ычно  запускала  руки  под
сбрую, приподнимая  тяжелые  ремни  и  передвигая  их  поудобнее.  Сигмунд
опустил тяжелую голову и потерся, напрашиваясь на ласку.
   Ветер раздувал капюшон плаща Ки. Скрип, а затем стук  деревянной  двери
заставил ее оглянуться. На пороге появился  хозяин  гостиницы,  и  загадка
разрешилась: он принадлежал к племени динов. Он наклонился в  сторону  Ки,
приглядываясь к стройной, худенькой фигурке в сапогах, кожаной  рубашке  и
таких же штанах. Ки вперила в него пристальный  взгляд,  нарочно  округлив
свои зеленые глаза, и хозяин заметно смешался. Она на то  и  рассчитывала.
Мало кто мог вынести взгляд блестящих, влажных человеческих глаз.
   Дин не спеша соскользнул по пандусу крыльца и проследовал навстречу  Ки
через двор.
   - Одна человек? - с акцентом спросил он на Общем.
   Она кивнула и только потом вспомнила, что для динов  этот  взгляд  мало
что значил.
   - Одна. И упряжка в две лошади, - ответила Ки. В самом деле, почему  бы
не попытаться.
   - У нас есть комнат, подходящий для человек, - заверил ее дин. -  Нужно
только уважай наша обычай и заплати вперед за постой. Пол-медяка одна ночь
для человек и за ужин. Один медяк за каждый  лошадь...  за  такой  большой
лошадь!
   Дин подошел совсем близко, притворяясь, будто  любуется  Сигмундом,  но
надежда Ки на уютный ночлег начала испаряться. Серая макушка  дина  так  и
колыхалась: он силился  осмотреть  коней  и  притом  не  выдать  себя.  Ки
смотрела, как раздувалось и опадало пухлое, лишенное конечностей тело. Она
знала, что его гладкая, голая кожа не  замечала  ни  холода,  ни  жары.  А
значит, ему дела не было до  холодного,  пронизывающего  ветра,  постоянно
дувшего с гор. Предвидя, что он сейчас скажет, Ки молча забралась  обратно
на свое сиденье. И точно.
   - Твои лошадь оскоплены! - объявил  дин.  Несмотря  на  акцент,  в  его
невнятном голосе слышалось раздражение и гнев, а по  телу  распространился
розовый румянец, выражавший у динов величайшее душевное волнение.
   - Холостить упряжных коней - обычай  моего  народа,  -  ответила  Ки  и
торопливо подобрала вожжи.
   - Твоя не найдет здесь гостеприимный кров! - прогремел дин, исполненный
сознания собственной правоты. - Мы  не  имей  дело  с  разумный  существа,
который калечат другие существа ради свое удобство!
   Ки устало кивнула, потом вновь облекла свой жест в слова:
   - Да знаю я, знаю. Вот только посмотрела бы я на вас,  динов,  если  бы
кто-нибудь зазимовал тут у вас  с  парочкой  жеребцов.  Ладно,  ладно,  не
пыхти! Уже уезжаю!
   Ки тронула вожжи, и кони неохотно налегли, трогаясь  с  места.  Большие
желтые колеса начали поворачиваться.
   - Перевал Две Сестры закрыта! - уже сзади с торжеством прокричал дин. -
Твоя придется ехать обратно через холмы. А если твоя  хочет  в  это  время
года через хребет, твоя отправляйся на юг, на перевал Носильщика!
   - Я слышала, если постараться, можно проехать и здесь.
   - Если твоя дурак, тогда попробуй! Уже выпало много снег!  Поворачивай,
твоя все равно не проедет. Твоя все равно вернется, а  мы  не  пустим  под
кров!
   - Я не вернусь, - пообещала Ки через плечо.
