На  западе  воротами  к  морю  служит  Старград  --  стольный   город
славянского племени вагров. Олег часто шарил мыслью по грядущему, но почти
везде Старград уже именовался по-немецки:  Олденбург.  Конечно,  были  два
потока  грядущего,  где  Старград  оставался  Старградом,  более  того  --
исконные немецкие города были переименованы на славянский лад, а  немецкое
население наполовину истреблено, но Олег то грядущее не любил и  не  желал
его торжества: в нем сами славяне были жестокими захватчиками.
     Гульча часто делала записи старинным квадратным письмом. От Олега  не
прятала, в полной уверенности, что пещерник неграмотен и уж точно не знает
ее письма. Олег не заглядывал в ее записи, заранее предполагал, что  можно
написать о племенах, через земли которых проезжали, а карту самой рисовать
нелепо -- проще купить у местных волхвов или христианских монахов, кое-где
они уже появились как миссионеры-просветители.
     Гульча терпела, держалась, но когда они  выехали  к  морю,  была  уже
измучена до крайности. Олег смотрел  сочувственно,  заверил,  что  к  утру
будут в порту, а там дело лишь за короткой поездкой. Остров Буян лежит  от
материка близко, рукой подать.
     Рано утром они въехали в порт. Олег, не слезая с коня, быстро оглядел
корабли. Несколько драккаров, пара нефов, но в большинстве кочи,  баркасы,
ладьи. Драккары быстроходнее,  если  боевые,  а  не  торговые,  но  только
славянские ладьи позволяют вместе с грузом и людьми брать коней.
     Олег пустил коня вдоль причала, высматривая  подходящий  корабль.  На
языке  викингов  боевые  корабли   называются   skeid,   askr,   bard,   а
поморяне-славяне называли свои боевые суда не иначе как, корабл, наверное,
от слова короб. А тут как раз дозарезу  нужен  именно  короб,  дабы  коней
погрузить. Бросить не жалко, деньги на  покупку  новых  еще  остались,  но
каждый час дорог.
     Навстречу попадались люди, от них за версту несло морем: просоленные,
обветренные, походка враскачку -- привычка ходить  по  качающейся  палубе.
Кто-то из древних сказал, что  люди  бывают  трех  родов:  те,  кто  живы,
которые мертвы и те, что находятся в море. Олег поспешно  отступал,  давая
дорогу крепкоплечим и дерзкоглазым морякам.
     Следом за одной групкой моряков шел так  же  вразвалочку  низкорослый
человек в сером плаще. Капюшон был надвинут на лоб, но под ним  угадывался
шлем, а из-под плаща выглядывали ножны меча. Человек  покачивался,  как  и
моряки, однако Олег насторожился -- в походке было что-то нарочитое. Через
мгновение уже увидел: человек лишь подражает морякам, его же  кривые  ноги
скорее привычны к степному коню, чем к качающейся палубе.
     Гульча что-то  тараторила.  Олег  молча  выехал  из-за  угла.  Моряки
проходили мимо, а кривоногий вздрогнул, рука  метнулась  к  рукояти  меча,
глаза в ужасе расширились: лезвие швыряльного ножа уже  хищно  блестело  в
ладони пещерника. Человек в капюшоне замер, видя, что Олег  не  двигается,
медленно двинулся  вперед  за  моряками.  Его  спина  напряглась,  походка
выровнялась.
     Конь переступил с ноги на  ногу,  звонко  стукнув  копытами,  человек
вдруг метнулся вперед, растолкал моряков  и  понесся  вперед  по  причалу.
Моряки орали вслед,  потрясали  кулаками.  Один  погнался,  потом  плюнул,
остановился.
     -- Ты его знаешь? -- спросила Гульча быстро.
     -- Немного.
     -- Откуда? -- спросила она еще быстрее, ее дыхание прервалось.
     -- В одной пещере молились, -- буркнул он, и Гульча сразу замолчала.
     Первые две ладьи пропустил:  одна  пустая,  со  второй  пьяный  рыбак
сообщил, что отправятся через неделю, а раньше --  ни  за  какие  пряники.
Кочи Олег  сперва  проходил  мимо,  не  любил  эти  корабли,  потом  начал
присматриваться и к ним.  На  дальнем  конце  причала  спешно  затаскивали
мешки, тюки, связки мехов на объемную  ладью-кораб,  туда  же  по  широким
сходням  опускали  тяжелые  бочки.  Хозяин   неприветливо   буркнул,   что
отправляется на Рюген, а кому не нравится, пусть катится к Ящеру.
