городище -- ярмарка.
     -- Угадал, -- согласился Олег. -- Как раз сейчас осенняя  ярмарка.  В
этом городище живут только торгом. Покупают, перепродают... Половина домов
-- склады. Местные покупают  у  восточных  купцов,  хранят  их  товары  на
складах, потом продают втридорога северным. Обдирают всех, как водится.
     Асмунд с любопытством смотрел на черноволосого человека, тот сидел за
дальним столом с двумя такими же смуглыми темноволосыми людьми. У них были
одинаково длинные носы, выпяченные губы. Все трое были в длинных халатах.
     -- Кто это? -- спросил он.
     -- Гевляне, -- ответил Олег безучастно. Он придвинул  к  себе  миску,
тщательно вытер деревянную ложку.  Асмунд  побагровел,  глаза  выкатились,
налились кровью. Его огромные, как детские головы, кулаки сжались с  такой
силой, что послышался скрип суставов.
     -- Это те, -- заявил  он  громким  голосом,  --  которые  поклоняются
смоку! Они подло убили бога моего племени!
     Гульча оглянулась на троих купцов, перевела  взгляд  на  разъяренного
Асмунда. Воевода уже начал ощупывать рукоять  чудовищного  топора,  но  на
поясе висел только крохотный нож.
     -- Убили? -- спросила Гульча с сомнением. -- Когда это  случилось,  я
просмотрела... Наверное, еще спала?
     -- Это было пять тысяч лет назад! -- рявкнул Асмунд яростно.
     Его глаза пропарывали воздух, трое гевлян начали оглядываться. Асмунд
запыхтел,  начал  подниматься  из-за  стола.  Усы   встопорщились,   глаза
округлились, как у разъяренного быка. Гевляне поспешно  вскочили,  оставив
недопитое пиво, ушли, пугливо оглядываясь на огромного гиперборея, что уже
раздулся, словно разъяренный дракон.
     Гульча спросила осторожно:
     -- Стоит ли сердиться так долго?
     -- Есть вещи, которые прощать нельзя, --  ответил  Асмунд  резко.  --
Никогда!
     Он  скользнул  подозрительным  взглядом  по  ее  черным,  как  смоль,
волосам, задержался на точеном носике и пухлых губах, повторил с нажимом:
     -- Никогда и ни за какие пряники!
     Олег чувствовал себя усталым, мысленно уже лег в постель,  дал  отдых
измученному телу.  Рудый  стучал  ложкой,  вылавливая  из  огромной  миски
последние капли супа. Когда хозяин принес  на  огромном  подносе  крупного
поросенка, Рудый уставился с недоверием, осторожно потыкал ножом:
     -- Мы кабанчика не заказывали! С чего такая внезапная щедрость?.. Или
ты зажарил его месяц назад, но так ни одному бродяге и не сбыл?
     Хозяин покачал головой, указал на Асмунда:
     -- Поросенок еще утром бегал, но вот этот  князь,  когда  соскочил  с
телеги, наступил прямо на него... Задавил.
     Рудый покосился на смущенного Асмунда, сунул руку в карман, отыскивая
кошель с монетами:
     -- Я могу его заменить.
     Хозяин осмотрел его внимательно, сожалеюще покачал головой:
     -- Ты худой да жилистый.  Не  заменишь...  Вот  если  бы  сам  князь,
который задавил...
     Рюрик посмеивался, заботливо срезал  для  Умилы  поджаренные  корочки
хлеба -- она любила их. Олег слушал болтовню спутников краем уха, почти не
обратил внимания на выросшие посреди стола огромные кружки  с  квасом.  До
Новгорода осталось два-три конных перехода. Послезавтра они должны принять
из рук Гостомысла ключ от ворот Новгорода. Не успеют -- рухнет все. Участь
славянских племен будет решена бесповоротно, трагически.
     Он отодвинул пустую кружку, произнес рассеянно:
     -- Квас был хорош, благодарствую.
