чему,
собственно, ты на меня так рычишь? Ты что, меня в чем-то подозреваешь?
   Ки склонила голову набок и улыбнулась, но глаза остались холодны.
   - Подозреваю? Человека, пытавшегося угнать моего коня?  Да  ни  в  коем
случае. Кроме того, я просто обожаю, когда меня будит  кто-то,  пытающийся
без спросу проникнуть в фургон...
   - Я тебе кружку чая горячего хотел отнести, вот и все.
   Вандиен проговорил это совсем тихо, опустив руки  и  всем  своим  видом
изображая оскорбленную невинность. Но Ки была стреляным воробьем.
   - Какая трогательная забота, - сказала она ядовито.
   Вандиен сорвался с места и устремился мимо  нее.  Приостановившись,  он
швырнул Ки свернутое оленье одеяло. Ки едва успела подхватить его. Тяжелые
шкуры мягко стукнули ее в грудь. Похоже, он как следует разозлился.
   - Все пытаюсь порядочного человека из себя изобразить, - буркнул он.  -
А зачем?
   Подойдя  к  догоравшему  костру,  он  принялся  затаптывать  его   куда
энергичней,  чем  требовалось.  Ки  осмотрелась.  Оказывается,  он   успел
упаковать  оставленные  ею  пожитки,  причем   большую   часть,   конечно,
неправильно. Ки взяла одеяло под мышку и, вернувшись в  кабинку,  положила
его на постель. Вновь выйдя наружу, она села на сиденье и взяла  кружку  с
чаем. Чай был тепловатый  -  успел  уже  остыть  на  утреннем  холоде.  Ки
задумчиво отхлебнула, потом, глядя в кружку, спросила:
   - Ты ел что-нибудь?
   Вандиен, еще топтавший угли, поднял голову.
   - Как-то не подумал, - ответил он несколько чопорно.  -  Отвык,  знаешь
ли, за последнее время от регулярной еды... - Посмотрел на небо и добавил:
- Солнце всходит.
   - Что ж, значит, поедим на ходу, -  деловито  бросила  Ки.  Спрыгнув  с
сиденья, она спрятала кружку, потом поманила коней. Тяжеловозы оглянулись,
и Сигурд недовольно зафыркал, но оба подошли и заняли привычные места.  Ки
принялась за дело, затягивая отвердевшие  от  холода  ремни,  отогревая  в
ладонях промерзшие металлические пряжки и  лишь  потом  прикасаясь  ими  к
конским бокам. Вандиен  стоял  поблизости,  наблюдая  за  ее  работой.  Он
попытался было помочь,  но  Сигурд  топнул  копытом,  и  Вандиен  поспешно
попятился.
   Потом Ки вскарабкалась на сиденье и разобрала вожжи.  Вандиен  все  еще
стоял на прихваченной морозцем земле рядом с фургоном, снизу  вверх  глядя
на Ки карими собачьими  глазами.  Кудрявые  волосы  свисали  ему  на  лоб,
холодный ветер ворошил отросшие пряди.  Худой,  гибкий  парень,  физически
превосходивший ее совсем ненамного...
   Ки испытала странное чувство. Такому, как он, не было и не  могло  быть
места в ее внутреннем мире. Быть может, со временем она и  привыкла  бы  к
его насмешливому нраву, к его повадкам человека, не пытающегося что-то  из
себя изобразить. Могла бы привыкнуть. Но не станет. Да, она отвезет его за
перевал, как и обещала вчера. Но не более того. Не более.  Хватит  с  нее.
Она больше никому не позволит вмешаться в свою жизнь и не допустит,  чтобы
от  нее  кто-то  зависел.  Он  говорит,  что  знает   дорогу;   если   это
действительно так, пусть указывает путь и этим расплачивается за проезд...
   Ки не спеша передвинулась на широком дощатом сиденье, жестом пригласила
к себе Вандиена и, не успел он как  следует  усесться,  отпустила  тормоз.
