о рту скрипело. Он шарил руками вокруг, но ни на что  не
мог наткнуться...


     - Бей! - хрипел Денисов. - Бей! Бей!..
     Смерч гулял по лощине.
     Алик стоял, вцепившись в свой бинокль, и считал залпы. Было трудно не
сбиться.
     - Илья. Четыре ракеты.
     - Зачем? - вскинулся Денисов.
     - Все. Больше нельзя...
     - Что?!
     - Я говорю, достаточно.
     - Добивай их! Добивай, майор!
     - Все, командор. Ты не понимаешь...
     - Чего я могу не понимать? Жалеешь своих?! Продолжать огонь!!!
     Алик стоял столбом. Денисов схватился за револьвер.
     - Продолжать огонь, майор!!!
     - Нет, командор. Все. Кончено.
     - Солдат! Приказываю: сигнал к продолжению огня!
     - Илья, не сметь.
     - Вашсоко...
     - Майор, огонь! Огонь же!!!
     - Нет.
     - Но - почему? - выдохнул, вдруг как-то обмякнув, Денисов.
     - Остались только особые снаряды...
     - И - что?
     - В них не взрывчатка. Яд. Понимаешь?
     - Вот как.
     - Да. Наделал сдуру. Думал - будет лучше. И вдруг - не могу. Не могу.
Понимаешь - не могу. Должно же быть что-то...
     - Ладно, майор.  Ты  не  передо  мной  -  перед  Богом  ответишь.  Он
разберет, что к чему.
     - Может быть...
     - Но всех, кого с этой минуты убьют - убьешь ты. Я буду это знать.  И
ты будешь знать это.
     - У тебя найдется белая тряпка?
     - Хочешь сдаться?
     - Нет. Пойду поговорю с ними...
     - Не сходи с ума, майор...
     Оба стояли мокрые от пота.
     - Ба! Кто пожаловал!..
     - Глазам своим не верите?
     - Что-то вроде... Проходи и садись. Извини, что  темно,  но  мне  так
лучше. А ты заматерел. Был таким мальчишкой...
     - Положение обязывает. Степан Анатольевич, вы ведь понимаете, с чем я
пришел?
     - Конечно.
     - Ну, и?..
     - Да. И даже без особых условий.
     - Я пока не  имею  права  что-то  предлагать,  но  думаю,  вы  можете
рассчитывать не только на Хармони.
     - Я тоже на это надеюсь. А пока что нам нужны врачи.
     - Это как раз не трудно. Скажите, какого черта вы пятого?..
     - Какие-то люди в форме  морской  пехоты  захватили  БМД  и  устроили
побоище в нашем лагере.
     - И вы, конечно, решили ответить...
     - Не я. Меня затолкали в угол, чтобы сидел и не рыпался.
     - И вы послушно сидели...
     - Скорее, лежал. Сидеть мне и сейчас трудно... Чем занимаешься, Алик?
     - Инженерю.
     - Против нас?
     - Конечно. Как вам понравился обстрел в лощине?
     - Так это твоя работа?
     - Моя.
     - Полторы сотни ребят...
     - Я знаю. Скажите спасибо, что я не использовал снаряды с ипритом.
     - Что-о? С ипритом?
     - Я думал, меня расстреляют за это.
     - У вас есть иприт?
     - Да. Сто двадцать готовых снарядов и еще десять тонн в бочках.
     - Вы его сперли?
     - Нет. Варим сами.
     - Алик, ты вообще понимаешь, что делаешь?
     - К сожалению, да. Понимаю.
     - Что еще интересного ты мне скажешь?
     - На эту тему? Мы уже делаем дизели. Через год  у  нас  будут  первые
самолеты. Радио уже...
     - Все ты?
     - Разумеется, нет. Я - только боевые ракеты.
     - Алик, скажи-ка... Это все - против нас?
     - Да.
     - С твоей подачи?
     - В основном.
     - Понятно... О большом проходе ты знал?
     - Нет. Но я его вычислил. Это было не слишком сложно.
     - Я так и думал... Облажались мы, верно?
     - Не то слово. Впрочем, все гораздо сложнее, чем нам тогда  казалось.
Мы были обречены с самого начала.
     - Поэтому ты и... того?
     - В частности, поэтому. А главное... Я их полюбил, вот и все. В  этом
все дело.
     - Тамара твоя недавно показывалась. Впрочем, как недавно...  полгода.
Время, черт, несется...
     - Как они?
     - Нормально. Ей ведь не сказали, что ты...
     - За это спасибо.
     - Да ладно... Мы ведь теперь все - вроде тебя. Правда,  не  по  своей
воле.
     - Это как?
     - Нас не выпускают. Очень подозреваю,  что  нескольких  наших  убили.
Пигулевского помнишь? Пытались - меня.
     - Господи...
     - Вот так. Можешь представить, какое у ребят состояние. А тут еще  ты
с ипритом...
     - Не использовал же.
     - За это спасибо. Ладно. Больше ни одного выстрела с нашей стороны.
     - Взаимно.
     - И...
     - Что?
     - Постарайтесь не унижать спецназ. Оставьте им хотя бы честь.
     - Ну, Степан Анатольевич, это даже не обсуждается. Вы ведь достаточно
долго прожили здесь...
     Четыре ножа вспороли тент. В кузов "Урала" хлынул ослепительный  свет
и в нем - несколько жестких  черных  фигур.  Турова  убили  стразу,  двумя
ударами  в  сердце,  а  Алика  оглушили  и  поволокли.  Сквозь  туман   он
чувствовал, как его куда-то поднимают, растягивают...


