не менее Петер вник-таки в существо вопроса.  И
никому ничего не сказал. Все равно изменить ничего уже было нельзя.
   Мост до момента соприкосновения с противоположным берегом представлял
собой рычаг, одно плечо которого - сам мост - длиной тысячу метров удер-
живалось другим плечом, расположенным под  углом  девяносто  градусов  -
утесом трехсотметровой высоты, поверху которого и крепились тросы;  осью
вращения рычага был стапель. Юнгман, используя формулу  Кракси-Хомберга,
рассчитал, что прочности гранита, стальной фермы моста и тросов  особого
плетения хватит даже с некоторым запасом - примерно  пятнадцать-двадцать
процентов. Копитхеер же по запрещенной к использованию формуле Бернштей-
на высчитал, что прочности каждого отдельно  взятого  элемента  действи-
тельно хватит, но в месте их взаимодействия, а  именно  там,  где  сталь
вмурована в гранит, из-за различия в  прочностных  характеристиках  этих
материалов возникнут локальные напряжения, превосходящие критические. То
есть в момент, когда длина моста достигнет метров восьмисот -  восьмисот
пятидесяти, начнется трещинообразование - вначале  в  месте  закрепления
стапеля, а чуть позже - там, где крепятся тросы, то есть у основания ле-
бедок. Таким образом, сначала стапель "поплывет" назад, но  это  не  так
страшно, это можно скомпенсировать; однако  лебедки...  Вначале  трещины
будут распространяться локально, и сваи, на  которых  держатся  лебедки,
станут чуть наклоняться вперед, как бы продавливаясь сквозь образующийся
щебень; образование щебня на некоторое время парирует нарастание  напря-
жений - до тех пор, пока длина моста не достигнет  девятисот  пятидесяти
метров; тогда микротрещины сольются в одну  макротрещину,  и  весь  этот
гранитный утес - то есть оба утеса, справа и слева от моста - как  отре-
занные ножом, отделятся по линии пробитых скважин от  основания  и...  и
все. Вместе с мостом.
   Мост был длиной уже семьсот шестьдесят пять метров,  когда  состоялся
новый массированный налет. Почти две  недели  изматывания  зенитчиков  и
террора на дорогах привели к тому, что зенитный огонь весьма ослаб.  Ка-
кое-то количество орудий вышло из строя, люди устали до  безумия  и  еле
двигались, снарядов было в обрез... Первая атака по обычному сценарию: с
большой высоты, дразня, три эскадрильи отбомбились по  батареям.  И  тут
же, без паузы, произошел второй налет - на бреющем  полете  одномоторные
пикировщики попытались прорваться к мосту. Что там попытались -  прорва-
лись! Не промахнись ведущий, и все было бы кончено. Маневр, предпринятый
для атаки, был гениален: пикировщики,  выстроившись  цепочкой  там,  над
своим берегом, незамеченными подкрались к самому каньону,  перед  мостом
делали "горку", бросали бомбы и уходили в каньон, в мертвую для  зениток
зону. Но ведущий промахнулся и вывел их чуть в стороне от цели, и у  них
не было возможности перестроиться, потому что каждый шел в хвост  преды-
дущему, и все они четко повторили ошибку командира, и в тот момент, ког-
да они видели цель, у них уже не было возможности  что-то  исправить.  А
когда ведущий, поняв, что его промах - это промах всех, пошел на  второй
заход, зенитчики уже опускали стволы, и полсотни пушек ударили навстречу
пикировщикам. Шесть самолетов один за другим  вспыхивали  и  рушились  в
каньон, пока наконец пикировщики, не выдержав такого  огня  в  лицо,  не
стали отваливать в сторону.
   Через полчаса появились новые самолеты - там, у  противника,  видимо,
твердо решили, что с мостом пора  кончать.  Бомбардировщики  прорывались
сквозь поредевший огонь и бросали бомбы, как  могли,  прицельно.  Петер,
полуослепший и полуоглохший, забился между толстенными балками стапеля и
продолжал снимать; несколько раз стапель содрогался так, что,  казалось,
вот-вот все обрушится к чертям, но не обрушивалось - и бомбежка  продол-
жалась. Снова пикировщики попытались выйти на мост -  их  разметали,  но
они продолжали кружиться, и то один из них, то другой  начинали  падать,
целясь по мосту; Петер заметил вдруг, что мост ходит ходуном, раскачива-
ясь все сильнее и сильнее, и, наверное, поэтому они никак не могли в не-
го попасть - и эти раскачивания создавали странные, пробирающие до спин-
ного мозга звуки, звуки, совершенно свободно проникающие  сквозь  грохот
боя: будто в пустом пространстве настраивали исполинскую скрипку.  Петер
непроизвольно огляделся, а может быть, его  так  передернуло,  от  таких
звуков впору было узлом завязываться,- и увидел сапера,  старого  своего
знакомца, того огромного парня с рубцом на щеке - забыл, как звать,- са-
пер несся, катя перед собой, как тачку, эрликоновскую счетверенку и  ре-
вел так, что Петер разобрал кое-что, когда  сапер  пробегал  мимо  него.