   Скрип колес по  изрытой  дороге  заглушил  дальнейшие  предостережения,
которые дин продолжал выкрикивать ей вслед. Ки ехала вперед, стараясь  как
можно скорее позабыть о гостинице. Тоже еще размечталась. О куске свежего,
сочного мяса. О мягкой пуховой перине в светлой, теплой, сухой комнатке...
Ладно, утешила она сама себя. Все же знают, каковы гостиницы динов  и  что
они подразумевают  под  "комнатами,  подходящими  для  людей".  Сами  дины
предпочитали жить в сырости. К тому же Ки не получила бы здесь ни мяса, ни
пуховика, ни каких-либо животных продуктов  -  разве  что  влажную  охапку
прелой соломы да миску теплой овсянки. Удобства, которые дины предоставили
бы человеку, этим и исчерпывались. В общем, есть о чем горевать.
   И все же, все же... Ветер, холодивший лицо и  руки,  казался  Ки  вдвое
злее, чем раньше, перед тем как она  увидела  гостиницу.  Не  останавливая
серых, она растворила  дверцу  кабинки,  наклонилась  вовнутрь  и  выудила
небольшой мех кислого вина. Ки смочила  им  рот,  потом  выпила  глоточек.
Давнишняя привычка заставляла ее строго беречь припасы, в  особенности  на
незнакомой дороге,  когда  неизвестно,  чего  ждать  впереди.  Прежде  чем
выехать из  Сброда,  она  запаслась  всем  необходимым.  Однако  привычка,
выработанная всей жизнью, брала свое.
   Сиденье плавно покачивалось под  нею,  восемь  крепких  копыт  отбивали
уверенный ритм. Ки посмотрела на широченные  серые  спины  и,  подбадривая
коней,  чуть-чуть  тряхнула  вожжами.  Сигмунд  мотнул  головой  -  понял,
дескать, - а Сигурд,  настроенный  по  обыкновению  скептически,  фыркнул.
Вынесут, подумала Ки. Они втроем много чего повидали. И ни разу  еще  друг
друга не подводили...
   В местах, которые они теперь  проезжали,  стояла  уже  глубокая  осень.
Трава по сторонам дороги совсем высохла, а ели  налились  темной  зеленью,
готовясь к зиме. Этак ко  времени  ночлега  они,  пожалуй,  въедут  уже  в
настоящую зиму. Иногда, особенно на поворотах, Ки видела  между  деревьями
дорогу, извивавшуюся вверх по склону горы. Склон переливался  в  солнечных
лучах белым, серым  и  голубоватым.  Ки  нахмурилась:  больно  уж  странно
проложен был этот тракт. Его, казалось,  проложили  таким  образом,  чтобы
получилось  как  можно  больше  петель  между  гостиницей   и   собственно
перевалом. Не было такой ложбинки, в  которую  он  бы  не  нырнул,  такого
пригорка, за которым он бы не спрятался...
   Когда Ки остановилась у  гостиницы,  была  примерно  середина  утра;  в
полдень она сжевала полоску вяленого мяса, но остановку, чтобы приготовить
еду, делать не стала. Еще будет время, когда  темнота  сделает  дальнейшее
движение невозможным. Сверху, с гор, навстречу Ки дул ветер  -  несильный,
зато дышавший холодом вечных снегов.  Ки  поежилась,  предчувствуя  мороз,
который ждал ее там, наверху.
   Потом небольшой  холмик  заслонил  фургон  от  ветра.  Покачиваясь,  он
катился вперед, и поскрипывания деревянных сочленений казались Ки голосами
каких-то зверюшек, беседовавших друг с другом. Это действовало  усыпляюще.
Где-нибудь на знакомом большаке Ки,  пожалуй,  поддалась  бы  искушению  и
задремала, предоставив серым самим-шагать по дороге... Но здесь - нет.  Ки
выпрямила спину и нарочно откинула капюшон, чтобы ветер холодил  ей  лицо.
