тобы убить себе подобного! Нет страшнее зверя, чем  человек...  когда  он
зверь.
     Гульча  смолчала,  закусив  губу,  брела,  спотыкаясь,   падала,   ее
подхватывала могучая рука, и Гульча снова брела, почти не видя  дороги.  В
какой-то  момент  услышала  пронзительный  свист.  Пещерник  рядом  с  ней
остановился, покрутил головой. Ответный свист раздался с другой стороны, и
пещерник медленно вытащил меч, встал спиной к дереву.
     -- Отойди подальше, женщина, -- сказал он коротко.
     Гульча бросила руку на свой кинжальчик, огляделась:
     -- Они догнали нас?
     -- Да.
     -- Я думала, что ты все можешь...
     -- У меня был тяжелый мешок, -- напомнил Олег.
     Голубые глаза бесстрастно  осматривали  деревья,  кусты,  завалы.  Он
стоял, расставив ноги, меч холодно блестел в его руке. Гульча нахмурилась,
она не считала себя мешком, сам же недавно  одобрительно  отозвался  о  ее
фигуре, какой она мешок, но вытащила кинжал и стала с ним рядом.
     Из зарослей в сотне шагов слева вышел высокий мужик. Он был в шеломе,
кольчуге, на поясе висел короткий меч. Остановился, хмуро глядя на  Олега,
из-за его спины выдвинулись и  стали  рядом  два  молодых  парня.  В  двух
десятках шагов раздвинулись кусты, блеснули шлемы, один за  другим  начали
выходить тиверцы. Мечи висели на поясах, в руке у каждого был дротик. Трое
держали луки с наложенными на тетивы стрелами. Олег насчитал  восемнадцать
человек, но из кустов появлялись все новые люди, лица их  были  перекошены
злобой.
     Мужик пошел вперед, его ладонь лежала на  рукояти  меча.  Олег  хмуро
наблюдал,  Гульча  мелко  дрожала,  переступала  с  ноги  на  ногу.  Мужик
остановился в двух десятках шагов, крикнул:
     -- Я Тур из племени тиверцев! Тверд был моим братом. Если бы ты знал,
кто за тобой гонится, бежал бы быстрее!
     Олег промолчал, на душе было горько и пусто. Во всем теле  чувствовал
страшную усталость, внезапно  захотелось,  чтобы  все  быстрее  кончилось.
Пусть убьют, срубят голову,  посадят  на  кол,  но  оборвется  эта  тоска,
сжигающая душу.
     Гульча звонко крикнула:
     -- Если ты так храбр, почему не вышел на бой вслед за братом?
     Тур медленно повернул голову, смерил взглядом с головы до ног, словно
удивлялся говорящей козявке.
     -- Вождь решил иначе... Но теперь я здесь, а это меняет дело.
     -- Тогда возьми нас! --  крикнула  Гульча.  Она  угрожающе  взмахнула
кинжальчиком. Тур не усмехнулся, глаза его были жестокими, а лицо  застыло
как вырубленное из камня. Он был даже крупнее Тверда, в нем  чувствовалась
неотесанная звериная сила.
     По  его  знаку  тиверцы  начали  заходить  с  разных  сторон.  На  их
исцарапанных ветками лицах была жгучая  ненависть.  Тур  обернулся,  слыша
шаги за спиной, предупредил громко:
     -- Живыми не брать!.. В схватку не лезть, я  не  хочу  терять  людей.
Убейте их стрелами! Закидайте копьями!
     Мужики приблизились на расстояние броска копья. Олег толкнул  Гульчу,
пытаясь заставить лечь, она ускользнула, словно змейка,  из-под  руки.  Он
видел, как у воинов побелели суставы пальцев, сжимающих древки дротиков.

     ГЛАВА 7

     Внезапно из зарослей прогремел новый голос:
     -- Опустите копья!
