ядя на мрачную стену с ненавистью:
     -- Придется бросить коней? Здесь не пройти.
     -- Надо, Скил, пройти, -- сказал Олег,  впервые  называя  Рюрика  его
старым именем, под которым его знали поляне: Скил, Скилл, Сокил, а окающие
нижние племена произносили как Сокол. Олегу слышалось:  Оскол,  Скол,  что
вело к старому другу Коло и его сколотам.
     Они долго продирались  через  заросли,  ведя  коней  в  поводу.  Олег
забрался далеко вперед, высматривая дорогу. Конному в славянских лесах  не
проломиться: завалы, растопыренные ветви, огромные корни, что вылезают  из
земли, сушины,  ждущие  малейшего  толчка,  чтобы  обрушиться,  раздавить,
сплюснуть... Пеший где поднырнет, где перелезет, где  протиснется,  а  для
коня надо искать дорогу!
     Асмунд и Рудый были позади. Асмунд спотыкался чаще всех, он  все  еще
держал в руках свой чудовищный топор. Олег вернулся, посоветовал:
     -- Спрячь. Это священная роща. Сюда с оружием в руках входить  просто
нельзя.
     -- А на поясе? -- спросил Рудый обеспокоенно.
     -- На поясе, за спиной и даже под полой, как у тебя, можно.
     -- Священная роща? -- сказал Асмунд с  сомнением.  --  Редариев,  что
ли?.. Ладно, авось свои законы чтут.
     Он с облегчением сунул топор в чехол  и  перекинул  за  спину.  Рудый
сказал одобрительно:
     -- Сколько дубов! Вот это боги так боги! Сразу видно, кто  старше.  К
тому же из такого бога можно хор-рошую  лодку  вырубить.  А  если  полрощи
извести на бревна, то терем! Такой, что Твердислав от зависти удавится.
     Асмунд сказал, болезненно поморщившись:
     -- Рудый, ты слишком много скитался по свету... Неужели у тебя нет  в
душе ничего святого?
     -- Нет, -- ответил Рудый гордо. Подумав, добавил со странной  ноткой:
--  Впрочем,  в  святость  пещерника  верю.  Сам  видел,  как  он   святой
молитвой... Молитвой и святостью... гм...
     Внезапно Рюрик, он шел впереди, ахнул и замедлил шаг. Асмунд и  Рудый
разом оказались рядом, сабля и топор будто сами прыгнули им в  руки.  Олег
помог Умиле перекарабкаться  через  валежину,  а  когда  догнали  князя  и
воеводу, уже и Гульча стояла там, раскрыв рот и держась за  гладкий  ствол
молодой березки.
     Посреди широкой поляны, усеянной низкими пнями,  высился  исполинский
храм, составленный из десятка малых храмов. Их связывала  общая  крыша,  а
также переходы, иной раз -- стены. Храм сложили из бревен такой немыслимой
толщины, что странники невольно покосились по сторонам:  где  нашли  такие
деревья? Крыша с виду покрыта гонтой, такая же  чешуйчатая,  словно  спина
гигантской рыбы, но вместо деревянных пластинок ярко блестит золото. То ли
дощечки  гонты  сверху  покрыли  золотом,  то  ли   целиком   сделали   из
божественного металла -- блеск был нестерпим, хотя небо  затянуло  хмурыми
тучами, дул резкий ветер.
     Рюрик кивнул на распахнутые ворота главного храма:
     -- Туда?
     Он шагнул было вперед, но Олег резко бросил:
     -- Нет, там другой вход. От озера.
     Умила тихонько охнула. Рюрик взял у нее  из  рук  ребенка,  лицо  его
покраснело от гнева:
     -- Не все ли равно?.. Падаем от усталости. По пятам идут враги!
     -- Ты здесь не князь, -- напомнил Олег жестко.
