Он молча следил  за  ней.  Она  подняла
наконец глаза, и его улыбка тотчас сделалась шире:
   - Неужели ты меня даже не свяжешь? А вдруг я тебя  все-таки  как-нибудь
одолею и удеру на одном из твоих коней?
   Передернув плечами, Ки натрясла немного чаю в горшочек и устроила его в
горячих камнях возле огня.
   - Кони уже достаточно напуганы, - сказала она. - Ты сам видел, я их  не
привязываю. Если захочешь увести одного из  них,  сумей  сначала  поймать.
Положим даже, ты меня одолеешь... хотя это и  сомнительно.  Ну,  допустим,
убьешь. Интересно, как ты их поймаешь, если  от  тебя  будет  разить  моей
кровью. Нет, если ты действительно хочешь за перевал, ты ничего  подобного
не предпримешь. У тебя одна надежда: делать то, что я скажу.
   Ки с сожалением посмотрела на кружку горячего, только что налитого чая,
которую держала в руках. Весьма неохотно она  протянула  ее  парню  поверх
костра и полезла в посудный ящик за второй. Он молча следил  за  тем,  как
она наливает себе, как прихлебывает. Он держал кружку в ладонях, отогревая
тощие руки. Ки смотрела на него  поверх  своей  кружки,  потягивая  чай  и
улыбаясь про себя. Вот и она поставила его в тупик: теперь уже он явно  не
знал,  как  себя  вести.  Какие  глупости.  Ребячество.  Ки   презрительно
хмыкнула, но дурацкое ощущение торжества так и не прошло.
   Сварившийся суп начал пузыриться, и Ки разлила его в две миски. Одну из
них она сунула парню в руки и не без удовольствия проследила за  тем,  как
он натягивал на руки драные рукава, пытаясь не обжечься ни супом, ни чаем.
Ки привалилась спиной к колесу и принялась есть. Мужчина  все  еще  стоял,
держа  в  руках  кружку  и  миску,  словно  это  были  какие-то   предметы
непонятного ему назначения. Потом опустился наземь, по-прежнему  глядя  на
Ки. Она подняла глаза и увидела, что он поставил кружку и взялся за ложку.
Он смаковал каждый кусочек и явно был не до конца уверен в  том,  что  ему
все это не приснилось. Очистив миску, он нерешительно потянулся к  котелку
с чаем и  вопросительно  посмотрел  на  Ки.  Она  притворилась,  будто  не
заметила его взгляда. В конце концов он решился и налил себе еще.
   Она пили чай, молча поглядывая друг на друга. Говорить было не о чем, и
тем не менее Ки почувствовала нарастающее раздражение. Прах  тебя  побери,
подумала она с досадой. Это мой фургон! И мой костер! Почему  я  никак  не
могу  собраться  с  духом  и  как  следует  тебя  порасспросить?  Приперся
незваным, натворил всякого безобразия - и молчишь себе, словно так тому  и
положено быть?.. Почему мне же еще должно быть неловко?..
   - Меня зовут Ки!
   Это прозвучало почти как обвинение.
   - А меня - Вандиен, - отозвался он с готовностью. Улыбнулся и отпил  из
кружки.
   Отблески огня играли на его лице, и Ки попробовала представить, как  бы
он  выглядел,  если  его  как  следует  вымыть,  подкормить   и   приодеть
по-человечески. Поразмыслив, Ки пришла к выводу, что из него получился  бы
довольно симпатичный мужчина. Он в самом деле был чуть выше Ки и ненамного
шире в плечах, но  тело  казалось  мускулистым  и  ладным:  видавшая  виды
кожаная рубашка облегала крепкий торс и узкие бедра. Штаны  у  парня  тоже
были кожаные, кое-где протертые и залатанные.