     Тур  круто  развернулся,  застыл  с  полуоткрытым  ртом.  Из  кустов,
раздвинув ветви, на них смотрели нацеленные стрелы. Их было много, а затем
из леса стали выходить, минуя стрелков, рыжеволосые  люди  --  коренастые,
массивные, со свирепыми лицами. Они были в кольчугах,  что  опускались  до
колен, на поясах с обоих боков у каждого висело по два меча.
     -- Рашкинцы? -- прошептала Гульча в страхе.
     Олег смолчал. Тур быстро оглянулся на своих воинов, те не  двигались,
замерли, как мыши в норах.  Красноголовые  воины  приближались  не  спеша,
зловещие ухмылочки играли на их крупных лицах, испещренных шрамами.
     Остановились, не доходя до воинов Тура. Один, высокий с волосами, как
красная медь, неторопливо пошел вперед. Его прищуренные  глаза  оценивающе
перескакивали с Олега и Гульчи на Тура.
     -- Что вы делаете в наших землях?
     Тур ответил хмурым голосом, дрожащим от ярости:
     -- Этот чужак убил в моем племени  моего  брата  и  вождя.  Я  должен
отомстить!
     Красноголовый вождь кивнул благосклонно:
     -- Месть -- это  хорошо.  Единственное,  чем  человек  отличается  от
зверя, это святое чувство мести!  Зверь  не  умеет  мстить...  Меня  зовут
Храбр, я -- младший вождь. Я и мои воины будут свидетелями, чтобы все было
по-честному. Ты сам будешь мстить или выставишь замену?
     Олег впервые улыбнулся. Он расправил спину, прямо  посмотрел  Туру  в
глаза. Тот оглянулся  на  своих  воинов.  Они  поспешно  опускали  головы.
Кое-кто отодвигался за чужие спины.
     Рыжеволосый Храбр  непонимающе  огляделся,  его  внимательный  взгляд
задержался на оберегах, что свисали с шеи Олега.
     -- Что случилось? -- потребовал он.
     Олег  впервые  разомкнул   губы,   сказал   медленно,   с   нарочитой
оскорбительной интонацией:
     -- Этот трусливый пес привел с собой целую свору... Он не может стать
лицом к лицу с мужчиной. Пусть скажет, если я не убил  его  брата,  как  и
вождя, в честном бою! Пусть обнажит  свой  меч!  Я  повторяю  перед  лицом
твоим, Храбр, и твоими воинами: это трусливый пес, как и  его  свора!..  Я
готов это доказать на любом оружии.
     Храбр широко улыбнулся, в  серых  глазах  заблистали  искры,  как  на
булате:
     -- Хорошо сказано. Эй, как тебя... Тур, выбирай оружие!
     Олег сказал громко:
     -- А затем я вызываю всех его воинов по очереди.  В  том  порядке,  в
каком захотят сами. Всех его трусливых псов!
     Улыбка Храбра стала  шире.  Среди  его  воинов  пронесся  говор,  они
окружили поляну широким кольцом.  Люди  Тура  сами  оказались  в  ловушке.
Гульча искоса посматривала на Олега, в манере пещерника были  нарочитость,
подчеркнутая готовность к кровавому бою.
     Тур переступил с ноги на ногу,  его  воины  опустили  уже  оружие  на
землю. Тур повернулся к Храбру:
     -- Я не стану с ним драться, он пользуется чарами! Я стою за  честный
бой.
     Его воины громко закричали,  над  головами  взлетели  сжатые  кулаки.
Храбр бросил быстрый взгляд на Олега -- тот стоял спиной  к  дубу,  лезвие
поблескивало под утренними лучами.
     -- По-моему, -- сказал он медленно, -- у этого чужака в руках  совсем
не чары... Эй, Твердозуб!
     Из дальнего ряда воинов вышел  высокий  седой  старик.  У  него  было
темное, как кора, лицо, испещренное глубокими, словно  овраги,  морщинами.
Его плащ трепетал на ветру, на толстом поясе висели рядом с мечом обереги,
рукоять меча блестела, отполированная частым прикосновением.