     За столом была тишина, он поднял голову. Все смотрели на него во  все
глаза. В глазах Асмунда был откровенный  восторг.  Наконец  Рудый  скромно
кашлянул, сказал благочестиво:
     -- Святой отец, ты так был погружен в мысли  о  высоком,  что  вместо
своего кваса... съел моего кабанчика.
     Олег пожал плечами, все еще в тяжелых мыслях о самом трудном переходе
-- последнем, как сквозь толстое  одеяло  из  шкур  услышал  сочувствующий
голос Асмунда:
     -- Если не смотришь, что ешь, то все одно, что не ел. По себе знаю.
     Хозяин попятился, в его глазах был ужас и благоговение:
     -- Говорят, что волхвы не творят чудеса! Своими глазами видел...
     Один из гуляк в корчме поднял руку почесать нос, шевельнул  пальцами,
почесал щеку, в задумчивости коснулся мизинцем уха. Олег бросил  взгляд  в
ту сторону, откуда гуляка был хорошо виден. Краснолицый  купец  с  широким
темным лицом поднялся, пошел к двери. Из-под короткого  плаща--  западного
кроя выглядывали ножны широкого меча.
     Рудый внимательно смотрел на Олега, спросил тихо:
     -- Что-то случилось?
     Олег взял кружку с пивом, поднес ко рту, ответил, едва шевеля губами:
     -- Вон тот, с серьгой в ухе -- чтец по губам.
     Рудый поднес свою кружку ко рту, закрывая губы:
     -- Они опасны?
     -- Не знаю. Пока что замышляют какой-то грабеж. Вряд ли нас касается,
но будь наготове.
     -- Откуда знаешь?
     -- Язык офеней, -- ответил Олег коротко.
     Рудый тихонько  сказал  Гульче,  все  еще  прихлебывая  пиво  мелкими
глотками:
     -- Я думал, только я знаю язык  этих  коробейников!..  Они  придумали
свой язык, чтобы при покупателе тайно вздувать цену, торговаться.
     Олег почти не слушал. Рудый знал только язык северных офеней, их  там
называли коробейниками, на самом же деле было много таких языков -- жеста,
свиста, птичьего клекота и цвириньканья, а  южные  офени  сохранили  много
скифских слов и даже киммерийских, которых не помнили сами потомки скифов,
растворившись среди славян.
     Внезапно что-то заставило его поднять  глаза.  В  корчму  вошли  трое
крупных мужчин, заняли стол возле выхода. Еще двое остановились в  дверях.
Их лица словно высечены из камня, глаза смотрели холодно и оценивающе. Все
пятеро двигались с той  уверенностью,  какую  дают  доспехи,  укрытые  под
простой сорочкой.
     -- Готовьтесь, -- шепнул  Олег,  отхлебнув  пива.  --  Гульча,  верни
Умилу. Если легла спать -- тащи силой. Не забудь маленького Игоря.
     -- Почему я? -- спросила Гульча. Увидела лицо Олега, быстро спросила:
-- Что случилось?
     -- Слева у двери стоит тот, единственный, кому  удалось  ускользнуть.
Асмунд,  Рудый,  не  поворачивайтесь.  Держите  головы  ниже,  громко   не
говорите. Я приведу коней ко входу в корчму. Меня он не видел,  не  знает,
что я с вами. Не поворачивайтесь, что бы со мной ни случилось.
     Он  вылез  из-за  стола,  медленно  побрел  к  выходу.  Спину  держал
сгорбленной,  выпячивал  живот,  руки  нелепо  болтались.  Воины  у  двери
встретили его ощупывающими взглядами, один грубо схватил  за  руку  повыше
локтя. Олег поспешно расслабил мышцы, чтобы под пальцами ощутилось дряблое
слабое тело.
     -- Эй, волхв-пещерник!.. Хороша у тебя пещера!..  Ха-ха!..  Не  видал
двух татей: один с перебитым носом, здоровый, как сарай у бабки, а  другой
с мордой коня, который из гордости не желает жрать сено?