     Денисов влетел на батарею и закрутился, ожигая лошадь плетью.
     - Залп, капитан! Приказываю - залп!
     - Но там же парламентеры... - побледневший  командир  первой  батареи
вытянулся, откинул  голову,  будто  хотел  через  седловину  увидеть,  что
происходит впереди.
     - Убили парламентеров, капитан! Трупы на броню привязывают! Залп!
     - Остались только особые снаряды...
     - Знаю, - Денисов спрыгнул на землю. - Все знаю. Выполняйте приказ.


     (Уже потом,  вечером,  утром,  когда  двигались  по  страшному  следу
ушедшей  колонный  и  достреливали  корчащихся,  слепо  ползущих  куда-то,
покрытых язвами чужаков, Денисов  вспоминал  об  охватившей  его  странной
слабости и невесомости в тот миг, когда он отдавал  свой  приказ.  Он  сел
тогда на  какую-то  кочку  и  будто  исчез  на  время.  Ревом  орудий  его
приподняло и понесло... Очнулся он в седле час спустя. Кто-то в  штатском,
с изъеденным лицом, кричал ему, что туда идти  нельзя  и  солдат  посылать
тоже нельзя, потому что... Потом шел дождь, а после  дождя  настал  вечер.
Люди умирали на земле, как отравленные крысы. Должно быть, их  выбрасывали
из машин, силясь избавиться от яда, впитавшегося в их поры...)


     Утром гремело где-то на севере, потом стихло. Может быть,  звуки  боя
поглотил дождь. Гостиница  была  крошечной  и  сырой.  Полковнику  пачками
приносили телеграммы. Он будто бы надел мундир, хотя  и  оставался  в  том
невообразимом  рванье,  которое  нашлось  у   миссис   Гекерторн.   Помимо
телеграмм, он получил и денежный лот, но на почте просто  не  было  денег.
Дэнни остался с лошадьми, а Глеб неожиданно слег. Его охватил  сухой  жар,
лихорадка обметала губы. Билли все порывался поползать по нему, впору было
отгонять палкой. Хозяин гостиницы привел фельдшера, такого же старика, как
он сам. Старичок долго трогал тонкими, похожими на бамбук пальцами плечи и
грудь Глеба, прикасался к  мокнущему  вдавленному  звездообразному  шраму,
вздыхал. Потом сказал, что надо накладывать дегтярную мазь, сейчас  он  ее
пропишет, а  аптекарь  к  обеду  сделает,  а  вообще-то  не  обойтись  без
операции. Но это нужен госпиталь,  нужны  настоящие  врачи,  а  не  бедные
сельские фельдшера...
     Потом Глеб будто бы задремал, Светлана подхватила  Билли  и  вышла  в
холл. Полковник сидел в разлохмаченном, как старый веник, плетеном кресле.
Увидев Светлану, он встал.
     - Присаживайтесь, леди. Что сказал доктор?
     - Что нужна операция.
     - Черт! - полковник ударил кулаком по бедру. - Как раз в тот  момент,
когда возникли настоящие проблемы!..
     - А до сих пор, значит?..
     - До сих пор, прекрасная моя, были детские шалости и  мелкий  дождик.
Да когда же оно кончится, это невезение...
     - Я бы назвал это иначе, полковник, -  Глеб  стоял  в  дверях.  -  Вы
получили какие-то особые известия?
     - Вот, прочтите, - полковник подошел к нему и подал бланк телеграммы.
     Глеб прочел: раз и еще раз.
     - Больше месяца назад, - сказал он. - Я как раз плыл домой.
     - Да, - сказал полковник. - Они уже, очевидно, на месте.
     - Или на подходе.
     - Все равно. Мы ничего не сможем... просто не успеем.
     - Вы так думаете? - Глеб посмотрел на полковника, потом на  Светлану,
и она вздрогнула: глаза у него были безумные. - Есть один способ -  и  кто
мы будем, если не попытаемся? Кто, а?
     - Я ничего не понимаю, - судорожно сказала Светлана.
     - Олив похитили, - сказал Глеб. - Один человек. Который...
     Полковник подхватил его и удержал.


