же бывший мутант.
   - Ладно, валяй.
   - Просто я не могу больше так, понимаешь?
   - А я могу? Я могу, да? По-твоему, я могу? А что делать?
   - Стать как все. Кастрировать себя. Или убить.  Или  продолжать  тер-
петь. Выбирай. Выбор богатый.
   - Почему ты вернулся?
   - Откуда?
   - Из Японии. Работал бы там...
   - Не мог я там работать. Там страшно. Там еще страшнее, чем здесь. Не
веришь... Они продолжают воевать, понимаешь? Они задались целью победить
своих победителей, вытеснить с рынков, поставить на колени,  перешагнуть
через них. Это какая-то национальная  паранойя.  Больше  жратвы,  больше
тряпок, больше машин, и никто не знает - зачем? Никто просто не  спраши-
вает. Больше, лучше, моднее, мощнее, и на это уходят  все  ресурсы,  все
время и все силы, а кто пытается оглянуться, тот предатель.  Они  проели
всю свою культуру, у них ведь было чем гордиться, а теперь они  гордятся
телевизорами и роботами... ну, не всю, так почти всю - и, главное, никто
об этом не плачет... Очень страшно. Ты не был на фронте?
   - Нет, конечно.
   - А я вот успел. В четырнадцать лет. Это были последние дни  Империи,
уже ничего не сделать, но нас погнали под танки - зачем? Никто не  знал,
и сам этот гад не знал, бывают такие действия, как у курицы с  отрублен-
ной головой - может быть, это на самом деле так, с отрубленной  головой?
- но нас погнали под танки, и танки прошли сквозь нас, ни на  минуту  не
задержавшись, и уже потом, в лагере, я задумался: зачем? Понимаешь,  это
ведь не просто глупость, это глубже... Так вот, там я  временами  ощущал
то же самое. Тебе не надоело на полу?
   - Я же просил тебя: дай руку.
   - Извини, не расслышал...
   Тригас сунул в карман ненужный уже револьвер и помог Марту подняться.
   - По-моему,- сказал Март,- ты клевещешь на целый народ.
   - Это по-твоему,- возразил Тригас.- Я прожил там семь лет.  Они  про-
должают воевать, они влезли в эту войну по уши, и они наверняка победят.
Это и будет их конец. Конец великой нации. Мне не хотелось при этом при-
сутствовать - хотя я присутствовал при этом целых семь лет.
   - Можно подумать, у нас лучше.
   - У нас еще можно бороться...
   Март покачал головой.
   - Не верю. Бороться - не верю. Можно ерзать,  ползать,  пресмыкаться,
открывать рот, показывать фигу в кармане, добывать  пропитание,  пачкать
стены, слюнить пальцы...
   - Можешь не перечислять,- сказал Тригас.- Зато у тебя есть конкретный
противник. Это большое счастье: иметь конкретного противника.
   - Мы с этим противником уж слишком в разных весовых категориях...
   Они помолчали.
   - Юхан,- спросил Март через несколько минут,- как ты думаешь, какое у
нас государственное устройство?
   - Скисшая военная диктатура,- сразу, будто ждал этого вопроса,  отве-
тил Тригас.
   - А строй?
   Тригас подумал.
   - Хрен его поймет,- сказал он.- Ты же знаешь, я не силен в этом.
   - А говоришь, конкретный  противник,-  проворчал  Март.-  Слушай,  ты
как-то раз назвал меня Морисом - почему?
   - А, тогда... Почувствовал. Мне показалось, что почувствовал. Я,  по-
нимаешь, стараюсь пить, чтобы заглушить все это, но иногда прорывает...
   - А у меня наоборот - как выпью, такое начинается...
   - У всех по-разному. Майорош, например, что пил, что не пил... Это ты
его жене деньги посылаешь?
   - Я.
   - Так я и думал. Молодец, а то бы ей  с  тремя  трудновато  пришлось.
Только все равно без толку все это.
   - То есть?
   - Наше время прошло...- Тригас задвигался в темноте; Март  чувствовал
каждое его движение: вот он встал, вот  осторожно  приблизился  к  окну;
снаружи было чуть светлее, и на фоне окна обозначился неясный его  силу-
эт.- Наше время пришло, побыло и ушло, и вернуть  его  невозможно.  Дети
наши - наши собственные - никакой роли не сыграют в этой  жизни,  потому
что эволюцией не было предусмотрено, что мы оставим  потомство.  Мутанты
появляются всегда, но заметнее они становятся на переломе эпох - природы
или общества, все равно. А потом, в зависимости от  условий  существова-
ния, они или вытесняют,  так  сказать,  базовую  модель,  или  исчезают.
