и
плечами.
     Внезапно в круг ворвалась Гульча, ухватила Олега за пояс:
     -- Дай мне нож!
     -- Будем драться вместе? -- спросил он.
     В толпе хохотнули.
     -- Они не возьмут меня живой!
     Олег  вытащил  из  чехла  нож,  отбросил  в  сторону.  Гульча  быстро
подхватила. Да, славяне почти не держат рабов -- кто выживет, того  вскоре
принимают в общину. Но если Масляк помрет, то ее ухватит  этот  опьяненный
кровью велет. Тонкие косточки затрещат, окровавленные пальцы будут  шарить
по ее телу. Еще повезет, если станет забавой только для Тверда и  братьев,
если они есть, -- один мужик, даже тиверец, лучше, чем три  десятка.  Ведь
он может, насытившись, бросить ее молодым парням на потеху, пока  она  еще
не человек -- добыча...
     В толпе  затихли:  двое  бойцов  уже  шли  медленно  по  кругу,  чуть
пригнувшись, присматриваясь друг к другу. Тверд был чуть ниже Олега, но  в
плечах тяжелее -- они казались покатыми под массой  мускулов.  Голые  руки
вздулись, в рыжих волосах прыгали солнечные искорки.  Руки  были  длиннее,
чем у пещерника. Лицо в шрамах, нос расплющен, словно ударом копыта.
     Олег наконец выдернул меч из ножен, в толпе ахнули. Голубоватый булат
блеснул, как холодное пламя. Тверд вытянул руку с  длинным  мечом  вперед.
Мечи звонко цокнулись кончиками, пробуя вес чужого меча, крепость хватки.
     Внезапно  Тверд  прыгнул  вперед,  ударил   наискосок.   Олег   ловко
парировал: Тверд всего лишь  проверял  защиту.  Снова  медленно  пошли  по
кругу, следя за каждым движением друг друга. В  толпе  замерли:  Тверд  --
лучший боец, известный русич, почему так осторожен?..
     Тверд прыгнул, тяжелый меч взвился с легкостью  хворостинки.  Олег  с
трудом отражал удары -- тиверец оказался намного быстрее, чем  можно  было
ожидать от такой бычьей туши. Тверд наступал шаг за шагом, глаза  блестели
холодно, не увлекался, был готов к защите, выпадам, подвохам.
     Мечи сшибались с треском, между волхвом и Твердом  словно  бы  мерцал
занавес из ярких бликов в быстро бегущем ручье. В толпе  ахали,  не  могли
уследить за молниеносными ударами -- мелькали не два меча, а две дюжины!
     Тверд упруго вдруг отпрыгнул, уловил  момент  ответного  выпада.  Щит
поднялся, защищая голову, а  мечом  он  полоснул  внизу,  пытаясь  достать
колени пещерника. Олег едва успел уклониться, поспешно опустил щит, но меч
Тверда блеснул над головой, и Олег упал на спину, перекувырнулся, вскочил,
отражая страшный удар, нацеленный в шею.
     -- Александрийская школа... -- прохрипел  Тверд.  --  Ничо...  русичи
тоже...
     Он насел, обрушивая  такие  тяжелые  удары,  словно  бил  молотом  по
наковальне.  Капли  крови  сорвались  на  грудь,  руки,  в  толпе  азартно
завизжали. Олег отступал, и народ  расступился,  выпуская  его  из  круга.
Тверд усилил натиск, Олег внезапно отшатнулся, страшный удар меча пришелся
по столбу Велеса. Скотьего бога тесали из кондового негниющего  ствола  --
лезвие врубилось глубоко, на всю его ширину, и Олег опустил свои мечи. Его
грудь вздымалась часто, дыхание вырывалось с хрипом.
     Тверд с руганью дергал за рукоять,  от  него  веером  летели  крупные
капли, словно огромный пес отряхивался после купания. Он дважды  оглянулся
в страхе на Олега, тот отдыхал, в спину не бил.