     Старик кивнул Храбру, выступил  вперед.  Его  зычный  голос  прорезал
напряженное молчание, как треск падающего дерева:
     -- Меня зовут Твердозуб Оберегатель. Я прослежу, чтобы  поединок  был
честным, чтобы чары не мешались. Пусть поразит  меня  Перун,  если  допущу
кривду или мару.
     Олег улыбнулся как можно зловеще, глядя Туру  прямо  в  глаза,  очень
медленно шагнул от дуба. Между ними  было  десяток  шагов,  но  вот  стало
восемь, шесть, пять... Олег начал разводить руки, покачивая мечом,  бросая
искорки света в глаза.
     Тур дернулся, с трудом отрывая взгляд от  приближающегося  пещерника,
попятился. Под ноги попался камень, и он с  размаху  сел  на  задницу,  не
удержался, опрокинулся на спину, задрав ноги.
     Воины Храбра загоготали, засмеялся сам Храбр, даже на  жестоком  лице
волхва появилось подобие усмешки. Тиверцы понурили головы. Храбр  внезапно
прервал смех, рявкнул:
     -- Взять!
     Олег шагнул назад, схватил  Гульчу  и  с  силой  прижал  к  шершавому
стволу. Воины Храбра  прыгнули  на  Тура,  повалили  и  прижали  к  земле,
остальные ринулись на  оцепеневших  тиверцев.  Завязалась  сеча,  зазвенел
металл, послышались крики и стоны.
     Храбр, не обращая внимания на побоище, шагнул через  поляну  к  дубу,
где стоял Олег, сказал сильным мужественным голосом,  в  котором  слышался
звон булата:
     -- Твой колчан пуст... Были твои стрелы с белым пером?
     -- Их было мало,-- ответил Олег.-- Тиверцы ленивы, не могли запасти.
     Храбр широко  улыбнулся,  оценивающе  оглядел  Гульчу.  Она  ответила
дерзким взглядом, кинжал держала  в  правой  руке,  на  левой  --  верхнюю
рубаху, которую она успела снять, готовясь к схватке с тиверцами.
     -- Вы принесли нам удачу,-- сказал Храбр.
     -- Если бы я знал,-- ответил Олег,-- что встречу  вас  здесь,  ее  не
было бы.
     Храбр показал рукой в сторону реки:
     -- На той стороне наши кони. Мы чтим гостей, которых посылает  Перун,
вам будут рады в моем племени!
     Олег чуть чуть склонил голову, его меч  глухо  стукнул,  опускаясь  в
ножны. Гульча недоверчиво оглядела Храбра, спрятала  кинжальчик.  Храбр  с
улыбкой смотрел на нее.
     -- Маленькая, но злая,-- сказал Храбр одобрительно,-- ее  примут  как
гостя--воина. Как поляницу!
     Они втроем перешли  по  мелководью,  отроки  с  готовностью  выбежали
навстречу, ведя коней в поводу. Храбр расхохотался, видя,  как  откровенно
засмотрелись отроки на Гульчу. Он вообще  часто  и  охотно  смеялся,  этот
вождь рашкинцев, блистая ровными белыми зубами.
     Поехали вдоль реки, позади слышались  отдельные  крики  и  затихающий
звон. Двое воинов сурового вида  молча  держались  в  отдалении.  Их  руки
всегда были возле рукоятей мечей, глаза не оставляли  Олега,  но  во  всех
взглядах он не уловил враждебности.
     Весь рашкинцев лежала в зеленой долине, защищенной холмами от ветров.
Олег насчитал тридцать домов, широких, с толстыми стенами, крытых  гонтой.