"А-а-а, бля-а-а! - ревел он.- Катафалки к бою! Гробометы - огонь!  Будем
биться до усеру!!!" Он промчался по мосту, покачиваясь в такт его  коле-
баниям, не добегая до конца, отжал установку на домкраты и открыл  огонь
по пикировщикам.
   Бог его знает, что творилось наверху, но стапелю пока везло, узким  и
извилистым было ущелье, на дне которого он находился,  и  бомбы  рвались
все больше по склонам его, вниз летели камни, осколки, но прямых попада-
ний пока не было, пока не было, пока...
   Тот бомбардировщик Петер увидел сразу. Подожженный в  первом  заходе,
он развернулся и шел прямо на мост, вдоль оси моста, шел по  прямой,  не
отворачивая, оба мотора горели, и зенитки лупили по нему в упор,  и  тот
сапер из своей счетверенки поливал его трассами,  а  бомбардировщик  все
шел и шел, пока снаряд крупного калибра не разорвался у него внутри -  и
самолет, показав желтое брюхо, не завис и не стал разваливаться на куски
прямо в воздухе,- но бомбы уже отделились от держателей и теперь шли ту-
да, куда их нацелил разнесенный на атомы экипаж, шли, завершая последний
отрезок замысленной и исполненной штурманом и пилотом траектории, и  Пе-
тер ловил эти бомбы в видоискатель, и только в последний  момент  закрыл
глаза, чтобы ничего не видеть.
   Бомбы легли в цель.
   Удар был страшной силы и со всех сторон  одновременно,  Петера  будто
сплющило, вбило в балку и опалило сокрушительным жаром, но  он  странным
образом продолжал оставаться живым и чувствовать себя  и  окружающее,  и
только когда его во многих местах сразу прожгло насквозь  чем-то  раска-
ленным, он испугался - и тут его взмело, подхватило и  понесло,  скручи-
вая, по воздуху и совершенно не больно вмазало во что-то твердое и пере-
вернуло, и покатило куда-то, и все это  время,  прекрасно  понимая,  что
именно происходит, он прижимал к животу камеру и  больше  всего  боялся,
что не удержит ее в руках - его уже не так сильно, как вначале,  вдавило
во что-то, и он остался лежать в кромешной тьме, вокруг грохотало и  ру-
шилось, и что-то огромное упало на землю совсем рядом с ним, подпрыгнуло
и снова упало уже окончательно - земля ударила Петера снизу, но он поче-
му-то ничего не видел, не могло быть такого, чтобы вдруг наступила  тем-
нота, Петер потрогал глаза, но рука наткнулась на непонятную преграду, и
только боль подсказала ему, что это его собственная,  свисающая  со  лба
кожа. И с этой болью возвратилась боль остальная - такая  ослепительная,
что он чуть не закричал. А может быть, и закричал, потому  что  перестал
чувствовать что-либо, кроме этой боли. Наконец, его подобрали.
   Две недели он пролежал в госпитале для  легкораненых.  Парадоксально,
но факт - Петер отделался, если не считать ободранный лоб, только ушиба-
ми да массой ссадин: его будто бы наждачной бумагой  поскребли  во  всех
сколько-нибудь выступающих местах. Кожу на лбу пришили  на  ее  законное
место, и теперь она страшно чесалась, но чесать ее было бесполезно,  по-
тому что прикосновений она не ощущала - такие вот забавные вещи случают-
ся. Петера сразу, раздев догола, с ног до головы вымазали каким-то воню-
чим маслом и завернули в простыню, этим же маслом пропитанную,- так он и
лежал, первые дни ему кололи морфин, потом что-то послабее, потом  вымы-
ли, смазали марганцовкой, выдали обмундирование и  велели  убираться  на
все четыре стороны и никогда больше сюда не попадать.