     Красный, злой Тверд с огромным усилием выдрал меч, тут же прыгнул  на
Олега.  Олег  отразил  два  удара,  внезапно  взмахнул  наискось,   Тверда
отбросило. По искаженному лицу Олег понял, что левая рука русича онемела.
     -- Ничо, ничо, -- прохрипел Тверд. Он дышал тяжело, по красному  лицу
струился пот. -- Не боись, я не мясо... А вот ты -- труп!
     Снова заблестело две дюжины мечей. Олег и  Тверд  сходились  грудь  в
грудь, парировали,  делали  выпады,  обомлевшим  зрителям  казались  двумя
водоворотами смерти -- не уследить, слишком все  стремительно  --  тяжелое
дыхание, запах пота, ослепительные искры колят глаза.
     Тверд нанес страшный удар сверху,  тут  же  полоснул  над  землей  по
коленям. Лезвие пропороло кожу штанов, Олег отпрыгнул запоздало -- штанина
повисла, и Олег отступил, шатаясь под градом ударов. Штанина волочилась по
земле, мешала, по голой ноге побежала струйка крови.
     В толпе нарастал гул,  Тверд  оскалил  зубы,  чуя  победу.  Отшвырнув
акинак, перехватил меч обеими руками, пошел рубить справа  и  слева.  Олег
пятился, кровь заливала глаза, сердце  колотилось  часто,  грозя  выломать
ребра. Он тоже отшвырнул малый меч, но двуручным,  лишь  парировал  удары,
все хуже и хуже.  Внезапно  он  отступил  в  сторону,  Тверд  проскочил  с
разбега, но тут же  круто  развернулся.  Яркое  солнце  ударило  в  глаза.
Полуослепленный, он почти не видел,  как  жутко  блеснуло  голубое  лезвие
чужого меча.
     В толпе вскрикнули. Ноги Тверда подломились в коленях,  он  опустился
медленно, словно хотел  прилечь,  но  он  был  мертв  раньше,  чем  голова
коснулась земли.
     Олег дышал тяжело, вяло стер ладонью со лба кровь, голос стал сиплым:
     -- Могучий русич... зазря погиб...
     Вокруг него были не люди -- врытый в землю частокол, а  лица  белели,
как горшки из белой глины. Даже дети не двигались,  смотрели  на  залитого
кровью страшного чужого человека расширенными от ужаса глазами.
     Вождь медленно поднялся, подошел к распростертому Тверду. Под могучим
русичем расплылась огромная лужа крови, темная земля стала багровой.
     -- Он мог бы стать вождем,  --  проговорил  вождь  странным  голосом.
Олегу почудилось облегчение. -- Но богам сверху виднее...
     Олег сквозь кровавый туман ощутил, что его дергают  за  руку.  Гульча
поднялась на цыпочки, тянулась к его лицу с чистой тряпицей:
     -- Наклонись! Надо перевязать.
     -- Не надо, -- прохрипел Олег. -- Остыну, кровь остановится. Перевяжи
ногу...
     Она упала на колени,  быстро  и  умело  перетянула  рану,  сунув  под
тряпицу  лист  подорожника.  Мужики  поволокли  за   руки   Тверда,   ноги
волочились, подкованные сапоги русича оставляли глубокие борозды. Какой-то
парнишка бережно  и  с  усилием  поднял  меч,  понес  его  за  поверженным
богатырем. Посреди круга осталась огромная парующая лужа крови.
     Вождь долго шушукался со старейшинами, поворотив к Олегу широкую, как
холм, спину, наконец повернулся -- злой, насупленный:
     -- Волхв.. Все равно это не по-нашенски. Мы, тиверцы, верим только  в
богов и свои силы. Тверд много скитался по белу свету,  многому  научился,
это и сгубило. Не надо нам заморских  штучек!..  Тебе  бороться  со  мной,
понял? Сила на силу.
