ладонью. - Старая уловка ромни, - сообщила она
мужчине. - И притом замечательная. Если ты вернешь  мой  подарок,  значит,
откажешься и от моей любви, которая, стало быть, тоже тебе ни к чему!
   - Поэтому ты и поцеловала?..
   Она кивнула. Как славно было опять улыбаться и с легким сердцем кому-то
что-то дарить. Ки только подивилась про себя тому, как долго, оказывается,
она не испытывала подобного.
   - Попался, значит. Придется принять, - сдался наконец Хафтор.
   - Вот так-то лучше. Надеюсь, этот браслет будет вам с Марной напоминать
обо мне, когда я уеду. Потому что я уеду, Хафтор. Вот посмотришь, уеду.
   В вечерней темноте возник прямоугольник света. Юный  Эдвард  с  топотом
выбежал на крыльцо.
   - Ки!.. - закричал он тоном, не терпящим возражений. - Нильс велит тебе
зайти в дом, он хочет спокойной ночи тебе пожелать!..
   - Иду, - отозвалась Ки, но Эдвард так и не ушел  с  крыльца  -  остался
стоять, глядя в ее сторону. Повернувшись к Хафтору, Ки  обреченно  мотнула
головой и последовала за мальчиком вовнутрь. Хафтор  пошел  следом  -  она
слышала его шаги.
   Свет в комнате ослепил ее привыкшие к полумраку глаза,  а  гул  голосов
после тишины двора больно  резанул  уши.  Даже  звон  в  ушах,  все  время
донимавший Ки, словно бы сделался громче. Эдвард стал протискиваться между
занятыми беседой людьми, пробираясь туда, где во главе стола в одиночестве
сидел Нильс. Жестом отпустив мальчика,  старец  кивнул  Ки,  приглашая  ее
занять место рядом с собой. Ки села и, отпихнув в сторону грязные  тарелки
и вилки, опустила локти на скатерть.
   - Ну так что, старец?.. - спросила она без обиняков.
   Нильс хмыкнул.
   - А неплохо у тебя получилось... Нет, не улыбайся мне. Опусти  глаза  и
смотри на стол, как будто я тебя поучаю.  Кстати,  поздравляю:  у  тебя  и
вправду отменно сильная воля. Кора, например, не сомневалась, что гордость
пересилит и ты удерешь из-за стола, чтобы не сидеть с детьми. Да, и еще ты
весьма вовремя удалилась с тем молодым человеком. Ты их  заставила  заново
увидеть в тебе женщину. Женщину, которая может ошибаться, о которой  можно
посплетничать, за которой можно приударить... и которая даже может  вполне
безрассудно покинуть  семейное  застолье,  чтобы  потолковать  с  мужчиной
наедине.
   Ки зашипела, ибо от нее не укрылся оскорбительный подтекст  этих  слов,
но Нильс рассмеялся, и никто ничего не услышал.
   - Значит, ты на это не рассчитывала? - продолжал старик. - Впрочем, все
равно. Так или иначе, это  окончательно  развязало  все  языки  и  здорово
облегчило мой труд. Я уж вовсе молчу о чудесном  гребешке,  который  ты  с
собой принесла: вот уж что надолго даст им отличную пищу для пересудов...
   И он вновь рассмеялся, видя ее смущение.
   Ки подняла опущенные  глаза  и  с  холодным  презрением  посмотрела  на
старика. Нильс фыркнул и покачал головой, причем с неменьшим презрением.
   - Иди-ка ты спать, Ки. Я вижу, ты безнадежна.  Ты  из  тех,  кто  ценит
свободу и честь одного превыше  общего  блага.  Ничему-то  жизнь  тебя  не
научила. Не могу только понять, почему Кора так  стремится  удержать  тебя
здесь. Ты дышишь таким  ядом,  что  способна,  чего  доброго,  всех  здесь
совратить с пути истинного. Как кусок тухлого  мяса,  брошенный  в  чистый
родник...
