Вандиена.  Кровь  насквозь
промочила повязку и лениво капала с угла челюсти.  Парень  был  смертельно
бледен, глаза ввалились. Чтоб ему!.. И понадобилось же ему красть  лошадей
именно у нее...
   Могучие тяжеловозы попросту не воспринимали Вандиена и Ки как  какой-то
груз и охотно трусили вперед по снегу. При каждом резком  движении  голова
Ки все еще отзывалась  резкой,  дергающей  болью.  Она  сдерживала  коней,
заставляя их идти шагом, - и ради Вандиена, и ради себя самой. Они  и  так
продвигались неплохо, тут Вандиен не  ошибся.  Ки  с  горечью  улыбнулась.
Всадник на лошади в самом деле легко одолел бы перевал...
   Еще один поворот дороги -  и  Ки  увидела  свой  фургон.  Пожалуй,  еще
никогда она не смотрела на  него  с  такого  расстояния.  Голубая  обшивка
кабинки переливалась, покрытая инеем. Ночной ветер  намел  слой  пушистого
снега куда только возможно, - казалось, фургон бросили уже много  столетий
назад. Приблизившись, однако, Ки разглядела, что снег  возле  фургона  был
кем-то потревожен,  причем  совсем  недавно.  Грозное  предчувствие  снова
шевельнулось в душе, Ки стала обдумывать, как  бы  подобраться  к  фургону
незаметно.  Спрятаться  было  решительно  негде;  ни  от  Сестер,   угрюмо
маячивших в вышине, ни от того, что могло таиться за дверцей. Ки  еще  раз
посмотрела на Вандиена и поняла, что хорошо бы поспешить.  Он  качался,  с
трудом удерживаясь у Сигмунда на спине. Ки хотела  подстегнуть  коней,  но
заставила себя сдержаться. Это могло только навредить ему.
   Вандиен, казалось, ощутил ее взгляд и  покосился  на  нее  единственным
глазом.
   - Это все боль, - сказал он ей. - И еще страх. Рана сама по себе не так
уж и опасна...
   Ки посмотрела на длинное кровавое пятно, которое начиналось  у  Сигурда
на холке и тянулось по его телу, перечеркивая  атласно-серые  яблоки.  Вот
упала очередная капля, и пятно стало еще чуточку больше и чуточку ярче.
   Неподалеку от фургона Ки остановила коней и съехала с Сигурдовой  спины
в снег.
   - Постой здесь, - без большой в том нужды  велела  она  коню.  -  Пойду
взгляну сначала, что там...
   - Он долго простоял в тени Сестер... - мрачно изрек Вандиен.
   - Ну не они же, в самом деле, вокруг него наследили, - фыркнула  Ки.  И
побрела вперед.
   После теплой, живой конской спины ветер казался особенно  пронизывающим
и стылым. Больше ничто не грело ей ноги и зад, а с ними и все тело.  С  Ки
будто сдернули еще один плащ.  Она  поспешно  закуталась  в  свой  рваный,
стягивая руками дыру.
   Густо обросший инеем фургон был безжизнен.  Снег  лежал  на  деревянном
дышле и на тяжелых ремнях сбруи, тянувшихся вдоль него. Даже на обращенных
вверх ободах колес лежали маленькие сугробы. Снег  набился  повсюду.  Нет,
подумала Ки, ничто живое меня там не ждет. Что же  касается  следов...  Ки
присмотрелась и с большим облегчением обозвала  себя  дурой.  Ну  конечно,
гарпия сперва посетила фургон и обнаружила, что дичь убежала. При мысли  о
том, что, если бы не кони, гарпия  легко  могла  бы  миновать,  ничего  не
заметив, их с Вандиеном сугробов, у Ки дрогнуло что-то внутри. Ну  и  что,
сказала она себе. Ну и что...
   И улыбнулась. Улыбнулась безо всякой надежды.