     Гульча ахнула, вскочила, как  злая  кошка  --  кулачки  сжаты,  глаза
горят. Олег молча отодвинул  ее  с  дороги.  Вождь  стоял  посреди  круга,
массивный, коротконогий, еще похожий на рассерженного медведя. Грудь была,
как бочка, живот выпирал поверх пояса, а  руки  были  толщиной  с  бревно.
Массивнее и тяжелее Тверда, он напоминал скалу, у которой солнце, ветер  и
дожди сгладили острые края, оставив нетронутой исполинскую глыбу.
     Олег вздохнул поглубже, изгоняя усталость, вытянул руки.  Его  пальцы
наткнулись на ощупывающие пальцы вождя, каждый как топорище толщиной,  сам
сделал выпад, обхватил. Рук едва-едва  хватило,  чтобы  сцепить  на  спине
пальцы. Он задержал дыхание, вождь тоже сдавил, в глазах  Олега  потемнело
-- словно попал между сдвигающимися горами. Задерживая дыхание, он  напряг
мышцы груди. Ребра гнулись, трещали, остро кольнуло болью. Дыхание забивал
мощный запах браги и смрад гнилых зубов.
     Они качались, упершись грудь в грудь. Олег не  видел  ни  оскаленного
лица вождя, ни вытаращенных глаз в толпе. В глазах потемнело, жар бросился
в голову, в ушах звенело. Он напрягал мышцы, сжимал руки  все  сильнее,  в
свою очередь чувствуя, как вождь крушит ему ребра, рвет сухожилия,  ломает
кости...
     Внезапно  услышал  хруст.  На  спину  словно  плеснули   горячим,   а
чудовищные руки, что крушили его тело, ослабли.  Он  сдавил  из  последних
сил, хрустнуло громче. Руки  вождя  медленно  разжимались.  Олег  отпихнул
грузное тело, отступил, высвобождаясь от объятий. Из ноздрей и  раскрытого
рта вождя хлестала, как из лопнувшего бурдюка с  вином,  кровь.  В  голове
Олега гудело, перед глазами стоял кровавый туман. На лбу  открылась  рана,
кровь снова побежала через брови в глаза.
     Вождь грохнулся навзничь, как срубленный дуб-великан. Земля дрогнула,
далеко за заборами залаяли псы. Изо рта вождя все еще бежала темная кровь,
заливая грудь.
     Гульчачак  скользнула  к  Олегу,  просунула  голову  ему  под   руку,
повела-потащила к их коням. Мальчишка, бледный как снег, безропотно  отдал
поводья. Его пальцы дрожали, а глаза были огромные, как плошки.
     Олег с помощью девушки тяжело взобрался  в  седло.  Гульча  торопливо
вскарабкалась на своего вороного, схватила белого коня за повод:
     -- Н-но! Быстрее отсюда!
     Старейшины стояли тесным кругом над вождем, лица  были  потрясенными.
Один наконец поднял голову, глаза были налиты кровью,  точь-в-точь  как  у
покойного вождя:
     -- Пещерник или сам Чернобог! Ты волен покинуть нашу весь.  Но  когда
пересечешь реку -- там кончаются наши земли, -- мы свободны перед  богами.
На тебя начнет охоту всякий, кто пожелает.
     Олег тряхнул головой, в глазах стало светлее. Он  уже  мог  различать
лица.. Тиверцы смотрели со всех сторон с  ужасом,  но  так  смотрят  и  на
огромного секача, лютого медведя-великана. Тем чести затравить,  победить,
раскроить голову лихим ударом, содрать шкуру и повесить на стене!
     -- А если мы не пересечем реку? -- спросил он хрипло.
     Старейшина оглянулся на остальных, голос его стал тверже, обрел нотки
вождя:
     -- В наших землях ты в полной безопасности!..  Порукой  --  боги.  До
самого захода солнца.
     Олег  оглядываться  на  солнце  не  стал.  Тени  удлинились,   начали
сливаться, обещая скорый приход сумерек.