   И он махнул морщинистой старческой рукой, отсылая ее  прочь.  Жест  был
такой, словно он отмахивался от надоевшего насекомого. Ки  уже  отодвигала
свой стул, когда та же рука вдруг перехватила  ее  запястье.  Хватка  была
железной.
   - И что же ты теперь будешь делать, Ки? Попробуешь свести  на  нет  все
то, чего мы нынче добились?
   Ки быстрым движением высвободила руку.
   - Ты сам ответил на свой вопрос, старец. Да, я действительно ценю  свою
честь превыше общего блага. Именно поэтому я  и  не  отступлю  от  данного
слова. Проводи свой обряд, я не стану тебе мешать. Только не думаю,  чтобы
он оказался таким действенным, как ты надеешься.
   И Ки ринулась прочь, ища уединения в своей спальне.  Все  оборачивались
ей вслед, но остановить ее никто не  пытался.  Только  Руфус,  стоявший  у
очага, быстро посмотрел на нее, а потом наклонился к Ларсу и грубо  пихнул
его локтем. Ларс, погруженный в какие-то мрачные раздумья, поднял голову и
зло уставился на брата. Ки не слышала, что они сказали друг другу,  только
видела, что Ларс насупился и  покраснел.  Дверь  спаленки  затворилась  за
ней...
   Ки хмуро смотрела в темноту, царившую в кабинке фургона. В тот  раз  ее
отослали прочь, словно капризного ребенка, да еще и  унизили  перед  этим.
Ярость и непокорство снова воскресли  в  душе,  вспыхнув  даже  с  большей
силой, чем в ту далекую ночь. Ее вдруг охватила лютая ненависть к Нильсу и
ко всему, что он отстаивал. Надо ей было тогда же восстать против него и в
клочья порвать паутину, которую он так старательно ткал!.. Ки приподнялась
и медленно села,  не  обращая  внимания  ни  на  сползшие  одеяла,  ни  на
беспощадное прикосновение холода.
   Опираясь на локоть, Ки всматривалась в лицо Вандиена... Оно  показалось
ей непроницаемой маской. Закрытые глаза были двумя провалами тьмы, а  тело
- бесформенной выпуклостью на постели. Тогда, много лет  назад,  Ки  из-за
своей нерешительности стала пешкой в руках  безжалостного  игрока.  Теперь
этот номер с ней не пройдет. Решения теперь принимает она. Она  больше  не
плывет по течению обстоятельств, а сама направляет их так, как ей  угодно.
Если Вандиен в  самом  деле  заодно  с  гарпиями...  Ки  оскалила  зубы  и
беззвучно зарычала во тьме. Она могла  убить  его  прямо  сейчас  и  разом
отделаться от снедавших ее подозрений. Легче легкого  было  бы  перерезать
ему, спящему, горло, а потом вытащить его мертвое тело наружу  и  оставить
его коченеть на обледенелой  тропе.  Если  он  действительно  бродяга,  за
которого себя выдает, никто его  и  не  хватится.  А  если  он  прислужник
гарпий, значит, она просто нанесла первый удар и  тем  самым  хоть  как-то
уменьшила чудовищное неравенство сил...
   Между тем его грудь равномерно, завораживающе приподнималась и  опадала
под меховым одеялом. Ки так и не протянула руку к ножу. Вместо  этого  она
потихоньку заползла обратно в тепло, в их общее тепло. Вандиен  хрипловато
дышал и время от времени чуть слышно покашливал.  Ки  крепко  зажмурилась:
внезапные слезы обожгли ей глаза. Ей вспомнились яйца гарпий,  беззащитные
в своем уютном гнезде. И  вот  опять  то  же  самое!..  Какое  бы  зло  ни
готовился причинить ей в будущем этот мужчина, убить его таким образом она
была попросту неспособна. Она будет спать вполглаза и держать ухо  востро.