     Гульча посмотрела на всех победоносно, первой пошла за Олегом,  задев
Рюрика локтем. Асмунд подхватил княгиню  под  руку,  и  они  двинулись  за
Олегом по длинной дуге, пробираясь среди завалов, буреломов. Рюрик ругался
сдавленным голосом, сквозь  заросли  просвечивает  очищенная  от  деревьев
площадка, можно бы идти без мук, но проклятый волхв с упорством лося  прет
через самую чащу.
     Впереди блеснуло темное угрюмое озеро, потянуло холодом.  Олег  повел
вдоль крутого берега, остановился, резко ткнул  пальцем  в  едва  заметную
тропку:
     -- Ступать только по ней.
     Тропка вывела на ту же исполинскую поляну,  лишь  с  другой  стороны,
огромные мрачные деревья остались за спиной. Тропка вилюжилась, постепенно
исчезая в траве. Олег пошел через поляну широким шагом, по бокам выступали
из травы и листьев широкие пни, уже темные от старости. Олег строго бросил
через плечо:
     -- С тропки не сходить! Следят за каждым шагом.
     -- Волхвы? -- спросил Асмунд.
     -- Служители Сварожича. Эти волхвы стрелять умеют.
     Все молчали, слишком измученные, чтобы возражать или спорить,  только
Рудый пробормотал под нос:
     -- Уж я-то верю!  Еще  как  верю.  Сваргой  и  молитвой...  Смиренной
молитвой и сваргой... Недавно своими глазами видел...
     Тропка вывела  к  запертой  двери  храма.  Олег  строго  обернулся  к
друзьям, и Асмунд сразу же подобрал пузо, а Рудый перестал  скалить  зубы.
Олег положил ладонь на огромную серебряную щеколду, и дверь отворилась.
     Внутри пылали факелы, хотя дневной свет проникал  через  узкие  окна.
Посреди храма стояли в ряд деревянные столбы с  четко  вырезанными  лицами
богов. Олег сразу узнал верховного бога редариев -- Сварожича,  направился
к нему. Сварожич, как и остальные боги, стоял здесь на высоком постаменте,
умело сплетенном из  рогов  лосей,  оленей  и  могучих  туров.  Рога  были
настолько исполинские, что умирающие от усталости Асмунд и  Рюрик  тут  же
беспокойно задвигались. Асмунд ревниво  принялся  измерять  один  отросток
пальцами, а когда закончил, глаза его вылезли из орбит: не мог  вообразить
себе оленя, и Рюрик тут же начал перемерять.
     Сварожич-- был  в  золотом  шлеме,  украшенном  яхонтами,  в  золотом
панцире толщиной-- в два пальца. Олег  знал  и  то,  что  на  поясе  висит
харалужный  меч,  рукоять   отделана   искусными   мастерами   и   усыпана
драгоценными камнями. По десницу и шуйцу встали боги по, но тоже в золотых
панцирях,  в  шлемах,  разве  что  яхонты  не  столь  крупные,  да  вместо
благородного меча -- палицы, топоры, клевцы,  копья.  Все  глядят  грозно,
подражая верховному богу, даже мирный Велес казался хмурым и нелюдимым.
     -- Отдаемся под твою защиту,-- Сварожич, -- сказал Олег громко. -- Мы
в твоем доме, ты наш хозяин!
     За спиной странников появились с боков фигуры в белых одеяниях. Рюрик
быстро шагнул к жене, закрывая ее и ребенка. Рудый вертел  головой,  глаза
его возбужденно блестели, он потирал ладони, но язык держал за зубами.
     Олег подумал с хмурым  одобрением,  что  языкастый  воевода  все-таки
знает, когда смолчать. Волхвы редариев все как на подбор: рослые,  крепкие
мужчины с изрезанными шрамами  лицами,  крепкоплечие.  Один  чуть  волочит
ногу, у другого плохо сгибается рука, а шрамы на лицах явно не ритуальные.
