Вместо воздуха к лицу льнул невидимый холодный кисель.


     Билли аккуратно опустил на место  янтарное  яйцо.  Оно  еще  постояло
секунду вертикально, потом завалилось на бок и стало мелко качаться.  Тетя
Салли сидела неподвижно, устремив глаза куда-то мимо него.  Теперь  нельзя
было отвлечься или сбиться. Он  слишком  ненадежно  ее  держал  и  слишком
бешено она отбивалась от него там, внутри себя. Это было так, будто бы  он
сумел отвлечь ее на минуту - а сам просунул свою длинную невидимую  тонкую
руку в какое-то отверстие чуть пониже затылка и сумел  перехватить  что-то
очень важное. Салли была теперь его  куклой-перчаткой...  но  он  не  знал
роли. И - это была очень сложная и тяжелая кукла...
     Он сидел, смотрел на нее и размышлял, что делать дальше.


     Полосы не то, чтобы в один момент - но очень быстро стали истончаться
и таять. Тьма убиралась из комнаты. Глеб перевел дыхание.  Воздухом  снова
можно было дышать.
     Шутки у вас, боцман...
     Нет, в этом доме делать нам больше нечего. Назад, назад. А потом, как
положено царю - через парадный вход.
     Ты царь - живи один...
     На часах дрожало без четверти семь.


     Олив  бросилась  ему  навстречу.  Долгий  миг  она  была  похожа   на
взлетающую птицу, и с внезапным, как ожог, как пуля, томлением он  смотрел
жадно, большими глотками, будто пил воду в пустыне, - на  нее,  на  нее...
это было как возвращение - в ту самую реку, в  которую  никогда  не  войти
дважды. Но нет - она ударилась о его взгляд и остановилась, и опала внутрь
себя.
     - Что? Что-то не так?..
     - Да, - он отстранил ее, прошел в угол, сел. Стул охнул  под  ним.  -
Они разбудили Билли. Я не смог даже войти...
     - Боже... - он благодарен был ей за ее ужас. - Что же теперь будет?
     - Подожди... Переведу дыхание...
     - Что ты хочешь? Воды? Поесть?
     - Посиди рядом...
     Это сорвалось само - не успел удержать.
     Олив молча придвинула стул, села. Глеб повернул руку  ладонью  вверх.
Долгие секунды спустя тонкие пальцы Олив легли в его ладонь.
     - А у меня друг умер, - сказал Глеб, сглотнув. - С похорон - сюда...
     - Который? Аль?
     - Аль. Других не нажил... или растерял...
     - Бедный мальчик, - тихо сказала Олив, и неясно было, кого она  имеет
в виду.


     Надо было сидеть тише мыши и делать вид, что ты  тут  вообще  ни  при
чем.
     - ...Я все еще не верю,  что  он  пойдет  на  обмен.  Будет  какой-то
подвох, вот увидите. Салли, я не прав?
     - Да.
     - Ты удивительно разговорчива сегодня... Стив, а ты?
     - Я тоже разговорчив.
     - Я серьезно спрашиваю.
     - По-моему, все пока идет по намеченному.
     - Вот это меня и тревожит! Так ведь не бывает - чтобы  план  сбывался
тик в тик. Всегда по ходу  вносились  какие-то  исправления...  а  сейчас:
будто мы играем не с людьми, а с механическими куклами, которым мы сами же
написали тексты ролей...
     - И что тебя беспокоит?
     - Но если перед нами куклы - то люди-то где? Где люди?
     - Интересный вопрос.
     - А я в общем-то согласен с  Гарри.  Действительно  -  подозрительное
непротивление. Ударили по правой щеке - подставь левую. И уже  не  то  что
неохота - а даже боязно связываться... Салли, правда -  что  с  тобой?  Мы
ведь не на квакерском собрании.
     - Ничего. Все в порядке.
     - А я бы хотел поговорить обо всем этом с Дэнни. Дэнни понимает  этих
местных лучше нас всех, вместе взятых. И он был знаком с царем Глебом...
     - Много толку от таких знакомств... Тогда ему было  двадцать  лет,  а
теперь тридцать. Вспомни себя в двадцать - и сразу подойди  к  зеркалу.  А
ведь тебе не приходилось править империей в полторы  Канады  размером,  от
которой  потом  остался  только  Кони-айленд.  Тут  в  любой  тыкве  могут
завестись маленькие зеленые крокодильчики.
     - Не скажи. Такие люди -  если  они  выживают  -  куда  прочнее  нас,
смертных.
     - Вот это меня и  беспокоит!  Если  они  прочнее  -  то  почему  Глеб
сдается? Предположим, он не сдается, а только делает вид...
     - Да он и вида такого не делает. Это мы просто хотим верить,  что  он
сдается. А на самом-то деле..
     - Гарри, не нагнетай. И так тошно.
     - Вот! Слово сказано! Именно: тошно. А - почему, собственно?
     -  С  непривычки,  знаешь  ли.  Мне  мама  не  разрешала   заниматься
киднэппингом.
     - Если бы только это. Помнишь мультик, как Плуто поймал медведя?
     - Когда он тащил его из норы?
     - Вот-вот. Салли, а ты помнишь этот мультик?
     - Нет.
     - Клянусь Вакхом, эта девушка сегодня совершенно не похожа  на  себя!
Салли, голубка, тебе не кажется, что мы вытягиваем из  норы  не  крота,  а
медведя?
     - Это не медведь, -  глухо  сказала  Салли.  Билли  вздрогнул  от  ее
голоса. - Это дракон.
     Повисло неприятное кособокое молчание.
     - Глеб уже был здесь, - голос прозвучал еще глуше.  -  Потрогал  нашу
защиту. И убрался. Теперь он пойдет прямо. Он нас не  боится,  и  это  его
слабое место. Он вообще никого не боится.
     Билли  чуть  сильнее  сжал  пальцы  своей  невидимой  руки,  и  Салли
замолчала.
     - Мне бы такое слабое место, - сказал кто-то.
     Мама, подумал Билли, приходи скорей, я не удержу ее долго...