   Дверца кабинки примерзла насмерть. Ки долго лупила  в  нее  кулаком,  и
наконец она подалась, а затем отворилась полностью. Ки свистнула, подзывая
коней. Они подошли своим обычным размеренным шагом, а заодно  доставили  к
фургону и Вандиена.
   Ки уже вовсю шарила по шкафчикам,  когда  фургон  дрогнул  и  в  дверце
показалось обмотанное лицо Вандиена.
   - Я уж думала, ты не взберешься один, - сказала ему Ки.
   Он ответил:
   - Выглядит живописно, но на самом деле все не так уж и плохо.
   Он пролез внутрь, и Ки, подхватив под руку, усадила его  на  соломенный
тюфяк. Вандиен опустился на него с явным  облегчением  и  некоторое  время
молча смотрел, как она рвет на повязки тонкое зеленое платье.
   - Посиди тут, отдохни немножко, - сказала Ки и направилась к двери. - Я
хочу разжечь костер и растопить немного воды. Мазей и  лекарств  на  такую
рану у меня никаких нет, так хоть промыть. Когти гарпии...  на  них  вечно
какая-нибудь дрянь. Даже если рана не смертельна, она может загнить...
   И она коснулась рукой скулы, с благодарностью  вспомнив  ласковые  руки
старой Риффы и ее бальзамы, облегчавшие боль.  Да  и  ее  тогдашние  раны,
правду сказать, были простыми царапинами по сравнению с растерзанным лицом
Вандиена.
   Как же давно это было... Целую жизнь назад!
   Высунувшись наружу, Ки невольно  нахмурилась:  день  уже  угасал.  Небо
оставалось по-прежнему ясным, но заснеженная дорога  почему-то  показалась
Ки  темней,  чем  ей  полагалось  бы  быть.  Наверное,  всему  виной  были
блестяще-черные   скалы,   нависавшие   над   фургоном   и    так    резко
контрастировавшие со снегом. А может, глаза слишком  привыкли  к  потемкам
внутри кабинки...
   Разжечь костер оказалось немыслимо сложным  делом.  Всякий  раз,  когда
огонек готов был заняться, снег начинал таять и упорно  гасил  его.  Дрова
же, казалось, насквозь проросли ледяными кристаллами  и  никак  не  желали
разгораться. Но вот наконец оранжевое пламя весело заплясало, и Ки,  набив
снегом свой закопченный котелок, повесила его над огнем.
   Вандиен лежал неподвижно, точно брошенная  кукла.  Ки  наклонилась  над
ним. Его голова, обмотанная промокшими бурыми тряпками,  казалась  слишком
маленькой, а лицо - перекошенным.
   - Надо будет снять повязку, - сказала ему Ки.
   Он кивнул. Единственный открытый глаз смотрел словно издалека,  но  был
ясен. Ки занялась повязкой. Грубые узлы  запеклись  кровью  и  к  тому  же
замерзли, да и  саму  повязку  покрывала  плотная  корка  кровавого  льда.
Вандиен только вздрагивал, пока Ки  осторожно  просовывала  острое  лезвие
между слоями и отделяла их один за другим, неровно  разрезая  залубеневшую
ткань.
   Обнажившейся кожи не  видать  было  под  сгустками  крови.  Края  раны,
которые Ки так  старательно  складывала,  разошлись  вновь,  открыв  жутко
зияющую дыру. Мысль о том, что сейчас придется коснуться ее, заставила  Ки
стиснуть зубы, а в душе вновь родился  отголосок  той  боли,  которую  она
испытала, стоя над останками Свена и малышей.
   Кровь натекла в один глаз Вандиена  и  там  свернулась,  плотно  склеив
ресницы. Но  и  одним  глазом  Вандиен  безо  всякого  зеркала  увидел  по
выражению лица Ки, во что превратилось его собственное лицо. Он  побледнел
и поспешно закрыл глаз...
   Маленький костерок продолжал отважно гореть.  Вода  в  котелке  еще  не
кипела, но Ки осторожно попробовала ее пальцем и обнаружила, что  она  уже
достаточно нагрелась. Сняв котелок  с  огня,  она  осторожно  отнесла  его
внутрь. Непроглядная тень Сестер окутывала дорогу  преждевременной  мглой.