Деревянные колеса дрогнули, с треском обламывая примерзшую за ночь  траву.
Скрипя и покачиваясь, фургон двинулся в путь.
   Ки растворила дверцу кабинки у себя за спиной.
   - Там, в стенном шкафу под  окошком,  еда.  Яблоки,  сыр  и,  по-моему,
ломоть соленой рыбы.
   Вандиен полез внутрь за съестным. Он ни к чему не притронулся, только к
шкафчику, который указала ему Ки. Потом выбрался наружу и положил  еду  на
сиденье между ними.  Ки  обождала  некоторое  время,  следя  за  конями  и
дорогой, потом нетерпеливо обернулась к нему.
   - У меня ножа нет, - напомнил ей Вандиен.
   Колеса скрипели, фургон плавно покачивался. Не сводя глаз с дороги,  Ки
извлекла из ножен короткий нож и протянула его Вандиену. Немного погодя он
передал ей кусочек сыра на пластинке вяленой рыбы. Они  ели  медленно,  не
спеша. Сморщенных яблок оказалось недостаточно,  чтобы  истребить  во  рту
соленый  привкус  рыбы;  Ки  сунула  руку  за  спину,  вытащила  бурдючок,
отхлебнула кислого вина и сунула мех Вандиену. Он отпил так же скупо,  как
и она, и вернул бурдючок. Ки повесила его на место  и  захлопнула  дверцу.
Вандиен прислонился к дверце спиной и вытянул ноги.
   - Я до того привык  ходить  пешком,  -  сказал  он,  -  что  успел  уже
позабыть, до чего приятно  ездить...  Жаль  только,  рано  или  поздно  мы
доберемся до глубоких снегов, которые, как ты сама убедишься, для  фургона
непроходимы. Ты повернешь назад... как и все они...
   - Я переправлюсь на ту сторону, - спокойно ответила Ки. - И со  мной  -
мой фургон.
   Вандиен только хмыкнул: казалось, самоуверенность Ки его забавляла.  Ки
не снизошла до ответа.
   Между тем большак упорно лез вверх, петляя и прячась то  за  ельниками,
то в чахлых зарослях ольхи,  топорщившихся  под  прикрытием  скал.  Дорога
тщательно обходила громоздкие голые валуны и холмистые неровности  склона,
причем нередко кружным путем и всегда с той стороны, что  была  дальше  от
перевала, хотя  этот  путь  часто  оказывался  длиннее.  Ки  с  молчаливым
изумлением спрашивала себя, кому могло прийти в голову прокладывать горную
дорогу  таким  кружным  путем.  Это,  конечно,  облегчало  жизнь  лошадям,
тащившим вверх  груженый  фургон,  но  большая  часть  дорожных  кренделей
оставалась совершенно необъяснимой. В свое время Ки приходилось ездить  по
речным руслам и  пересекать  хребты  вовсе  без  дорог,  выбирая  распадок
пониже. Этот же большак, казалось, таился, крадучись пробираясь по склону.
Местами он вообще пропадал, и тогда колеса  рокотали  по  голому  камню  в
пятнах лишайника и мха. Не было видно ни птиц,  ни  зверей,  лишь  местами
посреди  скальной  растительности  копошились  какие-то  довольно  крупные
насекомые. Они поедали серо-зеленые  лишайники  и  сами  походили  на  них
цветом. Насекомые смешно трепыхались, уползая из-под копыт. В иных  местах
они сидели плотными роями, скрывая дорогу.
   Был момент, когда Ки готова была уже решить, что сбилась с пути.  Но  в
это самое время Вандиен вытянул тощую руку, указывая куда-то  между  хилой
рощицей и серой скалой:
   - Смотри! Вот они, Сестры! Здесь первое место, откуда их уже видно!