   Ки  присмотрелась  к  липу.  У  Вандиена  был  прямой  нос  с   высокой
переносицей и красивые темные брови. Небольшой рот прятался  в  запущенных
усах и бороде: без сомнения,  Вандиен  привык  начисто  бриться.  А  руки,
державшие кружку, несмотря на мозоли, ясно говорили о том, что к  тяжелому
труду ему пришлось привыкать уже взрослым. Когда Ки снова посмотрела ему в
глаза, Вандиен улыбнулся с  таким  видом,  словно  прочитал  ее  мысли,  и
спросил:
   - А тебя-то что гонит за перевал, Ки? Сделай милость, расскажи про себя
немножко. Я ведь, побуждаемый  твоим  ножичком,  вон  сколько  тебе  всего
рассказал - причем такого, что редко выбалтывают незнакомцам...
   Он потягивал чай, преспокойно глядя на нее поверх  чашки.  Ки  небрежно
пожала плечами:
   - У меня там дело. Нужно перевезти груз соли: срок  вот-вот  выйдет,  а
опаздывать я не люблю. К тому  же  я  давно  собиралась  посмотреть  новые
места. По эту сторону хребта я каждую тропку наизусть знаю, надоело. А  за
горами, я слышала, и платят получше...
   - Если и лучше, то совсем ненамного, - сказал Вандиен. -  И  надо  быть
просто помешанным на торговле солью, чтобы в такое время  года  тащить  ее
через перевал Сестер!
   Ну только что прямо не назвал меня лгуньей, подумала Ки.
   - Стало быть, я и есть помешанная, - ответила она сухо.  -  По  крайней
мере, это помогает мне не опуститься до воровства.
   - Ах! Как мучит меня совесть!.. - воскликнул он и  шутовским  движением
схватился за сердце, ни дать ни  взять  пронзенное  ударом  рапиры.  Потом
отнял руку и расхохотался. Ки не выдержала и  улыбнулась  в  ответ.  Ну  и
мужик.
   - Завтра начнутся снега, - сказала  она,  допивая  чай.  -  Надо  будет
выехать пораньше.
   Вандиен поднял кружку таким жестом, словно это был бокал вина на званом
обеде.
   - За ранний выезд, - провозгласил он таинственным голосом и опрокинул в
рот остатки остывшего чая.
   Ки не ответила на его тост. Застыв с кружкой в руке,  она  смотрела  на
Вандиена. Ей казалось, он словно перевернул в ее сознании некий камень,  и
жаба, сидящая неподалеку, подмигнула ей желтым глазом. Тепло,  растекшееся
было по телу, куда-то улетучилось. Взгляд Ки сделался пристальным.  Что  у
него на уме?.. А что может быть на уме у мужчины, кроме как...
   Но Вандиен, поставив кружку, сорвал пучок сухой травы и  начисто  вытер
миску, а кружку вытряс над огнем. Он повертел посуду  в  руках,  чтобы  Ки
видела, как он аккуратен, и снова поставил ее  у  огня.  Потом  потянулся,
встал на четвереньки и уполз под фургон.
   Недоумевая, Ки проследила за  ним  взглядом.  Он  по-собачьи  свернулся
клубком - и закрыл глаза...
   Ки вычистила свои миску и кружку и поднялась на  затекшие  ноги,  чтобы
убрать посуду в ящик. Потом пригасила костер и обошла фургон, готовя его к
ночлегу. Вернувшиеся кони стояли неподалеку. Ки подошла к  ним  и  ласково
почесала могучие серые шеи. И забралась в кабинку.
   В этот раз  она  не  стала  зажигать  свечу.  Сквозь  маленькое  окошко
проникало вполне достаточно звездного света и  отблесков  еще  теплившихся
углей костра. Ки посмотрела на свою постель.  Простое  дощатое  возвышение
было приподнято над полом, а внизу  устроен  вместительный  ящик.  Постель
была достаточной ширины, чтобы два человека могли лечь,  уютно  прижавшись
друг к другу. Не особенно  роскошное  ложе.  Всего  лишь  мешок  с  чистой
соломой, уложенный поверх досок. Еще у Ки было  два  тканых  одеяла:  одно
приглушенного синего цвета, другое - золотисто-коричневое, и оба  довольно
потертые. А кроме того...
