ня. Только так и можно... Нельзя... жить можно
только так... так жить нельзя...
   Расстрел пошел снимать Шанур. Глаза у него были безумные. Шанура сле-
довало предостеречь, но он ничего не слышал - то есть  слышал,  конечно,
но не реагировал. Сам же Петер пошел снимать эпизод метания гранаты гос-
подином Мархелем.
   Петер взял на складе три "орешка" - наступательные гранаты, не дающие
осколков. Возле той самой лощинки Петер проинструктировал господина Мар-
хеля, как обращаться с гранатами, и приступил к съемкам.  Господин  Мар-
хель встал около грибка, Петер отошел к дороге - туда, где лежал  Армант
с камерой,- шарахнул в небо осветительной ракетой и припал к видоискате-
лю.
   Господин Мархель перебрал ногами, как  бы  исполнив  элемент  некоего
сложного бального танца, и, забыв выдернуть чеку, по-женски, из-за  пле-
ча, бросил гранату вперед - метров на пятнадцать. Петер сходил за грана-
той, вернулся, очень спокойно повторил объяснения, еще раз все показал и
прорепетировал движение, коим следовало гранату бросать, и  вернулся  на
свое место.
   Со второго раза более-менее получилось: господин Мархель не забыл вы-
дернуть чеку и бросил гранату чуть дальше, правда, совсем не в том  нап-
равлении. Пришлось переснимать. На взрывы сбежались саперы, поняли,  что
именно происходит, и стояли в отдалении.
   Вторую гранату господин Мархель отбрасывал от себя, как змею, и Пете-
ру пришлось быстро нырять в кювет, чтобы уберечься. Этот эпизод тоже  не
укладывался в сценарий, и пришлось продолжать съемку.
   Он опять изготовился и пустил ракету. Господин Мархель,  на  которого
гранатные взрывы произвели, видимо, сильное впечатление,  долго  не  мог
ухватить кольцо, наконец ухватил, вырвал чеку, но  гранату  не  удержал,
она выпала и покатилась по земле. Петер снимал. Он слышал  тонкий  визг,
которым исходил господин Мархель, и видел, как стремительно темнеют  его
щегольские бриджи, и считал про себя: "Раз - два - три -  четы..."  -  и
тут рвануло. Петер повесил камеру на плечо и пошел подбирать начальство.
   Наступательные гранаты не дают осколков. То есть осколки их настолько
мелки, что и осколками-то считаться не могут - так, металлическая  пыль.
Но когда такая пыль с хорошей скоростью соприкасается со штанами... Гос-
подин Мархель был в обмороке. Он лежал, закатив глаза, голые тонкие ноги
его стремительно покрывались красными пятнышками,  от  мундира  остались
клочья, а запах стоял - да от самого запущенного клозета  пахнет  прият-
нее... Рассуждая на эту и сопутствующие темы, саперы  сложили  господина
Мархеля на носилки и унесли в лазарет. Петер перемотал  пленку,  спрятал
ее в карман и побежал к стапелю.
   Никто не видел его. За крайней сваей  он  нащупал  прикрытую  тряпьем
яму, а под тряпьем - жестяные коробки. Он положил туда свою, снова прик-
рыл все и ушел, не оглядываясь.
   В блиндаже никого не было. Петер содрал с себя все и в  одних  трусах
побежал к бочке с водой - отмываться. Его все еще преследовала вонь, ис-
пущенная господином Мархелем. Понимая, что запаха уже никакого не  может
быть, он лил и лил на себя холодную,  обжигающе-холодную  воду,  мылился
жестким обмылком и снова лил... Как офицеру  ему  положен  был  запасной
комплект обмундирования, и Петер был этому несказанно рад. Хрустящая,  в
мелких иголочках необношенная ткань гарантировала  надежное  укрытие  от
вони. Одевшись и спрятав в мешок грязное, он сел на кровать  -  и  вдруг
захохотал. Смех прорвался, давно сдерживаемый и подавляемый смех - и Пе-
тер корчился, не в силах вздохнуть, не в силах  остановиться  -  и  безо
всякой надежды на хороший конец всей этой истории. Он слышал, как кто-то
вошел, но залитые слезами глаза ни  черта  не  различали  в  полутьме  -
электричества опять не было, а аккумуляторная лампочка уже чуть  тлела,-
но понемногу смог переключиться со смеха на внешнее и спросить:
   - Кто?..
   - Это я,- сказал голос Шанура, и голос этот был таким, что Петер сра-
зу оборвал смех.