   Ки посмотрела туда, куда указывала его вытянутая  рука.  Она  полагала,
что Сестры были двумя величайшими горами хребта или по крайней мере  двумя
пиками, между которыми им предстояло  проехать.  Ничего  подобного.  Склон
горы искрился снежной белизной. Дорога пересекала этот склон и  скрывалась
из глаз, огибая гору. Ки сразу сообразила, что  по  одну  сторону  фургона
будет зиять страшенный обрыв, а по другую - вздыматься отвесный утес. То и
другое издали казалось двумя гладкими белыми стенами.  И  там,  где  утесы
наверху и внизу были всего обрывистей и круче, высились  Сестры.  Ки  вмиг
поняла, что вдохновляло художника, нарисовавшего вывеску для гостиницы.
   Издали  они  казались  довольно  странной  черной  скалой,   нарушавшей
однообразие серого камня, образовавшего окрестные склоны.  Они  выделялись
двумя темными силуэтами, совершенно лишенными  снега.  И  они  удивительно
напоминали симметричный, стилизованный силуэт двух человеческих  женщин  с
длинными распущенными волосами. Два  царственно-прекрасных  лица  смотрели
друг на друга, чуть касаясь носами и губами.  Две  сестры,  приветствующие
одна другую.
   - Видела? - спросил Вандиен, когда рощица закрыла Сестер от глаз Ки.
   Та кивнула; зрелище ее почему-то растрогало. Вандиен,  казалось,  понял
охватившее ее чувство.
   - Воплощение преданности, - сказал он.  -  Сколько  вижу  их,  они  мне
всегда кажутся олицетворением самоотверженной  любви.  Между  прочим,  это
было единственное место, где их как следует видно  с  дороги.  Выше  можно
будет посмотреть еще, но там они теряют сходство с людьми и превращаются в
обычные скалы. Но отсюда,  согласись,  вид  такой,  что  любой  менестрель
разрыдается. Когда я сам впервые их увидел, я пожалел, что не  художник  и
не могу их  как-нибудь  запечатлеть.  А  потом  понял:  да  ведь  они  уже
запечатлены, причем навеки и так, как ни одному скульптору не приснится!
   Он  откинулся  назад,  к  дверце  кабинки;  в  его  темно-карих  глазах
светилась глубокая, искренняя радость. Ки ничего не добавила к  сказанному
им, но ей поневоле передалось его восхищение Сестрами, и Вандиену, похоже,
было приятно, что она разделяла его чувства.
   К середине утра они добрались до границы снегов. Сперва это был  тонкий
влажный покров, который широкие копыта  тяжеловозов  превращали  в  мокрую
грязь. Потом колеса фургона  начали  застревать  и  проскальзывать.  Коням
пришлось подналечь; вскоре широкие, серые в  яблоках  спины  потемнели  от
пота и закурились паром. Движение замедлилось - проторенного пути не было,
фургон двигался по целине, сквозь ничем не нарушенное снежное  одеяло.  Ни
колеи, ни  обнадеживающих  следов  впереди.  Около  полудня  Ки  ненадолго
остановила упряжку, и Вандиен,  уверенный,  что  она  собралась  повернуть
назад, покосился на нее с видом человека, наперед  знавшего  об  этом.  Ки
сделала вид, будто ничего не заметила. Спустившись вниз, она прошла вперед
по икры в снегу и принялась обтирать  отдувавшихся  коней  куском  овчины.
Безропотный Сигмунд благодарно тыкался носом ей в руки.  Сигурд  обреченно
заводил глаза.
   Ки забралась обратно на свое место, и Вандиен спросил ровным голосом:
   - Ну что? Пора поворачивать?
   - Нет, - сказала она. - Заберемся повыше, и снег  сделается  суше,  так
что колеса перестанут скользить и коням станет полегче... Хотя, - добавила
она с неожиданной откровенностью, - я вообще-то полагала, что дело  у  нас
пойдет побыстрей. А тут дорога по одному месту петляет!