   Перед отъездом из Сброда Ки поддалась минутному  влечению  и  потратила
часть Ризусова аванса на неоправданно роскошную покупку: меховое покрывало
из пушистых шкур зимнего оленя. Ки знала - завернувшись в  этот  роскошный
мех, можно было нагишом спать на снегу и чувствовать  себя  как  в  летнюю
ночь у костра. То есть именно то, что требуется после зябкого дня.
   Тут Ки подумала о мужчине в  протертой  до  дыр  рубахе,  который,  как
бездомный зверь, дрожал и кашлял от холода внизу под фургоном. Ки медленно
приподнялась на постели.  Старые  одеяла  давно  полиняли,  пушистый  ворс
вытерся. Много воды утекло с того дня,  когда  их  впервые  расстелили  на
тюфяке из душистого сена в новеньком фургоне, еще пахнувшем свежим деревом
и смолой. Когда они со Свеном вдвоем укрывались  этими  одеялами,  что  за
нужда была им еще в каких-то мехах?.. Ки прижалась лицом к одеялам,  и  ей
показалась, будто знакомая, широкая ладонь коснулась щеки...
   Порывисто, почти зло Ки свернула теплые оленьи шкуры. Потом вылезла  из
кабинки обратно на сиденье. Перегнулась вниз и запустила одеялом  в  зябко
дрожавшего Вандиена. Он изумленно оглянулся, но Ки не стала ждать, пока он
сообразит ее поблагодарить. Она  вернулась  в  кабинку,  захлопнула  узкую
дверь и накинула крючок, которым вообще-то редко пользовалась.
   Она не стала раздеваться. Сев на постель, она натянула на колени старые
одеяла и принялась впотьмах распускать на ночь свои причесанные  по-вдовьи
волосы. Странные слова Вандиена снова явились ей на ум. Ки долго сидела  в
темноте и вспоминала, вспоминала...


   ...Путешествие в родные  места  Свена  -  местечко,  называвшееся  Брод
Арфиста, - было долгим. Ки загодя известила родню мужа о своем прибытии  и
о том, что за новости она им везет. Она знала, что ее будут  встречать.  И
все-таки, когда впереди показались  обширные  луга  и  яблоневые  сады  по
сторонам знакомой дороги, мужество едва  ей  не  изменило.  Она  ведь  уже
сообщила им о потере. Так почему бы ей тихонько не проехать мимо  в  ночи,
никого не потревожив глухим топотом упряжки, взбивающей  мохнатыми  ногами
коней маленькие фонтанчики пыли?.. Что вообще она  может  предложить  этим
людям? Как она станет их утешать? Или принимать их утешения?.. Ки  устала,
бесконечно устала. После гибели Свена все  в  ней  было  натянуто,  словно
побеги дерева-арфы, звенящие от малейшего ветерка. Все в душе отгорело:  и
горе, и гордость, и способность радоваться. Раньше она любила посмеяться и
была куда как остра на язык. Куда все подевалось? И зачем, собственно, это
нужно,  если  некого  поддеть,  некого   рассмешить?   Позабытые   чувства
отодвинулись в темноту, словно шумный некогда город, поглощенный  морскими
волнами...
   Во всяком случае, так казалось самой Ки. Казалось до тех пор, пока  она
не нашла взглядом кривую старую  яблоню  -  ту,  у  которой  они  когда-то
встречались. Ки застыла на месте. Под яблоней стоял юноша,  и  волосы  его
казались бесцветными в свете  вечернего  солнца.  Он  был  в  крестьянской
рубахе, почти достигавшей колен. Длинные волосы свободно лежали на плечах,
как и подобает еще не просватанному парню.  Вот  он  приветственно  поднял
руку, и у Ки разом пересохло во рту. Словно во сне, она остановила  коней.
