у.
   - И сдал?
   - Не все.
   - Что оставил?
   - Ту ленту, которая была в камере. И еще наугад две из сумки.  Больше
не смог.
   - Понятно... Значит, так. Подашь мне рапорт. Примерно так: об  отчет-
ности за пленку предупрежден мною не был. Поэтому выбрасывал испорченные
ленты. Напиши, что камера рвет перфорацию. Камеру отдай  Баттену,  пусть
покопается. Теперь об ответственности предупрежден, будешь  сдавать  все
ленты независимо от их состояния. Понял?
   - Но как же тогда?..
   - Что-нибудь придумаем. Да и сданные, они не пропадут:  часть  пойдет
на эту стряпню, а остальные - в архив, и там будут храниться, пока...
   - Да нет же! - перебил Шанур.- Нет же, нет! Их уничтожат сразу, пони-
маете, сразу, как только фильм будет сделан!
   - Откуда ты знаешь?
   - Я подслушал. Они меня не заметили, и я все слышал, что они  говори-
ли.
   - И ты решил сделать собственный фильм?
   - Я решил сохранить правду обо всем этом.
   - А ты знаешь, например, что делают с солдатами,  у  которых  находят
дневники?
   - Знаю. Но ведь дневники продолжают находить!
   - Где ты их прячешь?
   Шанур помедлил, и Петер вдруг остро захотел, чтобы он ничего не  ска-
зал, не выдал тайника, потому что... потому что это подрасстрельное  де-
ло, а так - не знаю, и все... Он чуть не сказал: "Молчи!", но не  сказал
почему-то, и Шанур, облизнув губы, прошептал ему на ухо:
   - Под стапелем, возле самой крайней опоры, справа - там яма...
   - Тебя никто не видел? - тоже шепотом спросил Петер.
   - А я сам и не кладу,- сказал Шанур.
   Петер посмотрел на него. Лицо Шанура было серьезно, губы упрямо сжаты
- хорошее лицо...
   - Ладно,- сказал Петер.- С пленкой мы что-нибудь придумаем. У Баттена
такой бардак в учете... А рапорт напиши, и послезливее: мол,  ничего  не
знал, не хотел, простите на первый раз... Изобрази испуг.
   - Чего уж тут изображать,- сказал Шанур тихо.- Все нутро - как овечий
хвост...
   Вторая киногруппа прибыла не завтра утром, как ожидали, а сегодня ве-
чером. Над Плоскогорьем стояла сплошная облачность, лили дожди, самолеты
не летали, ездить стало можно в любое время суток.  Петер  смотрел,  как
они выгружаются: два десятка человек, пять машин, в том  числе  автокран
для съемок сверху, стационарные камеры, прожектора, десятки  контейнеров
и ящиков - короче, народ серьезный. Господин Мархель  отвел  в  сторонку
режиссера и что-то ему втолковывал. Среди этих двадцати  было  несколько
девочек, и Баттен уже крутился среди них. Баттен никогда не  упускал  ни
малейшего шанса.
   Шанур тронул Петера за рукав, кивнул головой в сторону:
   - Поговорим?
   Они пошли рядом.
   - Саперы просили меня  тебя  привести,-  сказал  Шанур.Познакомиться.
Пойдешь?
   - Просили? - усмехнулся Петер.- Ну, раз просили, то пойду. Ты мне вот
что скажи: ты Арманта давно знаешь?
   - Давно,- сказал Шанур.- Вместе жили, вместе служили, вместе  в  офи-
церскую школу попали, вместе - на курсы операторов,  вместе  -  сюда.  А
что?
   - Что он представляет из себя?
   - А ты еще не понял?
   - Да как сказать...
   - Без лести предан.
   - То есть? - не понял Петер.
   - Это девиз был какого-то государственного деятеля - без  лести  пре-
дан. Вот и Ив - без лести предан. Понятно?
   - Понятно. А если он узнает, что ты делаешь,- как поступит?
   - Не знаю. Думал над этим - не знаю. Не могу  представить  себе,  что
донесет, выдаст - и не могу представить, что смолчит. Не знаю.
   - Но ты же бываешь с ним откровенен?
   - Откровенен - не то слово. И потом - я бываю  с  ним  открыт  только
мыслями, а это он допускает... инакомыслие он допускает... Думать можешь
что хочешь, это твое личное дело, а вот поступки твои должны  быть  лишь
на благо Императора. Диалектик Ив...
   - А почему ты разоткровенничался со мной?
   - А почему вы считаете, что я с вами откровенен?
   Петер усмехнулся, но промолчал.