     Олег ответил смиренно:
     -- Боги велят мне зреть в душу, а не на скорлупу.
     Воин пнул его ниже спины, и Олег,  выпав  из  дверей,  прокатился  по
ступенькам и растянулся во весь рост.  Из  дверей  еще  несся  хохот,  ему
кричали вслед веселое, давали похабные советы. Олег  медленно  поднимался,
громко кряхтел, прикидывая, успела ли  Гульча  пробраться  незамеченной  к
Умиле.
     Шатаясь, он ушел в темноту, а когда угол сарая скрыл вход  в  корчму,
быстро перебежал к конюшне. Двери были заперты, сторожа он видел в корчме.
Олег выдернул железные скобы вместе с засовом, проскользнул в  приоткрытые
двери.
     На повозке Рудому заработать  не  удастся,  придется  бросить,  но  и
хорошо, иначе Рудый продаст ее так, что за ними  весь  город  погонится  с
кольями в руках. Когда у славян кончаются доводы в споре, они хватаются за
колья или топоры, ибо боги велят начатое доводить до конца. Кони  хорошие,
но седла пришлось таскать  из  другого  сарая,  а  еще  захватить  одежду,
одеяла, котел, разные мелочи, без которых  выживут  мужчины,  но  Умиле  с
малым Игорем придется туго...
     Он оседлывал последнего коня, когда от корчмы раздался крик. Двери  с
треском распахнулись, одна створка  закачалась,  трепеща,  как  бабочка  в
огне, другая вылетела из проема вместе с человеком в  панцире.  Тот  упал,
скатился  по  ступеням,  перевернулся  на  спину  и  так  остался  лежать,
разбросав руки. Следом вывалилась целая толпа орущих, размахивающих руками
и оружием людей. Одни разбежались, другие продолжали яростно  рубить  друг
друга мечами и топорами. Один, высокий и ревущий, как див, страшно  вертел
над головой огромным топором, с лезвия веером  летели  темные  брызги.  На
пороге возникла женщина, она прижимала к груди ребенка. Вокруг нее, словно
барс, вертелся высокий воин, молниеносно отражал  удары,  что  сыпались  с
двух сторон. На него наседали два огромных дружинника,  рубашки  на  обоих
лопнули -- то ли от богатырских замахов, то ли от  меча  Рюрика.  Железные
доспехи  блестели  кроваво-красным  и  мертвенно-бледным  --  от  пылающих
жаровен и белесой луны.
     Олег бегом потащил коней, ворвался в постоялый двор, закричал:
     -- Умила, Рюрик!
     Рюрик оглянулся, в этот  миг  над  его  головой  взвился  меч.  Умила
вскрикнула в ужасе, но что-то коротко блеснуло в лунном свете, меч упал на
пол, его  рукоять  еще  стискивали  пальцы.  Нападавший  страшно  крикнул,
схватился за обрубок руки с  торчащей  костью.  Гульча  отпихнула  калеку,
побежала к Олегу, брезгливо  держа  окровавленную  сабельку  на  вытянутой
руке.
     Умила кинулась во двор, Рюрик яростно насел на другого воина,  нанося
быстрые тяжелые удары. Тот  закрывался  щитом,  пятился,  от  щита  летели
щепки, булатные накладки.
     Во дворе Асмунд и Рудый дрались с целой  толпой.  Умила  добежала  до
лошадей, Гульча помогла ей взобраться, подала Игоря. Ее глаза горели,  как
у дикой кошки, она все время поглядывала на Олега.
     -- Приведи еще коней, --  крикнул  ей  Олег.  --  Я  оседлал,  они  в
конюшне!
     Гульча исчезла. Олег выдернул из  потайного  чехла  швыряльные  ножи.