На горной дороге наподобие этой в любой  момент  мог  объявиться  размытый
каменистый брод или, не лучше того, вязкая грязная лужа.  Еще  не  хватало
проснуться от толчка, когда колеса с хлюпаньем увязнут в грязи или  ось  с
треском врежется в камень...
   Ки почесала шею сзади под волосами и созналась себе, что  на  нервы  ей
действовала еще и особая ценность перевозимого груза. Собственно, подобное
тоже было ей не впервой. В разное время в потайном шкафчике путешествовали
и драгоценные камни, и бумаги, признававшие наследницей незаконнорожденную
дочь, а однажды - запретная книга, запечатанная от любопытных глаз зеленым
воском, к которому приложил свой перстень колдун. Так что  ценность  груза
была,  в  общем,  ни  при  чем.  Больше  всего  беспокоили  Ки  хитроумные
предосторожности Ризуса.  Что,  если  у  толстячка  была  вовсе  не  мания
преследования, как она привыкла считать? Что, если за ним и правда  кто-то
следил? Что, если ОНИ обратили внимание на разосланных  им  многочисленных
нарочных и задумались, что бы это значило? А если еще принять во  внимание
напыщенные манеры самовлюбленного коротышки и его любовь к  бренди...  Да,
такому, как Ризус, понадобятся величайшие усилия, чтобы  не  расхвастаться
во хмелю о том, как ловко он всех обманул. Но даже если он  и  продержится
после ее отъезда несколько дней, - можно ли  сравнить  черепашью  скорость
нагруженного фургона с резвым галопом всадника на быстром коне?.. Надо  ли
говорить, что  весь  остаток  дня  Ки  так  и  этак  размышляла  над  этой
возможностью. Дошло до того, что удивительно  щедрая  плата,  предложенная
Ризусом, и та стала казаться ей подозрительной...
   Незадолго до темноты  серые  перебрались  через  широкую  мелкую  реку,
пересекавшую  дорогу.  Переход  оказался  нетрудным:  дно  реки  выстилала
галька, мелкая и надежная под  копытами.  Выбравшись  на  ту  сторону,  Ки
направила коней на небольшую ровную поляну, прикрытую от  ветра  зарослями
низкорослого ельника. Что там встретится дальше - никому  не  известно,  а
здесь по крайней  мере  была  вода  и  какое-никакое  укрытие.  Ки  решила
устроить ночлег.
   Сперва она  позаботилась  о  конях:  вытерла  обоих  и  укрыла  каждого
собственной попоной. Попоны были несколько  поношенными:  ей  подарили  их
тогда же, когда и Сигурда с Сигмундом. На какой-то миг она  снова  увидела
искорки смеха в синих глазах Свена - он так обрадовался  ее  изумлению,  -
ощутила шершавое прикосновение его огромных мозолистых ладоней,  когда  он
вручал  ей  поводья  диковато  косившихся  серых   трехлеток.   Новенькие,
скрипучие поводья... Ки отогнала видение прочь. В  то  время  попоны  были
великоваты коням. А теперь они  почти  вытерлись.  При  первом  же  случае
выброшу их, куплю новые, твердо пообещала себе Ки. Она отлично знала,  что
не сделает этого.
   Ки приподняла и переложила на  другое  место  дырявый  мешок  с  солью,
лежавший в кузове фургона. Потом развязала  тот,  что  лежал  под  ним,  и
вытрясла  из  него  щедрую  порцию   зерна.   Проголодавшиеся   тяжеловозы
немедленно подошли и, пофыркивая, принялись подбирать корм с вялой осенней
травы. Ки уложила на место мешочек с зерном и прикрыла  его  соляным.  Это
была еще одна уступка со стороны Ризуса. Если уж  нужен  для  отвода  глаз
какой-то груз, сказала она ему, так пусть  это  будет,  по  крайней  мере,
что-то такое, что мне пригодится в пути. Еще не  хватало,  чтобы  коням  в
горах пришлось голодать!