Тридцать домов охотой не прокормишь, а у земледельцев всегда нрав мягче. В
то же время рашкинцев знали как самых лютых нравом... Свирепые боги? Храбр
подчеркнул, что они чтят  гостей,  которых  шлет  Перун,  бог  воинов,  не
упомянул даже Велесапокровителя странников, Рода, Сварога...  И  Храбр,  и
другие красноголовые смотрят на него желтыми глазами Лиски. Сколько  веков
минуло? Он на миг ощутил приступ боли, Лиска встала перед глазами. Это  ее
и его дети...
     Из домов выходили женщины, дети выглядывали из окон, мужчин  Олег  не
видел все на охоте, в набегах, ушкуйничают, ходят в наемниках в Царьграде,
даже в Багдаде и далеких странах, где только солнце и пески, где не  знают
зимы.

     В огромных просторных палатах Храбр давал пир в честь гостей. Олег  и
Гульча сидели на почетных местах, стол ломился от яств, кубков с  медом  и
пивом, гридни  вереницей  вносили  истекающих  соком  зажаренных  поросят,
лебедей, речную рыбу. Гульча не  знала  славянских  обычаев  насытилась  с
первых же двух блюд, наелась с третьего, с пятого набила  живот  так,  что
стало трудно дышать, но блюда все несли и несли. Гульча  только  провожала
их жалобными глазами, ноздри красивого носа раздувались, а рядом противный
пещерник тихо посмеивался, отщипывая от каждого лакомства по крошке, да  и
то не от каждого, причмокивал...
     Гульча перестала считать на двадцатой смене блюд,  а  их  все  несли:
свиные уши, вымоченные в кислой ежевике, поджаренную  печень  кабанчика  с
лесными грушами, турьи языки  в  муравьином  соку...  Пещерник  постепенно
ожил, начал пробовать основательнее. Гульча не удержалась, отщипнула  чего
то неслыханно сочного, духмяного, с опасением  положила  на  язык,  и  там
сразу растаяло нежно. Она непроизвольно  сглотнула,  чувствуя,  что  живот
вот-вот лопнет. Пещерник ел уже вовсю, чавкал, брал еду руками. Жирный сок
тек по толстым  пальцам,  губы  блестели.  Она  возненавидела  его  --  не
предупредил, теперь вот жрет, а она только смотрит!
     Храбр часто поднимал кубок, пили здравицу  за  воинские  подвиги,  за
Перуна и его воинов. За  столом  было  шумно,  с  Храбром  пировали  самые
свирепые воины и самые отличившиеся.
     В зал зашел воин, на сапогах тина, к мокрой одежде  прилипли  листья.
Оставляя ошметки грязи, он прошел через просторную горницу прямо к  столу,
бросил на стол перед Храбром  связку  стрел.  Храбр  вопросительно  поднял
брови. Воин наклонился к его уху, что то прошептал.
     Храбр выслушал, кивнул воину на дальний конец стола. Олег и Гульча  с
беспокойством посматривали на вождя. Тот  наполнил  кубок,  выпрямился  во
весь рост, кольца на поясе громко звякнули.
     -- Воины Перуна! -- прокричал он зычным голосом. -- Пусть не скажут в
соседних племенах, что мы не учтивы к чужим... Ха ха!.. Вот сегодня святой
пещерник, пробираясь ночью через  лес  со  своей  послушницей,  в  темноте
нечаянно обронил свои стрелы. Наши  воины  полдня  лазали  по  кустам,  но
собрали все до единой! Я возвращаю их святому человеку и  говорю,  что  ни
одну не уронил зря, ха  ха!  Только  двоих  Кабан  успел  застать  живыми,
ха-ха... Возвращаю тебе твои стрелы, святой человек!
     Он потянулся через стол, положил связку перед Олегом. Один из  старых
воинов покачал головой, сказал недоверчиво:
     -- В полной темноте... четырнадцать стрел!.. и два промаха?.. Нам  бы
такие промахи...
     Гульча ответила громким сердитым голосом, который прорезал шум и гам:
     -- А что ты хотел?.. Своими стрелами он бы не промахнулся.  Эти  были
не его, а дураков, которые гнались за нами!