Но никаких поспешных поступков. Поспешных и непоправимых.
   Ки попробовала рассуждать разумно и здраво и принялась  перебирать  все
свои подозрения. Что за случай привел его  в  тот  вечер  к  ее  костру  и
заставил напасть?.. Каков  на  самом  деле  был  шанс  встретить  в  столь
безлюдном  месте  человека,  да  еще  помеченного   знаком   распростертых
крыльев?.. Как ни крути, слишком немногое в нем располагало к  доверию.  И
все же... все же...
   Ки забралась глубже под одеяло и в  потемках  стала  рассматривать  его
профиль. Она представила себе, как улыбаются под усами  его  губы,  всегда
готовые кольнуть ее каким-нибудь насмешливым замечанием. И,  прах  побери,
ей нравилось, как держали кружку его изящные пальцы,  как  они  заставляли
сплетаться узором этот его говорящий шнурок. Ей нравилось, как он шагал  с
ней в ногу, торя тропу лошадям. И та ненавязчивая легкость, с которой  он,
незваный, непрошеный, вписался  в  ее  одинокую  жизнь.  И  некое  чувство
зашевелилось в ее душе, чувство, которого она не испытывала так давно, что
поначалу его и не признала. Когда же признала, то с омерзением подумала  о
собственном непостоянстве.
   Она поспешно погнала прочь лишние мысли и перевернулась на другой  бок,
спиной к Вандиену. Потом закрыла глаза и более не шевелилась.
   Вандиен молча лежал рядом с ней, глядя в потолок кабинки  и  гадая  про
себя, что бы все это значило...



7

   Ки проснулась при первом проблеске  серого  утреннего  света.  Трезвый,
холодный  воздух  заставил  ее  припомнить   всю   ту   бессмыслицу,   что
вспоминалась и мерещилась ей накануне, и  ужаснуться,  до  какой  степени,
оказывается,  ею  руководили  сиюминутные  чувства.  Она  откинула  теплое
одеяло. Холод немедленно охватил все тело. Бесшумно соскользнув  с  лавки,
Ки принялась поспешно натягивать верхнюю одежду. Вандиен продолжал  спать;
во сне он закинул руку, прикрывая лицо. Ки потянула дверцу кабинки,  и  та
неохотно отползла в сторону.
   За ночь ветер утих. Снег  лежал  сугробами  у  фургонных  колес,  белой
подушкой покрывал сиденье возчика. Все  было  тихо  и  неподвижно,  только
мороз весьма заметно окреп. Высокое и чистое небо отливало далекой бледной
голубизной. В небе ничего не было видно. Ки внимательно осмотрела  ту  его
часть, которая открывалась взору с сиденья, потом встала на мерзлые  доски
и обозрела все небо целиком. Ничего. Ни облачка,  ни  зловещего  крылатого
силуэта.
   Ки облегченно вздохнула... И тут на глаза ей попались два серых холмика
в снегу, две неподвижно лежавшие туши.
   - Проклятье!.. - заорала она и, соскочив вниз, со всех ног бросилась  к
ним. Оба коня сейчас же вскочили на ноги, зафыркали и  шарахнулись  прочь,
напуганные ее неожиданным криком.  Ки  с  облегчением  расхохоталась.  Они
попросту спали,  улегшись  ради  тепла.  Ки  ласково  заговорила  с  ними,
подманивая горсткой зерна.  Тяжеловозы  подошли  сперва  осторожно,  потом
осмелели и  радостно  захрустели  зерном,  подбирая  его  губами  прямо  с
ладоней. Она стащила с них попоны, подвела обоих к передку фургона и стала
сноровисто запрягать.