     -- Узнаю  северное  гостеприимство,  --  сказал  Олег  обескураженной
Гульче. -- Это не ваша восточная халва с патокой! Хозяин, я плачу за  двух
коней и одну женщину. Собак нет.
     Хозяин ладьи бросил свирепо:
     -- Так какого черта стоишь, глаза таращишь?  Думаешь,  кто-то  другой
твоих битюгов поведет на корабль?.. Бабу твою поведут, а коней... На черта
они в море, если от русалок нет отбоя?
     Олег ухмыльнулся, взял коней под уздцы и повел на ладью.
     Гульча  не  успела  перестрадать  морской  болезнью,  как   показался
скалистый берег. Волны с грохотом били о  темные  скалы.  Она  с  трепетом
ожидала, что ладья пойдет прямо к отвесной каменной стене, но моряки умело
направили ее вдоль берега, и так плыли еще полдня, пока вдали над  скалами
не показался странный город.
     Олег смотрел на него со смешанным чувством. Аркона, знаменитый  город
жрецов!  Аркона,  вся  из  храмов  и  высоких  каменных   столбов,   центр
политической и культурной жизни руян, жителей острова,  хотя  их  стольный
град -- Ральсвик находится  далеко,  в  середине  острова.  Волхвы  Арконы
издавна были самыми богатыми во всем славянском мире. Они  получают  треть
добычи, которую привозят  рюгенские  славяне  из  разбойничьих  набегов  и
военных походов. Все это складывают в подземных хранилищах Световида. Олег
однажды побывал там и теперь  всерьез  сомневался,  что  датские  конунги,
которые в его смутных отрывочных видениях захватят через три столетия весь
остров, сумеют в этих жутких подземельях  и  пещерах  отыскать  спрятанные
сокровища.
     В последний  месяц  лета,  напомнил  себе  Олег,  в  Арконе  проходит
праздник Световида. Сюда стекаются купцы, ремесленники, приезжают  франки,
датчане,  викинги,  даже  иной  раз  прибывают  арабы.  В  этой  суматохе,
всемирной  кутерьме,  ярмарке,  где  все  продается  и  покупается,  легче
проскользнуть незамеченным. Или хотя бы затруднить работу соглядатаев Семи
Тайных.
     Олег помрачнел, вспомнив могучих противников. Трудно поверить, что он
стряхнул их со следа окончательно или хотя  бы  запутал.  Не  радостно,  а
скорее тревожно, что за все долгое путешествие никто не попытался воткнуть
нож ему в спину. Что-то замышляют... Или ждут ответа Рюрика?
     Вполне возможно, они, давно узрев страшную угрозу для своей власти от
объединения славянских племен, умело препятствовали этому.  При  их  мощи,
зная тайные рычаги истории, это нетрудно. Когда же Олег наконец сообразил,
как можно славян сплотить в один народ,  начали  вмешиваться,  но  --  без
спешки и вполсилы. Сейчас, похоже, выжидают. Если Рюрик  откажется,  а  он
скорее всего откажется, то оставят в покое. И Рюрика, и его. Отступника.
     Он так глубоко задумался,  что  вздрогнул,  когда  маленький  кулачок
ткнул его в бок:
     -- Чем ночью занимаешься, если днем спишь?.. Погляди, это его гнездо?
     На вершине горы над самым обрывом стоял освещенный заходящим  солнцем
огромный, как гора, замок. Вокруг него толпились мрачные  дома  из  серого
камня, высокие башни. Замок был красив, как может быть красив дикий  зверь
-- сильный и вольный.
     Остров казался нагромождением камней,  но  Олег  заметил  сразу,  что
вокруг замка на три полета стрелы не  осталось  ни  крупного  камешка,  ни
кустика -- мышь не подползет незамеченной.

     Кони, зачуяв близкий отдых, перешли на рысь. Замок вырастал, и Гульча
заметила с беспокойством,  что  стены  замка  словно  нарочно  сложены  из
огромных глыб, отесаны грубо, небрежно.
     По обе стороны накатанной дороги громоздились  глыбы.  Этот  мир  юн,
поняла Гульча. Каждый камень блестит свежим сколом, острыми  краями  можно
бриться -- все здесь сурово, молодо. Волны не  обкатали  до  гладких,  как
панцири черепах, поверхностей, а ветры и зимы не успели  попробовать  зубы
на этих камнях.
     Когда подъехали ближе, стали заметны  шрамы  и  выбоины  от  снарядов
катапульт. Стена замка была в мелких царапинах  от  железных  наконечников
стрел, на крыше чернело пятно, словно там недавно бушевал огонь.  Окна  --
скорее бойницы, все расположены  высоко  над  землей  и  забраны  толстыми
железными прутьями. На каждом углу крыши замка -- камнеметы, бочки и груды
камней.