Волхвы Ретры  --  парни  крупные,  крутые,  жизнью  битые,  если  какой  и
ошибется, как пользоваться оберегами, то с какого конца браться за меч  --
не забудут и в смертном сне.
     Олег заговорил тяжелым голосом:
     -- Мы шли вдоль озера и узрели огромного кабана  размером  с  холм...
Поднялся из озера, шерсть торчала, как железные  пики,  а  огромные  клыки
блестели от пены, текущей из жуткой пасти... Глаза горели, как два костра,
вид его был ужасным...
     Руяне  и  Гульча  стояли  с  неподвижными  лицами,  только  в  глазах
простодушного Асмунда  Олег  уловил  изумление.  Он  не  заметил  никакого
кабана, когда шел по тропке над озером, тем более  такого  гиганта,  мечту
всех охотников!
     Вперед выступил необъятный волхв, поперек себя шире, ответил  тем  же
тяжелым голосом, густым, как рев быка:
     -- Близко болото, где священный кабан валяется в  грязи,  исполненный
радости... Знак, что будут кровавые распри!
     Рюрик пробормотал сзади:
     -- Куда ж еще?.. Уже и  так  бьются  бодричи  и  лютичи,  толленсы  и
редарии...
     Волхв удивленно вскинул густые кустистые брови:
     -- То не распри! То как всегда. Распри, когда резня в самом  племени.
Когда род на род, семья на семью, брат на брата.
     -- Часто так? -- спросил Олег.
     -- Нет, слава богам. Не чаще чем  два-три  раза  в  год.  А  кто  вы,
странники? По одежде бродяги, но я не родился волхвом, могу узнать  добрых
ратников.
     -- Ты прав, старший волхв, -- ответил Олег.  --  Это  князь  Рюрик  с
княгиней и наследником. За нами гонятся враги.
     -- Толленсы? -- спросил волхв с надеждой.
     -- Хуже, -- ответил Олег. -- Гнездяне.
     -- Гнездяне? -- не поверил волхв. Он внимательно осмотрел странников,
в глазах появилось уважение. -- Здорово вы им допекли, если  они  решились
вторгнуться в наши земли!.. Здесь вы под защитой Сварожича и всей воинской
мощи Ретры. Сам Чернобог сломает здесь рога, у наших служителей есть  сила
и отвага, а бог с нами!
     Рудый пробормотал тихонько:
     -- И оружие есть, уверен...
     Волхв услышал, брови удивленно взлетели:
     -- А как же иначе? Про оружие и поминать неча.
     Рюрик молчал, он заметил под широкими белыми одеяниями тяжелые  мечи,
ножнами бороздившие утоптанный пол. Рудый узрел у  одного  выпуклость  под
балахоном -- рукоять швыряльного ножа. Он покосился на святого  пещерника.
Если волхв служит таким воинственным  богам,  то  у  них  помимо  мечей  и
швыряльных ножей отыщется кое-что еще!  А  что  все  боги  как  на  подбор
берсеркеры, хоть в одну  команду  бери,  видно  по  статуям.  Возможно,  в
молодости были удалыми разбойниками, лишь потом стали богами?
     Женщины без сил распростерлись у ног Сварожича. Игоря закутали в плащ
отца, как червяка в яблоневый лист, заснул. Волхв принес  в  широкой  чаше
неразрезанную репу, дюжину лесных груш. Рудый скривился, но руку  протянул
первым.
     Рюрик надкусил грушу, предложил Умиле:
     -- Сладкая... Очень тяжко было в плену?
     -- Твердислав помешан на величии своего племени,  --  ответила  Умила
мертвым от усталости голосом. -- Он собирался жечь  нас  каленым  железом,
потом распять на воротах крепости... Если бы не появились  святой  отец  и
Рудый...
     Голос ее становился тише, груша выкатилась из ладони.  Рюрик  положил
ей под голову суму, резко повернулся к Рудому. В глазах князя были страх и
непонимание.
     -- Значит, Твердислав...