     Каин вел ее по бесконечно длинной  подрагивающей  доске,  придерживая
под локоть. Сам он легко ступал по воде, по крови  дракона,  лишь  изредка
замирая как бы в поисках равновесия: когда доходила волна  биения.  Черный
человек вдали молча стоял и смотрел на них, и никак  нельзя  было  понять,
что он видит перед собою...


     "Буря" вошла в городок по всем четырем дорогам.  Бойцы  спрыгивали  с
грузовиков, высыпались из БМД, врывались в  дома.  Стреляли  в  воздух,  и
этого было достаточно. В городе не было ни одного солдата,  полицейские  -
люди  пожилые  и  все  понимающие  -  бросили  карабины  и  подняли  руки.
Отстреливаться попытался  только  какой-то  постоялец  гостиницы.  Однако,
когда разнесли в щепы дверь и ворвались в номер, никого там не нашли. Окно
было распахнуто...



                                    14

     С собой у них была высохшая буханка хлеба, три жестянки  супа  "Гленн
Кук" и стеклянная банка сливового джема -  все,  что  нашлось  в  кладовой
гостиницы. Кроме того,  Глеб  набрал  большую  бутыль  кипяченой  воды  из
титана. Он наливал воду, а в холле за приоткрытой дверью  переговаривались
солдаты. Он многое понял из этого разговора. Не зря старались, с  жестокой
радостью подумал  он.  Полковник  с  револьвером  в  руке  неслышно  дышал
рядом...
     Потом послышалась возня, что-то тяжелое втащили в холл и  бросили  на
пол.
     - Живучий, пидорюга, - сказал кто-то. - Хули мы с ним таскаемся?
     - Будто ты таскаешься, - фыркнул другой. - Трактор возит, Котя носит.
     - Может, он знает чего, - третий голос. - Должен же кто-то...
     - Тогда не надо было Степана мочить. Степа-то уж точно все знал.
     - А у Адлера всегда так. Сначала взорвет,  потом  насыпать  начинает.
Мне корешок рассказывал, еще по Афгану его знал...
     Глеб хотел было выглянуть и  посмотреть,  о  ком  идет  разговор,  но
полковник не позволил.