   Этой ночью Ки неожиданно для себя самой обрела железную решимость.  Она
поедет вперед. Она одолеет  проклятый  перевал  и  доставит  свой  груз  в
целости и сохранности. И пусть пеняет на себя та гарпия, которая попробует
встать у нее на пути. Та гарпия...  и  тот  человек.  Ки  свалила  конские
попоны на сиденье и закуталась в них, прикидывая, может ли мороз усилиться
еще.
   Ветер успел стереть позади фургона все намеки на колею. Дорога тянулась
вперед и вперед по горному склону, и крохотные сугробы, усеивавшие ее,  не
представляли  никакого  затруднения  для  могучих  коней.  Ки  потянулась,
хрустнув плечами, и тронула упряжку.  Колеса  покатились  почти  бесшумно,
продавливая  тонкий  слой  снега.   Управлять   конями   почти   не   было
необходимости. С одной стороны дороги зияла  почти  отвесная  пропасть.  С
другой - вздымался голый откос...
   Ки слышала, как позади нее отворилась дверца кабинки.  Она  обернулась:
Вандиен вылез наружу, щурясь на яркую снежную белизну и  потирая  ладонями
лицо.
   -  Чего  доброго,  к  полудню  сегодня  минуем  Сестер,  -  сказал   он
удовлетворенно. И тотчас же  закашлялся,  мучительно  согнувшись  пополам.
Когда приступ отпустил, Вандиен поспешно перелез через  сиденье  и  уселся
рядом с Ки, заворачиваясь в свободную  попону.  Устроившись  в  необъятной
попоне, точно в гнезде, и немного отдышавшись, он указал вперед, туда, где
дорога, казалось, обрывалась прямо в пустоту: - Вон за  тем  поворотом  мы
снова увидим Сестер. Правда, в такой близи они  выглядят  просто  как  два
здоровенных каменных пальца... После  Сестер  дорога  какое-то  время  еще
тянется поперек склона, потом уходит за плечо горы и оттуда уже вниз.  Ох,
до чего охота поскорее увидеть тот склон... - Вандиен умолк, а потом начал
посвистывать  -  просто  так,  безо  всякой  мелодии.  -  Есть  хочешь?  -
неожиданно обратился он к Ки.
   Та кивнула, и он нырнул обратно в кабинку. Ки слышала, как он  открывал
шкафчики и шарил по ящикам.
   - Там, над окошком, на полке, лежит сыр в тряпочке! - окликнула его Ки.
   Вандиен вернулся, держа впереди себя деревянное блюдо с  кусками  сыра,
нарезанной колбасой и двумя большими  ломтями  черствого  хлеба.  Вся  еда
была, конечно, холодной, и оттого  ее  было  трудно  разжевывать.  Ки  ела
рассеянно, следя одним глазом за конями, а другим  -  за  дорогой.  Крутой
поворот, на  который  указывал  ей  Вандиен,  при  ближайшем  рассмотрении
оказался не таким уж и крутым. Дорога плавно огибала выступ  горы.  Однако
по мере того, как она  заворачивала,  снег  становился  глубже.  Его  слой
делался все толще буквально с каждым оборотом колес.  Как  видно,  в  этом
месте ветер не сдувал снег с дороги,  а,  наоборот,  усиленно  забивал  им
узкий карниз. Покамест серые одолевали его без большого труда, но у  Ки  в
душе росло беспокойство. Все утро  она  дивилась  благосклонности  судьбы,
даровавшей ей почти бесснежную дорогу под небом, в котором не было гарпий.
Теперь же ей казалось: самец-гарпия знал,  что  делается  на  перевале,  и
нарочно ждал, пока она  как  следует  завязнет  в  снегу,  чтобы  тогда-то
ударить уже наверняка. Ки стиснула  зубы  и  прищурилась  -  снег  блестел
ослепительно ярко. Лицо у нее совсем замерзло, нос  то  и  дело  немел,  а
ресницы смерзались каждый раз,  когда  ей  случалось  моргнуть.  Приехали,
стало быть. Жестокий мороз, снег  выше  крыши...  и  гарпия  над  головой.