Раздвигая высокие травы, Свен молча шел к ней через  луг,  шел  той  самой
широкой, упругой походкой, которую она  так  хорошо  знала.  Ки  не  смела
подать голос и тем самым разрушить волшебные чары. Какая разница, кто это,
- пусть идет... идет к ней...
   Он подходил все ближе, но сходство не исчезало. И он не таял в воздухе,
как полагалось бы призраку. Ки даже слышала, как шуршала трава у него  под
ногами...
   - Ки!
   Ее сердце все-таки ухнуло в бездну. Юношеский тенор принадлежал  Ларсу.
Его младшему брату. Брату, так похожему на него...
   Ки обессиленно привалилась к дверце кабинки. Ее  сотрясала  мучительная
дрожь. Оба молчали, пока Ларс взбирался по колесу и  устраивался  рядом  с
ней на сиденье.
   - Может, мне вожжи взять?.. - предложил он тихо.
   Покачав головой, Ки шевельнула вожжами, и кони снова  зашагали  вперед.
Ки никак не могла найти слова, которые следовало бы произнести, а в сердце
снова расстилалась пустыня. Придется Ларсу познать боль, и ничего  тут  не
поделаешь. Сама Ки жила с этой болью уже несколько месяцев, но  так  и  не
выучилась ее унимать.
   - Ки, бедная сестренка, - тихо говорил между тем Ларс. - Я-то собирался
тебя упрекнуть, что не сразу нам сообщила. Но  вот  посмотрел  на  тебя  и
сразу все позабыл. Видела бы, как ты выглядишь. А еще говорят,  время  все
исцеляет...
   Он  замолчал.  Фургон  под  ними  покачивался  и  скрипел.   Тяжеловозы
размеренно топали по пыльной дороге. Ларс тоже прислонился спиной к  двери
кабинки, но длинные волосы сразу  прилипли  к  шее,  и  юноша  выпрямился,
вытирая  пот  рукавом.  Его  жест  заставил  Ки  невесело  улыбнуться.  Ну
точь-в-точь Свен до женитьбы.
   - Он тоже терпеть не мог, когда волосы липнут к шее, -  сказала  Ки.  -
Знаешь, он все поддразнивал меня и говорил, что и женился-то на мне больше
затем, чтобы я ему волосы в хвостик заплела, как женатые носят...
   Ларс хмуро кивнул:
   - Глупый обычай, но мама  нипочем  не  желает  с  ним  расстаться.  Тут
пожалеешь, что уже не мальчишка, которому волосы стригут  накоротко.  Кому
нужны эти патлы? Уже до плеч - и знай растут себе дальше!
   - Ничего, скоро сами остановятся, - утешила его Ки. - Но, коли  они  уж
так тебе надоели, не проще ли найти женщину, которая возьмет тебя в  мужья
и будет заботиться о твоих волосах?
   Ларс возмущенно откинулся назад, снова стукнувшись в дверцу лопатками.
   - И ты тоже?.. Я и так себя чувствую точно годовалый  бычок  на  торгу!
Руфус мне только и твердит о моем "долге". А мама без конца  приглашает  в
дом Кэти: то  шерсть  проветривать,  то  сарай  крыть,  то  роды  у  коров
принимать! К чему бы это, а, как ты думаешь? В прошлом году, помнится,  ей
и моей помощи со всем этим как-то хватало, а нынче подавай, чтобы мы  оба!
Причем, заметь, только мы - и никого кроме!
   Ки хмыкнула, хорошо понимая, что болтовня эта призвана была отвлечь  их
с Ларсом от куда более мрачных предметов. Она решила подыграть ему:
   - Стало быть, твоя мама расставила для тебя капкан? А братец твой и рад
ей помогать? Слушай, а что это  за  Кэти?  Уж  прямо  такое  чудовище,  от
которого только бегством спасаться?
   -  Кэти...  -  Ларс  закатил  глаза.  -  Да  нет,  она  прехорошенькая.