     Рудый ухомякивал груши за обе щеки, нехотя пробурчал:
     -- ...Был нашим пленником, разве не ясно?  Мы  перебили  его  войско,
вылакали вино, перепортили девственниц и сожгли терем. Ну ладно, это я сам
вылакал и перепортил, но поджигали вместе. Разве не видно было огня?
     Рюрик вытаращил глаза:
     -- Видел... Полыхало вовсю. Но зачем тогда отпустили Твердислава?
     Рудый пожал плечами:
     -- Надо же кому-то ловить Семерых Тайных,  что  гонятся  за  нами  от
самого моря? Я предупредил Твердислава, что  ежели  поймаешь  шестерых  --
шкуру спущу. Только семерых, и всех -- на одной веревке!
     Асмунд переводил непонимающий взгляд с одного на  другого.  Рудый  --
трепло, понятно, но суховатый Твердислав не зря же  повысил  виру  с  пяти
гривен до пятнадцати?

     Младший волхв сообщил, что троих лазутчиков  гнездян  перехватили  на
краю поляны, посекли в кровавой сече. Затем возле озера сшиблись с отрядом
конных, те как раз окружили брошенных коней  беглецов.  Гнездяне  потеряли
еще троих. Сейчас волхвы Сварожича  взяли  подмогу  в  ближайшем  селении,
вовсю преследуют обнаглевших соседей.
     Олег безжалостно поднял измученных женщин, мужчинам сказал сурово:
     -- У нас осталось четыре дня. Если не успеем добраться до  Новгорода,
все наши муки пойдут прахом!
     Они сели на коней, ехали в тяжелом молчании до полудня. Наконец  Олег
спешился, пустил коней пастись.  Женщины  без  сил  повалились  на  траву,
мужчины наскоро разожгли костер. Обедали без обычных шуточек Рудого, молча
хлебали травяной настой, что сварил пещерник.
     Когда пришло время подниматься, Олег оглядел измученные лица,  сказал
с сочувствием:
     -- Осталось немного... Но  придется  пройти  самое  трудное.  Впереди
земли калачников. Они всех чужаков приносят  в  жертву...  Надо  пробиться
незамеченными. Мы сейчас едем, как воины, придется одеться простолюдинами.
     -- А доспехи куда? -- спросил Асмунд.
     -- В ближайшей веси купим телегу. Прикроем тряпьем. Когда ты едешь  в
своем панцире, то на звяканье  слетаются  все  сороки,  заметил?  А  звери
разбегаются. Рудый всегда голодный.
     Асмунд подумал, спросил нерешительно:
     -- А если надену что-то сверху? Такую рвань, как на тебе?
     -- Железо не скрыть.
     Асмунд, кряхтя, начал стаскивать с себя  громыхающее  железо.  Гульче
объяснил виновато:
     -- Мы -- гипербореи, у нас зимы холодные, ветры круглый год. Раньше я
был совсем голым!.. Это потом наросла шерсть, чтобы утеплиться.
     -- А когда это было раньше? -- полюбопытствовала Гульча.
     -- В колыбели, когда еще? -- удивился Асмунд.
     Доспехи сложили на запасных коней, завернув железо в тряпье, при себе
оставили только ножи под одеждой. Асмунд зло косился на Рудого, тот  почти
не изменился -- и раньше не любил таскать доспехи,  зато  Рюрик  и  Асмунд
стали вроде бы меньше в размерах, что ущемляло гордость,  выглядели  почти
голыми. Асмунд сказал Олегу:
     -- Поезжай рядом со  мной,  святой  отец.  Благочестивый  разговор  с
человеком, близким к богам,  много  лучше,  чем  слышать  хихиканье  этого
отродья Ящера!
     Телегу они купили вечером того  же  дня.  Умила  с  радостью  усадила
ребенка, они с Гульчей устроились посередине, там меньше трясло,  а  Рудый
сел на передок, заявив, что он управлял колесницей на стадионе  в  Риме  и
почти победил в гонке колесниц под Сиракузами.