     Храбр внезапно шумно фыркнул в кубок, пиво выплеснулось на  стол.  Он
захлебнулся от смеха:
     -- Стрелы тиверские?.. А хозяину, небось, сломали шею?
     Гульча сказала сердито:
     -- Кому шею, а кому спину!.. нам делать нечего, как запоминать.
     Теперь уже  хохотали  все  воины,  взревывали  от  восторга,  хлопали
ладонями по коленям, стучали рукоятями ножей.  Храбр  хохотал,  запрокинув
голову. В палаты, привлеченные  шумом,  заглянули  повара,  заулыбались  с
облегчением, исчезли.
     Олег сказал смиренно:
     -- У нас важное дело.  И  срочное.  Я  хотел  бы  выехать  завтра  на
рассвете.
     Он украдкой осмотрел суровые лица, испещренные шрамами. В их жестоких
глазах сейчас пляшет смех. Но рашкинцысамые лютые, самые жестокие...
     Храбр сказал успокаивающе:
     --  Святой  пещерник,  только  свистни!..   Ты   принес   нам   удачу
восемнадцать дураков с их мечами, кольчугами, шлемами. На  обменном  торге
за хороший меч дают пять  хороших  коней.  Или  сорок  коров.  Кстати,  мы
захватили их коней тоже у тиверцев кони хорошие!
     Олег кивнул: даже плохая лошадь стоит пять волов,  а  хороший  боевой
конь потянет на целое стадо. Тиверцы славились  конями,  к  тому  же  были
хорошими оружейниками. В погоню за ним  отрядились  в  полном  вооружении,
взяли лучших коней и лучшее оружие, не пожалели. Вот только на  свою  беду
догнали уже на чужой земле.
     Старый воин, что сидел рядом с Гульчей, предложил:
     -- Я подберу настоящие длинные стрелы. Нашенские! Мы  чтим  стрелков,
они тоже угодны Перуну.
     Другой добавил негромко:
     -- Я подберу коней.
     Храбр подмигнул Олегу одобряюще:
     -- Им можно верить, святой волхв. Один лучший стрелок, а другой коней
понимает лучше, чем людей.
     Олег спросил осторожно:
     -- А для моей послушницы?
     Он ощутил, как напряглась девушка,  дыхание  ее  остановилось.  Храбр
отхлебнул из кубка, сыто рыгнул, обнадеживающе пробурчал:
     -- Не знаю. Пусть сама поглядит. Каких коней выберет,  тех  и  отдам.
Одного под седло, троих в запас. Подойдет?
     Олег медленно наклонил голову, пряча радость:
     -- Еще бы! В конях она разбирается. В людях неважно, зато в конях...
     Старый воин довольно взревел, толкнул Гульчу в бок огромным кулаком:
     -- А что люди? Тьфу!.. Вот конида!
     Гульча ответила с вызовом, глядя на Олега:
     -- Конечно, лошади намного  лучше,  чем  некоторые  люди.  Мы  завтра
посмотрим с утра. Седла с потниками?
     -- Есть скифские, меровингские,  каролингские,  но  лучше  нашенские,
переделанные для местных коней. У франков кони мелковаты, у тевтов тяжелы,
вот у тиверцев и рослые, и быстрые, и выносливые!
     Они углубились в детали, Олег  дальше  не  слушал.  Гридни  вереницей
вносили сладкое, Олег все еще пробовал, но перестал указывать на мешок. По
обычаю рашкинцев понравившееся блюдо можно  было  взять  с  собой,  многие
принесли мешки из непромокаемой кожи. Пещернику гридни без его напоминания
складывали не самое лакомое, а пригодное для дальней дороги.
     Лишь за полночь ушел Олег с пира.  Им  постелили  роскошную  постель,
мягкие шкуры и меха лежали в десять  слоев,  подушки  были  из  тончайшего
пуха.