   - Сухой снег, верно, липнуть не будет, но зато он и  глубже,  -  мрачно
отозвался Вандиен. - Ты  себе  не  представляешь,  каков  он  наверху,  за
границей лесов. Там нет ни кустов, ни травы: голый  камень  да  лишайники,
так что снег метет где хочет. А впрочем,  поехали.  Рано  или  поздно  все
равно   придется   бросить   фургон,   так   хоть    сколько-то    проедем
по-человечески...
   Ки наградила его  за  это  испепеляющим  взглядом.  Потом  отомкнула  и
сдвинула в сторону дверь кабинки. Вернулась она  с  несколькими  палочками
копченого мяса в руках. Сунув их Вандиену, она  подняла  вожжи  и,  слегка
тряхнув ими, послала коней вперед. Плотное жесткое мясо  надежно  заткнуло
рты им обоим, избавив Ки от дальнейших разглагольствований Вандиена.
   Колея  позади  них  делалась  все  длиннее;  извилистая  дорога  упрямо
карабкалась в гору.  Рослые  деревья,  между  которыми  они  ехали  утром,
сменялись более убогими Воздух делался все холоднее. Ки  чувствовала,  как
натягивается, становится как будто чужой кожа  на  скулах.  Она  отпустила
вожжи и только мотнула головой,  когда  Вандиен  хотел  взять  их  у  нее.
Наведавшись в кабинку, она появилась в толстом шерстяном плаще  и  меховых
рукавицах. Усевшись и натянув на голову капюшон, Ки вытащила  из-под  полы
толстую  шаль  из  некрашеной  серой  овечьей  шерсти.  Вандиен  с   явным
облегчением закутался в нее, но ничего не сказал. Его  собственная  одежда
была истерта до дыр. Он не жаловался, но Ки  видела,  как  его  трясло  от
холода.  Какой-то  бесенок  в  душе  подначивал  Ки   заставить   Вандиена
сознаться, как он замерз. Держался он, ничего не скажешь,  мужественно,  и
это внушало Ки невольное восхищение. Он ни о чем не просил и  не  унизился
до смиренной благодарности. С точки зрения Ки, такому человеку легче  было
что-то давать. У него были собачьи глаза, но хвостом он, по крайней  мере,
перед ней не вилял.
   О лесе напоминали теперь только жалкие, скрюченные в три погибели елки.
Кое-где из снега торчали макушки чахлых кустов;  оставалось  предполагать,
что там, где их совсем не было, проходила дорога. Белая  гора  бесстрастно
взирала с высоты своего роста на расписной фургон и могучих серых коней, с
усилием бредущих через сугробы. Ки  вертела  головой,  пытаясь  еще  разок
высмотреть Сестер, но напрасно. Извилистая дорога вновь скрыла их,  нырнув
за выступ. У Ки слезились глаза от сияющей белизны  снегов.  Она  опустила
голову, желая дать отдых глазам, и  слезы  сейчас  же  замерзли  прямо  на
ресницах. Ки утерла глаза рукой в рукавице и тряхнула вожжами.
   Однажды в  чистой  синеве  над  ними  показалась  черная  точка,  скоро
превратившаяся в пикирующего ястреба.  Ки  ткнула  в  ту  сторону  меховой
рукавицей:
   - Я и не знала, что они залетают охотиться так высоко в горы!
   - По-моему, он изгнан своим племенем, - пожал плечами  Вандиен.  -  Его
уже видели  в  этих  местах...  купцы  и  путешественники,  которые  здесь
проезжали. Говорят, он охотится на  перевале  и  даже  выше.  Только  луне
ведомо, что он тут ест. Удается ли ему когда-нибудь согреться, бедняге?..
   Кони терпеливо пробивались вперед. Колеса фургона все глубже  тонули  в
снегу, но продолжали вращаться. А вокруг  было  удивительно  тихо;  тишину
нарушали только редкие вздохи ветра,  поскрипывание  фургона  да  фырканье
трудившихся  тяжеловозов.  И  никаких  признаков  жизни.  Ки  стало  жалко
одинокого ястреба. Она пошевелила пальцами замерзших ног, обутых в башмаки
возчика. У Ки пересохли губы, но она  знала,  что  облизывать  их  нельзя:
сейчас же растрескаются и будут кровоточить...