     Асмунду  явно  хотелось  отнять  вожжи,  он  слыхом  не  слыхивал   о
непонятных Сиракузах и Рудому не поверил бы,  скажи  тот,  что  ворона  --
черная, а снег --  белый.  Коней  запрягли  четверку,  остальных  пришлось
продать -- вести за телегой  показалось  чересчур  рискованным:  привлекут
внимание, бедные весяне так не ездят.

     Дорога тянулась сухая,  ровная.  Колеса  бодро  катились  по  твердой
утоптанной дороге. Они проезжали мимо крохотных деревушек, добротных весей
и разлогих  сел,  дети  выбегали  навстречу  странникам,  а  люди  в  поле
прерывали работу. Некоторые тут же принимались за прерванное дело,  другие
долго провожали  глазами,  словно  надеясь,  что  путники  остановятся  на
ночлег, расскажут новости.
     В конце дня Рудый повернул коней к  маленькой  роще.  Асмунд  еще  на
телеге нарезал мясо и хлеб, готовясь к ужину. Рудый едва не  свернул  шею,
оглядываясь, ловя ноздрями, трепещущими от возбуждения, вкусные запахи.
     Ночевать заползли под низкие густые ветви, сразу устроили там усталых
женщин. Рудый сбегал с котлом к  ручью,  Асмунд  развел  костер.  Умила  и
маленький Игорь уснули, прислонившись к дереву. Рюрик,  перекладывая  сына
на плащ, гордо улыбался: воин растет -- спит на голой земле.
     Проснулись  при  затянутом  тучами  небе.  Моросил  мелкий  гадостный
дождик. Такой не переждешь, и странники, позавтракав всухомятку,  запрягли
коней. Одежда промокла, обвисла, стала  тяжелее.  Гульча  стучала  зубами,
горбилась,  как   маленькая   ворона,   большие   темные   глаза   сердито
поблескивали.
     Земля быстро размокла, копыта скользили по желтой глине. Когда дорога
начала карабкаться вверх, четверка  коней  выбилась  из  сил,  приходилось
слезать прямо в грязь, тащить выбивающихся из сил коней под уздцы,  давать
частый отдых.
     Умила  крепилась  долго,  наконец  горячие  слезы  брызнули   из   ее
прекрасных глаз, побежали по бледному лицу:
     -- Если так уж надо ехать тайком, то почему на простой телеге? Почему
не сделать вид, что едут тиун с женой и сыном? Возвращается знатный боярин
с ярмарки? Мы двигались бы куда быстрее.
     Рюрик беспомощно развел руками, кивнул на пещерника.
     Олег объяснил с жалостью:
     -- На таких телегах, как у нас, этими дорогами едут тысячи весян. Кто
нас запомнит? Но люди в поле всем расскажут,  если  мимо  проедут  знатные
люди -- настоящее событие для забытых богами лесных весей!
     Когда подъехали к небольшому городищу, кони  едва  тащили  ноги.  Они
дрожали от усилий удержаться на скользкой,  как  лед,  глине.  В  закрытых
воротах под каменным козырьком навеса стояли двое стражей.  Лица  у  обоих
уныло вытянулись, одежда  промокла,  хотя  под  навесом  земля  оставалась
сухой. Тускло блестели железные шлемы, булатные пластины на груди и руках.
     -- Кто такие? -- рявкнул один.
     -- Странники, -- ответил Рудый весело. -- Едем на ярмарку!
     -- Что в подводе?
     -- Всякая всячина. Продаю лишнее, чтобы купить нужное.
     Страж произнес строго, не вылезая под дождь:
     -- Пошлина за въезд! Еще одна  --  за  ремонт  стены.  Третья  --  на
празднование великому Велесу...
     -- В такой дождь праздник? -- удивился Рудый. -- Что здесь за  народ?
Не лучше ли мочить себя изнутри?