Третьего не дано. Нам суждено исчезнуть, потому что мы  потрясающе  пас-
сивны, когда дело касается выживания. Мы так легко, так задешево  разре-
шаем убивать себя... Мы доказали свою неприспособленность, Март,  и  это
надо принимать просто. Не мы первые, не мы последние. Знаешь, в  прошлом
году у меня разболелся зуб, и я пошел к врачу. И вот в приемной я увидел
пару: им было под семьдесят, не знаю, кто был болен, наверное, она, но и
ему тоже было плохо - душновато, да и вообще, приемная зубного  врача...
Так вот: он не находил себе места, он устал, нервничал, но не мог  сесть
в ее присутствии, понимаешь? Только когда она вошла в кабинет, он сел...
А я вполне мог сидеть, без всякой неловкости, и все остальные тоже. Дру-
гой человек. Совсем другой. Не представляю, как он выжил. Ведь выбивали,
выжигали тщательно, как заразу. И выжгли ведь. Что для нас сейчас уваже-
ние к женщине, или любовь к поэзии, или что там еще... Приятное приложе-
ние к полезному члену общества. Представляешь,  каким  казалось  будущее
этим двоим? Все будут такими, как они. А оказалось, что  будущее  -  это
много тепла и мяса... Основа выживания - простота и неприхотливость.  Мы
пришли на смену тем, кто не мог сесть в присутствии женщины. Нам  придут
на смену те, кто не позволит себя убивать...
   Чувства запаздывали, как будто кожа того маленького человечка,  кото-
рый сидит в людях и который и есть человек, покрыта толстым слоем  пара-
фина, и потому все, что происходит сейчас, вроде бы уже происходило ког-
да-то, и тогда все кончилось вроде хорошо, только не  вспоминалось,  как
именно, и так же вот Тригас стоял тогда в темноте у окна и вещал голосом
черного пророка...
   - Это не критерий, Юхан,- сказал Март.- Твое будущее - это время неу-
язвимых монстров.
   - Может быть, и не критерий. Но это ограничивающий фактор. А мы обре-
чены самим ходом истории. Природа будто специально создала нас для  зак-
лания.
   - Будь мы неуязвимы - нам было бы наплевать на все.
   - Не обязательно неуязвимы,- сказал Тригас.- Но хотя  бы  способны  к
сопротивлению.
   - Самая маленькая победа отнимает так много сил, что нам было бы нев-
моготу заниматься делом.
   - Что спорить зря...- Тригас помолчал, потом спросил в упор: - Ты бу-
дешь стрелять в тех, которые сейчас придут за тобой?
   Март ответил не сразу. Тригас был прав, он понимал это, но прав  неп-
равильно, ненормально, противоестественно, такой правоты не должно  было
существовать, потому что она унижала их всех - тех, кто  чуть-чуть  при-
поднялся над инстинктом самосохранения, кто по каким-то им  самим  непо-
нятным причинам ценил в этом проклятом мире что-то еще, кроме  собствен-
ной шкуры...
   - Не буду,- ответил Март. Он точно знал это; в вещих снах в руке  его
были разные предметы, но никогда - оружие.
   - Ты еще успеешь уехать.
   - Я просто не смогу. Я как из соплей слеплен.
   - У меня есть фенамин,- сказал Тригас.- Сейчас принесу.
   Он зажег свет, вышел и тут же вернулся - Марту показалось, не  прошло
и секунды.
   - Проглотишь всухую? - спросил Тригас.
   - Вряд ли...
   - Тогда сейчас,- Тригас сходил на кухню и принес стакан воды. Таблет-
ки были горькие, с отвратительно-сладковатым привкусом, и Март  пожалел,
что разжевал их - надо было глотать целиком.
   - Ну вот,- через полчаса будешь как новенький. На тебе остальные,- он
сунул Марту упаковку. Март не смог удержать ее в руке, таблетки упали на
пол. Тригас поднял их и положил Марту в карман.
   - Юхан,- сказал Март,- пожалуйста, вынь вон из того фотоаппарата кас-
сету. А еще лучше - засвети пленку.
   - Что это за пленка?
   - Жизнь и смерть нашего друга Петцера.
   - Он... умер?
   - Нет, я неудачно выразился. Просто он заложник за эту  пленку.  Если
она попадет в чьи-нибудь руки, Петцера убьют.
   - Я примерно понимаю, что такое "заложник",- кивнул Тригас.А если  не
попадет?
   - Что не попадет?