     -- На честных людях белый свет держится, -- пробормотал он, борясь со
слабостью. -- Прощевайте. Не поминайте лихом.
     Позади остались тела двух сильнейших мужей, у Масляка всю жизь  будет
гудеть в ушах, но сказать на прощанье  надо  было  что-то,  и  зря  Гульча
побелела, как его конь. Олег сказал ей хрипло:
     -- Быстро -- на тот берег. Мы уже в седлах, понятно?
     Он послал коня с места в галоп. Сзади тут же загремел частый топот --
тонконогий вороной летел следом, как птица, ему передался страх всадницы.
     Они вылетели за околицу, впереди неожиданно  близко  мелькнула  вода.
Речка обещала быть мелкой, берег понижался медленно. Конь Олега вломился в
камыши, распугивая жаб  и  уток,  промчался,  поднимая  завесу  искрящихся
брызг. Вода достигла брюха коня, потом дно поднялось, по ногам скользнули,
застряв в стременах, мокрые стебли  болотной  травы,  и  кони  бок  о  бок
вынесли на другой берег.
     Олег на скаку оглянулся, охнул от боли в ребрах. Далеко позади  между
домов метались крохотные фигурки, бегом выводили коней, седлали  второпях,
снова врывались в дома, спеша  ухватить  оружие.  Доносились  приглушенные
расстоянием вопли, визг, бешеный лай.
     -- Догонят? -- спросила Гульча в страхе.
     -- Если захватят запасных коней. А они  захватят,  тиверцы  --  народ
богатый, запасливый. Зря ты не осталась.
     -- Они отобрали наших запасных коней! -- крикнула она с негодованием.
     -- Кони не совсем наши, --  напомнил  он,  чувствуя,  как  постепенно
возвращаются силы. -- Мы их нашли, помнишь? Но когда ты  успела  подобрать
эти мечи?
     -- Пока вы давили друг друга в нежных объятиях. Я знала, ты одолеешь!
Вон какой бык, хоть и прикидываешься святошей.
     Голос ее звучал уверенно. Олег поморщился от боли во всем теле. Он во
время схватки вовсе не был так уверен в ее исходе. Скорее, наоборот.
     Над головой проносились суковатые ветки. Дорога сузилась,  наезженная
часть заросла травой, сухой стук копыт  сменился  сочным  хрустом.  Сперва
тянулась сочная трава, затем -- толстый зеленый  мох,  наконец  замелькали
поляны коричневых перепрелых листьев, под ними прогибалось толстое  одеяло
мха.
     Гульча  припала  к  шее  коня,  внезапно  ощутила  себя  маленькой  и
беспомощной среди холодных бескрайних просторов. Здесь  гипербореи,  вдали
от привычного ей мира бурлит незнакомая жизнь, рождаются и гибнут  народы,
возникают новые племена и союзы, где свирепые варвары воюют, создают новые
законы, мораль, этику... Что возникнет в этом бурлящем котле? Спасение или
гибель для цивилизованного мира, для ее богоизбранного народа?  Придут  ли
отсюда, как было предсказано, свирепые Гог и Магог?..
     Олег дважды поворачивал коня -- резко, неожиданно. Обернуть  подковы,
как делают  хитрецы  в  детских  сказках,  --  нелепо.  Голыми  руками  не
обернешь, про это забывают, к тому  же  всегда  сильнее  вдавлен  край,  в
сторону, куда скачешь. Он менял дорогу, чтобы не смогли устроить засаду.
     Солнце опускалось за виднокрай, когда  сзади  послышался  настигающий
топот. Вскоре донесся ликующий злобный вопль -- беглецов  увидели.  Гульча
послала коня вперед, в страхе пытаясь проскользнуть вперед коня пещерника,
но дорога была узкая, деревья стояли стеной, и они неслись между двух стен
-- хищные ветви едва не выбрасывали из седел.