   - Впрочем, да,- сказал Шанур.- На один расстрел, как минимум,  я  уже
наболтал. Тайник - это... да... Но опять же: а может быть, никакого тай-
ника нет, а я проверяю вас по поручению господина Мархеля? Проходит этот
вариант?
   - Проходит,- сказал Петер.
   - Вот видите. Мы примерно в одинаковом положении  -  в  одинаковом  и
одинаково безвыходном. Нет никаких гарантий, что ты разговариваешь не  с
агентом контрразведки. Нельзя доверять даже  интуиции,  нельзя  доверять
своим впечатлениям - они ведь выманивают на себя твои симпатии. Но  сни-
мать под бомбами ни один контрразведчик не стал бы - у них  другая  про-
фессия. А вы снимали. Да еще то, что заведомо не войдет в фильм. И я по-
нял, что могу вам доверять. Правда ведь, могу?
   Петер опять промолчал.
   - Могу,- сказал Шанур.- Только не бойтесь, я не намерен втягивать вас
в свои дела (Уже втянул, подумал Петер), я просто хочу познакомить вас с
народом...
   Знакомство с народом затянулось чуть не до утра. Сначала была скован-
ность, не снимавшаяся даже шнапсом,- впрочем, шнапса было  мало,  только
понюхать,- но потом заговорили о работе, Петер - о  своей,  саперы  -  о
своей, как они с Юнгманом строили мосты и рвали мосты, и что это за  че-
ловек был - Юнгман, хороший человек и  инженер  прекрасный,  божьей  ми-
лостью инженер, да вот напоследок, видать, взялся за безнадежное это де-
ло, где это видано: одним мостом войну выиграть? Теперь вот Ивенс вместо
него - нет, с этим каши не сваришь, ни одного слова у него  своего,  все
заемные, да и ни черта он в нашем  деле  не  понимает,  пыжится  только.
Достраивать - надо достраивать, конечно, столько сил в это дело вломили,
нет, надо до конца доводить, только переделать бы кое-что маленечко, по-
тому как не выдержит скала, простым глазом видно, что  не  выдержит,-  а
надо лебедки перенести метров на двести-триста от края да рассредоточить
по площади, да не в линию ставить, тут Юнгман маху дал,-  и  тогда  хоть
сейчас на этот чертов мост танки выводи - выдержит! Лишь бы ванты не по-
лопались, а прочее выдержит. А ванты - что ванты? Добавить, сколько  на-
до. И все. А попробуй скажи. Копитхеер говорил - и где он  сейчас?  Ага!
Генерал же ни черта в нашем деле не понимает, да и откуда ему что  пони-
мать - пехота! А этот... черный?.. Это же ужас ходячий, и откуда  только
такие берутся? Генерала, говорят, в горсти держит,  пикнуть  не  дает  -
правда это? Ну, вот... Руководит тут всем, а мосты до того, наверное, на
картинках только и видел. Ни черта хорошего из этого не получится, помя-
ните мое слово. Завалится сволочной этот мост, и  мы  в  виноватых-то  и
окажемся. И в дураках, и в виноватых - во радость-то!  Так  что,  майор,
слушай нас да на ус мотай, чтобы потом нас от дерьма хоть посмертно  от-
мыть. Христиан хорошее дело замыслил - рисковый парень, а все равно  мо-
лодец. Конечно. А за что их любить, этих рисковых?  Рискуют  обыкновенно
те, кому думать нечем - или когда за душой ни черта не  осталось.  Не-е!
Христиан - парень душевный, и наше ему понимание, он с открытыми глазами
на риск идет. Понимание, помощь и уважение. А верно говорят, что  теперь
нас артисты изображать будут? Ну и плевать. Пусть там хоть  раздрыгаются
- а наше дело строить, верно, братва? Нет, ясно, что обидно. Я только  к
чему? Пусть они там хоть черта голого снимают, а правда-то  -  вот  она,
под камушком! И рано или поздно она из-под камушка-то выскребется... Да,
что поздно, то поздно - да и так нынче-то правда  не  в  чести,  так  уж
пусть ее полежит. Подрасстрельное это дело - правда. Что молчишь, майор?
Нет, скажешь? То-то и оно...