   Вандиен указал ей куда-то вперед:
   - Придется же нам попыхтеть,  перетаскивая  через  это  твой  ценнейший
фургон...
   "Это" оказалось серебристой  полоской,  пролегшей  поперек  их  дороги.
Сияющая лента, расчертившая голубоватую снежную белизну. Она  выбегала  из
расселины в скалах, пересекала дорогу и, изгибаясь, скрывалась за  увалом.
Ки встала на своем сиденье и напрягла зрение. Ни дать ни взять  серебряная
тропа! Ки вновь села и озадаченно нахмурила лоб.
   - След снежной змеи, - ответил Вандиен на ее  невысказанный  вопрос.  -
Неужели ты их никогда раньше не видела?
   - Нет, никогда, - призналась Ки неохотно. - Но  слышала  предостаточно.
По вечерам у костров  ромни,  когда  на  ночь  глядя  рассказывают  всякие
небылицы. Я думала, эти снежные змеи если  не  выдумка,  то  уж  наверняка
величайшая редкость. А что, ее след - такое уж препятствие?
   - Представь себе стену льда поперек дороги. Где-нибудь в других  местах
снежные змеи, может, и редкость, но на перевале  Двух  Сестер  они  так  и
кишат. Та, что тут наследила, похоже,  еще  из  маленьких.  Крупные  редко
спускаются так низко. Иногда они ползут поверху, иногда прямо сквозь снег,
как черви в земле. Тело у них длинное, и снег  от  трения  тает,  а  потом
превращается в лед. Если змея ползла поверху, получается ледяной желоб,  а
если низом, то горб. Большая змея оставляет  след  шириной  во  всю  длину
твоего фургона. Но эта, по-моему, маленькая.  Впрочем,  подъедем  поближе,
там и рассмотрим...
   Оба замолчали. Тишину нарушало только поскрипывание фургона. Вот Сигурд
громко фыркнул, и тотчас откликнулся Сигмунд:  тяжеловозы  учуяли  змеиный
след. След был старый, но кони забеспокоились. Они выгибали могучие шеи  и
так мотали головами, что взлетали длинные гривы. Ки  шлепнула  вожжами  по
широким серым спинам.
   При ближайшем рассмотрении змеиный след оказался шириной всего  в  шаг.
Ки  остановила  упряжку.  Кони  по-прежнему  вскидывали  головы,  раздувая
ноздри. Ки с Вандиеном спрыгнули в снег и пошли на  разведку.  Ки  ступала
осторожно: подобно кошке, она не любила сырости и холода и по  возможности
старалась их избегать. Вандиен, в отличие от нее, шел напролом. Видимо, он
привык к холоду и если не наслаждался им, то по крайней мере  особенно  от
него и не прятался.
   Как и предвидел Вандиен, след оказался неглубоким желобом из  сплошного
льда, перечеркнувшим  снег  на  дороге.  Объехать  его  не  представлялось
возможным. Пытаться  же  перетащить  фургон  верхом  было  все  равно  что
перебраться через  порядочное  бревно.  Ки  пнула  ледяную  стенку  ногой,
отколов кусочек.
   - Могло быть  и  хуже,  -  заметил  Вандиен.  -  Пробьемся.  А  знаешь,
фургон-то завезет нас выше, чем я ожидал!
   - И спустит нас по ту сторону, - ровным голосом заверила его Ки.
   Повернувшись, она зашагала назад к фургону. Вандиен остался  на  месте.