     -- Много лучше, -- ответил страж  с  надеждой.  Второй  вытянул  шею,
кадык его дернулся, словно уже уверенно мочил  себя  изнутри  в  ближайшей
корчме.
     Рудый беспечно рассмеялся,  сунув  стражу  в  ладонь  мелкую  монету.
Телега въехала в ворота, охранники даже  не  посмотрели  на  кучу  тряпья,
накрывавшего дорогие доспехи. Асмунд сказал с негодованием:
     -- Продажные души! Я бы не дал. Лучше бы задрался, не утерпел.
     -- Проще уплатить, -- сказал Рюрик с явным сочувствием к Асмунду.  --
Вот если бы полезли шарить на телегу...
     Рудый сказал Олегу с нескрываемой жалостью к князю и воеводе:
     -- Как они еще не вымерли? Дать мзду  намного  дешевле,  чем  платить
тройную пошлину. Нет, не понимают. Такие долго не живут. Верно?
     Олег прислушался к внутреннему голосу, сказал нерешительно:
     -- Либо я не так понял, либо... таких  людей  будет  становиться  все
больше.
     -- Вырождается народ, -- вздохнул Рудый. -- Раньше  богатыри  были...
Ты, неверно, услышал, либо боги  шепелявили.  Что  за  народ  будет,  если
постесняется взятку дать?
     Постоялый двор был просторным, а дом в  три  поверха,  с  просторными
конюшнями и навесом для подвод и товаров. С крыльца  важно  сходила  кучка
степенных купцов, за ними несли дорожные вещи. Рудый обрадовался:
     -- Места освобождаются!
     -- А вдруг бегут от клопов? -- предположила Гульча. -- Я слышала,  на
постоялых дворах они бывают с жуков.
     У Рудого вытянулось лицо, и он сказал обеспокоенно:
     -- Надо проверить.
     Он исчез в доме, долго не показывался. Наконец гибкая  фигура  Рудого
возникла на крыльце, лицо  сияло.  Он  крикнул  бодрым  голосом  базарного
зазывалы:
     -- Все в порядке! Здесь клопы обыкновенные. С ноготь, не больше.
     Гульча взглянула на его широкие ногти, и  на  ее  нежной  коже  сразу
выступили крохотные красные точки. Она принялась яростно чесаться.  Асмунд
завел лошадей в конюшню. Наконец, ведомые Рудым, все  поднялись  наверх  в
комнаты.
     -- Добрались, -- вздохнула Умила. -- Неужели и дальше будем  трястись
на этой телеге?
     -- Надеюсь, мы сбили возможную погоню со  следа,  --  сказал  Олег  с
сомнением. -- Теперь надо поспешить... Телегу придется бросить.
     Умила едва не кинулась ему на шею. Рудый возмутился:
     -- Святой пещерник, ты не сбрендил в своей пещере? Если  бросить,  то
поймут сразу -- дело нечисто. Я берусь продать телегу, она ж денег стоит!
     Рюрик заметил устало:
     -- Святому пещернику набрыдло быть всегда правым. Телегу  продай,  но
постарайся не ободрать на этом половину городища.
     Их разместили в двух свободных горницах. Рудый полез помогать хозяину
в подполье. Жена хозяина собрала им на стол прямо в большой горнице,  и  в
глазах Рюрика и Асмунда  появилось  голодное  выражение.  Если  здесь  так
кормят, то почему руяне давно не ушли с их холодного северного острова?
     Хозяин и Рудый вылезли из  подвала,  держа  по  широкому  кувшину.  В
глазах Рудого была тихая радость, он слегка покачивался.
     -- Пиво? -- спросил Асмунд радостно.
     Мужик посмотрел на него так, словно  Асмунд  плюнул  ему  в  тарелку.
Рудый бросил на воеводу укоризненный взгляд:
     -- Дурень! Это хмельной мед! Не знаю,  не  хлопцы  ли  Кия  оставили?
З