   - Ты сказал, что если попадет не в те руки... А если не попадет?
   - Не знаю. Не знаю, что хорошего... вообще ничего не знаю.
   - Так что там?
   - Там результаты натурных испытаний нового боевого  отравляющего  ве-
щества на наших с тобой знакомых...
   - Так это были не террористы? Я так и подумал почему-то.
   - Бывшие террористы. Теперь это, наверное, какое-то секретное армейс-
кое подразделение.
   - Слушай, а как ты оказался в курсе этого?
   - Да вот, занесла нелегкая. Случайно, в общем.
   - Врешь ведь. Я давно догадывался, что ты... Сам знаешь, что я думал.
   - Не совсем так,- возразил Март.- Это было бы слишком  банально...  Я
не просто выдаю себя за другого. Я и есть тот другой. И тот, и другой  -
в одном теле два человека. Так получилось, приходится жить за двоих.
   - Никакие ты не два человека,- сказал Тригас.- Ты  просто  несчастная
жертва ядерных испытаний, живущая в мире, для тебя не предназначенном. И
мечешься ты, и хочешь что-то сделать, только ничего сделать нельзя,  по-
тому что все уже сделано. Жизнь проиграна, дело проиграно,  надо  просто
кончить комедию на должной ноте - чтобы звучала подольше. У тебя  хорошо
получилось там, на стене. Это - долго. А у меня ни  черта  не  получаетс
я...
   - Отпусти себя на волю.
   - Страшно,- передернул плечами Тригас.- Страшно на воле. Я не  выживу
на воле.
   Они оба замолчали, потому что слишком много надо было им  друг  другу
сказать и слишком мало было отсчитано им времени. Так и слышались в  ти-
шине удары метронома - большого спокойного сердца некой  снисходительной
твари...
   -  У  всех  свое  предназначение,-  сказал  Тригас.-  Кто-то  ложится
костьми. Нам с тобой дано умение творить чудеса. Но я не  могу  им  вос-
пользоваться - боюсь, боюсь и... уже не могу. Слишком успешно я  с  этим
умением расправлялся. А ты еще можешь. И должен.  Уезжай.  И  не  вяжись
больше во всякие эти дела. Нас так мало осталось. Делай, делай свое дело
- пока не придут за тобой. Все равно придут, так пусть хоть из-за насто-
ящего, а не из-за всякой пыли...
   - Это не пыль,- сказал Март.- Это тоже настоящее, только по-другому.
   - Настоящее,- легко согласился Тригас,- но этим  могут  заниматься  и
другие. Ты должен сохранить себя насколько сможешь. Уезжай.
   - А ты?
   - А я хочу посмотреть на тех, которые придут сюда.  Слишком  задешево
мы им доставались. Они ведь сюда идут не только от ненависти  -  поразв-
лечься. А обо мне не жалей. Я же... Я чуть не стал вампиром. Хотел стать
как они, представляешь? И еще захочу, если... Уезжай.  На  моей  уезжай.
Хорошая машина.
   - Не валяй дурака, Юхан. Я без тебя не уеду.
   - Перестань, Март. Я решил. Так будет лучше всего. У  меня  тут  пять
патронов. Ты не поверишь, но я даже мечтал об этом. Вот они, а вот я,  и
у меня целых пять патронов. Полжизни готов был отдать за  такую  возмож-
ность. А ты хочешь меня увезти. На тебе ключи. Мою машину и ребенок  во-
дить сможет, там только две педали - газ и тормоз,- остальное  автомати-
ка. Разберешься. Бак под пробку. Давай. Время уже. И пленку свою не  за-
будь.
   Подталкиваемый Тригасом, Март оказался уже за дверью, уже  у  машины,
вот и дверца открыта... Что-то неладное с головой, чем он  меня  напоил,
он же давал мне какие-то таблетки... Март знал, что ему  надо  было  ос-
таться и выйти навстречу толпе, дать последний бой - нет, последний  бой
я уже дал, когда заканчивал картину, а это - только завершение его, под-
пись под картиной, которая должна была закрепить победу; но я  дал  себя
уговорить, и вот сижу в машине, и сейчас поеду - уже еду,- дал себя уго-
ворить, и победа стала неопределенно-затушеванной и как будто  отодвину-
той в тень; но я жертвую определенностью этой победы ради следующих  по-
бед,- дал себя уговорить, и уговаривал меня не только Тригас, я сам себя
уговаривал и продолжаю уговаривать, а дело ведь не только в этой  победе
- не победе, а в чем-то более важном, но я никак не могу понять в чем...
