  с
колесницы, а  спрыгнула.  Народ  поспешно  дал  дорогу.  Посреди  двора  в
окружении  вооруженных  артанцев  лежал  Гонта.  Широко  раскрытые   глаза
невидяще  смотрели  в  грозно  нависшее  небо.  По  залитому  кровью  лицу
неторопливо  сползала  застывающая  темная  струйка.  На  груди  пламенела
россыпь крупных капель, похожих на драгоценные рубиновые камешки.
     -- Гонта!
     Она  с  криком  упала  на  труп  мужа.  Артанские  воины  почтительно
отодвинулись еще на  два-три  шага,  тесня  народ,  и  оказались  рядом  с
поляницами. Те стояли кольцом, легкие мечи в руках, дротики наготове.
     Медея провела ладонью по  лицу  Гонты.  Глаза  закрылись,  искаженное
судорогой лицо расслабилось. Наконец-то, говорили его губы  беззвучно,  мы
не ссоримся. Наконец-то Медея плачет не из-за меня, а по мне.
     Лицо ее стало мертвенно бледным. Черным от горечи голосом  выговорила
с трудом:
     -- Ты погиб... отдал жизнь за земли, где тебя  сделали  вором...  где
была награда за твою голову! Есть ли на свете справедливость?
     Гробовое молчание было ответом. Мрак сказал глухо:
     -- Медея, боги создали мир... каков он есть.
     -- Несправедливым!
     -- Но пришли такие как Гонта! Медея... мир по капельке,  по  песчинке
становится лучше.
     Медея упала  на  труп,  горько  зарыдала.  Мрак  опустил  голову.  По
песчинке -- это пройдут тысячи лет, пока мир станет заметно лучше. Но  что
до того времени тем, кто чья жизнь длится пять-семь десятков лет?
     И что тому, подумал он с горькой насмешкой, чья жизнь длится лишь  до
первого снега! А снег, судя по всему, выпадет сегодня ночью.
     Медея медленно расжала руки, поднялось. Ее всегда розовое  лицо  было
смертельно бледным, в темных глазах появилась непонятная решимость.
     -- Ты велел остаться,-- сказала она тихо, голос ее прерывался,-- и  я
осталась... Но сейчас ты не можешь это велеть!
     Голос ее стал тверже. Одна из поляниц воскликнула предостерегающе:
     -- Царица!
     В руке Медеи блеснул нож с длинным узким лезвием.  Ее  страдальческие
глаза не отрывались от Гонты:
     -- Но сейчас ты молчишь... И я иду за тобой!
     Поляницы бросились вперед, но узкое лезвие уже с  силой  ударило  под
левую  грудь.  Медея  закусила  губу,  рука  напряглась,  длинное   лезвие
погрузилось в ее плоть по самую рукоять. На миг в глазах  мелькнул  страх,
затем лицо осветилось, а губы раздвинулись в торжествующей улыбке:
     -- Я... смогла!
     Она рухнула на труп Гонты, белые нежные руки обхватили его за  плечи.
Все слышали как она прошептала угасающим голосом:
     -- Милый... Там мы не будем ссориться...
     Артанцы стояли  с  хмурыми  лицами.  За  их  спинами  в  толпе  пошли
всхлипывания. Женщины утирали слезы, подростки стояли с  бледными  лицами,
подбородки вздрагивали, слезы бежали по щекам, оставляя блестящие дорожки.
     Поляницы медленно  подняли  свою  царицу.  Ладони  окрасились  теплой
кровью.  Артанцы  провожали  их  глазами,  пока  ее  положили  в   царскую
колесницу, затем Шулика рявкнул что-то,  четверо  воинов  взяли  Гонту  на
руки.
     Под плач челяди его  тоже  отнесли  к  колеснице,  положили  рядом  с
Медеей. Артанцы стали по обе стороны, разом ударили  бронзовыми  рукоятями
топоров в щиты, крикнули мощно,  так  что  испуганное  эхо  заметалось  во
дворе:
     -- Слава!.. Слава!.. Слава!
     Шулика выпрямился тоже, он как  побледнел  после  известия  о  смерти
любимого сына, так и оставался желтым как покойник,  но  сумел  ударить  в
металлический щит, отдавая воинские почести:
     -- Слава...
     На колесницу перепрыгнула с коня Мара, рослая  поляница  передала  ей
вожжи. Мара вопросительно  смотрела  на  Шулику.  Тот  выдавил  пересохшим
горлом:
     -- Мы уезжаем... Граница остается прежней.