   Его ждал Эк с машиной. Летучий Хрен, прознав обо всем,  велел  Петеру
прервать командировку и вернуться в редакцию за дополнительными инструк-
циями. Езда причинила Петеру массу переживаний - ягодицы  пострадали  не
менее, чем локти и колени; наконец, он приспособился ехать стоя, придер-
живаясь за дугу тента. Эк рассказал, что мост устоял, но работы пока ве-
дутся только восстановительные, потому что разбомбили к чертям  собачьим
все подъездные пути, электростанцию -  ее  настолько  основательно,  что
сразу стали строить новую,- и здорово покорежили стапель. Ну и по  мело-
чам... да. Но налеты прекратились. Почти прекратились. В тот день сбили,
говорят, пятьдесят шесть самолетов - это кого хочешь отучит...
   Летучий Хрен расспросил Петера - очень кратко - о делах и велел отды-
хать. В тот же вечер Менандр свозил Петера в генеральскую баню,  там  за
него взялся огромных размеров волосатый мужик и за  два  часа  превратил
Петера в розовую ватную куклу - размял, снял коросту, распарил и измоло-
тил руки, ноги, спину. Наутро Петер проснулся легким  и  обновленным.  И
пошел к Летучему Хрену.
   - Так сразу? - удивился тот.- А я хотел тебя еще здесь подержать.
   - Позарез надо,- сказал Петер.- Просто позарез.
   - Ну, тогда давай, выкладывай подробности,- сказал  Летучий  Хрен.  И
потом, когда Петер выложил все, что знал, и о чем догадывался, и  о  чем
только подозревал, согласился: - Поезжай.
   Возвращается на круги своя, подумал Петер, все та же  докрасна  обод-
ранная земля, следы наступления великой инженерной армии, но ведь я вижу
это только во второй раз, почему же кажется, что - в сотый?  А  вот  но-
венькое: дюралевые обломки, разбросанные вокруг - да как  много!  Специ-
ально стаскивали и раскладывали вдоль дороги. А машин разбитых нет, уби-
рают сразу с глаз долой. Рука господина Мархеля, это уж точно...
   Баттен спал в блиндаже, больше никого не было; Петер  посидел,  потом
зарядил новенькую, привезенную с собой камеру и пошел бродить по окрест-
ностям. Разрушения, причиненные последней бомбежкой, были велики и  бро-
сались в глаза даже сейчас, по прошествии времени: бесформенные  обломки
чего-то, сгребенные бульдозерами в кучи, захламленная территория  бывшей
электростанции - туда свалили изуродованные фермы моста, а вот этой глы-
бы раньше не было, она скатилась сверху... Но работа кипела, дорогу  от-
сыпали еще лучше  прежней,  новая  электростанция  напоминала  подземный
форт, а главное, везде были понарыты щели,  траншеи,  ходы  сообщения  и
прочее, и прочее...
   В такой вот момент созерцания Петера и застал подполковник-адъютант.
   - Подполковник Милле? - произнес он этаким полувопросом -  знал  ведь
точно, но считал необходимым уточнить.
   - Майор Милле,- Петер уточнил, как и предполагалось.
   - Простите, подполковник,- сказал подполковник,- у меня более  свежие
сведения. Господин советник просит вас немедленно прибыть в штаб.
   - Странно,- сказал Петер.- Почему-то я привык считать себя майором.
   - Звание вам присвоено только сегодня,- сказал  подполковник.Час  на-
зад. Прошу в машину.
   Господин Гуннар Мархель принял Петера стоя.
   - Господин Петер Милле! - сказал он торжественно.- За  примерное  ис-
полнение воинского и профессионального долга вам присвоено воинское зва-
ние подполковника от инфантерии. Примите мои поздравления.
   - Слуга Его Величества! - ответил Петер, приняв предписываемую  уста-
вом стойку: пятки вместе, носки на ширину ступни, руки согнуты в  локтях
и локти отведены назад, подбородок приподнят.
   - Вольно,- сказал господин Мархель.- А теперь побеседуем о нашей  ра-
боте.
   Беседа свелась к тому, что господин Мархель говорил, а Петер слушал и
соглашался. В сценарий мы вынуждены внести некоторые изменения,  говорил
господин Мархель, и вы должны с ними  ознакомиться.  Возможно,  придется
переснять некоторые сцены. Завтра прибудет еще одна киногруппа, на  этот
раз с киностудии "ДОРМ", им предстоит снимать трюковые сцены, вас это не
коснется, работать будете независимо друг от друга, хотя некоторая коор-
динация действий будет осуществляться, и не только мной, но и вами.  Да-
лее: участились случаи пропажи и недостачи лент у оператора Шанура. Раз-
беритесь и доложите. Далее: по объективным причинам строительство  выби-
лось из графика. Тем не менее  при  производстве  съемок  следует  руко-
водствоваться тем фактом, что строительство не прекращалось ни на  мину-
ту. Пока все.