   Подхваченный темой, Петер рассказал о веселом парне Хильмане, у кото-
рого было две тысячи друзей, и как он был убит одним из тех, кого  назы-
вал и считал другом, и как в госпитале, где кололи  наркотики,  ему  раз
почудилось, что Хильман пришел, присел на край постели и сказал, что те-
перь он обходит всех своих друзей и требует доказательств дружбы -  хотя
бы раз в жизни,- и что все теряются и не знают, что сказать,  и  он  сам
тоже растерялся и не знал, что за доказательство можно представить, лежа
в госпитале, да еще под уколом, тогда Хильман посмотрел  на  него  очень
укоризненно и сказал, что зайдет в другой раз. Все стали обсуждать  этот
случай, перекинулись на толкование снов вообще и сексуальных в  частнос-
ти, на этой почве вспомнили, что в сегодняшней киногруппе были девочки и
что этого так оставлять нельзя, Господь не простит, если это  так  оста-
вить. Подумать только - почти год безвылазно тут,  на  этом  невыразимом
Плоскогорье, пока дорогу пробивали, пока основные сооружения ставили - и
ведь ни одной юбки на триста километров вокруг! Поглядеть не на что,  не
говоря уж о прочем! Потом вдруг резко и матерно перекинулись на миномет-
чиков, век их тут не видеть, дармоедов вонючих, к ногтю бы их, спекулян-
тов,- жаль, устав не позволяет...
   А вообще, майор, чтоб ты знал - саперная служба на войне самая благо-
родная. Медицина? Н-ну... тоже, пожалуй. В один ряд можно поставить. По-
тому как саперы убивать не обязаны. Нормальная мужская работа у  саперов
- земля, бревна, камень, железо, бетон. Вот только мины - это да. С  ми-
нами возиться ой как хреново. Что снимать, что ставить. А еще плохо про-
волоку резать. Юнгман нам цену знал, потому и берег нас, тратить задеше-
во не давал. Наш полк хоть особым и не назывался, а считался.  Так,  как
мы, никто больше не может. Нет, никто. Укрепрайон за сутки -  не  можешь
представить? И правильно, что не можешь, мы вот тоже не могли,  пока  не
сделали. Но вот с этим мостом мы, чувствую, того... сядем. Если не опом-
нится начальство, то сядем.
   А хороший мост мог бы получиться! В мире никто такого не  делал.  Его
же сейчас чувствуешь, как родного - как ему худо сейчас. Вон  Карел  как
на самолеты кинулся! Это когда тебя, майор, ободрало всего. Ох и  красив
ты был! Зажило хоть? Ну и славу богу. Так Карела вчетвером от его  пушки
отрывать пришлось, а потом еще  спиртом  отпаивать.  Взбесился  мужик  -
столько сил вложено, а они поломать  хотят!  Вон,  смеется,  а  тогда  -
взгляд дикий, и орет не поймешь что. Великое это дело - когда что-то по-
том полито. Надежней, чем кровью. Кровь - она по  разным  причинам  течь
может, и вообще... А пот - это честно.
   Так ты, слушай, заходи к нам, не стесняйся, нас стесняться нечего,  а
то ты все издали да пошире, а чтобы поближе подойти да как есть  в  под-
робностях отобразить - так это  Христиан  только,  да  и  то  не  сразу.
Нам-то, знаешь, такими штучками баловаться невозможно; когда  это  Хизри
расстреляли - с месяц назад?  Понимаешь,  нашли  у  него  блокнот,  весь
по-арабски исписанный; Хизри хоть и клялся, что это он стихи сочиняет, а
только проверить-то никто не мог, вот и прислонили  Хизри.  Хороший  был
парень, потому и не уберегся. Так что на вас  вся  надежда,  потому  как
обидно бы вышло, если бы про нас тут всяких сказок  насочиняют  или  еще
чего похуже. А насочиняют, гады, это уж как пить дать. Артистов вон  по-
наехало... Слушай, майор, а ты не обижаешься, что мы с тобой  по-просто-
му? Ну и правильно. Да и вообще - вон Христиан о тебе очень хорошо гово-
рил, а под бомбами ты держишься, как полный фронтовик, да и то сказать -
ты же не по тылам груши околачиваешь, верно? И стрелять, небось,  прихо-
дилось? Ну, значит, правильно мы тебя понимали. Так что захаживай к нам,
не стесняйся, не забывай, а если что надо, так только мигни - мы со всей
душой... И еще, майор... это... как бы тебе сказать... Студента нашего и
старшину - это при тебе было? Ну и?.. Понимаешь, поговаривают,  что  все
это этот ваш черный подстроил, нет? Ты не молчи, майор. Ты скажи: за де-
ло их прислонили, по правде? Говори! Молчишь... Ну понятно. Спасибо, что
не соврал. Значит, правду говорят. Что за власть такую этот  черный  над
генералом взял? Ну, ясное дело, знай генерал, что все подстроено, он  бы
не допустил. Какой ему резон саперов за хрен собачий в  расход  пускать?