     Аресты Макнеда и министров произведены были  быстро  и  четко,  будто
многократно отрабатывались на полигонах  и  тактических  занятиях.  Особые
полицейские роты, выпестованные Парвисом как бы для обеспечения  заготовки
продовольствия на зиму, но никогда  никуда  не  направлявшиеся,  поскольку
заняты были какими-то таинственными делами, соваться в которые посторонним
было опасно (поговаривали о некоем золотом займе, который якобы создали  и
контролировали особисты), - молниеносно разоружили охрану,  заняли  Дворец
Труда (так теперь назывался бывший президентский), порт и телеграф, а чуть
позже, к полуночи, без выстрела  вошли  в  казармы  столичного  гарнизона.
Утром вышел официальный бюллетень о изменениях в составе правительства...
     И, хотя все вс„ понимали, никаких комментариев не последовало.
     Сэр Дэвид Джеуб Парвис стал президентом Мерриленда...
     Казалось бы, все хорошо - но сообщения с севера Острова, отрывочные и
противоречивые, были  крайне  неутешительны,  и  Парвис  чисто  интуитивно
опасался настоящих бед.
     Вид Порт-Блесседа с моря  поразил  Сайруса.  Когда-то  бурлящая,  как
центральная улица большого города,  гавань  стала  похожа  на  заброшенную
усадьбу. Из воды косо торчали черные мачты; местами затопленные корабли не
затонули  до  конца  и  выступали  то  округлым  бортом,   то   угловатыми
надстройками. Облака были настолько низкими,  что  даже  Столовая  гора  у
входа в гавань тонула в них. Сыпался мелкий редкий дождик.  Катер  еле-еле
пыхтел, в топке горели мокрые дрова - собранный вчера по берегу плавник.
     Порт с моря не охранялся. Ни одного боевого корабля Сайрус не увидел.
Вдали, на фоне решетчатых  башен  паровых  кранов,  чернели  силуэты  двух
коммерческих пароходов. Легкий дымок показывал, что  какая-то  работа  там
идет.
     Они  причалили  прямо  к  адмиральскому  пирсу,  оставили   Бердборна
поддерживать огонь в топке - и пошли, будто медленно погружаясь в  ледяную
воду, к зданию адмиралтейства.
     Невнятного вида вооруженные люди бродили по два, по три человека,  не
обращая на моряков ни малейшего внимания.
     - Нужно найти кого-то, кто имеет право  поставить  нас  к  стенке,  -
деловито сказал Квинси. Он говорил это уже не  в  первый  раз,  и  поэтому
ничего, кроме раздражения, Сайрус не испытал. Десять...  нет,  одиннадцать
дней на трех квадратных ярдах с тремя плоскими остряками. Если бы при этом
они занимали поменьше места...
     - Джентльмены, - Сайрус остановился. -  За  одну  вину  два  раза  не
вешают - так не выпить ли нам по кружечке пива в "Бронзовой пушке"?
     - Слово капитана -  важнее  закона,  -  поднял  палец  Рей.  -  Но  я
опасаюсь, что в этом случае мы заслужим  неодобрение  со  стороны  бедняги
боцмана.
     - Думаю, что нет, - сказал Сайрус. - В отличие от нас, он  не  станет
искать того, кто поставит его к стенке. Думаю, опять же...
     - Капитан, вы думаете уже второй раз за сегодняшний  день!  Наверное,
быть урагану.
     - Хорошо, что мы уже на суше...
     Дурачась с серьезными лицами, они вошли в известный всему флоту паб -
как раз напротив левого крыла здания адмиралтейства.
     Здесь было почти темно. С потолка не то что  капало  -  лило  ручьем.
Огромная лужа расплылась посередине.  Столики  все  были  свалены  колючей
кучей у стены. Пахло мочой, пустыми пивными бочками и плесенью. Головой  в
луже лежал человек. Он был здесь настолько на  месте,  что  без  него  вся
картина просто исчезла бы.
     - Эй! - громко сказал Рей, выволакивая из-за пояса огромный  флотский
"сэберт". - Тут есть кто-нибудь еще?
     За  стойкой  негромко  завозились.  Потом  над  прилавком   появилось
пол-лица.
     - Что джентльмены желают?
     - Джентльмены желают промочить глотку - и узнать, что происходит?  Мы
два месяца не ступали на берег...
     - И какой же нечистый подсказал вам высадиться именно здесь и  именно
сейчас? -  тот,  кто  прятался  за  стойкой,  показался  весь:  кривобокий
неопределенного возраста человек со слишком маленьким  подбородком.  Белая
его куртка была продрана на плече. -  Если  вы  продержались  в  море  два
месяца, так уж и два дня могли бы еще...
     - А что, собственно?..
     - Вы правда ничего не слышали? Вы меня не дурачите?
     - Боже мой, - вздохнул Квинси, - сейчас мы будем  полдня  доказывать,
что не дурачим...
     - У нас новый президент, - понизив голос и подавшись  вперед,  сказал
буфетчик. - Какой-то Парвис. Сэр Дэвид Парвис.  Никто  не  знает,  кто  он
такой. На всякий случай офицеры начали арестовывать мастеров...
     - Что? -  Сайрус  наклонился  к  буфетчику  сам  -  теперь  они  были
буквально нос к носу. - Что вы сказали?
     - Арестовывать мастеров, - тихо повторил буфетчик. - А  тех,  кто  не
хотел арестовываться, успокаивали...
     - Как этого? - Сайрус кивнул через плечо.
     - Что вы, джентльмены, - изумился буфетчик. - Это же старый  Пит,  он
всегда здесь...


     Как ни поразительно, но боцман Бердборн сидел на корме катера и курил
свою короткую трубочку. Новости он уже знал все,  и  больше  того  -  знал
много такого, что еще неизвестно было офицерам...