     Они миновали хмурые строения, откуда несло рыбой. Замок  был  отделен
широким рвом, внизу негостеприимно  плескалась  морская  вода.  К  воротам
замка вел перекинутый через  ров  подвесной  мост,  цепи  провисали  самую
малость, чуть натяни -- и мост поднимется, отрезая замок.
     Конь Олега брезгливо ступил  на  бревенчатый  настил,  где  из  щелей
злобно щерились оскаленные  рыбьи  головы,  бревна  блестели  от  склизких
рыбьих внутренностей, а тучи зеленых мух, крупных, как  шмели,  взвивались
из-под копыт при каждом шаге. По обе стороны  моста  зачем-то  шли  тонкие
перила высотой до колена.
     Ворота стены вокруг замка были из огромных стволов дуба, каждый ствол
очищен от коры, просмолен, все вместе сбиты железными скобами  толщиной  в
руку, словно замок строили не люди, а великаны.
     Олег, не слезая с седла, громко забарабанил в ворота. По  ту  сторону
послышался звон цепей, грохот железного засова, скрип огромных петель.  Но
открылись не ворота -- небольшое окошко. Мелькнула часть бородатого  лица,
на Олега уставился налитый кровью глаз, свирепый голос рявкнул:
     -- Кто такие?
     -- Посланцы из Новгорода, -- ответил Олег мирно. -- К великому  князю
Рюрику.
     -- Ждите, -- буркнул голос.
     Зазвенели цепи, на этот раз  створки  начали  медленно  раздвигаться.
Олег быстро слез с коня, знаком велел спешиться Гульче, добавил  натянутым
голосом:
     -- Войдешь, остановись и не двигайся!  Сверху  лучники  наблюдают  за
каждым движением.
     Гульча смотрела непонимающе. Олег объяснил нетерпеливо:
     -- Рюрик всегда был осторожен. Потому возвращался цел.
     В ворота протиснулись, ведя коней по  одному,  не  позволяли  створки
ворот -- внизу скрепляла толстая цепь. По ту сторону  ворот  высился,  как
врытая в землю скала, огромный и невероятно  толстый  воин,  поперек  себя
шире: в шлеме, кольчуге, латах поверх кольчуги, в железных нарукавниках  и
наколенниках.  На  широком  поясе,  охватывающем  огромный  живот,  висела
баклажка, а из-за спины выглядывал  самый  огромный  топор,  какой  только
Олегу приходилось видеть. Глаза глядели  зло,  с  надеждой,  что  пришелец
сделает неверное движение, даст повод показать чудовищную силу.
     -- Коней оставьте, -- распорядился воин голосом,  скорее  похожим  на
рев. -- Меня зовут Асмунд, я старший русич князя,  которого  ты  величаешь
великим. Старший русич, по-вашему -- воевода. Коней отведут в  конюшню,  а
вас -- к князю... Но берегитесь, ежели дело окажется пустяковым!
     Он с волчьей усмешкой опустил огромную, как лопата, ладонь  на  пояс.
Меча там не оказалось, но огромный  кулак  был  с  детскую  голову.  Когда
Асмунд сжимал кулаки, Олег ясно услышал скрип толстой, словно шкура  тура,
кожи.
     Они прошли через внутренний двор -- узкий колодец, вымощенный камнем.
Широкие двери выделялись на этой стороне высокого серого  дома,  но  русич
повернул к маленькой закопченной кузнице -- оттуда вырывались клубы  дыма,
через крышу летели искры. Там громко бухали два  молота,  звонко  рассыпал
дробные трели молоточек мастера.
     Асмунд вошел, наклонив голову, в кузню, Олег  шагнул  следом,  Гульча
осталась снаружи.  Внутри  стоял  запах  горячего  железа,  кож,  крепкого
мужского пота. Посреди высилась черная наковальня, два молотобойца усердно
лупили по брызжущей  искорками  ковке.  Сгорбленный  мужик,  еще  крепкий,
держал расклепанную поковку в длинных  клещах,  поворачивал,  прикрикивал.
Четвертым в кузнице был худенький парнишка, он подпрыгивал изо всех сил  и
дергал за ручку мехов. Огонь  в  горне  полыхал  жарко  и  мощно,  освещая
кузницу трепещущим алым светом.
     Асмунд с затаенной усмешкой поглядел на кузнеца, дюжих  молотобойцев,
громко проревел:
     -- Исполать вам, добрые молодцы!.. Бог в помощь.  Вот  привел  некого
чужака... Глаголет, что послан к Рюрику из  далекого  Новгорода.  Оставить
или повесить?