Рюрик нанес последний удар, враг  сполз  по  стене,  под  ним  растекалась
кровавая лужа. Асмунд вертел гигантским топором, вокруг него был забор  из
сверкающего булата, уже несколько  человек  лежали  неподвижно,  еще  трое
ползли прочь, оставляя за собой темные дорожки крови.
     Один из нападающих исчез,  вернулся  с  коротким  луком,  годным  для
стрельбы с коня. Быстро наложил стрелу, но тетиву  натянуть  не  успел  --
швыряльный нож вонзился сбоку в мягкую шею по рукоять. Лучник упал,  никто
не заметил -- он был на краю двора в темноте.
     Послышался конский топот. Гульча бежала со всех ног,  таща  в  поводу
двух оседланных коней. Бабскую одежду, которую так ненавидела, сорвала еще
в конюшне, оставшись в боевом наряде амазонки.  Увидев,  что  схватка  еще
длится,  запрыгнула  в  седло,  взвизгнула.  Увидев  ее  на   коне   и   с
окровавленной саблей в руке, кто-то заорал дурным голосом:
     -- Поляница! У них еще поляница!
     Гульча налетела, держа второго коня в поводу,  сшибла  конями  двоих,
ударив в спины. Рудый воспользовался  тут  же:  одного  молниеносно  ткнул
острием в горло,  другого  полоснул  острием  по  глазам.  Гульче  заорал,
дурашливо кривя лицо:
     -- На кровавой тризне! Всех напоим кровавым вином!
     -- Дурак, -- крикнула Гульча. -- Прыгай в седло!
     -- А подраться?
     -- Не валяй... самого себя!
     Рудый взлетел в седло с притворным унынием:
     -- Уже сейчас кричишь, а что будет, когда  поженимся?  От  судьбы  не
уйдешь, Гульча... Нам просто  на  роду  начертано.  Асмунд,  пробивайся  к
пещернику, он кончает молиться.
     Рюрик рубил уже с коня. Он рискнул оставить Умилу,  бросив  на  Олега
яростно умоляющий взгляд, врубился в толпу, насевшую на  Асмунда,  яростно
засверкал  мечом,  рассекая  шлемы,  бармы.  Асмунд  отклеился  от  стены,
пробежал между Рюриком и Рудым, что, вертясь  в  седлах,  как  на  горячих
углях, рубили во все стороны. Олег подставил  Асмунду  коня,  тот  кое-как
вскарабкался, сопя от натуги и хватая ртом воздух, будто гигантский сом на
берегу, тут же заорал, выкатывая глаза:
     -- Теперя всех порешим!
     -- Быстро из городища, -- велел  Олег.  --  Рудый,  вперед!  Рюрик  и
княгиня -- следом. Мы с Асмундом прикроем сзади.
     -- А я? -- вскрикнула Гульча обиженно.
     -- Где хочешь, -- отмахнулся Олег. -- Тебе все поперек.
     Кони вихрем пронеслись по улице. В темноте  кто-то  вскрикнул,  исчез
под копытами. Сзади внезапно озарилось багровым светом, осветило им дорогу
впереди. Черные тени пронеслись впереди, пугая  редких  прохожих.  Конские
копыта грозно гремели в ночи.
     Рудый оглянулся, довольно оскалил зубы:
     -- Пока вы дрались, аки дети малые, я поджег это  гнездо.  С  детства
люблю жечь, меня за это еще тятька порол.
     -- Мало порол! -- крикнул Асмунд.
     -- У всех изъяны. Я поджег, кто-то коней спер, несмотря на  святость,
кто-то бедного поросенка задавил...
     Асмунд обиженно хмыкнул, пришпорил коня.  С  грохотом  пронеслись  из
городища, яркая луна озарила далекий лес, широкую извилистую дорогу.
     Олег оторвался  вперед,  обнаружил  рядом  скачущего  коня.  На  нем,
пригнувшись, спасаясь от встречного ветра, распласталась Гульча. На  Олега
не смотрела.