Ки с беспокойством отметила про себя, что кони отошли от-фургона - дальше,
чем, по ее понятию, следовало бы... Впрочем,  не  страшно.  Свистнуть  им,
сыпануть зерна на снег -  прибегут  как  миленькие.  Но  не  сейчас.  Надо
обиходить Вандиена... К тому же она страшно устала.  Каждый  шаг  требовал
усилия. На ногах висели гири, тело требовало сна.  Да  и  Вандиену,  после
того  как  она  его  перевяжет,  небось   потребуется   отлежаться...   Ки
задумалась, не приготовить ли чаю, а лучше  -  горячего  супа.  Нет.  Сон,
только сон. Сладостное, благословенное забытье...
   Она смочила теплой водой зеленую тряпочку и стала  осторожно  промокать
кровь.  Вот  обнажился  глаз,  сомкнутый,  зато  уцелевший...  Чем  больше
кровяных сгустков смывала Ки, тем  страшней  на  вид  делалась  разверстая
рана. Тяжело вздохнув, Ки бережно пролила  в  нее  немного  воды.  Вандиен
нахмурился и попытался оторвать голову  от  промокшего  тюфяка.  Приподняв
веки, он увидел кровавую лужу и сейчас же снова зажмурился.
   - Тут больше воды, чем крови, - поспешно утешила его Ки. Ей  оставалось
только надеяться, что он поверит. Сама она была вовсе не так уверена. -  И
потом, - продолжала она, - рана, из которой течет, сама себя очищает.  Так
говорят ромни...
   Вандиен мрачно отозвался:
   - Еще они говорят, что луна присматривает за грешниками.
   Ки тщательно свела  края  раны,  почти  восстановив  их  первоначальную
форму. Из тонких тряпочек, бывших когда-то ее зеленым платьем, легче  было
соорудить плотно облегающую повязку. Легче было затягивать и узлы.
   - Ромни еще сбрили бы бороду вокруг  раны,  -  сказала  Ки.  -  Мне,  к
сожалению, нечем...
   - Ну и хорошо. У меня  все  равно  духу  бы  не  хватило...  -  Вандиен
попытался сесть, но голова беспомощно запрокинулась.  -  Какая  тяжесть  в
голове... И все тело такое тяжелое...
   - Ты просто потерял порядочно  крови,  вот  и  ослаб.  А  еще  ты  убил
разумное существо, и от этого страдает твоя душа. Уж я-то знаю... Вот что:
ты пока отдыхай, а я приготовлю горяченького поесть.
   Ки вновь вышла наружу и затворила за собой дверцу кабинки. Тень Сестер,
окутавшая дорогу, сделалась еще гуще. Ки  посмотрела  наверх,  в  нависшую
черноту, и неожиданно захотела еще раз, как тогда, прикоснуться к  красоте
Сестер.  Но  не  смогла.  Теперь  от  Сестер  исходила  только   неусыпная
бдительность...
   Костер успел погаснуть, оставив после себя лишь черную лужу талой воды.
С трудом  волоча  свинцовые  ноги,  Ки  отправилась  к  корме  фургона  за
последними остатками дров. Костер,  конечно,  пришелся  бы  очень  кстати,
когда стемнеет. Однако горячая еда, восстанавливающая силы,  была  нужнее.
Ибо ледяной горб никуда не делся, и надо будет что-то придумывать.
   Рядом с жалкой кучкой дров  в  кузове  фургона  лежал  последний  мешок
зерна. Ну что ж... заодно... Ки  понадобилось  невероятное  усилие,  чтобы
подтащить к себе тяжелый мешок, развязать его и высыпать  на  снег  порцию
корма. Подняв голову, Ки посвистела коням. К ее  удивлению,  их  нигде  не
было видно. Только  следы  на  снегу.  Тяжеловозам  зачем-то  понадобилось
убраться прочь, в ту сторону, где они ночевали  в  снегу  и  где  осталась
мертвая гарпия. Ки выругалась,  возмущенная  их  неожиданной  прихотью,  и
отправилась следом. Двое паршивцев все равно не услышат из-за поворота  ее
свист. А стоит им добраться до двух мешков  зерна,  брошенных  там,  их  и
вовсе ничем назад не заманишь...