     Дверь беззвучно открылась. На пол лег косой световой коврик.
     - Просыпайтесь, - сказал надсмотрщик.
     - Я не сплю, - Голицын сел. - Что, одеваться?
     - Накиньте шинель, - сказал надсмотрщик. - Будете мыться.
     Баня была пуста. Голицын взял мочалку,  мыло.  Мочалка  была  свежая,
пахла распиленным сырым деревом. Мыло  -  белое,  и  ничем  не  пахло.  Он
постоял под душем. Его не торопили. С наслаждением вымылся - раз  и  потом
еще раз. Растерся полотенцем, шершавым и твердым. Белье его  ждало  новое.
То ли выпускают, подумал он, то ли публичка... Новеньким,  только  что  от
портного  (недостертый  мелок  вдоль  шва  на  рукаве)   был   и   костюм:
темно-бирюзового  цвета  тройка.  В  бумажных  пакетах  лежали:  роскошный
поясной ремень из тисненой  кожи  и  в  тон  ему  портмоне.  Поверх  этого
надсмотрщик положил коробочку со стальными часами на стальной же  двойного
плетения цепочке.
     - От директора тюрьмы лично, - сказал он. - Директор сожалеет, что не
сумел проводить вас. От себя же... - надсмотрщик помедлил. - Я  желаю  вам
удачи... и чтобы вы не пожалели, что покинули эти стены.
     - Разве у меня есть выбор? - усмехнулся Голицын.
     - Трудно сказать...
     За воротами ждала темная карета.  Надсмотрщик  вполголоса  говорил  о
чем-то с теми, кто стоял возле нее, а Голицын... У него кружилась  голова,
он не мог надышаться.
     - Еще раз -  удачи,  -  надсмотрщик,  проходя  мимо  него  обратно  к
воротам, остановился и кивком головы отдал честь.
     - Благодарю вас, - отозвался Голицын несколько рассеянно.
     - Садитесь, князь, - позвали от кареты. - Вас ждут.
     - Куда мы едем? - спросил он, устраиваясь на мягких кожаных подушках.
     - К президенту...
     Оказалось, что ехать совсем недалеко. В  каком-то  колодце-дворе  они
остановились, и некто с фонарем повел его длинным  неосвещенным  коридором
вперед, потом направо, потом по лестнице... Бред, подумал Голицын. Я сплю.
Или меня придушили во сне,  и  это  загробная  жизнь.  Потом  отодвинулась
решетка, со скрежетом отъехала железная  дверь.  За  ней  была  еще  одна,
деревянная. Сопровождающий нажал на  кнопку  в  нише  стены  -  но  вместо
ожидаемого  звонка  или  топота  ног  сбегающейся   охраны   всего-навсего
загорелась лампа под потолком.
     Это была крошечная комнатка, даже меньше его  родной  камеры.  Стояли
четыре легких кресла и круглый столик на одной витой ножке.
     - Присаживайтесь,  -  сказал  сопровождающий.  -  Нас  позовут.  Юрий
Викторович, если не ошибаюсь?
     - Не ошибаетесь.
     - А я - Евгений Александрович. Турунтаев. В данное время  -  советник
президента по делам внешней политики. На всякий случай на людях  называйте
меня Джин Норман.
     - Сэр Джин Норман?
     -  Да,  конечно,  сэр.  Как  вы  предпочитаете  общаться:  по-русски,
по-английски?
     - Говорить, думаю, лучше на всякий случай по-английски... а  общаться
стоило бы по-русски.
     - Вы бесконечно правы. Накрытый стол нас ждет по ту сторону  двери...
а с собой у меня, к сожалению, лишь остатки весьма скверного виски.
     - Пусть будут остатки. Вас, очевидно, еще ни разу не  освобождали  из
тюрем.
     - Прошу прощения...
     Виски оказалось не такое уж скверное. Голицын перевел дыхание.
     - Вот теперь,  сэр  Джин,  я  готов  удивляться  чему  угодно.  Итак,
палладийцы захватили власть в Мерриленде?..
     - Еще нет. Мы не палладийцы, мы - кейджиберы. Те, против кого вы  так
эффективно сражались.
     - А мне нельзя обратно в тюрьму?
     - Можно, наверное... не знаю. Впрочем, сейчас все иначе, чем было три
года назад. Похоже на то, что мы с вами оказались по одну сторону.
     - И - против кого же?
     - Вам имя Леонид Самсон говорит что-нибудь?
     - Н-нет... хотя, постойте. Это  что-то  из  театральной  жизни...  но
давно. Весьма давно.
     - Да, он был театральным режиссером. Увлекся оккультизмом. И  в  силу
то ли особого таланта, то ли какого-то стечения обстоятельств  -  приобрел
реальную власть над событиями в окружающем нас пространстве. А также - над
людьми, попавшими под его влияние. Похоже на то,  что  сейчас  он  нащупал
доступ... как бы сказать... к  командному  посту.  К  штурвалу.  И  теперь
вопрос месяцев, а то и недель...
     - И я должен всему этому верить?
     - Верить - проще. Любое  свое  утверждение  я  могу  доказать,  но  -
доказательства потребуют времени, а вот его-то может и не хватить.
     - И что: я должен буду этого человека настигнуть, убить?..
     - Нет. Боюсь, что это нам уже не под силу.  Но  мы  можем  попытаться
обмануть