Нас и так на треть поубавилось, вон кладбище какое уже. Тебе про  эпиде-
мию рассказывали? Тиф у нас тут свирепствовал. Все  переболели.  Нет,  а
что генерал? Генерал - порядочный мужик. Бурку  вон  ему  свою  подарил.
Правильный генерал. Сделал дело - молодец, нет - получи, что положено. В
саперном деле бы кумекал - цены бы генералу не было. Да, Юнгман  был,  и
дело шло. Хотя без генерала и Юнгману бы туговато пришлось. Машины  гру-
зовые, машины саперные, бульдозеры - а солярка для них? А цемент, а про-
филя, а трубы - попробуй достать! А генерал - он все мог. Вечером Юнгман
скажет - утром уже все есть. Нет, генерал в этом отношении молодец. И не
мешался в дела. Так, изредка, для порядку. Нет, можно было  работать.  А
что дальше будет - ох, черт его знает. Как себя новый инженер  поставит?
Что-то хлипковат он. Ну, да время покажет. Может, обкатается...
   Остаток ночи Петер провел без сна. Запасся сном в госпитале  -  отос-
пался за все предыдущее и на две недели вперед. Он отлично  понимал  те-
перь, что именно происходит, но предугадать дальнейшее не  мог,  хотя  и
знал сценарий. По сценарию дальше должны быть диверсанты. Причем все со-
бытия должны происходить перед камерой. Объясните мне,  бога  ради,  как
именно! Я не желаю быть пешкой в этой вашей грязной игре! Я не желаю!
   Но кроме этого "Я не желаю!", у него ничего не было.
   Мост строился так: на тыловых базах накоплены  были  запасы  стальных
профилированных балок; тяжелыми грузовиками их доставляли на промежуточ-
ную монтажную площадку километрах в ста отсюда и там сваривали отдельные
звенья фермы моста. Делалось так потому, что в непосредственной близости
от моста сконцентрировать такие производственные мощности было невозмож-
но по вполне понятным  причинам.  На  монтаж  доставлялись  готовые  уже
звенья. Здесь их сгружали с трейлеров и сортировали:  звенья  были  пяти
различных типов - "Антон", "Берта", "Цезарь", "Дора", "Ева" - и на  мон-
таж должны были поступать в  этой  последовательности.  С  сортировочной
площадки звенья подавались на стапель, здесь кранами стапеля звено  под-
водилось к торцу фермы и стыковалось  с  ней  специальными  стыковочными
муфтами, в зависимости от типа фермы этих муфт было  от  шестнадцати  до
тридцати шести. Затем в дело вступали сварщики. На монтаж  одного  звена
уходило около двух часов, за это время ферма сдвигалась вперед на четыре
метра, и освободившееся место занимало следующее  звено.  На  выходе  со
стапеля к звену присоединялись тросы, лебедки подтягивали их и принимали
тяжесть звена на себя. Все эти операции были тщательно скоординированы и
синхронизированы, но в любой сложной системе обязательно случаются сбои,
потому и нужен руководитель. Пока был Юнгман, все шло как по маслу,  ни-
каких сбоев не было, то есть были, но ликвидировались моментально.  Юнг-
ман шестым, седьмым, десятым чувством предвидел, где  его  вмешательство
будет сейчас необходимо; он придумал, выстрадал и  вынянчил  этот  мост,
знал его досконально и потому мог все. Он владел этим мостом, как  музы-
кант-виртуоз владеет великолепным, но чрезвычайно капризным инструментом
- все видят, что инструмент великолепен, и никто  не  замечает,  что  он
капризен. Ивенс же был просто грамотным помощником Юнгмана. Он знал, что
мост должен выдвигаться со скоростью два метра в час,  знал,  что  таким
именно темпом, если не считать аварий и бомбежек, и  были  пройдены  все
семьсот шестьдесят пять метров, и никак не мог понять, почему это теперь
вдруг приходится то и дело останавливать масляные насосы, почему на одно
звено уходит когда восемь, а когда и шестнадцать часов? На промежуточной
площадке что-то напутали со спецификацией, и звеньев "Антон" оказалось в
избытке, потом на звеньях "Дора" стала появляться  маркировка  "Ева",  а
потом прислали несколько "Берт" в зеркально-симметричном  исполнении,  и
это вообще не лезло ни в какие ворота. Там им тоже досталось  от  бомбе-
жек, но надо ведь понимать!.. Студент тем и ценен был,  объяснял  Петеру
тот сапер с рубцом во всю щеку, Карел Козак, что сразу  различал  звенья
безо всякой маркировки, он на сортировке и стоял, что годное  было  -  в
дело шло, что с брачком - в отвал. А теперь что же: подцепляем, начинаем
стыковать - не стыкуется. Назад его, тащи другое, а  этому  очередь  еще
только через три-четыре подойдет, все разгребай теперь - какой тут поря-
док будет и какой темп? А стыковочные муфты эти несчастные? Их же десять
типов! И не дай бог, одного не окажется - приплыли! Как тут Юнгмана доб-
рым словом не помянуть? Да что говорить - и нервы сдают,  работаем,  как
разлаженные...