   Темнота стояла кругом, и свет фар только чуть раздвигал ее. Пропал  в
темноте домик с Тригасом, в котором он провел последнюю черту под  своей
судьбой. Темнотой был полон весь мир, и сквозь эту темноту катились  ма-
шины с развеселыми парнями, не умеющими ни в чем сомневаться; и в ту  же
сторону, но чуть быстрее и поэтому удаляясь от них, беззвучно  уносилась
"хонда" желтого цвета со свободным художником внутри; но между ними  уже
был непроходимый рубеж в виде револьвера с пятью  патронами  и  трудного
мужика Тригаса, не пожелавшего смириться с отведенной ему ролью и решив-
шего поступить хоть раз по-своему... Темнотой был  окутан  весь  мир,  и
где-то в темноте и перед еще большей темнотой  лежал  Андрис,  перебирая
свою жизнь и считая набранные и проигранные очки и не сходясь в счете  с
результатом, взятым из ответов в конце книжки, и где-то в темноте  лежал
Петцер - лежал без сна и ждал, когда же кончится эта минута  и  начнется
следующая; и где-то плакала Венета, плакала трудно  и  зло  и  повторяла
только: ну дайте же мне кто-нибудь спичку! Март тормознул так резко, что
его ударило о руль. Перед домом останавливались машины, он видел это так
ясно, как если бы все это происходило под ярким солнцем и перед его гла-
зами, из машин выходили люди, натягивая на ходу белые балахоны, и  выст-
раивались полукругом, переговаривались, подбадривали и подзадоривали се-
бя словами и выкриками, и вот дверь распахнулась, и вышел  Тригас,  они,
конечно, не видели револьвера в его руке и не видели, что это  Тригас...
Март не мог слышать выстрелы, он  отъехал  довольно  далеко,  но  каждый
выстрел отдавался у него в висках: два - в лица, два - в спины... Оглох-
нув, он ждал пятого выстрела. И вдруг все погасло.
   И пришел ужас.
   Март сидел, уткнувшись лицом в скрещенные на руле руки, будто пытаясь
спрятаться, скрыться от него. То, что произошло, было  страшнее  смерти.
Недаром все естество его так противилось бегству, лишь  жалкий  рассудок
распорядился иначе... Только что он, Март, пусть не  руками  своими,  но
согласием, трусостью, вспыхнувшим вдруг желанием выжить, заплатив  любую
цену,- только что он убил мутанта. Убил мутанта. Сделал то,  что  хотел,
но не смог сделать - в изнеможении - Тригас, чтобы сбросить с себя  этот
дар-проклятье. Убил мутанта.
   Но я же не хотел!!! Это  отдалось  в  ушах,  оказывается,  он  кричал
вслух, в полную силу. Откуда-то из глубины подступал к горлу мучительный
истерический хохот - подступал и вот пробился. Март хохотал - внутренний
человечек со страхом и отвращением смотрел на него - и  повторял,  не  в
силах перестать: "Бедный Йорик! Ах, бедный Йорик!" Наконец  все  прошло.
Стало пусто и тихо. И холодно - как в покинутом доме...
   Как в доме покойника...
   Выхваченная узким лучом света, отбитая у темноты,  перед  ним  лежала
дорога, и в конце ее плакала Венета, и кассета с пленкой жгла карман,  и
пусть все было кончено, надо было продолжать жить и  хоть  что-то  делат
ь...
   ПРИМАНКА ДЛЯ ДЬЯВОЛА
   - Нет для дьявола лучшего лакомства, чем чистая душа,сказал аптекарь.
- Предложите ему чистую душу - и он ваш. Все очень просто.
   - Все очень просто...-  Антони  поглубже  натянул  шляпу;  дождь  лил
сильнее и сильнее.- А я голову ломаю: куда из Шарбона пропали все чистые
души?
   Леон Эндрью, "Властелин спичек"
   Она надела свои огромные противосолнечные очки и опять  стала  похожа
на мультипликационную черепашку. Эрик не выдержал  и  улыбнулся,  и  эта
улыбка немедленно вызвала новую гневную, хотя и совершенно несравнимую с
предыдущими - фру Мальстрем подыстощила погреба - тираду:
   - Мальтишка! Я путу неметленно опращаться к маршалл, и  он  вышвырнет
вас, как котенок!
   - Фру Мальстрем! - нежно пропел Эрик.- Я вам клянусь: через две неде-
ли у меня будут деньги, я верну вам долг и даже заплачу вперед!  Ну  что
вам стоит подождать две недели?