Пухленькая, точно сдобная булочка. И притом настоящая крестьянка. Бедра  -
во! Целый народ может родить. Плечи - хоть бычье ярмо надевай,  а  руки  -
только за плугом ходить. Про грудь  я  уж  и  вовсе  молчу.  Какой  угодно
выводок вскормит...
   - Жуть! - сказала Ки.
   - Вот именно, жуть. Ну, да ты же помнишь - мы с ней  с  детства  вместе
играли. Дружили даже, между прочим. А теперь она выросла в такую  женщину,
с которой хоть рыбу ловить, хоть в поле с мотыгами. Но любить ее?  Жить  с
ней всю жизнь? Слуга покорный...
   - Тогда не сетуй, Ларс, на длинные волосы. Если хочешь знать, они  тебе
даже идут. Ничего: еще придет женщина, которая их тебе свяжет.  И  гораздо
скорее, чем тебе кажется...
   - Будем надеяться, - негромко пробурчал Ларс.
   Жаркий день понемногу сменялся вечерней прохладой. Земля дышала ночными
ароматами. За деревьями, росшими у дороги,  светились  вдали  окна  домов.
Дома эти принадлежали родне Свена: людям, связанным  кровными  узами  либо
клятвой, произнесенной когда-то. Людям, которым Ки необходима была  теперь
для какого-то неведомого ей Обряда Отпущения. Она живо  представила  себе,
как эти земледельцы с натруженными руками, мало привыкшие отрывать  взгляд
от борозды, соберутся все вместе и спросят ее, что же все-таки  сталось  с
их Свеном, и глубоко внутри заворочалось что-то холодное. Она не хотела им
лгать...
   Ки  устало  подняла  глаза  к  звездному  небу.  Боковым  зрением   она
по-прежнему видела Ларса, и это  было  мучением.  Если  прищуриться  и  не
вглядываться особенно пристально, вполне можно  было  представить,  что...
Как часто по вечерам  Свен  привязывал  своего  коня  к  корме  фургона  и
оставлял там, а сам подсаживался к ней на сиденье. Их дети обыкновенно уже
дремали  в  кабинке,  а   они   со   Свеном,   негромко   переговариваясь,
присматривали местечко для стоянки. Иногда же они просто  сидели  молча  и
слушали неутомимое шлепанье тяжелых копыт да поскрипывание фургона.  Какие
это были вечера! Плечо Свена, касавшееся ее плеча...
   - Как все же это случилось? - Голос Ларса опять спугнул волшебные чары.
   Ки ответила не сразу. Она в тысячу первый раз пыталась найти слова.  Ее
рассказ должен прозвучать достаточно убедительно.  Рассказ,  которому  они
поверят, который они смогут принять. Как часто Ки пыталась вообразить себе
этот миг, миг, когда кто-нибудь из его родственников  задаст  неотвратимый
вопрос. Как же ей не хотелось лгать. Она была уверена, что и не сможет.
   Наконец она заговорила,  с  удивительно  отстраненным  чувством  слушая
собственный голос. Так рассказывают о  голоде,  случившемся  за  тридевять
земель. О выжженных полях в чужой и незнакомой стране.
   - Они... Понимаешь, Свен вздумал покатать детей на коне. Малыш Ларс уже
достаточно подрос и сидел сам, держась  за  его  рубаху.  Ножки  в  разные
стороны торчали... Куда ему такого коня обхватить...  Риссу  Свен  посадил
перед собой, и как же она смеялась... Еще бы,  так  высоко,  на  большущем
папином вороном... Видел бы ты, Ларс, этого  зверя,  которого  завел  себе
Свен! Жеребец, и притом  до  того  свирепый...  норовистый...  никогда  не
угадаешь, что выкинет  в  следующий  момент...  Я  и  то  пробовала  Свену
отсоветовать,  но  ты  же  знаешь,  какой  он  был  упрямый.  Любил  силой
померяться...  а  тут  такое  соперничество...  Обычно-то  все   кончалось
хорошо... понимаешь, добродушная возня... двух норовистых  самцов...  а  в
тот раз... упрямый, упрямый мужик...