     Когда выросла стена высоких деревьев, Олег пустил коня шагом, отыскал
звериную тропку. Олег быстро высек  огонь,  поджег  лохмотья  сухого  мха.
Гульча молча бросилась  к  березе,  принялась  обдирать  бересту,  усердно
царапая ствол, как медвежонок. Сзади слышались голоса, всхрапывание коней.
Асмунд проговорил где-то в темноте:
     -- Рудого нельзя к костру... Его мало секли, он и лес спалит!
     Рудый не ответил, в  кромешной  тьме  шуршали  сухие  листья,  ветки.
Асмунд  опустился  на  четвереньки,  звучно  хлопал  ладонями  по   земле,
отыскивая во тьме сучки. Вдруг разразился  проклятиями,  тут  же  злорадно
захихикал Рудый.
     Костер разгорелся, Рудый подбросил новую охапку. Появился злой Асмунд
-- без хвороста, ладонь оскоблил  о  шершавую  кору  деревьев.  Когда  все
уселись вокруг костра, Олег сказал с мольбой:
     -- Осталось  немного.  Потерпите  пару  дней,  в  Новгороде  заживете
по-княжески... Лучше, чем на Рюгене!

     Они долго сидели, глядя в пляшущие языки огня,  отдыхали  от  скачки.
Вдруг Умила вскрикнула, прижала к груди  Игоря.  В  темноте  за  деревьями
светились желтые глаза. Они окружили поляну плотным  кольцом.  Можно  было
различить массивные неподвижные формы. Волки подошли к  черте,  отделяющей
освещенную поляну от темного леса.
     В полосу света вышел огромный волк-вожак. Шерсть на  массивной  груди
поседела, но он явно был еще силен, свиреп, а взгляды, которые  бросал  на
застывших людей, яснее ясного говорили об их участи.
     -- Мы пропали, -- шепнул  Рудый  обреченно.  --  Асмунд  хворосту  не
набрал в запас, он искал и нашел что-то другое. Есть, правда, почему-то не
стал...
     Вожак смотрел на Олега, в его глазах  блестел  золотой  свет,  словно
внутри черепа горел светильник. Олег ответил  таким  же  прямым  взглядом.
Волк чуть наклонил голову, из горла вырвался хрипловатый звук. Олег  понял
вопрос, хотя говорил с волками очень давно.
     -- Приветствую тебя с братьями в твоем лесу, -- ответил он по-волчьи.
     Краем глаза видел, как побелела Умила, закрывая телом сына, как Рюрик
и Асмунд бросили руки на рукояти мечей, а Рудый опасливо отодвинулся.
     -- Почему вы здесь?
     -- Идем в дальний город, -- ответил Олег, приглушая голос на  верхней
ноте. -- Мы только идем через ваш лес.
     - Долго?
     - Нет, мы пройдем без остановок.
     Вожак  обернулся,  рыкнул  неразборчиво,   верхняя   губа   угрожающе
приподнялась, показывая острые клыки. Олег пристально рассматривал  волка.
Тот снова повернул к нему голову, шерсть на загривке  опустилась,  огоньки
из красноватых стали золотыми:
     -- Пусть дорога ваша будет хорошей. Прощай, Старший  Брат.  Мне  есть
что рассказать по возвращении.
     Он шагнул вперед, лизнул руку Олега. Олег погладил  лобастую  голову,
пропустил между пальцев  чистую  плотную  шерсть.  Волк  мгновение  стоял,
закрыв глаза, потом вздохнул, повернулся, в два огромных прыжка скрылся  в
темноте. Темные плотные силуэты колыхнулись, странные желтые глаза  начали
исчезать.
     Рюрик со стуком бросил меч в ножны. Рудый шумно перевел дух, повернул
к Олегу бледное лицо с выпученными глазами:
     -- Ну... Эти серые на офеней не больно похожи.
     -- Они ушли, -- сказал Асмунд язвительно, -- потому что  услышали  от
тебя какой-то странный запах.