   Покончив с зерном, кони отошли прочь  и  стали  щипать  траву,  редкими
клочками росшую на склоне.  Тем  временем  Ки  привычно  занялась  делами,
заполнявшими ее одинокие вечера. Затеплила костерок с подветренной стороны
фургона, повесила над огнем кипятиться покрытый копотью котелок,  отделила
часть припасов для ужина. Заварив чай, она дала ему настояться до черноты,
а потом выпила, обжигаясь и чувствуя, как он льется в пустоту  живота.  Ей
хотелось есть, и от этого голод стал только острее.  Ки  поставила  наземь
глиняную кружку и потянулась помешать суп ножом, которым резала мясо...
   В это время Сигмунд ударил копытом и шарахнулся,  испугавшись  чего-то.
Сигурд громко фыркнул и взвился  на  дыбы,  молотя  передними  ногами.  Ки
вскочила на ноги и увидела, как ее кони  убегают  прочь  от  фургона.  Она
оглянулась, перевернув кружку и разлив чай, и тут черная тень бросилась на
нее из темноты и опрокинула навзничь.
   Ки так ударилась затылком о твердую землю, что искры полетели из  глаз.
Она отчаянно отбивалась, наугад колошматя  мужчину,  которого  едва  могла
разглядеть. Ей удалось как следует лягнуть его и не дать  прижать  себя  к
земле. Перевернувшись, она привстала на колени и попыталась подняться,  но
сильный толчок в плечо снова опрокинул ее наземь. Ки все-таки  откатилась,
едва не угодив в огонь, и, пошатываясь, встала. Мужчина снова  ринулся  на
нее. В последний момент Ки отступила в сторону  и  крепко  сжатым  кулаком
ударила его в горло. Он издал каркающий звук, в котором изумление мешалось
с болью. Мужчина потерял равновесие,  и  Ки  набросилась  на  него  сзади.
Вместе они ударились о  корму  фургона  и  рухнули  наземь.  Он  попытался
поймать Ки, но она увернулась. Обжигаясь, она схватила с  огня  котелок  и
замахнулась им, расплескивая брызги. Кипящая жидкость обрушилась муж  чине
на грудь, а сам котелок с треском впечатался ему  в  челюсть.  Зашипев  от
боли, он свалился. Ки бросила котелок  и  подхватила  нож.  Потом  ударила
коленом в грудь пытавшегося подняться  мужчину  и  села  на  него  верхом.
Обнаженное лезвие коснулось  податливой  кожи  на  его  горле.  Незнакомец
дернулся, но остро отточенное лезвие прорезало кожу, и он  обмяк.  Опустил
руки наземь и раскрыл ладони - дескать, сдаюсь.
   Какое-то время они не двигались, только тяжело дышали, глотая холодный,
сырой воздух. Лошади, ринувшиеся прочь  от  фургона,  остановились.  Пламя
костра бросало тени на лицо мужчины. Ростом он, пожалуй, был  с  саму  Ки,
если считать вместе с сапогами, но сложен покрепче: он весил бы на  добрых
полтора десятка фунтов больше нее... если  бы  не  был  до  такой  степени
истощен. Он напомнил ей осиротевшего теленка. У него были темные  глаза  и
темные вьющиеся волосы, в которых застряли палые листья и клочки мха.  Это
придавало парню вид дикого хищного зверя. Он  тяжело  ловил  ртом  воздух;
видны были ровные белые зубы. Он смотрел на Ки снизу вверх, и глаза у него
были, как у затравленного животного, полны страха и ярости. И Ки, сидя  на
нем верхом, на какой-то миг пожалела, что ему не  удалось  прикончить  ее.