     Один из молотобойцев опустил молот, прямо посмотрел на Олега. Он  был
обнажен до пояса, если не считать кожаного  нагрудника.  Широкие  пластины
груди вздувались от избытка  силы.  Он  был  мокрым,  тело  блестело,  как
смазанное жиром. На темном от загара лице  ярко  выделялись  серые,  цвета
дамасской стали глаза. Волосы были, как спелая рожь, щеки и  руки  чернели
пятнами сажи.
     -- Кто послал? -- потребовал он сильным мужественным голосом.
     -- Весь Новгород, -- ответил Олег. -- Всенародное вече.
     Он вытащил грамоту, Рюрик властно взял, сорвал печать. По  мере  того
как читал, на суровом лице появлялось выражение  недоверия,  смешанного  с
изумлением. Дочитав, взглянул на Олега:
     -- Неужто там  худо?..  Впрочем,  поговорим  позже.  Асмунд,  проведи
гостя, святого волхва, в покои для гостей.  Дай  помыться,  накорми,  а  я
скоро освобожусь.
     Асмунд разочарованно хрюкнул, сказал безнадежным голосом:
     -- Там еще девка... Тоже мне, святой пещерник! Ее куда?
     Рюрик снова взял молот, отмахнулся:
     -- С ним! Кто знает, какие обеты взял на этот раз сей волхв-пещерник?
     Асмунд пошел вслед за Олегом, бормоча зло:
     -- В самом деле земля чудесами полнится... Святой пещерник! А я тогда
кто? Пастушок? Эй, девка! Иди рядом с... гм... пещерником. Да не глазей по
сторонам, мы лазутчиков не жалуем. А ежели жалуем, то лишь хоромами о двух
столбах и с перекладиной сверху.
     Гульча  оглядывалась,  она  никак  не  могла  поверить,  что  могучий
подмастерье, который послушно выполняет приказы кузнеца,  --  князь.  Пока
Асмунд вел их через двор, Олег ловил на  себе  любопытные  взгляды.  Чтобы
прощупать медведеподoбного Асмунда, который был похож даже не на  медведя,
а на дива, спросил:
     -- Обнищал князь?.. Сколько ему платят за работу в кузнице?
     Гульча  бросила  предостерегающий   взгляд,   Асмунд   же   мгновенно
рассвирепел, стал устрашающе красным, багровым, руки его  раздвинулись,  а
костяшки на пальцах побелели:
     -- Что? Повтори, что твоя поганая пасть мявкнула?
     -- С мирными пещерниками так не разговаривают, --  мягко  укорил  его
Олег. -- Грех.
     -- Но ты...
     -- Князь будет недоволен, -- сказал совсем  кротко  Олег.  --  В  его
доме! Обижают гостя! Святого пещерника...
     -- В гробу я видел таких  пещерников!  --  рявкнул  Асмунд,  все  еще
угрожающе багровый. -- Я их сам душил, как мух...
     -- Не кричи. Ребенка испугаешь.
     Гульча несказанно изумилась:
     -- Меня?  Да  кого  эта  толстая  копна,  увешанная  ржавым  железом,
испугает?.. За что обижаешь, святой волхв?
     Асмунд, рассыпая искры, как железная болванка, выхваченная из  горна,
свирепо толкнул ногой дверь, впустил Олега с Гульчей, с треском  захлопнул
следом, и слышно было, как яростно загремел железный засов.
     Они очутились  в  большой  горнице  с  низким  потолком.  Лестница  с
широкими каменными ступенями вела наверх, а в стене напротив были еще  две
двери, добротно сделанные. Уйти отсюда нелегко,  но  оскорбленный  воевода
гремел засовом лишь для устрашения да тешил раненую гордыню -- они еще  не
пленники. Гульча сразу бросилась к бочке с водой,  обнаружила  зеркало  из
полированного металла, гребень восточной работы, скребок для чистки коней.
Еще не успела распорядиться неожиданным  богатством,  как  появились  двое
холопов мрачного вида, принесли блюда с жареным мясом и рыбой.
     Рюрик появился, когда  Олег  уже  отодвинул  тарелку,  а  Гульча  еще
клевала, выбирая моченые ягоды. Князь легко сел  к  ним  за  стол,  сказал
весело:
     -- Вот и хорошо. Я тоже недавно завтракал, а вина выпьем  вместе.  Ты
прости, но мед здесь редок, а хмельного меда местный люд не  знает  вовсе.
Север!
     В комнату заглянул хмурый холоп, сказал в пространство:
     -- Вино я поставил в большой палате...