   Он знал, что именно чувствует сейчас Шанур, он помнил себя после это-
го, но что-то еще было в той интонации, которая состоялась всего в  двух
коротеньких словах, кажется, принципиально не могущих обозначать что-то,
кроме своего прямого словарного смысла - что-то еще более страшное,  та-
кое, после чего человек не знает, даст ли  успокоение  даже  немедленная
смерть, и медлит поэтому, и остается жить в недоумении...
   - Говори! - приказал Петер, но Шанур, не слыша его, подошел  к  своей
койке и бросился на нее ничком. Кажется, он и не дышал даже. Тогда Петер
взял его камеру, проверил: пленка была отснята. Он вынул ее,  положил  в
коробку - Шанур, не поворачиваясь, сказал:
   - Не надо...
   Неожиданно он вскочил, но сил у него было,  видимо,  только  на  одно
движение - он остался сидеть на краешке кровати.
   - Не надо,- сказал он опять.- Засвети ее, Петер. Прошу тебя, не надо.
Засвети. Засвети, я тебя умоляю. Это нельзя видеть,  это  нельзя  остав-
лять, нельзя...
   - Что там? - спросил Петер.
   - Засвети.
   - Зачем же ты снимал?
   - Не знаю.
   - А я знаю. Ты хотел, чтобы я у тебя ее отобрал и спрятал.
   - Нет. Нет, конечно. Я правда не знаю зачем...  только  этого  нельзя
видеть. Засвети.
   - Но ведь это же было? - Петер потряс коробкой  -  катушка  забрякала
внутри.
   - Да. Было. Ну и что?
   - Так чем же тогда ты отличаешься от господина Мархеля? У него  свой,
написанный сценарий, а у тебя - ненаписанный, так? Что скажешь?
   - Не смей так! Я - это не он! Он...- Шанур  вдруг  резко  замолчал  и
уткнулся лицом в ладони.- Да, правда,- сказал он, не  отнимая  рук.-  Но
все равно - вот об этом, что у тебя в руках, знать никто не должен.
   - Саперы оказались вовсе не ангелами во плоти? - спросил Петер.
   Шанур резко вскинулся.
   - Откуда ты... А-а! Ты тоже видел, да? Да? Только не соври, пожалуйс-
та,- если ты сейчас соврешь...
   - Ты никогда не подашь мне больше руки?
   - Хоть бы и так.
   - Ладно. Тогда слушай: я ничего не видел, но кое о  чем  догадываюсь.
Ты ведь не думаешь, что я непроходимый болван, не способный увязать  па-
ру-тройку намеков?
   - Ты до-га-ды-вал-ся...- протянул Шанур так, будто голосу его  прихо-
дилось выдираться из пут, из колючей проволоки, из склизи, осенней  гли-
нистой склизи.- Я-асно. Теперь ясно. Вот зачем ты меня туда отправил...
   - Не только.
   - Не только... Ты знал, что именно я увижу, да? А откуда ты знал? Это
что, *твой* сценарий? Это твой, да? Почему ты за эту ленту так уцепился?
   - Христиан, попробуй подумать, какую чушь ты несешь.
   - Так ведь ты ее все равно не получишь, понял? Ты понял? - Шанур вых-
ватил пистолет и направил его на Петера.- Засвечивай!
   - Дурак,- сказал Петер.- И не просто дурак, а дурак с  принципами.  И
еще с задуренной головой. И еще полагающий себя...
   - Засвечивай!!!
   - Сам засветишь. Но сначала убьешь меня.
   - Засвечивай!!! - ничего человеческого не было уже в голосе Шанура.
   Был, наверное, момент, когда Шанур действительно мог  выстрелить,  но
момент этот промелькнул, и оба это поняли: Петер - умом, Шанур - руками;
руки его затряслись и опустились, пистолет выпал и остался лежать на ко-
ленях Шанура, а сам Шанур обмяк, осел, сгорбился, сдался.
   - Чего ты от меня хочешь? - тихо спросил он.
   - Хочу, чтобы ты понял одну вещь,- тоже тихо сказал Петер.Нельзя  го-
ворить не всю правду. Раз мы с тобой взялись за такое дело,  так  делать
его должны честно. Мы можем - технически - подровнять, подгладить  исти-
ну. Можем. Но нам этого делать нельзя. Пусть господин Мархель этим зани-
мается. Что там, на этой ленте?
   Шанур помолчал, потом неохотно сказал:
   - Саперы купили у охраны девочек из киногруппы...
   - Так я и думал,- сказал Петер.- Просто...