     Вдруг пещерник резко повернулся, Гульча  успела  увидеть  прищуренные
глаза, мимо уха свистнуло, сзади раздался крик. Гульча уткнулась  лицом  в
теплую шею коня и закрыла глаза. Над  головой  вжикнули  еще  три  стрелы,
сзади стук копыт начал слабеть.
     Олег  повернулся  как  раз  в  тот  момент,  чтобы   пригнуться,   --
перегородившая дорогу рогатая ветка едва не проломила ему голову.
     Когда дорога расширилась, Гульча  догнала  пещерника.  В  ее  больших
глазах с удивленно вздернутыми бровями был вопрос.
     -- Самые горячие, -- крикнул Олег, не поворачивая головы.  --  Теперь
догонят те, кто поумнее!
     Солнце скрылось, на землю упали сумерки, и снова раздался настигающий
стук копыт. Олег хмуро усмехнулся: славяне научились подобно степнякам  на
полном скаку перепрыгивать с усталых коней на свежих!..  Впрочем,  славяне
на треть скифы, а те первыми придумали верховую езду,  стремена  и  многие
боевые приемы.
     Мимо Гульчи, что снова оказалась позади, пронеслась стрела,  со  злым
стуком вонзилась в дерево. Олег не оглядывался,  пока  конь  не  вынес  на
широкую поляну. Затем в его руках мелькнул лук,  конь  не  успел  прыгнуть
трижды, как пещерник пустил четыре стрелы. Крик послышался,  едва  исчезла
первая стрела. Потом крик стал многоголосым, и топот оборвался.
     Гульча догнала Олега. Он невесело оскалил зубы:
     -- Остановили и умников... Теперь  черед  осторожных.  Эти  закроются
щитами, навалятся массой. Не остановятся.
     В лесу быстро темнело. Ее лицо  расплывалось  бледным  пятном.  Голос
дрожал, словно тонкая паутина:
     -- Ночью они не погонятся?
     -- Они знают окрестные леса, -- ответил Олег горько, -- а мы нет.
     Конь под Олегом ступал осторожно, наконец остановился вовсе,  впереди
была чернота. Чернота окружала сзади и с боков.  Он  соскочил  на  мшистую
землю, снял обе седельные сумки, меч. Хотел было снять  и  седло,  большую
цену дадут, но передумал -- быть бы живу.
     -- Придется пешком, -- сказал он, -- останавливаться нельзя.
     -- А кони?
     -- Останутся как вира, твой -- за Масляка, мой -- за Тверда.
     Ее сладкий голосок был полон яду:
     -- Ты забыл вождя, святой пещерник! И  стрелами  в  кого-то  случайно
попал.
     -- Тебя красиво обрядили, -- бросил он, -- и  серьги  с  камушками...
Чем не вира?
     -- А я пойду голой?
     -- Лето, -- буркнул он безучастно.
     Он закончил снимать кладь  со  второго  коня,  перегрузил  на  плечи.
Гульча пыталась помочь, тащила всякую мелочь на  свои  узкие  плечики.  Он
чувствовал ее страх и добавил примирительно:
     -- Тебе можно ходить голой. Красоту грешно прятать.
     Гульча с первого шага ударилась лицом о что-то  твердое  и  шершавое,
упала -- за ногу ухватили сучковатые пальцы. Олег шипел, как  рассерженный
смок, торопил. Она ревела втихомолку, измученное тело ныло, хотелось есть,
воздух стал холодным и сырым, как в погребе.
     Внезапно на плечо упала широкая ладонь, голос пещерника шепнул в ухо:
     -- Замри. Даже не думай шелохнуться.
     Она застыла, перед глазами поплыли цветные  пятна.  Где-то  хрустнула
ветка, рядом звонко щелкнуло. В полусотне  шагов  раздался  вскрик,  затем
кто-то застонал протяжно и жалобно. Тетива щелкнула снова, сильные  пальцы
ухватили Гульчу за руку, она  послушно  побежала,  падала,  натыкалась  на
деревья, слезы лились потоками. Иногда надо  было  останавливаться,  тогда
страшно щелкала тетива, и снова бежали через тьму, где за кронами не видно
даже лунного света. Один раз услышала сухой стук, в лицо брызнули  кусочки
коры.