     Не было в  ее  жизни  дня  более  долгого  и  тягостного.  За  дверью
туалетной комнаты - тонкой, из ящичных, наверное,  дощечек  сколоченной  -
капала  вода.  Надо  было  что-то  бросить  под  капель,  но  не   хватало
сосредоточенности понять - что именно. Тряпку? Какую тряпку, где  взять...
все расплывалось за две-три секунды.
     Глеб здесь, почему-то твердо знала она.
     И точно так же твердо знала, что ей никто не  поможет  и  действовать
придется только самой...
     Одно не противоречило другому. В одно и то же время мог быть  день  и
могла быть ночь. Победа и гибель. Любовь и отвращение.
     Будто бы маятник, метавшийся  в  ней,  застыл  одновременно  в  обоих
крайних положениях...


     - Надо идти, -  кряхтя,  Волкерт  поднялся  из  глубокого  кресла.  -
Пожелайте мне удачи, дружище.
     - Удачи. Хм, удачи... - Сэм Дигби  тоже  встал  и  протянул  Волкерту
руку. - Знаете, Брай, чего мне сейчас хочется больше всего?  Даже  больше,
чем выпить? Бросить все, выпустить мальчишку -  и  рвануть  наперегонки  с
собственной тенью. Куда угодно, только подальше.
     - Вчера это еще можно было сделать, - засмеялся Волкерт. - Теперь уже
- прыгнули. В самолет нам не вернуться, поэтому лучше дернуть за кольцо...
     Хью Кэмпбелл, хозяин дома, неловко топтался у двери.
     - Мне тоже хотелось бы  пожелать  вам  удачи,  майор,  -  сказал  он,
подавая руку. - Надеюсь на скорое и блестящее завершение вашей миссии.
     - Вашей дерьмовой миссии, - дополнил  Волкерт.  Руки  он  как  бы  не
заметил, взял под козырек и вышел.


     В три минуты одиннадцатого полицейский наблюдатель условными значками
отметил в тетради: "Вышли двое, свернули по улице направо. Один,  кажется,
в военной форме." Итого... он пролистал в уме свои записи -  за  последние
два часа  дом  покинули  семь  человек.  Он  взялся  за  ключ  переносного
телеграфа и начал отбивать донесение.
     Он еще не  закончил  работу,  а  глаза  уже  уловили  новую  перемену
обстановки.
     В двух окнах  первого  этажа  замерцало,  просвечивая  сквозь  шторы,
открытое пламя...