   - Не просто,- сказал Шанур.- Если бы просто... Они устроили целый об-
ряд. Праздник Гангуса, Слолиша и Ивурчорра.
   - Ну, и?..
   - Все.
   - Ты это и снимал?
   - Это и снимал. Разожгли костры...
   - А теперь хочешь засветить?
   - Но ведь могло же меня там не оказаться, правда?
   - Могло. Но ты оказался.
   - И очень жаль.
   - Жаль. И не только это. Знаешь, Христиан, сколько бы я дал, чтобы не
оказаться в лагере "Ферт"? Или в Ловели у рва? Или на  допросах  в  ГПТ?
Или на переправе через Юс? Рассказать тебе, как там переплавлялись? Наг-
нали штрафников, поставили сзади  пулеметы...  сзади  пулеметы,  впереди
пушки - куда, думаешь, они пошли? Лежали - как  волна  прибойная  замерл
а... высокая такая волна... пулеметчики с ума сходили, а стреляли - при-
каз... А потом в воду - куда иначе деваться? Кипела вода... я раньше ду-
мал, когда говорят: река покраснела от крови - что это метафора. Вот те-
бе - метафора. А я стоял и снимал. Или когда Примбау горел - его  просто
засыпали фосфором, и все горело, и люди горели, там же полным-полно  на-
роду было, беженцы, ребятишки - а я снимал...  Крепись,  старик.  Работа
такая.
   - Работа... То, что ты рассказал,- это все в рамках,  понимаешь?  Это
ужасно, но это в рамках. А у меня - за рамками. Как если бы...  помнишь,
в прошлую войну была осада Флоттештадта? Там половина гарнизона перемер-
ла от голода и жажды, помнишь? Великий  подвиг,  образец  преданности...
Так вот, если бы оттуда дать репортажи о том,  как,  допустим,  генералы
поедали своих подчиненных... как бросали жребий, кому  идти  в  котел...
Понимаешь? Это ведь все могло быть, но точно-то мы не знаем  -  и  слава
богу, что не знаем...
   - Я понимаю. Конечно, это было бы страшно. Это погубило бы те  краси-
вые сказки, на которых нас с тобой воспитывали. А ведь ни один генерал в
той осаде от голода не умер, кстати... Но по крайней мере  мы  знали  бы
все точно, и не было бы места для выдумок. Правдой историю не исказить.
   - Не исказить. Но ведь есть же стыдные тайны?
   - Это не нам с тобой решать.
   - А кому? Господину Мархелю? - Шанур сморщился, как от зубной боли.
   - Нет, конечно.
   - А кому тогда?
   - Не знаю. Никому конкретно. Это само собой решится. А мы должны дать
материал для такого решения.
   - Бесполезно все это,- с тоской сказал Шанур.- Все равно кто-то конк-
ретный будет решать, и будет фантазировать на нашу тему, и  создаст  нас
по своему усмотрению - для подтверждения своих маленьких истин...
   Оба вдруг замолчали, потому что почувствовали неожиданно,  что  земля
уходит из-под ног и стремится куда-то далеко и неодолимо, и сам ход вре-
мени отдался гулко и протяжно, как безначальный звук лопнувшего в небыв-
шие времена рельса, и будто пронизывающим ледяным ветром потянуло сквозь
них, прозрачных, и сквозь мир, и сквозь вековечные скалы, такие  крошеч-
ные и такие хрупкие, потянуло то ли из прошлого в будущее - и тогда  не-
понятно было, почему же ветер настолько стерилен, и нет  в  нем  запахов
пожаров и хлеба; то ли из будущего в прошлое - но почему он холоден, как
в бесснежную злую зиму, и тосклив, и ровен, будто бы там, в будущем,  не
за что зацепиться и не на чем задержаться и остается только лететь,  ле-
теть призрачно, зло, ледяно и свободно? Будто бы нечего ждать  и  не  на
что надеяться, и можно без суеты и ненужного шума устраивать  потихоньку
свои дела, чтобы быть готовым в урочный час... Петер опустился  рядом  с
Шануром, и так они сидели долго, а ветер все дул, и дул, и дул...