     От одежды остались лохмотья. Пещерник стрелял все реже.  Наконец  они
выскочили на слабо освещенную поляну, волхв отбросил было лук,  огляделся,
тут же подхватил лук и сунул в чехол  за  спину.  Глаза  его  были  дикие,
расширенные:
     -- В низину! Там болото.
     Деревья расступились, в холодном свете луны  впереди  просматривалась
черная и неподвижная, как смола, вода. Олег  вбежал  первым,  разбрызгивая
болотную воду. Гульча пошла пупырышками от ужаса, едва ноги погрузились  в
жидкую грязь по щиколотку, потом по колени. Под ногами тут же зашевелилось
что-то живое.
     Они ломились сквозь осоку, камыши.  Вскрикнула  разбуженная  болотная
птица. Потом бежали по чистой воде,  дно  уходило  из-под  ног.  Гульча  в
страхе остановилась. Олег рассерженно швырнул ее  на  плечо,  побежал,  не
сбавляя шага.
     Вода поднялась ему до плеч, и  Гульча  перестала  требовать  сердитым
шепотом,  чтобы  он  немедленно  отпустил  ее,  ибо  она  сохранила   свой
кинжальчик и не позволит...
     Лунные блики на воде раздробились на тысячи осколков. Впереди выросла
черная стена. Дно медленно поднималось, Олег дышал, как  загнанный  зверь,
но все ускорял шаг. Гульча соскользнула  в  воду,  та  оказалась  до  жути
холодная, передернуло, но она мужественно пошла сама, с  перепугу  обгоняя
Олега.
     На берегу Гульча упала, Олег на  ходу  подхватил,  потащил  в  темную
чащу. Гульча запротестовала:
     -- Там хоть глаз выколи!
     -- А здесь выколют наверняка.
     Она снова натыкалась на деревья, на губах было солоно,  руки  и  ноги
ныли от синяков и царапин. Олег шел  медленно,  но  не  петлял  --  Гульча
всегда видела луну слева, когда той  удавалось  прорваться  сквозь  густые
ветки.
     Иногда они просто  карабкались  наверх,  цепляясь  за  кусты.  Вместо
мокрой земли и толстого мха пошли покатые камни. Однажды под ногами  слабо
блеснул в лунном свете ручеек. Бежал сверху, звенел,  прыгая  с  камня  на
камень. Олег на ходу зачерпнул ладонями, жадно напился.
     Гульча в первую очередь плеснула ледяной воды на разгоряченное  лицо,
ужасаясь тому, как должно быть страшно она выглядит, поспешно смыла кровь,
пот и грязь.

     Рассвет застал их бредущими по берегу. Над рекой было звездное небо с
тусклой луной. Они держались реки поневоле, чтобы видеть, куда ступают  их
ноги. Гульча выбилась из сил, Олег  хмурился,  всматривался  в  зарубки  и
затеси на деревьях, похожие на следы от медвежьих когтей.
     -- Мы в землях рашкинцев, -- сказал он мрачно. --  Самые  свирепые...
Они убивают всех чужестранцев. Приносят в  жертву  своим  жестоким  богам.
Если бы просто убивали!
     Он  не  договорил,  махнул  рукой.  Гульча,  успевшая  в  изнеможении
присесть, пугливо подхватилась, как слепая двинулась  вперед.  Когда  небо
посветлело,  Олег  начал  ее  поторапливать,  он  все  чаще   оглядывался.
Бесполезный лук висел за спиной, колчан  он  потерял  в  лесу.  За  спиной
торчал огромный меч, на поясе все еще висели два ножа.
     -- Погоня? -- спросила Гульча тихо.
     -- Настырные, -- ответил он нехотя. -- Сколько  сил  тратит  человек,
ч