   - Итите занимайте и тафайте мне, а потом путете фосфращать  толги.  И
нато мало тратить на тефочка, токта путет что кушать.
   С этими словами она медленно, как линкор, развернулась и  выплыла  из
комнаты. Эрик остался лежать. Конечно, выглядела фру Мальстрем  потешно,
но с деньгами следовало что-то предпринимать, причем срочно: в гневе она
могла переступить черту, и тогда придется искать новую квартиру. Во-пер-
вых, это заведомо дороже, а во-вторых... во-вторых,  во-вторых,  во-вто-
рых! Никто не знает, никому не скажу. Поэтому надо изловчиться и  добыть
две сотни, и отдать их этому карманному линкору... мелкосидящему плоско-
донному линкору для внутренних водоемов... и пусть будет довольна, и еще
заплатить вперед, и подарить, скажем, букет - только бы не совалась  она
в наши сугубо внутренние дела. Задача-минимум на сегодня: раздобыть  две
сотни. Задача поставлена. Как  поняли?  Понял  вас  хорошо.  Выполняйте!
Есть, сэр!
   Эрик встал, помахал гантелями,  умылся.  Может,  продать  что-нибудь?
Так, из того, что могут купить: фотоаппарат,  магнитофон,  куртка.  Даже
если продать все, а тем более срочно, значит, за полцены, две сотни  на-
берутся едва ли. Заработать... ага, один ты тут такой работящий. Остает-
ся одно: найти, кто бы мог дать в долг. С  этой  проклятой  инфляцией...
Впрочем, на две недели... все равно меньше, чем за  двадцать  процентов,
вряд ли кто ссудит. Грабеж, господа, но иного выхода нет.
   Выхода нет...
   Эрик надел шорты и вышел на крохотный балкончик.  Грех  упускать  эту
квартиру: несколько рядов черепичных крыш - и  море.  Отсюда,  сверху  -
просто рукой подать. Это там, внизу, петляешь, петляешь по переулочкам и
проходным дворам, пока выйдешь, а здесь - ну просто  совсем  рядом.  Как
следует оттолкнуться от перил - и ласточкой... И всего-то две сотни.  На
две недели. Неужели никто не даст?
   Ладно, как говорится, не надо думать, надо доставать. Хотя сначала  -
и для начала - не мешало бы что-нибудь съесть. Когда ел  последний  раз?
Вот то-то и оно.
   День обещал быть жарким, и оделся Эрик соответственно: натянул легкую
шелковую футболку с надписью "Могло быть хуже!" и сунул ноги в  веревоч-
ные сандалии. Конечно, в таком наряде не везде пускают... а мне  туда  и
не надо.
   Фру Мальстрем сидела в своей каморке внизу и смотрела телевизор. Эрик
помахал ей рукой, она сделала вид, что не заметила.  Старая  ты  грымза,
подумал Эрик, толкая входную дверь, бизань тебе в глотку... бизань...  И
тут его осенило: швертбот! Хо! Не надо ничего продавать, не надо просить
в долг - надо просто сдать швертбот напрокат, и даже понятно кому:  вче-
рашним немцам из кемпинга. Правда, швертбот был не  совсем  его,  Эрика,
ему он принадлежал только на одну треть, но остальные владельцы  были  в
отсутствии, так что... Ну, голова!
   Теперь можно было не торопиться. Можно было куда-нибудь зайти  и  по-
есть неторопливо и по возможности недорого. Скажем, вот сюда.
   Эрик взял бульон с пирожком, большой кусок жареной рыбы и стакан  де-
шевого белого вина. Это был перерасход, но хорошую идею следовало  отме-
тить. Потом он пошел в кемпинг.
   До кемпинга было пятнадцать минут ходьбы, если идти по  переулкам,  а
потом через парк, или двадцать пять - если по бульвару. Торопиться Эрику
было некуда и незачем, а идти переулками было скучно. Эта часть  города,
за парком, вообще была самая скучная. На бульваре же было многолюдно, на
всех скамейках сидели, во всех павильонах торговали, в специально  отве-
денных для этого местах сидели  уличные  художники  и  гадалки,  повсюду
стайками носились ребятишки - короче, шла нормальная курортная жизнь.
   Семейство герра Брюкнера было на месте, а самого герра не было. Пошел
побродить, сказала фрау Брюкнер, поджарая дама в  купальнике  с  тигром;
тигр был страшен. Дети, близнецы или погодки, мальчик и девочка, голышом
лежали на полотенцах и играли в "пещеру отражений". Эрик на своем немец-
ком объяснил фрау Брюкнер, что может предоставить им в  пользование  не-
большую про