     Из угла двора, где овечилась кучка бояр вокруг  забытого  всеми  царя
Додона, послышался вздох из дюжины глоток. Мара перевела тоскующий  взгляд
на Мрака, тот выглядел виноватым, не  уберег,  не  сумел,  кивнула  ему  и
дернула за вожжи:
     -- Пошли!
     Кони сдвинулись осторожно, словно знали, какой бесценный груз  везут.
Мара дернула сильнее, сказала зло, едва удерживая рыдания:
     -- Ну, дохлые!.. Пошли!
     Кони рванулись к воротам, но Мрак успел увидеть как ветром сорвало из
глаз Мары первые слезы, и понял почему так торопится пустить коней вскачь:
под стук копыт и колес можно дать волю слезам, никто не увидит.
     Артане провожали их сочувствующими взглядами,  пока  те  не  покинули
двор. Когда стук копыт удалился в сторону ворот, они  начали  садиться  на
коней. Двое по взмаху руки Шулики сорвались с  мест,  понеслись  вдогонку.
Горный Волк оглянулся на Додона,  на  Мрака,  посмотрел  на  жалкую  кучку
верных Додону воинов.
     На лице его отразилось презрение,  но  когда  еще  раз  посмотрел  на
Мрака, старая ненависть зажглась во взоре:
     -- Мы уходим... но мы еще встретимся.
     -- Вряд ли,-- сказал Мрак негромко.
     -- Что?
     -- Становись в очередь,-- ответил Мрак.
     Горный Волк оглянулся на кучку  бояр  с  Додоном  в  середке.  Шулике
подвели коня, тот взобрался тяжело, руки вздрагивали. Горный Волк кивнул:
     -- Да, ты умеешь заводить врагов. Похоже, не проживешь и  часа,  едва
выедем за ворота. Но если хочешь, можешь умереть как мужчина.
     Мрак ответил негромко:
     -- Я умру как мужчина. Чего не скажешь о тебе.
     Горный Волк повернулся к Шулике:
     -- Позволь нам сразиться!.. Он  согласен.  Это  не  будет  нарушением
законов Куявии.
     Шулика поморщился, голос его был мертвым:
     -- Только если не долго.
     Горный Волк заверил:
     --  Это  мигом!..  Эй,  пусть  выберет  любое  оружие.  А  ты   ежели
победишь... ха-ха-ха!.. Додон тебя в задницу поцелует и полцарства отдаст.
А то и поболе, чем полцарства. Ежели я, то умрешь от моего меча.  Я  бы  и
рад потешиться, кости ломать по одной, но сам видишь как тебе повезло!
     -- Доставай свой меч,-- ответил Мрак.-- Если то, что у тебя там висит
у седла, это и есть меч.
     Артане подали коней назад, тесня челядь и селян, прибывших в город на
торг.  Образовался  круг  посреди  двора.  Из-за  спин  всадников   кто-то
выкрикнул:
     -- Не соглашайся, Мрак...
     -- Это Горный Волк,-- добавил второй простолюдин.-- Его никто еще  не
одолевал.
     Я даже знаю почему, подумал Мрак невесело. Но  потерять  честь  хуже,
чем потерять жизнь.
     С него сбили цепи, и, пока растирал занемевшие  кисти  рук,  принесли
его палицу, круглый щит и  зачем-то  два  дротика.  Горный  Волк  стоял  в
окружении артанцев, а Шулика что-то ему втолковывал, указывал  на  Додона.
Горный Волк кивал, лицо перекашивалось злобой.

     Они сошлись на  середине  двора.  Мрака  подбадривали  криками,  даже
артанцы смотрели сочувствующе. Закованный в бронзовые доспехи Горный  Волк
был свежим и жаждущим крови, а его противник стоял с голой грудью,  темные
волосы слиплись в крови и так засохли. Все знали, что злодейское  убийство
гостей далось Додону очень дорого. Один только этот воин,  перед  тем  как
упасть от изнеможения, поразил сильнейших богатырей Куявии.
     -- Давай! -- сказал Горный Волк и захохотал. В глазах вспыхнула жажда
убийства.-- Иди сюда, мясо для моего меча!.. Трава для моей косы смерти!
     Он мощно передернул плечами, показывая как быстр и  горяч,  захохотал
снова. Наружу рвалась звериная мощь, он  рычал  и  ревел  от  предвкушения
лютого боя, пусть даже короткого, пусть даже не  разогреется,  но  все  же
услышит сладостный удар своего меча, в лицо брызнет горячая кровь врага, в
ушах как сладкая песнь зазвенит отчаянный вопль сраженного им, его  силой,
его руками!