   Ки кое-как заставила себя припустить трусцой. Кони уходили  шагом,  вот
только шаг у них был гораздо шире, чем у  нее.  Ки  задыхалась.  В  голове
тяжело и болезненно стучало, мороз хватал ее за бок сквозь дыру  в  плаще.
Чтоб он сдох, этот Ризус, вздумавший таким способом доставлять домой  свои
вонючие камешки.  Чтоб  она  провалилась,  эта  больная  башка,  норовящая
отвалиться на каждом шагу, эти тяжелые ноги, облипшие снегом...  Будь  они
прокляты, эти Сестры,  способные  своей  тенью  превратить  ясный  день  в
сумерки...
   К тому времени когда Ки добралась до поворота, каждое обстоятельство ее
несчастной жизни было ею последовательно вспомянуто и с  большим  чувством
проклято. Невелико удовлетворение,  -  зато  Ки  от  злости  даже  немного
согрелась. А серые безобразники, казавшиеся  на  белом  фоне  чуть  ли  не
вороными, по какой-то странной причуде остановились, оказывается, сразу за
горбом скалы. Они прижали уши, когда она от души их обложила.  И  поначалу
наотрез отказывались идти обратно к фургону. Она пыталась  тащить  Сигурда
за уздечку, шлепать по необъятному крупу - все тщетно.  Только  когда  она
влезла на кроткого Сигмунда и повернула его назад, таща Сигурда за  собой,
- мятежный конь волей-неволей поплелся следом, волоча копыта и  возмущенно
пофыркивая. И то только потому, что Сигмунд был больше и сильнее его.
   Но стоило им завернуть за поворот, как и Сигмунд замер на месте, только
с интересом смотрел  вперед,  насторожив  уши.  Ки  заплакала  от  ярости,
чувствуя себя бессильной мартышкой в него на спине. Слезы замерзали у  нее
на ресницах. Она посмотрела на свой фургон, думая о дровах, лежавших в его
кузове...
   ...Фургон! Его кузов покрывала такая глубокая тень, что даже белый снег
казался черным, как  спекшаяся  кровь...  как  черный  камень  Сестер.  Ки
подняла голову к ясному небу, и в глаза ей  ударило  солнце.  Тень  Сестер
была вовсе не той тенью, которую отбрасывают солнечные лучи.  Она  жила  и
двигалась сама по себе...
   Ки что было силы заколотила пятками в круглые, как у доброй бочки, бока
Сигмунда, но конь только затряс головой - и не двинулся с места. Тогда  Ки
скатилась с его спины и ринулась дальше пешком.
   И вот прямо перед нею была граница чистого белого  снега  и  чернильной
тени.  Причем  тень  эта  больше  всего  напоминала  плотный  язык  черной
жидкости, который Ки предстояло пересекать вброд. Ки еще раз посмотрела на
солнце, с ужасом покачала головой - и ступила во тьму.
   Жуть! Ее нога стояла  на  блестяще-черной  поверхности,  наводившей  на
мысли о вечном, ничего не отражающем мраке. Ки смотрела на  свою  медленно
погружавшуюся ступню. Чернота плотно  охватила  ее  и  крепко  сжала.  Как
вязкая грязь. Но через подобную грязь ей еще не приходилось  перебираться.
Ки испугалась и попробовала выдернуть ногу. Нога подалась очень медленно и
с величайшим трудом, но вышла наружу как ни в чем не  бывало.  И  даже  не
вынесла с собой ни капельки прилипшей черной смолы.
   Ки вновь стояла на самом обыкновенном льду, припорошенном снегом.