     -- От меня? -- удивился Рудый. -- Что-то не  видел,  чтобы  ты  мылся
после штурма стен Твердыни... Святой  пещерник,  ты  знаешь  язык  и  этих
офеней?
     Олег сказал неохотно:
     -- Они охраняют собственные земли так же, как  Твердислав  или  любой
другой князь. Хотели узнать, не собираемся ли рыть здесь логовища...
     -- И ушли, когда ты заверил, что не будем ухлестывать за их  девками?
Да-а, а еще говорят о кровожадности волков! Овечки рядом  с  Твердиславом.
Или с Асмундом. Верно, в отшельничестве что-то есть. Когда наберусь грехов
достаточно, обязательно уйду в пещеры!
     Асмунд удивился:
     -- Сколько тебе надо? Ящеру в дядьки годишься! Сложи  свои  грехи  на
его горный хребет, у того спина хряснет, как лучинка под  колесом.  Самого
Чернобога посрамишь! Или киваешь, что святой  отец  пошел  в  пещеры  лишь
потому, что грехов было... гм...
     Рудый  посмотрел  в  сторону  исчезнувших  волков,  отчаянно  помотал
головой. Человек, сумевший своей святостью защитить от серых,  всегда  был
непорочным!
     На рассвете они спустились в укрытую от ветров долину.  Там  в  самом
зеленом месте высились амбары, виднелись даже трехповерховые. Жилые домики
выглядели рядом совсем крохотными. Рудый потер ладони, сказал оживленно:
     -- Сюда приезжает князь на полюдье!  В  эти  амбары  свозят  со  всех
концов меха, мед, мясо, шкуры, ожерелья...
     Асмунд тоже начал смотреть  на  огромные  склады  с  интересом.  Олег
сказал с неудовольствием:
     -- Сейчас не до этого. Смири свои волчьи порывы.
     Рудый с обиженным видом пожал плечами:
     -- Ну... я ничего такого не замышлял...
     -- В самом деле? -- не поверил Олег. -- Ты тяжело заболел?
     Они обогнули деревушку, пробираясь между деревьями. Умила  сердилась,
стала раздражительной и плаксивой. Игорь много времени проводил  теперь  у
Гульчи на руках, поднимал рев, когда их разлучали. Мужчины терпели  молча,
сцепив зубы. До Новгорода остался всего день хорошей  езды  на  конях.  От
силы два.
     Олег предложил войти в деревушку с другой стороны, а  выйти  с  этой,
сбить погоню.
     -- А в селе сразу в корчму? -- предложил Асмунд.
     -- До корчмы эта деревушка еще  не  доросла,  --  пробурчал  Рудый  с
презрением. -- Если есть, где выпить, то лишь у войта.
     -- Тогда к войту?
     Рудый поморщил нос, сказал раздумчиво:
     -- У местных старост в  каждой  бочке  с  пивом  плавает  по  десятку
утопших крыс, не считая мух, комаров, птичьего помета...
     Олег оглядел свой маленький отряд:
     -- Если даже Рудый отказывается от пива, то силы  есть.  Проедем  эту
весь. Потерпите! Скоро Новгород!

     ГЛАВА 27

     Страх и подозрительность чувствовались  в  самом  воздухе.  В  каждой
веси, через которые проезжали, видели  вооруженных  людей.  В  двух  весях
встретили на околице крепкие мужики с  топорами  в  руках.  Их  лица  были
недружелюбными, глаза обшаривали путников  подозрительно.  В  третий  раз,
когда столкнулись с такой заставой, усталый и  взвинченный  Рюрик  рявкнул
раздраженно:
     -- Прочь с дороги, смерды!.. Нас четверо и две женщины с ребенком  --
какой от нас вред? Нам только преклонить головы на ночь,  купить  еды.  За
ночлег и еду заплатим. Если не расступитесь, то, клянусь Перуном, сметем с
пути, хоть вас семеро!
     Мужик стоял посреди дороги, в руках блестел огро