   И это была правда. Чистая правда. Но далеко не  полная.  Ки  замолчала.
Она не солгала. Просто подсунула Ларсу ложный след, а уж куда заведет  его
по этому следу собственное воображение - не ее дело. "Прости меня, Свен, -
подумалось ей. - Получается, ты как будто сам во всем виноват:  недооценил
норовистого коня..."
   Ларс тоже молчал, и она знала почему. Он хотел пощадить  ее  чувства  и
воображал, будто знает, как это делается. Что ж, оно и к лучшему.
   Ки первой нарушила молчание:
   - Хочу предупредить тебя, Ларс, - я ведь понятия не имею об этом  вашем
Обряде. Так что как бы мне перед всем вашим семейством не опозориться!
   Ларс фыркнул. Если  бы  над  ними  не  висело  горе,  он  бы,  пожалуй,
расхохотался.
   - Вечно ты боишься чем-нибудь обидеть нас, Ки! Мы же знаем, что  ты  не
нашего племени. Кора, моя мама, тебе все объяснит, что к чему. Да и  Руфус
все время будет рядом, поможет, если вдруг что. И ничего постыдного в этом
нет. Так делают нечасто, но все-таки делают. Особенно если  в  семье  один
уцелевший, и тот - маленький ребенок. Сам Хранитель Обрядов это одобрил!
   - По части ваших Обрядов, - ответила Ки, - я и есть маленький ребенок.
   - Неужели Свен тебе ничего не рассказывал о наших обычаях? -  осторожно
спросил Ларс.
   - Рассказывал... как же иначе. Но только не о том, как у вас  поступают
с умершими. Он... понимаешь, он так прочно принадлежал к  миру  живых.  Он
говорил... Слушай, Ларс, я понимаю,  что  спрашиваю  не  вовремя  и  не  к
месту... Твоя мать в самом деле поклоняется гарпиям?
   Ки  сумела  выговорить  это  совершенно  спокойно,  но  сердце   бешено
колотилось о ребра. Как же ей хотелось, чтобы Ларс сказал: "Конечно нет!",
а то и посмеялся над глупыми россказнями Свена. Как же она  рада  была  бы
отбросить ненужную осторожность и поделиться с ним всей правдой  о  гибели
Свена...
   Ларс потер широкими ладонями колени:
   - Тебе это, наверное, кажется странным. И потом, Свен с его шуточками и
насмешками... Мы, в общем, не то чтобы обожествляем их, Ки. Мы знаем,  что
они не Боги. Они такие же смертные существа,  как  и  все  мы.  Только,  в
отличие от нас, они теснее связаны с... как бы это выразиться... с Высшим.
С Судьбой, если хочешь. Им ведомы  иные  миры.  Они  обладают  знанием,  в
котором отказано людям, и способностями...
   - ...восходящими к этим самым иным мирам, -  перебила  Ки.  -  Я  знаю,
Ларс, как вы это все объясняете. Свен мне рассказывал, что перед  нашей  с
ним свадьбой ваша мать принесла им в жертву вола. И  потом  -  по  теленку
всякий раз, когда я рожала. И ты прав, мне это кажется  странным.  По  мне
они  -  пожиратели  падали,  разорители  стад,  бессовестные,   глумливые,
жестокие...
   Ки замолчала, не находя больше слов. Ларс терпеливо покачал головой:
   - Все это домыслы, Ки. Досужие выдумки, которым,  к  сожалению,  многие
действительно верят. Это клевета на гарпий, но я на тебя не сержусь.  Если
бы я видел только, что они творят, но не знал их обычаев, я  бы,  как  ты,
тоже всему этому верил. Гарпии убивают лишь по необходимости.  Только  для
утоле