     Похоже, Храбр мало верил в святость пещерника --  второй  постели  не
оказалось вовсе. Гульча скользнула под шкуру первой и замерла в  ожидании,
но пока Олег снимал сапоги, расстегивал пряжки, развешивал по стенам ножи,
пояс, она... заснула, измученная такими событиями дня.
     Проснулась, сразу ощутила стыд и злость на себя, торопливо  протянула
руку рядом еще тепло, но самого пещерника не оказалось.  За  стеной  ржали
кони, слышались голоса. В раскрытое окно светило яркое солнце.
     Храбр сам заботливо проверил мешки, копыта лошадей.  Они  выехали  на
своих конях: Олег  на  огромном  белоснежном  жеребце,  Гульчана  вороном.
Оказывается, тиверцы подобрали их, идя по следу беглецов, привели  в  руки
рашкинцев. В запас Гульче дали двух рослых коней под расшитыми  чепраками,
в изукрашенной узде, а в гриву вплели цветные ленты. Олег косился, хмыкал:
рашкинцы считали ее свирепой поляницей, но не забывали, что  она  красивая
женщина, под которой и конь должен быть красивым.
     Десять воинов сопровождали их до граничных холмов. Когда они остались
позадихолмы и воины, Гульча проговорила тихонько:
     -- Я не верила, что уберемся целыми... Каждый миг чего то опасалась!
     -- Я тоже, -- признался Олег.
     Гульча искоса оглянулась, но рашкинцы уже повернули коней, исчезли за
деревьями.
     -- Хорошо я подыгрывала?
     -- Умница, -- подхватил Олег. -- Искусная притворщица.
     Они поехали молча. Гульчачак косилась на пещерника, стараясь угадать:
похвала или  издевка?  Он  ехал  неподвижный,  суровый,  невозмутимый.  Ей
хотелось залезть к нему вовнутрь,  прочувствовать  его,  понять,  чего  он
хочет, чем живет.
     Олег повернул к девушке  голову,  его  глаза  смотрели  с  симпатией,
понимающе. Гульча вспыхнула:
     -- Все равно ты толстокожий!
     -- Не пришло время тонкошкурых, -- ответил он мрачно. -- Жестокий мир
сотворили боги.
     -- Почему?
     Олег двинул плечами:
     -- Какой сумели. Мы, люди, должны сделать лучше. Нам жить, не богам.
     -- Сумеем?
     Он улыбнулся краешком губ с таким превосходством, что она в очередной
раз возненавидела его.
     -- Он уже намного лучше... Люди сделали.
     -- Тебе виднее, --  сказала  она  язвительно.  --  Ты  видел  времена
похуже. По тебе это хорошо заметно.
     Олег мягко улыбнулся, и девушка готова была его убить за эту улыбку.

     Подъезжая к излучине, он ожидал издалека увидеть тонкую  березку,  ту
самую березку Славена. Отчетливо помнил тот поздний вечер:  Славен  вкопал
ее на этом крутом берегу, тогда  здесь  еще  текла  пересыхающая  речушка,
желтые листья  устилали  землю,  красный  шар  Подателя  Жизни  висел  над
виднокраем, в небе  тянулись  стаи,  уходя  от  наступающей  зимы.  Славен
притоптал землю вокруг березки, отошел на шаг, сказал,  любуясь:  "Древние
рекли, что мужчина должен выполнить три дела: родить сына, построить дом и
посадить дерево. Дерево я посадил, очередь за домом и сыновьями".
     Конь бодро взбежал на косогор, и Олег замер, не веря глазам.  Впереди
шелестела мелкими листочками, насколько хватал глаз, необъятная  березовая
роща. Белые нежные стволы призывно  манили,  обещали  прохладу.  Конь  сам
ускорил бег, и вскоре они нырнули  в  зеленую  рощу.  Воздух  был  чистым,
свежим, дорожная пыль не проникала  в  рощу,  как  бы  ветер  ни  старался
нанести грязи и сора.
     Олег направил скакуна на самую кручу. Они миновали небольшой бурелом,
при виде котор