     Первый же удар был так тяжел, что Мрака отшвырнуло к стене. В  голове
загудело. Горный Волк еще хохотал, когда Мрак оттолкнулся от стены. Он сам
чувствовал как его движения замедлились из-за ран, и палица, вместо  того,
чтобы ударить противника в лоб, лишь скользнула по блестящему панцирю. Все
же Горный Волк сделал несколько поспешных шагов назад,  чтобы  устоять  на
ногах.  От  неожиданности  ахнул,  а  из  артанцев   кто-то   одобрительно
присвистнул:
     -- Этот лохматый чего-то стоит...
     -- Стоит того, что о нем рассказывают,-- добавил второй.
     Горный Волк пригнулся, глаза его как два отравленных кинжала уперлись
в лицо Мрака.
     -- Ты умрешь не сразу! Я брошу тебя в  пыль  с  перебитыми  ногами  и
руками...
     С ревом он обрушивал тяжелые удары, стараясь  сокрушить,  повергнуть,
вбить противника в землю. Кисти рук  Мрака  занемели,  он  едва  удерживал
палицу обеими руками. Рана на  лбу  открылась,  соленое  чувствовал  и  на
губах, а Волка видел сквозь красный туман.
     Он с трудом увернулся от разящего меча, ударил Горного Волка  палицей
по руке. Тот лишь оскалил зубы, Мрак едва успел заметить над головой блеск
металла и, даже прикрывшись палицей, ощутил как она рухнула ему на голову.
В глазах вспыхнули звезды. Он упал  на  спину,  сквозь  кровавый  туман  в
глазах видел как надвигается чудовищная  фигура,  видел  злую  усмешку  на
отвратительном лице, видел как поднимается меч для последнего удара...
     В последний миг отчаянно дернулся вправо, лезвие  ударило  в  камень,
оглушив визгом металла по камню. Бок опалило болью. Он с  трудом  поднялся
на колени, выдержал удар меча, выставив обеими руками над головой  палицу,
руки онемели по локти, кое-как поднялся на ноги, и тут  же  страшный  удар
бросил его на землю. Он ударился головой о каменную стену.  Волк  с  ревом
надвигался, Мрак закрылся палицей, выдержал еще пару ударов, в ответ сумел
ударить сам, смутно слышал чей-то крик, но тут же страшный удар бросил его
на землю. Он поднялся, и снова в голове взорвалось  от  грохота  и  жуткой
боли.
     Он все поднимался, избитый и  окровавленный,  и  в  толпе  потрясенно
молчали. Наконец поднялся с измочаленной палицей только в  одной  руке,  а
другая, залитая кровью и  обезображенная,  бессильно  висела  вдоль  тела.
Кто-то из артанцев не выдержал:
     -- Такого бы да на нашей стороне!
     -- Да уж...
     А Шулика пробормотал:
     -- Это мы можем быть на его стороне или не на его.
     Когда Мрак поднялся в десятый или одиннадцатый  раз,  среди  артанцев
пробежал говор:
     -- Он из бронзы, что ли?
     -- Куда там бронзе... уже б сломался.
     -- Что за... человек ли вообще?
     -- Человек,-- ответил голос Шулики.-- Как раз он -- человек.
     Мрак тряхнул головой, и капли крови на мгновение очистили взор.  Волк
надвигался ухмыляющийся, огромный, несокрушимый. Внезапно  к  Волку  сзади
подошел Шулика. Рука артанца властно схватила Горного Волка за плечо.
     -- Погоди!
     Волк раздраженно дернул плечом:
     -- Чего еще?
     -- Мои воины требуют жизни для этого человека.
     Волк вскинул брови:
     -- Жизни?
     -- И свободы,-- добавил Шулика, вспомнил про обещание  Волка  бросить
варвара в пыль с перебитыми ногами и руками.-- Пусть уходит...  как  есть.
Если не умрет от ран, что случится скорее всего, то, значит, и  наши  боги
желают ему жизни.
     -- Что? -- взревел Волк.
     В ярости он стал еще выше ростом, раздался в плечах, и  вид  его  был
ужасен, как у самого бога сражений. Устрашенные артанцы однако по движению
руки Шулики выставили копья. Острия почти упирались Волку в грудь.  Другие
взяли наизготовку боевые топоры.