   Открытие памятника инженеру Юнгману было запланировано на  двенадцать
часов дня, но состоялось на три часа раньше, причем совершенно тайно; об
изменении срока знали только господин Мархель, генерал Айзенкопф  и  Пе-
тер. Генерал произнес краткую речь, глядя поверх  объектива  -  там  был
прикреплен лист бумаги с текстом. Господин Мархель с приклеенными  усами
и бровями и в форме саперного майора сдернул брезент.  Бронзовая  фигура
инженера Юнгмана имела несколько неопределенный вид:  то  ли  бронза  не
способна была передать особенности лица покойного, то ли сказалась  нех-
ватка мастерства и опыта у доморощенного скульптора, то ли еще что -  но
только в чертах инженера проглядывала то нехорошая улыбка господина Мар-
хеля, то надменность генерала; и правая рука его не то указывала направ-
ление движения - но для этого она была поднята чересчур  высоко,  не  то
означала римское приветствие - но слишком уж неуверенное, скованное, без
предписанной уставом истовости и самоотречения; саперы  говорили  потом,
что бронзовый инженер хочет проголосовать попутку через мост, да  только
вот что-то никто не едет...
   - Странная закономерность, Гуннар, ты не замечаешь? -  говорил  после
церемонии генерал.- Чем старше по званию становится  сапер,  тем  больше
вероятность, что он окажется предателем. Будто короны эти отравляют  его
душу... Две тысячи рядовых - предателей нет. Четыре сотни унтер-офицеров
- предатель один. Девяносто два  младших  офицера  -  предателей  шесть.
Одиннадцать старших - из них трое наверняка и еще двое под  подозрением.
Кошмар! Будто повышение звания не только не укрепляет естественной  пре-
данности Императору, а наоборот - стимулирует какие-то теневые, я бы да-
же сказал - негативные моменты сознания  индивидуума.  Конечно,  обретая
власть, человек начинает иначе относиться к власти над собой - но не  до
такой же степени, черт побери!
   - Чему ты удивляешься? - спросил господин Мархель.- Враг и не  станет
целиться вниз, в основание пирамиды. Он будет целиться в самый  верх,  в
нас с тобой, но ведь мы-то ему не по зубам, не так ли? - ну и чуть ниже.
Я уже давно думаю на эту тему. Все то, что мы видим сейчас: саботаж, яв-
ный и скрытый, случаи неповиновения, снижение темпов  -  все  это  очень
легко объяснить именно тонким, я бы  даже  сказал  -  деликатным  вмеша-
тельством вражеской агентуры. И цель, которая  стоит  перед  нами,-  это
найти способ обезвреживать ее еще до того, как она начнет  активно  себя
проявлять.
   - Интересная мысль,- сказал генерал.- И как ты это мыслишь?
   - Следует исходить из того, что любой агент - это человек  с  двойной
моралью. Так или нет? Та, глубинная, истинная его мораль -  это  как  бы
лицо, а вторая, та, что мы видим,- это как бы маска. А чем лицо  отлича-
ется от маски? Чем, Йо? Не знаешь? Да просто  лицо  более  пластично,  а
маска статична, и с этим ничего не поделать, даже если  очень  захотеть.
Представь себе: тысяча человек, и все плачут. Тут выходишь ты и команду-
ешь: смейтесь! И сразу становится ясно, кто в маске, а кто -  настоящий.
На таком вот сломе они все и попадутся.
   - Интересная мысль,- повторил генерал.- А как  ты  это  предполагаешь
осуществить?
   - Уж это-то предоставь мне,- сказал господин Мархель.- И знаешь  что?
Твой этот майор по особым поручениям - он сильно тебе нужен?
   - Да как тебе сказать,- замялся генерал.- Потерплю, если надо.
   - Я хочу его на это дело натаскать, по-моему, он парень толковый.
   - Толковый-то он толковый...- генерал  не  договорил.-  Ладно,  бери.
Вельт!
   Вошел и щелкнул каблуками майор Вельт.
   - Поступаешь в распоряжение господина Мархеля,- сказал генерал.-  Бу-
дешь ему во всем подчиняться, как мне. Понял?
   На какой-то миг майор растерялся: губы его капризно  надулись,  глаза
заморгали, и даже слеза блеснула. Но он, человек военный,  взял  себя  в
руки, судорожно выпрямился и четким штабным баритоном выразил свое  пол-
ное и безоговорочное согласие с любым, даже таким бесчеловечным, решени-
ем генерала.
   Инструктаж майора состоялся тут же.
