се равно,- сказал Петер.- Что ты только и
хочешь...
   Камерон издал неясный задавленный звук, Петер посмотрел на него и тут
же отвернулся: стиснув зубы, Камерон плакал.
   Первым серьезным мероприятием майора Тунборга в роли начальника стро-
ительства было введение режима  строжайшей  секретности.  Запрещались  к
разглашению все абсолютно данные о темпах работ, о действительной  длине
моста и так далее, и тому подобное - даже о расходе электроэнергии. Опе-
раторов перестали пускать на стройплощадку, все  сооружения  позакрывали
щитами и маскировочными сетями - Петер пошел скандалить к  советнику,  и
вместе они, два приятеля, Гуннар и Петер,- пошли  к  генералу.  Генерал,
однако, оказался тверже, чем предполагалось. Он объяснил, что на  строй-
ке, помимо интересов Министерства пропаганды, присутствуют еще и интере-
сы военного ведомства, которые могут оказаться под угрозой из-за  утраты
бдительности и, как следствие, утечки оперативной информации. Да, мероп-
риятия, направленные на пресечение утечки, создают определенные труднос-
ти для хроникеров, но что поделаешь, война есть война, а  на  войне  без
трудностей не бывает, придется смириться, но до окончания работ  никакие
данные не подлежат огласке, нет, Гуннар, и не проси, даже ради  тебя,  я
все понимаю, но нет. Пусть твои ребятки займутся лучше  освещением  быта
саперов, их боевой и политической подготовкой, внимательнее отнесутся  к
проблемам внедрения новой религии - а здесь еще немало  проблем,  старое
все еще цепляется за души людей и тормозит их духовный рост и  развитие.
И преображение. А что касается самого моста - то нет. Не положено. Может
случиться утечка информации.
   - Вот так, Петер,- сказал господин Мархель, разводя  руками.И  ничего
не поделать, он здесь хозяин.
   - Не расстраивайся, подполковник,- сказал генерал.- Наплюй ты на  это
железо. На людей, на людей внимание обращать надо. Люди - вот  настоящее
железо!
   В быт саперов Петер вгрызался яростно. Материалы Шанура - кроме  тех,
под мостом, конечно - погибли, поэтому Петер изо всех сил стремился  на-
верстать потерянное. Он знал, что не сможет сделать это так, как  Шанур,
так неподкупно точно и с такой любовью, что-то внутри него  придерживало
изредка руку и отводило глаза, но - он стремился, и  иногда  получалось.
Приходилось, конечно, снимать и парадные сцены: новые и новые моления  у
статуи Императора, все более гладкие и вычурные, приторные, как сахарин;
построения и зачитывания приказов; развод караула; обход генералом пози-
ции артиллеристов; награждения. Но чаще - сцены обыденной жизни, текущей
совсем иначе, чем жизнь показная, парадная,- иначе и отдельно. Еда; сон;
сапер стирает портянки; сапер штопает шинель; четверо саперов  дуются  в
самодельные карты, проигравшего лупят картами по ушам,  остальные  хохо-
чут; сапер сидит на табурете, другой, мальчишка с изъеденным  оспой  ли-
цом, на широкой струганой доске кусочком угля пишет  его  портрет;  нес-
колько саперов стоят сзади и тихонько, чтобы не помешать, спорят;  голые
саперы выбегают из бани и катаются по снегу; черные, как черти, копаются
в моторе трактора; собравшись в кружок, травят анекдоты. Петера  охваты-
вала тихая злость, когда он чувствовал, что ему начинают позировать,- но
обрести с саперами былую бесплотность ему не удавалось,  то  ли  сил  не
хватало после болезни, то ли еще чего... Петер чувствовал перемену отно-
шения, между ним и саперами появился ледок настороженности,  прозрачный,
тоненький и холодный. Несколько раз его буквально  судорога  сводила  от
внезапно возникавшей преграды между ним и людьми - будто они, люди, вне-
запно прозревали в нем что-то опасное или омерзительное, но старались не
показать, изо всех сил старались не показать, и у них получалось, но все
силы тратились на это...
   Однажды утром возник подполковник-адъютант и  сопроводил  полуспящего
Петера к генералу и господину Мархелю. Когда Петер вошел, генерал и  со-
ветник сидели молча и понурившись.
   - Проходи, Петер,- сказал советник.- Вот решаем, как быть...
   - Что стряслось, Гуннар? - спросил Петер.
   Генерал криво усмехнулся, а господин Мархель пожал плечами.
   - Плохо дело,- сказал он.- Император требует, чтобы мост был сдан не-
медленно. Мы вот тут помозговали и решили...
   - Другого выхода у нас не было,- сказал генерал.
   - Другого не было,- подтвердил господин Мархель.- Тем более  что  все
материалы погибли. Так вот, решили сделать макет моста, так,  скажем,  в
одну пятидесятую натуральной величины, и снять его. Такой, понимаешь ли,
трючок. Откупимся от начальства, а там потихоньку и настоящий  закончим.
Как ты думаешь?
   - Мне-то что,- сказал Петер.- Снять-то что угодно можно.
   - Верно мыслишь,- сказал генерал.