Оставалось только надеяться, что отчаяние придаст сил...
   В  настоящий  момент  самым  скверным  был  глубокий  снег.   Громадным
тяжеловозам едва удавалось поднять ногу достаточно высоко,  чтобы  сделать
следующий шаг. И снег этот с каждым шагом делался все глубже. Колеса опять
начали проскальзывать, фургон двигался рывками, и Ки слышала, как он то  и
дело задевал днищем макушки сугробов. Вскоре колеса больше скользили,  чем
катились вперед. Кони спотыкались и грудью ломились через сугробы.  Дергал
то один, то другой, так что от прежнего слаженного хода  упряжки  остались
одни воспоминания. Когда Ки остановила их, над серыми спинами  заклубились
струйки теплого пара.
   - Вот они. Сестры!.. - глухо прозвучал голос Вандиена.  Он  до  предела
натянул на голову капюшон и старался прикрыть им  нижнюю  часть  лица.  Ки
подняла глаза...
   Они высились впереди, нависая над дорогой. Скоро фургон  пройдет  прямо
под ними. Как и предсказывал Вандиен, они более ничем не  напоминали  двух
обнявшихся женщин, представших их взорам с дороги несколькими днями ранее.
Теперь  это  были  всего  лишь   два   выступа   блестяще-черного   камня,
вздымавшиеся высоко над  головой  Ки.  Глубокий  снег  почти  достигал  их
подножия... Ки смотрела на них  снизу  вверх,  и  по  спине  у  нее  гулял
холодок. Сестры возвышались над ней, совершенные и  непреклонные  в  своем
вечном бдении. Они охраняли дорогу, и единственным  чувством,  которое  Ки
могла бы теперь им приписать, была настороженная бдительность. Ни красоты,
ни любви, от которых замирало ее сердце там, далеко внизу. Ей было страшно
ехать мимо них... у них на виду. Она поняла, как прав был Вандиен в  своем
нетерпении скорее миновать их и оказаться уже на спуске с перевала, по  ту
сторону.
   Ки снова тронула коней с места, однако всего через несколько шагов кони
разом споткнулись, едва не упав. Они быстро выправились, с трудом  задирая
копыта на какой-то порожек, скрытый под снегом. Ки с некоторым  удивлением
следила за тем, как серые выбирались на ровное место, - там, повыше,  снег
был  не  так  глубок,  как  внизу.  Сбруя  заскрипела,  приноравливаясь  к
необычному напряжению: до сих пор коням редко случалось быть выше фургона.
Потом передние колеса с треском ударились  о  невидимую  ступеньку.  Серые
осели на задние ноги, едва  не  разорвав  упряжь.  Вандиен,  не  ожидавший
толчка, с испуганным вскриком схватился одной рукой за сиденье,  другой  -
за плечо Ки.
   - Что ж ты заранее  не  сказал,  что  тут  такие  кочки?..  -  успокоив
растерявшихся тяжеловозов, зарычала на него Ки.
   - Летом дорога здесь гладкая, точно деревянный  настил,  -  ответил  он
смущенно. - Понятия не имею, на что мы налетели!
   Они уставились друг на друга, потом осторожно спустились  с  сиденья  и
принялись разгребать перед колесами снег. Под снегом  обнаружился  невесть
откуда взявшийся ледяной горб. Ки задрала голову,  разглядывая  над  собою
обрыв: может быть, там протекал какой-то ручей? Ручья не было видно,  зато
с другой стороны фургона послышалась ругань Вандиена.
   - Снежная змея!.. - сказал он и мрачно плюнул под ноги. -  Похоже,  она
приползла с той стороны перевала, а потом передумала и  решила  вернуться.
Наверное, нарочно затем, чтобы подсунуть нам свой  след.  Поистине,  Богам
наплевать на нашу жизнь...