   - Значит, так,- сказал господин Мархель.- Слушайте и запоминайте.  Вы
будете работать с донесениями военнослужащих друг на друга. Какова  ваша
задача? Самым тщательным образом вы проведете  статистическую  обработку
донесений и выявите следующие группы: первая - на кого поступает  макси-
мальное количество донесений; вторая - на кого их совсем  не  поступает;
вычислите среднее количество доносов на один объект доносительства вооб-
ще и по категориям: рядовые, унтер-офицеры, младшие  офицеры  и  старшие
офицеры; вычислив это, установите поименно лиц, на которых падает  сред-
неарифметическое и среднеалгебраическое число доносов - опять же  вообще
и по категориям. Произведете изъятие этих лиц. Далее: выявите  субъектов
доносительства, при этом обращая внимание на, так сказать, максималистов
- агентура способна проводить подрывную работу и таким иезуитским  мето-
дом - и на тех, кто вообще не пишет доносов; именно в этих группах нали-
чие агентуры наиболее вероятно. Далее - выявите,  кто  именно  донес  на
тех, кого вы подвергнете изъятию, и проведите поощрительные мероприятия,
например, выдвинув их на руководящие посты. Вся эта работа должна прово-
диться циклически, и  цикл  установим...  ну,  дней  пять.  Надеюсь,  за
пять-то дней будет набираться достаточный информационный массив?
   - Гуннар! - восхищенно сказал генерал.- Почему ты не в контрразведке?
Ты хоронишь свой талант!
   - Эх, Йо,- сказал господин Мархель.- Ничего-то ты не понял.  Мой  та-
лант куда больше того, что нужен контрразведчику. Я бы заскучал там  че-
рез неделю.
   - А изъять - это обязательно на расстрел? - спросил майор.
   - Всех расстреливать? - задумался господин Мархель.- Хм...  Что  ска-
жешь, Йо?
   - Сколько это будет в абсолютных цифрах? - спросил генерал.
   - За цикл - десять-пятнадцать единиц,- сказал майор.
   - Расточительно - всех,- генерал  посмотрел  на  господина  Мархеля.-
По-моему, расточительно. Нет  уж,  давайте  расстреливать  только  самых
отъявленных. Ну, двух-трех, не больше. А остальные пусть работают.  Сде-
лаем трудовой лагерь - ну и пусть искупают трудом.
   - Так ты что же, хочешь за предательство наказывать только уменьшени-
ем пайка и переводом в ночную смену? - спросил господин Мархель.-  Смеш-
но, Йо, ей-богу.
   - А ты что предлагаешь?
   - Может, на время их работы убирать щиты и снимать маскировочные  се-
ти? Так сказать, поднявший меч - от меча и...
   - А потом опять навешивать? Не-ет, надо что-то  другое...  Погоди!  А
пусть-ка они роют туннель под каньоном! А? Подумай только...
   - Ты гений, Йо! Дай я тебя обниму!
   - Подумай-ка, сразу двух зайцев...
   - Ведь и не скажешь, что генерал! Гений, умница, эрудит!
   - ...и работа тяжелее, и цель достиг...
   - Это историческое решение, Йо!
   - ...потому что никакой бомбой...
   - ...довести до всеобщего сведения как пример беспримерной  стойкости
в борьбе с объективными...
   - ...и пропускная способность никак не меньше...
   - Готовь приказ!
   - Будет приказ. Надо только штрафников поднакопить...
   - Не беспокойся, будут тебе штрафники!
   Исчезновение Баттена было плохим предзнаменованием.  Для  Петера,  во
всяком случае. Петер знал Баттена три года и только  в  последнее  время
стал по-настоящему понимать, какой же это пройдоха. В отличие от Менанд-
ра, скажем, Баттен никак не афишировал свои способности и потому казался
просто везунчиком, простым и славным парнем, события вокруг которого са-
ми собой складываются в наиболее благоприятный ряд. Он был до чрезвычай-
ности скромен, этот Баттен, и цель у него была тоже достаточно скромная,
хотя и вполне респектабельная  по  нынешним  горячим  временам:  выжить.
Просто выжить. И вот он-то, чуящий любую опасность за  много-много  дней
до того, как она возникнет на его маленьком горизонте,- вот он-то и  ис-
чез.
   Надо сказать, что исчезновение это встревожило и господина Мархеля  -
правда, другой своей стороной.
   - Я предупреждал! - потрясая перед носом Петера каким-то свернутым  в
трубку листком, надо полагать, доносом - то ли на Баттена, то ли на  са-
мого Петера,- злобился он.- Я еще во-он когда предупреждал  вас  о  бди-
тельности! И что же? Пропадает человек, без которого мы - как  без  рук!
Агентура знает, куда нацеливать свои удары! Где мы теперь возьмем техни-
ка?
   - Я извещу главного редактора,- сказал Петер.- Пришлет кого-нибудь.
   - Нет, это я извещу главного редактора,- жестко сказал господин  Мар-
хель.- А то действительно пришлет *кого-нибудь*. Черт вас всех  побери,-
тоном ниже сказ