Насколько все было бы проще... Незваная мысль неприятно  поразила  ее.  Ки
передвинулась, плотнее усаживаясь у  него  на  груди,  и  свободной  рукой
обшарила его пояс. Он вздрогнул от прикосновения, потом снова обмяк.  Если
он и носил нож, то не на поясе. Он лежал очень тихо, держа раскинутые руки
ладонями вверх. Двигались только настороженные глаза. Ки смотрела на него,
свирепо  сузив  зеленые  глаза.  Неожиданно  его  обросшие  бородой   губы
скривились в ухмылке. Еще миг, и он... засмеялся.
   - Это еще что? - сердито спросила она.
   - Да ничего. - Он слабо улыбнулся, явно успокоившись за свою жизнь. - Я
просто смотрю, в хорошенькое положение ты попала. Если  бы  ты  собиралась
меня убить, ты бы это уже сделала. А если ты не собираешься меня  убивать,
то что тебе со мной делать?..
   Он снова хмыкнул, но  смех  тут  же  сменился  раздирающим  кашлем.  Ки
немедленно ощутила укол жалости, но не дала ему воли. Еще не хватало.  Она
наклонилась пониже:
   - На твоем месте я бы не была так уверена, что убивать тебя уже поздно.
Мой ножик и твое горло - они, знаешь ли, по-прежнему очень близко друг  от
друга...
   Он помолчал, силясь отдышаться.  Наконец  его  ребра  перестали  ходить
ходуном, и он спокойно проговорил:
   - Я хотел только увести одного из твоих коней, а тебя трогать вовсе  не
собирался. Когда ты поставила чашку, я  понял,  что  ты  меня  засекла,  а
значит, без драки дело не  обойдется.  Тогда-то  я  и  напал,  рассчитывая
быстренько скрутить тебя. Только вот не получилось.
   Он снова закашлялся. Его худоба  была  явно  болезненной,  а  в  темных
глазах горели лихорадочные огоньки. И снова Ки  погнала  ненужную  жалость
прочь, сказав:
   - Украсть у меня в подобном месте коня - это  и  есть  убийство.  Самое
настоящее. Ты еще скажи, что собирался всего-то мне ногу отрезать и больше
ни-ни. Ответь-ка лучше, что за нужда заставила тебя сделаться воришкой?
   Он подумал, прежде чем ответить:
   - Мне нужно за перевал, а пешком туда не пробиться.  Слишком  далеко...
снег, ветер... да и одет я... Я три раза пробовал, и все без толку. Но  на
коне я бы...
   - И первое, что пришло тебе на ум, - это украсть, - холодно  подытожила
Ки. - Мне почему-то казалось, что люди, попавшие  в  беду,  сперва  обычно
просят о помощи, а потом уже пускают в ход силу. Если бы ты просто подошел
к моему костру и честь по  чести  попросил  подвезти  тебя  за  перевал  -
неужели ты думаешь, я бы тебя прогнала?
   - А ты думаешь,  я  не  пробовал?  Дважды!  И  оба  раза  мне  помогали
добраться до  границы  снегов...  а  потом  они  разворачивали  фургоны  и
возвращались в  гостиницу  "У  Сестер"!  Потому  что  на  фургоне  там  не
проехать. Оба раза я умолял дать мне коня, но  мне  отказывали.  Так  что,
по-твоему, мне оставалось?
   - Мог бы вернуться в гостиницу и переждать зиму. Или спуститься южнее и
воспользоваться перевалом Носильщика...
   Ки вовсе не нравилось, какой  оборот  принимал  их  разговор.  Довольно
глупо себя чувствуешь, разговаривая с  человеком,  у  которого  сидишь  на
груди, угрожая ножом. К тому же объяснения странного парня казались ей все
более убедительными. С ума сойти. Его нападение уже начинало  казаться  ей
чем-то таким, что можно было понять и простить. Вроде того, как если бы ее
случайно толкнул в толпе незнакомец.