   Ки не ответила, разглядывая препятствие. Даже под  скрывшим  его  слоем
снега выглядело оно устрашающе. "Порог", который пришлось  одолеть  коням,
доходил Ки до колена. Тяжеловозы беспокойно переминались: упряжь тянула их
вниз и назад.
   - Нужно прорубить... - сказала Ки. - Тогда кони втянут фургон наверх...
   - И - кувырком с той стороны! - обозлился Вандиен. - Это  след  большой
змеи, Ки! Надо думать, она всю дорогу  впереди  испоганила.  Этот  порожек
здесь - всего лишь начало. Если тварь так и ползала туда-сюда  по  дороге,
готовься к тому, чтобы топора из рук не выпускать до того склона.  А  если
она ползла прямо, значит, этот  горб  так  и  будет  тянуться  слева  либо
справа. Неужели тебя прельщает перспектива ехать двумя колесами по льду, в
то время как два других будут вихляться и застревать в глубоком снегу?..
   Ки промолчала. Уминая снег, она вернулась к  фургону  за  попонами  для
коней  и  своим  дроворубным  топориком.  При  всем  своем  упрямстве  она
сознавала, как ужасающе мал был ее  топорик  для  того  дела,  которое  ей
предстояло. Сколько же времени это займет?..
   Она не стала распрягать коней, лишь отстегнула упряжь от фургона. Потом
укрыла тяжеловозов попонами, добавив к ним свои собственные старые одеяла.
Лучше не давать им остывать после целого утра тяжелой работы, особенно  на
подобном морозе. Ки отмерила им зерна, чтобы серые не  скучали...  Вандиен
смотрел на нее, явно не веря в серьезность ее  намерений.  Вот  Ки  прошла
несколько шагов вперед от того места, где стояли ее кони...  и  неожиданно
по самые бедра провалилась в глубокий снег. Серые с любопытством наблюдали
за хозяйкой - та барахталась в сугробе, выбираясь обратно наверх.
   - Спуск тоже прорубим, - поднимаясь на ноги, сказала она невозмутимо.
   - Да ты с ума сошла, женщина! - вырвалось у Вандиена. - Неужели  ты  до
сих пор думаешь, что сумеешь протащить фургон через перевал?.. Она кивает!
Боги, будьте свидетелями: она мне кивает!..
   Ки не обратила никакого внимания на его возмущение. С топориком в руках
она вернулась к фургону и принялась утаптывать рыхлый снег перед колесами.
Сидя на сиденье, Вандиен что-то негромко говорил на языке, которого она не
понимала. Ясно было только, что он цветисто ругался. Ки немного послушала,
отдавая должное его красноречию, и взялась за работу.
   Топорик раскалывал лед,  но  не  входил  глубоко.  Величина  отлетавших
осколков заставила Ки сперва впасть в отчаяние, потом -  ускорить  работу.
Она слышала, как Вандиен слез  с  фургона.  Она  покосилась  на  него.  Он
ответил ей кровожадным взглядом и принялся  отгребать  в  сторону  снег  и
колотый лед. Они не стали  ничего  обсуждать,  просто  как-то  само  собой
вышло, что топориком орудовал то один,  то  другой.  Ки  рубила  некоторое
время, потом передавала топор Вандиену и начинала оттаскивать лед. А когда
выдавалась хоть маленькая передышка, оглядывала синие морозные небеса...
   Солнце стояло уже  высоко  над  головой,  когда  Ки  снова  пристегнула
конскую упряжь к передку фургона. Спуск и подъем, которые они с  Вандиеном
прорубили  во  льду,  оказались  довольно  крутыми:  беднягам  тяжеловозам
потребовалось выложиться без остатка. Ки тянула под уздцы едва не падавших
на колени могучих  коней,  уговаривая  подналечь  еще  чуть-чуть.  Вандиен
обошел фургон сзади и уперся в его корму, пытаясь хоть как-то помочь. Кони
тянули что было силы, р