                                    6

     - На выбор, - сказал Глеб. - Можете числить себя пленником, можете  -
гостем и союзником. К вам лично я зла не питаю... а женщины - отходчивы...
     Волкерт ничего не сказал.  Он  просто  стоял,  опираясь  на  леер,  и
смотрел, как проплывает мимо зеленый склон острова Виктори. Простым глазом
видны были серые маковые зернышки пасущихся овец.
     В небе когтились высокие легкие облака. Скоро ветер станет бодрее...
     - В конце концов, вы даже  не  проиграли.  И  лучший  в  мире  пловец
утонет, оказавшись внезапно в  центре  моря.  Трое,  четверо  суток  можно
продержаться на воде... Но кто упрекнет его, что он - не доплыл до берега?
     - Я знаю, зачем вы  меня  взяли,  -  сказал  Волкерт.  -  Чтобы  я...
разрядил мальчика. Но без Салли я не смогу...
     - Ничего. Как-нибудь справимся. Олив поможет. В конце концов, я  ведь
могу просто не подходить к нему близко. А на расстоянии - держу защиту.
     - На вашем месте  я  бы  отправил  его  отдельным  судном,  -  сказал
Волкерт.
     - Ну уж нет, - засмеялся Глеб. - Скажите, Волкерт, - спросил он через
некоторое время, - а в бытность ариманитом вы относились  к  своей  пастве
как к людям - или как к говорящим куклам?
     - По-разному, - сказал Волкерт, подумав. - Ведь  кого  мы  подбирали?
Шваль, отбросы. Сильные люди к нам не шли.  А  когда  случаем  попадали...
Вашу Олив я глубоко зауважал, знаете ли.
     - Понятно, - сказал Глеб.


     Сайруса разбудило прикосновение. Он приподнялся,  повернулся.  Кто-то
стоял над ним, жестом веля молчать. Человек был весь в черном,  лишь  лицо
чуть выделялось. В руке  человек  держал  фонарь  с  темно-синим  стеклом,
сквозь которое еле проглядывал овальный язычок керосинового огня.
     Сайрус сел. Человек подал ему черную  одежду,  показал:  надень.  Это
были легкие трикотажные штаны, свитер  и  шапочка-маска.  На  ноги  вместо
огромных  тюремных  сапог  Сайрус  натянул  шерстяные  носки  с   пришитой
войлочной подошвой.
     Только в коридоре он проснулся окончательно.
     Итак, это побег. Сердце забилось. Кто подстроил? А, неважно...
     Место караульного пусто, ключи на столе...
     Тот,  кто  пришел  за  ним,  хорошо  знал  дорогу.  Они  куда-то  шли
непонятными боковыми проходами, спускались по узким отвесным трапам. Потом
беззвучно отворилась ржавая крышка квадратного лючка,  и  в  лицо  пахнуло
морем. Волны прокатывались рядом. Сразу стало невозможно дышать. Проводник
помог Сайрусу пролезть в лючок, скользнул следом сам. Он был  маленький  и
ловкий.
     Они оказались на галерее, опоясывающей корму. Здесь  спутник  опустил
темное стекло фонаря и выкрутил фитиль. Стало необыкновенно светло.  Потом
он вновь поднял стекло и показал - вон туда. Под  галереей  поднималась  и
опускалась похожая на домашний шлепанец лодка. К ней свешивался конец.
     - Вы первый, - прошептал спутник.
     Сайрус скользнул вниз и понял, что обжег ладони. Какие пустяки...
     Спутник оказался  рядом  через  полминуты.  Они  начали  тихо  грести
короткими веслами без уключин. Потом, когда потянуло из-за  кормы  ветром,
спутник поднял с  днища  и  раскрыл  сложенную  пополам  мачту,  распустил
парус...
     - Кто вы? - спросил Сайрус немного погодя.
     - Личный агент  царя  Глеба,  -  был  ответ.  -  Однажды  мы  с  вами
встречались, но это было очень давно...
     - Напомните.
     - Вы меня нанимали, чтобы я нашел вашу супругу...
     - Боже правый! Сколько же лет...
     - Несчетное количество. Как она поживает?
     - Не знаю, я же был в тюрьме... А вы не?..
     - К сожалению, нет. Меня просто послали за вами, и все.
     - А куда мы направляемся?
     - В Павловск. Теперь это столица того, что осталось от царства.
     - Извините, если покажусь любопытным... но как вы  попали  на  службу
царю?
     Купер - вот и вспомнилось имя! - засмеялся шепотом.
     - Когда выйду на пенсию, напишу об этом роман...
     В рассветных сумерках их подобрал паровой корвет.