   Вошел лысый, гладко выбритый полковник  в  мешковатой  шинели.  Петер
поприветствовал его, полковник ответил небрежно и стал  по-хозяйски  хо-
дить по генеральскому кабинету, заглядывать в какие-то бумаги на  столе;
замерший от почтительности подполковник-адъютант,  уловив  некий  тайный
знак, сорвался с места и  принял  шинель.  Под  шинелью  оказался  гене-
ральский мундир. Стоя у зеркала, лысый генерал  с  отвращением  смотрел,
как адъютант натягивает на него парик, расчесывает  волосы,  приклеивает
усы - как на свет божий появляется привычный генерал Айзенкопф...
   - Скотина ты, Гуннар,- сказал генерал, обретя свой былой  вид.-  Знал
бы ты, как мне остомерзел этот маскарад!
   - Но это же для твоей же безопасности, как ты не понимаешь,  снайперы
ведь так и охотятся за тобой.
   - Да перестань ты - снайперы... Снайперы... Чуть голову нагреет - та-
кое начинается, что впору о том снайпере молиться, чтобы поскорее и  по-
метче... Взял бы артиста какого и мучил бы его сколько хочешь.  Или  пе-
ресними все, чтобы я в нынешнем виде везде был.
   - Думал уже, не получается,- сказал господин Мархель.
   - Заладил: не получается, не получается... Правда,  возьми  артистов,
загримируй - и вытворяйте с ними, что хотите, слова не скажу.
   - Ну, Йо, ты так говоришь, что  неудобно  становится,  ей-богу,сказал
господин Мархель.- Это же кинохроника, не что-нибудь там...
   - Придумай что-нибудь, на то ты и...
   - ...не что-то там! Ты должен выступить перед саперами.
   - Ну вот еще. Мало я выступал?
   - Надо призвать их к стойкости. К стойкости перед лицом врага.
   - Было уже. И к стойкости, и к верности, и к умеренности, и к самопо-
жертвованию - ко всему было.
   - Тогда было перед строем. А сейчас ты обратишься по радио. Я  так  и
вижу: ты перед микрофоном, а следующий кадр: репродукторы, и все  обора-
чиваются, сбегаются, на лицах - самое предельное внимание...  Ты  высту-
пишь символом объединения, понимаешь?
   - А что я буду говорить?
   - Что всегда: доблестные воины, наследники ратной славы  великих  ги-
перборейских атлантов Гангуса, Слолиша и Ивурчорра, перед лицом коварно-
го врага - да не посрамим знамен... Ну и прочее в том же духе, сам  зна-
ешь. Призовешь к сплочению, к стоицизму, к подвижничеству.
   - Надо тогда радио провести.
   - Ну так проведи. Не мне же этим заниматься.
   Генерал кивнул адъютанту, тот четко повернулся и вышел.
   - Ну, подполковник,- обратился господин Мархель к Петеру,- вы  поняли
свою задачу? Вот вам сценарий - читайте и думайте. Я проверю. Завтра бу-
дем снимать генерала, говорящего с народом по радио. Готовьтесь. И  нас-
чет недостающих лент - проверьте.
   - Есть,- сказал Петер.
   Сценарий.
   "Бдительно несут службу зенитчики: солдаты и офицеры  из-под  ладоней
вглядываются в небо; неприятельский самолет! Огонь! - командует  офицер.
В небе кучно возникают белые шарики разрывов, еще, еще - и, пылая,  вра-
жеский ас..." Так, это уже было. Дальше что?
   "Работает бульдозер. Вот он сгребает с дороги обломки вражеского  са-
молета, и вдруг в стекле кабины появляется маленькая  дырочка  в  центре
паутины трещин. Дверца медленно открывается, и, хватаясь за нее  руками,
на землю вываливается тело сапера. Бульдозер продолжает  двигаться  впе-
ред, но, лишенный воли и руки человека, застревает и впустую скребет гу-
сеницами камень. Следующий кадр: в ряд лежат, укрытые национальным  фла-
гом, пять-шесть тел. Саперы с обнаженными головами клянутся отомстить за
погибших. Следующий кадр: минометчики на позициях, наблюдатель с  бинок-
лем, вот он видит противника и дает команду, по рукам плывет тяжелая ми-
на, опускается в ствол, все зажимают уши -  выстрел.  Снова  тот  берег,
несколько секунд ожидания, и взрыв там, где только что  сидел  вражеский
снайпер. Потом еще и еще взрывы. Все заволакивает дымом и пылью.  Еще  с
одним снайпером покончено!"