   - Дины на меня тоже косятся, - продолжал между тем пленник. -  Говорят,
я им фальшивыми монетами заплатил. Откуда ж мне-то было знать?.. И вообще,
будь у меня хоть грош, стал бы я ловить кроликов и грызть траву?..  Ну  да
ты этих динов не хуже меня знаешь. Уж до того  любят  всякую  бессловесную
тварь, зато разумное существо, которое  чуть-чуть  не  укладывается  в  их
представления, выгонят за порог и не почешутся, хоть  ты  околей...  Я  не
могу туда возвратиться!
   -  Ты  еще  не  сказал,  почему  ты  так  рвешься  на  ту  сторону?   -
требовательно спросила Ки.
   По его лицу прошла тень, и глаза снова сделались  как  у  затравленного
зверя. Он  уставился  на  нее  так,  словно  ее  вопрос  коснулся  чего-то
потаенного. Ки не отвела взгляда. В конце концов, это она  держала  нож  у
его горла, а не наоборот. Она еще решит, как с ним  поступить,  но  прежде
вызнает все, что только возможно. Он угрюмо нахмурился, но потом  на  лице
проступило безразличие. Он шевельнулся, словно пытаясь пожать плечами.
   - Какая тебе разница, -  сказал  он.  -  Ну  хорошо,  мне  понадобились
деньги. Там, за горами, живет моя семья. У меня есть родственники, которые
и раньше помогали мне по мелочам. Вот я и надумал снова к ним обратиться.
   Теперь уже Ки сдвинула брови. Эти россказни показались ей мало похожими
на правду. Так рисковать - и только ради того,  чтобы...  Но  тут  мужчина
снова закашлялся, и Ки поймала себя на том, что отводит нож в  сторону,  -
не порезался бы. Она сжала губы. Она была сама себе противна. Ки  медленно
поднялась и еще медленнее убрала нож в ножны. Парень  пристально  наблюдал
за ней. Он не пытался вскочить и лежал неподвижно, как если бы она все еще
сидела у него на груди.
   Ки демонстративно повернулась к нему спиной, держа  тем  не  менее  ухо
востро. Подобрав полупустой котелок, она снова устроила его  над  огнем  и
долила уцелевшую  гущу  водой  из  бочонка.  Мужчина  не  двигался.  Ки  с
раздражением покосилась на него. Он все так же лежал  на  спине,  раскинув
руки, и это обезоруживало. Нет, сказала себе Ки, никакого дела мне до него
нет. Сейчас же прогоню его прочь - и от костра, и  из  своих  мыслей.  Она
проследила взглядом за тем, как приподнималась  и  опадала  его  костлявая
грудь под изорванной грязной рубашкой.
   - Поедешь со мной, - тоном приказа произнесла она наконец. - Мне, как и
тебе, непременно надо на ту сторону.  И  коли  уж  нам  обоим  приспичило,
почему бы не отправиться вместе? А теперь давай-ка  вставай,  есть  будем.
Тоже мне, из трех щепочек сложенный...
   - Поломанных притом, -  охотно  согласился  он.  Кряхтя  и  непритворно
постанывая, он перевернулся и встал, ощупывая ребра. - Или по крайней мере
надтреснутых. Я столько постился, что даже ты меня едва не прихлопнула...
   Он усмехнулся и поскреб кудлатую голову.  Тряхнул  головой  и  принялся
расчесывать кудри пятерней, вытаскивая листья и траву, набившиеся в волосы
во время схватки.
   Ки мрачно смотрела на него, не понимая  и  не  принимая  его  шутливого
тона. Уже давным-давно  никто  не  отваживался  шутить  с  ней.  Тоже  еще
весельчак.  Можно  подумать,  не  она  только  что  пресекла  его  попытку
воровства, скрутила его и приставила нож к горлу. И, пожалуйста, он  стоял
перед ней и криво улыбался. Она ждала от него чего угодно,  но  только  не
этого.
   Ки  наведалась  в  кабинку  и  вытащила  дополнительную   порцию   еды,
продолжая, впрочем, краем глаза следить за незнакомцем. Покрошила  в  воду
коренья и мясо и стала помешивать.