Он дул на замерзшие пальцы и все поправлял сползавший платок. Ки вернулась
с дроворубным топором и принялась крушить им ледяной след.  Вандиен  начал
оттаскивать в сторону обломки. Ледяные брызги  летели  из-под  топора  при
каждом ударе, то и дело  попадая  по  рукам  и  по  лицам.  Уши  Вандиена,
наполовину скрытые прядями темных волос, скоро  покраснели  от  холода,  а
руки, поначалу красные, наоборот, побелели.  Ки  взмокла  в  своем  теплом
плаще, но не сняла его, зная, к чему может привести такая беспечность. Оба
работали со всей возможной быстротой,  не  давая  себе  передышки,  но  Ки
помимо воли думала о потерянном  впустую  времени  и  на  чем  свет  стоит
бранилась  сквозь  зубы.  Солнце,  светившее  с  зимнего  неба,   начинало
помаленьку клониться к закату. Тени высочайших пиков хребта уже  накрывали
расписной фургон, казавшийся неуместным среди белизны снегов. Скоро придет
ночь, а с ней и мороз. Вандиен расслышал ругань Ки и усмехнулся, но ничего
к сказанному раньше не добавил.
   Когда наконец путь был  расчищен,  Ки  дрожала  от  изнеможения.  Холод
обессилил ее гораздо больше, чем она ожидала. Она с трудом заставила  себя
счистить иней с лошадиных морд, а потом  отнести  на  место  топор.  Самые
простые дела превращались в тяжелый труд. Ки еле  вскарабкалась  наверх  и
тяжело плюхнулась на сиденье. Вандиен уже сидел там, ожидая ее.
   - Отряхни штаны, - посоветовал он ей. - Растает, еще хуже озябнешь.
   Ки подняла вожжи. Фургон заскрипел, потом рывком сдвинулся  с  места  и
тяжело покатился сквозь расчищенный пролом.
   Нагнув головы, серые всем весом налегали  на  упряжь.  Фургон  двигался
теперь гораздо медленней прежнего. Ветер нагромоздил на склоне причудливые
сугробы; тяжеловозы, успевшие притомиться с утра, упрямо  преодолевали  их
один за другим. Взмокшая Ки постепенно остыла, и ледяной холод пробрал ее,
несмотря даже на толстый плащ. Невольно она прикусила нижнюю губу,  потом,
спохватившись, утерла  рот  рукавицей.  Она  покосилась  на  Вандиена:  ее
спутник зажал  онемевшие  руки  между  ляжек,  надеясь  таким  образом  их
отогреть. Он устало и безразлично смотрел вперед, на дорогу. Ки  не  могла
разглядеть впереди ничего, кроме снега, - и чем дальше, тем глубже.
   - Где оно, прах побери? - прорвало  ее  наконец.  -  Где  это  убежище,
которого ты собирался достичь к вечеру? Хорошее безопасное место, куда  ты
с самого рассвета меня тащишь? Выехали  пораньше,  и  где  оно  находится,
хотела бы я знать? Я  предпочитаю  знать,  куда  еду!  Иметь  перед  собой
цель!..  Может,  скажешь  хоть,  где  оно  находится,  чтобы  было  с  чем
соразмерять?..
   Замерзшие губы Вандиена так и не сумели растянуться в улыбку,  так  что
пришлось ему улыбаться одними глазами. Он выпростал белую, бескровную руку
и указал вперед:
   - Видишь во-о-он там темную черточку? Что-то вроде трещинки  в  хребте?
Это небольшой каньон, узкий, с очень крутыми стенами.  Ни  дать  ни  взять
какой-то Бог однажды взял да и расщепил гору.  Туда  наверняка  не  успело
намести снега, и потом, там внутри есть...  не  то  чтобы  пещера,  просто
углубление в стене. Если загородить его  фургоном,  люди  и  лошади  могут
укрыться и относительно  неплохо  пересидеть  ночь.  В  этом  месте  часто
ночуют. Там даже запас дров приготовлен, надо только знать, где искать.
   Ки досадливо поджала губы. В утренней  суматохе  она  начисто  позабыла
взять с собой дрова. Вполне вероятно,