   Петер перелистнул сразу десяток страниц.
   "Саперы со сварочными электродами в руках. Яркий свет  сварки.  Вдруг
он меркнет. Гаснет электрическая лампочка. Останавливаются моторы,  при-
водящие в действие масляные насосы домкратов.  Останавливаются  лебедки,
натягивающие тросы. Роторы электрогенераторов  делают  по  инерции  нес-
колько оборотов и застывают в неподвижности. В чем дело? Почему  остано-
вились дизель-моторы? Вот он, ответ: форсунки засорены  песком!  У  кого
поднялась рука на подобное злодеяние? Кто этот мерзавец? Он не  ушел  от
ответа, он схвачен за руку, мелкий и скользкий тип,  под  чужой  личиной
проникший на стройку. Кто ты: убежденный враг, или продажная тварь,  или
мстительный, не прощающий мелких обид мизантроп? Все это мы узнаем.  Два
офицера полевой жандармерии уводят его..."
   "...разбрасывая в стороны застывшие автомашины, танк рвется вперед, к
мосту, но на пути его встает сапер с гранатой в руке. Бросок гранаты - и
танк застывает, окутываясь дымом. Второй танк пятится, но  уйти  ему  не
удается: еще одна граната..."
   "...торжественный момент. Да, свершилось! Исполинской стальной  дугой
соединились берега каньона, и тяжелые танки, грохоча по настилу, устрем-
ляются на вражеский берег. Вот они, не встречая  сопротивления,  сминают
слабые заслоны и растекаются по оперативному простору. За ними идут бро-
нетранспортеры с пехотой. Десятки истребителей и бомбардировщиков прохо-
дят над ними, и там, где враг не сдается, его смешивают с землей. Полная
и окончательная победа, Ватерлоо наших дней! Торжество..."
   Петер захлопнул папку. Шикарная кожаная папка, богатое тиснение, над-
пись: "К докладу". Это чтобы генералы не испытывали  отрицательных  эмо-
ций, осязая ее. Тисненая кожа ласкает холеную кожу генеральских  ладоней
куда искусней, чем плебейский картон. И эти мягкие кресла... Как  там  у
Вильденбратена? "Понимая Отечество прежде всего  как  зеленое  бархатное
вместилище для собственного зада, пекутся, разумеется, о  пользе  его  и
процветании..."
   Вошел Шанур и кинулся к Петеру чуть ли не с объятиями.
   - Наш майор вернулся! - заорал он, и Баттен подскочил на койке и сел,
озираясь.
   - Тьфу, черт,- сказал он, наконец.- Приснится же такое! Майор  -  это
хорошо...- Он лег к стенке лицом и снова уснул.
   - Ты чего это так обрадовался? - спросил Петер, в общем-то польщенный
такой встречей.
   - Как - чего? - удивился Шанур.- Просто - хорошо. Ну и работа...  то-
же...
   - Пойдем наружу, поговорим,- сказал Петер.
   - А снайперы? - напомнил Шанур.
   - А "Трех мушкетеров" ты читал? - в свою очередь напомнил Петер.
   - Понял,- сказал Шанур.- Тогда я поведу.
   Он привел Петера на монтажную площадку, к подножию покалеченного бом-
бами подъемного крана. Кран этот просто оттащили в сторону, чтобы не ме-
шал. На его месте уже стоял новый. Петер и Шанур забрались по лесенке  в
кабину крановщика, прикрытую со всех сторон броневыми щитами, и там рас-
положились.
   - Христиан,- сказал Петер.- Я не буду вызывать тебя на  откровенность
и так далее, я просто хочу тебя предупредить: ты под очень серьезным по-
дозрением у этого черта. Ты брал на складе больше лент, чем сдал  отсня-
тых. Как будем оправдываться?
   Шанур молчал, покусывая губу.
   - Десяток лент я могу взять на себя: после той бомбежки, сам  понима-
ешь...
   - Не получится,- сказал Шанур.- Я тогда подобрал  и  вашу  камеру,  и
сумк