     - Государь, - капитан Вирениус говорил тихо, будто опасаясь,  как  бы
кто не подслушал. - Такой штиль крайне  редок  в  этих  широтах  и  обычно
служит предвестником шторма. Быть может, даже урагана.
     - Я знаю, Павел Сергеевич, - кивнул Глеб. - Но что же  делать?  Будем
уповать на Всевышнего...
     - Простите, государь, но я должен сказать... И я сам, и  мои  офицеры
считают, что во всем вина этого длинного ведьмака...
     - Волкерта?
     - Да не Волкерт он! Имя ему Вадган, по ночам бродит,  глаза  горят...
Велите утопить, государь, ведь пропадем, все пропадем, и дитя пропадет...
     - Господи, Павел Сергеевич, вы же умный человек!  Какой  Вадган,  что
вы. Детские страшилки повторяете...
     Глеб вдруг понял, что голос его звучит неуверенно. И Олив только рада
будет, подумалось вдруг. Что он тогда делал такое - она до сих пор дрожит,
вспоминая?..
     - Не страшилки это, государь! Жив Вадган, живы  и  слуги  его.  Любую
личину принять могут... Христом-богом молю, велите утопить, а? Что он  вам
доброе сделал? А так - толк будет, будет... Ведь не устоим против большого
шторма. Вспомните "Воланда".
     "Воланд",  первый  боевой  катамаран,  построенный  еще  на  Хармони,
разломало волнами на  мелкие  части  в  виду  порта,  на  глазах  у  сотен
встречающих.  За  скорость  приходилось  платить  надежностью.   И,   хотя
"Единорог" уже бывал в штормах и  показал  себя  неплохо,  риск  оставался
немалый - куда больший,  чем  при  штормовании  на  обычном  однокорпусном
судне.
     И Волкерта - ну, совершенно не жалко...
     - Я проверю, - сказал Глеб, - если он устроил это штиль - то быть ему
в надире. Обещаю.
     - Еще раз простите, государь, за дерзость...
     - Павел Сергеевич, я ж вам не  король  Майкл...  Здесь,  на  корабле,
первый - вы. Будем при дворе...
     Он и правда не любил формального этикета, а тем более - расшаркиваний
и извиваний. Совсем не тем завоевывается подлинный авторитет.  А  -  знать
каждого офицера по имени и помнить, где он и в чем отличен.  Знать  многих
солдат, служащих не по первому году. Особенно  солдат  ударных  частей.  У
командиров полков и капитанов кораблей помнить дни рождений  и  именин  их
самих, их жен, детей,  родителей.  Шагать  под  ранцем  не  обязательно  и
скакать под пулями тоже - но в походе есть из одного котла и  мокнуть  под
одним  дождем.  И  знать  для  себя,  что  это  не  показное...  Адъютанты
расскажут, что ты спишь по два часа в сутки, иногда сидя, уронив голову на
карту, и сам ползаешь по оврагам, проводя рекогносцировку. Никто рядом  не
выдерживает долго такого темпа... почти никто. И  расскажут  еще,  что  ты
читаешь страницу за секунду и запоминаешь все дословно, а  на  карту  тебе
нужно взглянуть только раз и больше к ней не возвращаться...
     И побить тебя могут, только собрав десятикратные силы...
     Да, после того, как расплавился, сгорел, испарился Черный  Великан  -
не сразу, но примерно через год Глеб ощутил какой-то прилив душевных сил и
что-то еще, чего тогда не понял, не сумел назвать.  Понемногу  уменьшалась
нужда в  сне;  просветлела  память;  усталость,  вечный  спутник,  куда-то
пропала... Он будто сбросил немалый привычный груз - с мыслей, с памяти, с
души. То, что раньше каким-то способом тянул,  высасывал  из  него  Черный
Великан, теперь оставалось и приумножалось.
     И - требовало использования...
     Теперь, похоже, круг замыкался.
     На баке, на "плац-параде", Завитулько стоял, положив  руку  на  плечо
Билли. По спинам было видно: дядька рассказывает, мальчик слушает, раскрыв
рот.
     Матросы, как и велено было, возле  них  не  толпились.  Ловили  рыбу,
играли в расшибалочку.
     А ведь и правда будет шторм...


     - Подойди к нему, - сказала Олив. - Он мучается,  неужели  же  ты  не
видишь? Я побуду здесь - за тебя...
     - Не могу, - Светлана закусила губу.
     Она отжала салфетку, завернула в нее три кубика льда, положила на лоб
Дэнни.  Дэнни  был  без  сознания,  исходя  жаром.  Рана  его,  совершенно
пустяковая, не могла привести к такому. Он сам, на своих ногах, пришел  на
корабль... Может быть, яд? Или что-то, подобное яду?
     ...там, в доме - Дэнни первый схватился с черной ведьмой, первый упал
- не от удара, а от жуткого ее воя, когда она, раскинув  руки  и  выставив
ладони, начала вдруг свое кружение, и первый встал и  бросился  снова,  не
стреляя, потому что позади нее, вжавшись в угол, сидел Билли  -  и  голова
ведьмы вдруг взорвалась, как кровавый пузырь,  но  и  обезглавленная,  она
продолжала кружиться, пули вырывали клочья из ее  тела...  тогда  Дэнни  и
зацепили - свои же, сзади, в мышцу между плечом и шеей...
     - Иди, - сказала Олив. - Сам он не подойдет к тебе.
     - Ну и пусть.
     - Нет, не пусть. Неужели ты можешь быть такой неблагодарной?
     - А как я должна выразить свою благодарность? Предложить  себя?  Один
раз уже...
     - Просто - подойди. Сама. Поговори с ним.
     - Я ведь знаю, чем это кончится...
     - Хоть бы и так.
     - У меня муж, Олив. Я не хочу обманывать его снова.
     - Какая же ты дура! Ты так до сих пор ничего и не поняла...
     - Чего я могла не понять?
     Олив начала какое-то слово и вдруг замолчала так резко, будто рот  ее
зажала железная ладонь. Лицо ее, и без того темное, стало почти  черным  -
особенно губы и круги вокруг глаз.
     - Олив!..
     - Тихо. Прошу тебя... сделай, как я говорю...
     - Да. Да, я... пойду.