   Она посмотрела на фургон... Чернота уже засосала большую часть колес  и
касалась днища кузова. Костерок был погашен и погребен тьмой. Как и сбруя,
оставшаяся лежать на снегу. Тьма медленно и  неотвратимо  поднималась  все
выше...
   - Вандиен!.. - заорала Ки во всю  силу  легких.  Ей  показалось,  будто
чернота поглотила звук, превращая  крик  в  шепот.  Ки  задыхалась.  Сзади
донесся шорох шагов: мудрые кони ретировались за  поворот.  Ей  оставалось
только гадать, что они знали о происходившем. И откуда.
   - Вандиен!
   Снова бессильный шепот в ночи. Ки явственно представила,  как  он  спит
там, внутри, уронив на тюфяк отяжелевшую голову,  вытянувшись  бессильным,
обескровленным телом. Он умрет там, задавленный тенью Сестер,  убитый  той
самой легендой, от которой он пытался ее  предостеречь.  И  она  не  могла
спасти  его.  Она  никого  не  сумела  спасти.  Ни  Свена  с  детьми,   ни
безобразного Хафтора... ни Вандиена. Соваться  в  эту  черную  дрянь  было
глупым геройством, бессмысленным и безнадежным. Она умрет, а толку будет -
что мертвому припарки. Никому это не нужно, в том числе и  Вандиену...  Ки
смотрела  во  мрак,  вздымавшийся  все  выше.  Да,  лезть  туда  -  словно
натягивать шерстяные носки на мертвые от холода ноги...
   Или бросаться на гарпию с ремнем от сбруи...
   ...Ки хотела бежать, но бежать не удавалось. Стоило ей  опустить  ногу,
как  чернота  начинала  ее  засасывать.  Все  тело  необъяснимым   образом
отяжелело, руки стали двумя гирями, чугунная голова  беспомощно  болталась
на шее. Даже воздух, который она втягивала в легкие, казалось, сгустился и
почему-то  отдавал  затхлостью.  В  нем  не  чувствовалось  ни   малейшего
дуновения ветра. И черное вещество  даже  не  чмокало,  неохотно  выпуская
схваченные было ступни. Звуки как  будто  перестали  существовать.  И  оно
по-прежнему поднималось, поднималось прямо  на  глазах,  ползло  и  ползло
вверх. Вот оно  поглотило  еще  одну  спицу  раскрашенного  колеса...  Оно
засасывало ноги Ки, на каждом шагу грозя свалить ее вниз лицом.  Двигаться
становилось все тяжелее, голова никла, подбородок прижимался к груди.  Ну,
давай поползем, молило измученное тело. Давай встанем на четвереньки... Но
Ки вообразила, как падает и остается лежать, не в силах больше  подняться,
- и с невероятным упорством продолжала шагать.
   И вот наконец ее ногти царапнули по  боку  фургона.  Она  хваталась  за
дерево, как едва не утонувший пловец, пытающийся выкарабкаться  на  крутой
берег.
   - Вандиен!.. - трудно дыша, позвала она, но слова  канули  в  бездонную
черноту, едва успев достигнуть ее собственных ушей.
   Ки  упала  коленями  на  сиденье  возчика  и  потянулась  к   дверце...
Невероятно!  Густая  тьма  просочилась  внутрь   фургона   и   поднималась
одновременно с той, что затопляла его снаружи. В  кабинке  уже  невозможно
было бы выпрямиться. Черная  жижа  стояла  уже  почти  вровень  с  дверным
порожком. И продолжала неотвратимо ползти вверх.  Вот  сейчас  она  зальет
спальную лавку...
   - Вандиен!.. - дико завизжала Ки. Он услышал ее и слабо пошевелился, но
не сумел даже приподнять обмотанную повязками голову.
   - Я просто устал, - пробормотал он жалобно. - Ослаб...
   И глаз, открывшийся было, снова сомкнулся.