     -- Пусть уходит,-- повторил Шулика настойчивее.-- Их было двое.  Один
ценой жизни защитил кордоны Куявии, второй только что  защитил  ее  честь.
Убив его, мы потеряем больше.
     Волк, казалось, вот-вот  кинется  на  артанцев.  Глаза  его  полыхали
огнем, лицо дергалось. С трясущихся губ  потекла  желтая  пена.  В  глазах
росло и ширилось безумие. Рука крепче  стиснуло  рукоять  меча,  и  Шулика
повторил громче:
     -- Пусть уходит. Ты сразишься, когда он будет стоять  на  ногах.  Нет
чести в победе над раненым не тобой. А у тебя есть другая задача.
     Мрак видел как огромным усилием воли Волк взял свою ярость  в  кулак.
Взгляд очистился от сумасшествия, и Мрак внезапно понял, что хотел сказать
Шулика. Да, границы Куявии подтверждены. Артания не  получит  ни  пяди  ее
земли. Но в самой Куявии трон может занять более дружественный  к  Артании
царь!
     В гудящей от боли голове Мрака мелькнуло только одно имя.  Если  Волк
сейчас убьет Додона и его слуг, то Светлане не уйти от его рук.
     -- Нет,-- прохрипел он. Выплюнул  сгусток  крови  размером  с  кулак,
прохрипел громче.-- Нет... Я не дам этому трусу уйти от боя.
     Артанцы зароптали, а Волк повернулся как ужаленный:
     -- Я трус?
     -- Подлейший,-- пошептал Мрак.-- Сражайся.
     Шулика тревожно посмотрел вокруг, лица артанцев были хмурыми,  сказал
торопливо:
     -- Ты -- герой, признаю. И ты сразишься с ним... потом.
     -- Нет,-- качнул головой Мрак.--  Это  подлейший  из  людей.  Его  не
женщина породила.  И  долг  каждого  на  свете  --  сражаться  с  ним.  Не
откладывая.
     Мальчонка из толпы бросился к Мраку, с плачем попытался выпихнуть его
из круга. Мраку показалось, что он узнал малыша, хотя в гудящей голове был
только горячечный туман. Обезумевший от ярости  Волк,  по  губам  которого
пена потекла еще гуще, ухватил мальчишку за волосы с такой яростью, словно
дотянулся до самого Мрака,  поднял  в  воздух.  Ребенок  кричал  от  боли,
колотил Волка по груди кулаками, бил  ногами.  Волк,  продолжая  хохотать,
швырнул его оземь,  наступил  ногой.  Все  слышали  как  хрустнули  тонкие
детские косточки.
     В толпе ахнули, заплакали женщины.
     -- Ты не человек...-- повторил Мрак.-- И не  женщина  тебя  породила,
гад ты ползучий!
     Кто-то из артанцев протянул ему свой топор. Мрак отбросил палицу,  от
нее остался лишь обломок, сжал рукоять топора обеими руками, шагнул вперед
и обрушил удар на врага. Волк даже не пытался закрываться щитом,  небрежно
подставил меч, в глазах было торжество и ярость. Острие уже поворачивалось
в сторону противника, суля наконец-то смерть.
     Топор Мрака звякнул о меч, тот с леденящим душу треском  переломился.
Затем был треск: острое лезвие разрубило на груди Волка  доспех.  Раздался
страшный крик Волка,  от  которого  вздрогнули  стены.  В  мертвой  тишине
потрясенных людей слышалось хриплое дыхание Мрака. Залитое кровью топорище
выскользнуло из ладони, он сам едва держался на ногах, шатался, глаза  его
неверяще смотрели на Волка.
     Тот снова вскрикнул страшно,  топор  торчал  из  его  широкой  груди,
вбитый до половины лезвия словно в  дубовую  колоду.  Обеими  руками  Волк
ухватился за  топорище,  с  ужасным  воплем  выдернул.  Из  глубокой  раны
плеснула струя горячей крови шириной в  ладонь.  Она  падала  на  каменные
плиты, разбрызгивалась, заливала ямки, а  Волк  на  глазах  бледнел,  лицо
заострялось. В глазах было неверие.
     -- Ты,-- прохрипел он,-- ты меня...
     -- Раньше бы,-- просипел Мрак разбитым ртом.
     Вытер дрожащей рукой кровь с лица, и сквозь красную пелену увидел как
в  углу  двора  сгорбилась  подле   костра   женщина   в   бедной   одежде
простолюдинки. Ее плечи вздрагивали.
     За спиной Волка поверх дотлевающи