     Тетя Олив была особо  внимательна  с  ним.  Настолько,  что  делалось
неловко: в конце концов, он уже  большой.  А  тут  -  даже  в  корабельную
уборную со смешным названием "гальюн" она его провожала и ждала,  приложив
руки к двери. А когда она сама отходила ненадолго, рядом  оказывался  дядя
Игнат. Вот с ним было по-настоящему интересно...
     На самом носу поплавка сидел, свесив босые  ноги,  матрос  с  толстой
удочкой  в  руках.  Поплавок,   похожий   на   полосатый   мячик,   лениво
переваливался с боку на бок. Потом он вдруг  напрягся,  пустил  кружок  по
воде - и провалился вниз, будто его и не было.
     Удилище выгнулось, матрос откинулся  назад.  Слышно  стало,  с  каким
свистом леска режет воду.
     - Держи крепче, матрос! - крикнул дядя Игнат. -  Там  хороший  хвост!
Сейчас прыгнет!
     Вода вспенилась, мелькнула черная спина. Потом -  из  воды  вылетела,
изгибаясь, раскинув  длинные  плавники-крылья,  необыкновенно  красивая  и
сильная рыба, перевернулась  и  рухнула,  взметнув  косой  фонтан.  Матрос
накручивал мотовило, подтягивая ее к себе. Поднесли треугольный  сачок  на
длиннющем шесте. Рыба долго не шла в него...
     - Она  очень  красивая,  -  сказал  Билли.  Рыба  лежала  на  палубе,
вздрагивая. - Я не хочу видеть, как ее зарубят.
     - Пожалуй, я тоже, - сказал дядя Игнат.  -  Давай-ка  прогуляемся  на
корму...
     Они были первыми, кто увидел маленькое черное  пятнышко  на  востоке.
Казалось, за горизонтом идут в плотном строю три-четыре парохода...


     - Я так и не сказала тебе "спасибо"...
     - Сказала. Я помню, что сказала.
     Он стоял неподвижно, смотрел мимо, говорил не оборачиваясь.  Если  бы
не страшная тишина, окутавшая корабль, его бы просто не было слышно.
     - Все равно: спасибо тебе. Я знала, что ты поможешь.
     - Просто так совпало... Не будем об этом. Обошлось.
     - А о чем будем?..
     - Ни о чем. Извини, мне надо бы побыть одному.
     Светлана вспыхнула, отшатнулась. Повернулась уйти...
     - Постой! - другим, испуганным голосом  сказал  Глеб.  -  Прости,  не
уходи, я сказал глупость. Мне очень трудно сейчас...
     - Только тебе?
     Кажется, он даже скрипнул зубами.
     - Хорошо, - сказала Светлана. - Я не уйду.
     Она вернулась, встала рядом,  положила  руку  на  плечо.  Плечо  было
каменным.
     - Дэнни совсем плохо, - сказала она. - Он умрет?
     Глеб кивнул.
     - Я ничего  не  смогу  сделать,  -  сказал  он.  -  Эти  ариманитские
штучки... может быть, ты слышала о них.
     - Я много чего слышала. Не знаю, чему верить.
     - Наверное, всему. Добавь разве, что они  страшно  расплачиваются  за
свои умения. Блистательное исключение - их высшие. Те умеют  перекладывать
расплату на головы паствы.
     - Какие же мерзавцы...
     Глеб пожал плечами, чуть повернулся к ней.
     - Думаешь, я лучше? - спросил и посмотрел в глаза.
     Она вдруг задохнулась.
     -  Ты  не   представляешь,   сколько    грязи,    крови...    сколько
предательств... ради чего?  Ведь  в  конечном  итоге  -  пустота...  -  он
замолчал. Лицо