   Ки потянулась внутрь и невольно оперлась  ладонью  о  черное  вещество.
Мрак сейчас же принял ее руку и сжал ее, словно добрый друг  после  долгой
разлуки. Всхлипнув, Ки высвободила кисть, едва не вырвав  руку  из  плеча.
Она отрывисто, судорожно  дышала.  Она  вдруг  поняла,  что  ей  следовало
делать. Надо было как можно быстрее скользить по поверхности, не давая  ей
расступиться под тяжестью тела...
   И делать это надо было  сейчас.  Вот  прямо  сейчас.  Без  размышлений.
Чернота поднялась еще  немного  и  стала  заплескивать  на  край  дощатого
сиденья. Ки едва не закричала, но крик замер у нее в горле...
   "Скользнуть" по поверхности  мрака  оказалось  не  так-то  легко.  Руки
немедленно увязли по самые запястья, Ки еле их вытащила.  У  нее  не  было
опоры,  чтобы  высвободить  колени.  Взвыв  от  отчаяния,  Ки  всем  телом
рванулась вперед и сумела-таки дотянуться до края тюфяка. Ее пальцы крепко
стиснули матерчатый чехол, набитый соломой.
   И все.
   Она не могла подтянуться к нему. И его к себе подтащить не могла.  Мрак
держал мертвой хваткой. Оставалось только тонуть в нем.
   В  кабинке  внезапно  стало  темнее.  Ки  встревоженно  оглянулась   на
крохотное оконце, потом на дверь. Оказалось, чернота  покрыла  сиденье.  С
каждым мгновением просвет в двери становился  все  ниже.  Тьма  охватывала
голени Ки, словно тесные, такие тесные кожаные сапоги...
   - Вандиен!.. - отчаянно завопила она, и  на  сей  раз  до  него  начало
доходить. Он кое-как приоткрыл глаз. Хребет Ки готов  был  затрещать.  Еще
чуть-чуть, и она рухнет животом прямо в черноту. К тому же  тело  тяжелело
все больше и больше.
   - Тень Сестер, Вандиен!.. Надо выбираться отсюда!.. Ты  не  ослаб,  это
все тень!.. Давай же, шевелись, парень, прах тебя побери!!!..
   Упоминание о Сестрах заставило  его  оживиться.  Темный  глаз,  видимый
сквозь повязки, начал озираться кругом, и в нем вспыхнула искра ужаса:
   - Надо скорее бежать отсюда...
   Он почти кричал, но Ки едва его расслышала. Идиотский смешок вырвался у
нее. Поразительно новая мысль!..
   Вандиен перевернулся  на  живот,  и  было  похоже,  что  самое  простое
движение требовало от него предельных усилий. Он  с  ужасом  уставился  на
узенькую лазейку, в которую превратилась дверь. Ки между  тем  погрузилась
почти до бедер.
   - Прости меня, Ки... - сказал Вандиен. Или ей послышалось, что  сказал.
С трудом привстав на колени, он...  рухнул  прямо  на  нее.  Ки  ахнула  и
ткнулась лицом  в  черноту.  Там  не  было  ни  света,  ни  воздуха...  ни
каких-либо ощущений. Страх  захлестнул  шейные  мышцы,  и  Ки  высвободила
голову. Вандиен полз по ее спине, используя ее тело как гать,  по  которой
можно было добраться до сиденья. Нога в сапоге ободрала Ки лопатку. Тяжело
оттолкнувшись от нее, он высвободился. Он стоял там, упираясь  коленями  в
доски сиденья. Доски были скрыты чернотой, но не  давали  ему  погрузиться
глубже.
   Ки не видела его: ей никак не удавалось вывернуть шею. Ужас, ярость,  а
пуще всего - лютая обида на подлого предателя добавили ей силы.  Она  ведь
еще держалась за набитый соломой тюфяк! Она стала подтягиваться к  нему  с
силой, которую может породить только страх  смерти.  Но  только-только  ей
удалось по грудь  выбраться  из  черноты,  как  сильный  ры