     Рюрик поднялся, виновато развел руками:
     --  Видите,  какой  я  князь?  Все  мною  распоряжаются.  Ничего   не
поделаешь, придется идти в большую палату.
     Гульча облила Рюрика презрением, пошла рядом с Олегом, наморщив  нос.
Они поднялись в просторную палату -- посреди зала стоял  широкий  стол  на
резных ножках. Холодные каменные стены сплошь закрыты толстыми  восточными
коврами, а самих ковров почти не видно под  развешанными  щитами,  мечами,
топорами, дротиками, кинжалами, саблями, булавами, шестоперами,  клевцами,
оскерпами, швыряльными ножами... И все не простое: булат  лучших  мастеров
-- синеватый узор на лезвии, письмена  и  руны  у  основания,  а  рукоятки
отделаны золотом и драгоценными камнями.
     Холоп поставил перед ними  три  широких  кубка,  отделанных  золотом,
сверкающих яхонтами. Гульча взяла свой в руки,  пальцы  коснулись  дорогих
камней, ее глаза  заблестели,  и  она  посмотрела  на  странного  князя  с
любопытством и зачатками уважения.
     -- Сколько шпионов нас слушает? -- спросил Олег.
     Рюрик засмеялся, показав ровные белые зубы:
     -- Здесь все друг друга знают как облупленных.
     Олег в сомнении покачал головой:
     -- Ладно... Рюрик, я несколько дней ехал через  поле,  где  трава  не
росла: кости лежат плотно, кучами. Человек стал страшнее зверя.
     Рюрик налил ему и Гульче красного вина, ответил равнодушно:
     -- Святой отец, тебя это волнует? Резня -- дело  вечное.  Из-за  баб,
скота, травы. Разве ты поэтому приехал?
     -- Соседние племена перестали рвать друг  другу  глотки.  На  юге  из
множества  племен  внезапно  возник  Хазарский  каганат.  На  западе  сыны
Рудольфа уже создали империю. С востока славян теснят  неведомые  племена,
что пришли на смену киммерам, скифам, гуннам, обрам,... Лишь на  севере  у
нас море, забитое льдами, придется отступать во льды.
     -- Обязательно?
     -- Или покориться. Поляне и древляне уже платят дань хазарам.  Да-да,
тем самым, которые нашей тени боялись.  Они  объединились,  Рюрик!  Хазары
объединились, не поляне.
     Рюрик смотрел  прямо,  в  глазах  появилось  раздражение.  Он  бросил
отрывисто:
     -- Святой отец, я не умею разговаривать с волхвами... Своему  воеводе
сказал бы: телись быстрее!
     -- Я не родился пещерником, так что понимаю разные языки. Рюрик, наши
племена нуждаются в объединении. Ты --  единственный,  кто  может  связать
воедино.
     Рюрик изумленно свистнул,  отшатнулся,  словно  его  лягнул  в  грудь
боевой конь. Серые глаза широко раскрылись.  Так  же  широко  распахнулись
черные глаза Гульчи. Олег сказал с ноткой отчаяния:
     -- Рюрик, я заглядывал в будущее. Проверял разные дороги, по  которым
может  пойти  мир.  Некоторые  проследил  так  далеко,  что  сам  перестал
понимать, что вижу... Сейчас последний миг! Если не стряхнем сонную одурь,
придут чужие народы и сожрут. Даже косточек не выплюнут.
     Он поднялся, упираясь кулаками в крышку стола,  почти  орал,  обратив
лицо к Рюрику. Тот отвел глаза, сказал угрюмо:
     -- Почему я?
     -- Ты правнук Пана, праправнук Кия,  среди  твоих  пращуров  --  Рус,
Славен, Скиф, Колоксай. Ты -- потомок Таргитая, который первым вмешался  в
кровавые распри и прекратил их на  долгие  столетия!  Потом  новые  народы
создавали Колоксай, Скиф, Вандал, Славен, Рус, а  ты  --  их  потомок.  Их
кровь -- в тебе! Что сделали они, то можешь и ты.
     В раскрытую  дверь  уже  заглядывали  обеспокоенные  громким  голосом
вооруженные стражи. Рюрик сделал знак,  они  исчезли,  взамен  внесли  три
кувшина вина. Когда все удалились, Рюрик сказал неохотно:
     -- Мой отец был охоч до женщин. Двенадцать  жен,  сто  наложниц!  Ты,
Вещий, найдешь других потомков Таргитая, моих единокровных  братьев,  если
уж так нужен именно потомок Руса, Скифа и всех прочих героев в этой линии.
Многие с радостью кинутся строить  новое  княжество,  к