   Нервы сдавали у всех. Инженер Ивенс сатанел на глазах. Он крыл  сапе-
ров саботажниками и вредителями, лез во все операции  и,  наверное,  еще
больше все запутывал. Он орал, хватался за кобуру, угрожал пистолетом и,
наконец, выстрелил в сапера, который настолько осатанел от  тупости  на-
чальства, что стал этому начальству доказывать, что оно неправо. Инженер
не попал в сапера: его ударили по руке, пуля ушла в небо. Потом  у  него
отобрали пистолет и долго били морду. С набитой мордой он пошел к  гене-
ралу - жаловаться. Саперов арестовали и увели. С тех пор  инженер  Ивенс
мог ходить по стройке только  в  сопровождении  автоматчиков  из  комен-
дантского взвода.
   На следующий же день он ввел новый порядок:  офицеры,  помимо  прочих
своих обязанностей, должны были вести постоянный хронометраж работ - кто
из саперов сколько времени тратит на ту или иную  операцию.  Если  сапер
выходил за рамки установленного для этой операции времени, ему уменьшали
паек; если  такой  выход  за  рамки  был  систематическим  или  особенно
большим, сапер подлежал трибуналу как саботажник. Сам же он  -  Ивенс  -
контролировал офицеров. Офицер,  исполняющий  обязанности  хронометриста
недобросовестно, также подлежал суду трибунала - за покровительство  са-
ботажу.
   Темп работ несколько возрос: офицеры из кожи вон  лезли,  чтобы  хоть
как-то добиться синхронности операций. Инженер Ивенс выше задрал  подбо-
родок.
   Зарядили осенние дожди, липкие, бесконечные, стало  почти  холодно  и
очень сыро. Шанур пропадал у саперов, Петер и Армант занялись  отснятыми
лентами, Баттен, блудная душа, постоянно исчезал, и именно в те моменты,
когда был особенно нужен. Заглядывал  господин  Мархель,  интересовался,
нет ли недостачи метража, и, узнавая, что нет, удивлялся.
   Бог его знает, по какому поводу их в тот вечер пригласили зенитчики -
они сказали, но Петер забыл. Вечеринка - она вечеринка и  есть,  что  по
поводу, что просто так. Приглашали и ту, вторую, киногруппу, те  пригла-
шение приняли, но не пришли. Вообще они  с  самого  начала  повели  себя
странно, как-то свысока, с этакой брезгливостью-брюзгливостью, и  Петер,
раза два наткнувшись на высокомерное хамство, решил с ними  больше  дела
не иметь - за исключением производственной необходимости. Зенитчики  же,
не зная всего этого, ждали их и обиделись,  и  вечеринка  прошла  комом.
Операторы тащились домой, дождя не было, и даже тучи стали  редеть  -  в
разрывы их изредка проглядывала половинка луны. Насторожило  Петера  то,
что их не окликнул часовой. Не могло такого быть, чтобы часовой  на  КПП
не окликнул идущих по дороге.
   Петер, разведя в стороны руки, остановил своих операторов, молча уло-
жил их на дорогу, а сам, пригибаясь, подкрался к грибку часового.  Часо-
вого под грибком не было. Не раздумывая ни секунды,  Петер  рванул  шнур
сигнала тревоги - и шнур остался у него в руке. Это уже было серьезно.
   Он вытащил пистолет и загнал патрон в ствол. Затвор щелкнул  непозво-
лительно громко. Надо было хотя бы стрельбой дать сигнал тревоги, но Пе-
тер почему-то медлил. Вся эта ситуация была уж слишком знакома,  слишком
знакома... Вот сейчас мелькнут неясные тени -  слишком  знакома,  потому
что я читал это в сценарии, но там был часовой - неясные  тени  или  мне
это мерещится?.. И тут с ужасающим шипением взвилась осветительная раке-
та.
   Все осветилось резчайшим лиловым