   - Главное, чтобы там не узнали,-  сказал  господин  Мархель  и  ткнул
пальцем вверх.
   - Не захотят - не узнают,- сказал генерал.
   - Это точно,- сказал Петер.
   - Да, но это не все,- сказал господин Мархель.- Если бы только это...
Видишь ли, его,- он показал на генерала,- хотят сделать этаким мальчиком
для битья, все у них приготовлено - вызывают в столицу и... ну, сам  по-
нимаешь. Мы тут подумали и решили: а что, если...
   - Вообще-то...- начал генерал, но не закончил, замолк.
   - Ты не беспокойся, Йо, Петер свой человек,- сказал господин Мархель.
- Так вот, я перепишу сценарий, а потом подумаем, как и что  нам  перес-
нять... в общем, генерал Айзенкопф сегодня погиб на посту.
   Петер посмотрел на генерала. Генерал внимательно  разглядывал  ноготь
на мизинце.
   - Сделаем так,- продолжал господин Мархель.- В том, что мост не  сдан
в срок, виновен генерал Айзенкопф, но он погиб на посту, а мертвые сраму
не имут. А в предыдущие события внесем корректировку: дескать,  реальный
вклад в руководство строительством вносил полковник Мейбагс,  а  генерал
только привносил разлад и беззакония. Как тебе такой оборот событий?
   - Круто,- сказал Петер.
   - Разумеется,- сказал Мархель.- Только круто и можно в таких  обстоя-
тельствах.
   Преображенный сценарий был таким:
   "...преодолевая волнение, инженер Юнгман докладывает Высшему  Имперс-
кому Совету свой проект; генералы встречают его недоверчиво, но  вот  мы
видим, как полковник Мейбагс наклоняется к  уху  генерала  Айзенкопфа  и
шепчет ему что-то, и трехкоронный генерал подходит к инженеру, жмет  ему
руку и похлопывает по плечу... Мощные бульдозеры прокладывают  дорогу  в
горах, саперы взрывают скалы, и вот расчищено место для будущего велико-
го строительства. И постоянно среди саперов мы видим полковника  Мейбаг-
са, окруженного подлинной любовью. Вот настал великий день: саперы, стоя
в строю, принимают поздравления от генерала Вырыли,  допустим,  капонир.
Вырыли. Ага. Подходит. Вырыли, места. Генерал садится в машину, где  его
ожидает кинозвезда Лолита Борхен, и уезжает. Полковник Мейбагс руководит
работами. Взревели сервомоторы, засверкали огни  сварки,  и  вот  первая
секция моста медленно, почти незаметно для глаза двинулась  вперед  -  и
повисла над бездной... Бдительно несут службу зенитчики: солдаты и  офи-
церы во главе с  полковником  Мейбагсом  вглядываются  в  небо.  Неприя-
тельский самолет! Полковник отстраняет наводчика орудия и  сам  занимает
его место. Огонь! - командует он. В небе исключительно  кучно  возникают
белые шарики разрывов; секунда - и,  пылая,  вражеский  ас  врезается  в
склады! Обломки самолета крупным планом. Еще и  еще  обломки.  Никто  не
прорвется к мосту!
   Часть II. Блиндаж, саперы отдыхают. Читают письма из дому,  играют  в
шахматы, поют песни. Ужин, появляются зеленые солдатские фляжки с добрым
ромом, произносится тост: "За победу! За Императора! За нашего  генерала
Айзенкопфа!" Но мы видим, как, отвернувшись, многие саперы  шепчут:  "За
нашего полковника Мейбагса!" Ночь. Саперы спят..." - ну и так далее.
   - Надо не забыть вскрыть гнусную сущность майора Вельта,напомнил  Пе-
тер.
   - Да-да,- согласился господин Мархель, продолжая вписывать поправки в
сценарий.- Мавр сделал свое дело. Поясним, что он в силу своей перверсии
ненавидел гетеросексуальных мужчин и подсознательно стремился к их  уст-
ранению.
   - По-моему, вы перегибаете палку,- забеспокоился генерал.
   - Молчи, покойник! - весело сказал господин Мархель.
   - Тогда бы надо освободить тех... в лагере,- сказал Петер.
   - Да? - господин Мархель отложил карандаш, почесал переносицу.-  Нет.
Рановато. Они нам еще пригодятся. Вот закончим мост, тогда...
   - Саперы говорят, рабочих рук не хватает,- напомнил Петер.
   - Ерунда,- сказал генерал.- Плохому плясуну всегда яйца мешают.
   - Нет, Йо, ты не прав,- сказал господин Мархель.-  Нельзя  так  сразу
отказываться от такого резерва рабочей силы.  Не  по-хозяйски  это.  Да-
вай-ка ты, пока живой, заставь Тунборга проверить, действительно  ли  не
хватает и сколько. Можно будет часть штрафников освободить  и  направить
на работу.
   - А как же их предательство? - спросил генерал.
   - Как было. Сажали-то их для перевоспитания, не так ли? Вот и отберем
тех, кто успел перевоспитаться.
   - Ваше дело,- сказал генерал.
   - Да, и еще,- сказал Петер.- По сценарию у нас в одном кадре  получа-
ются и генерал Айзенкопф, и полковник Мейбагс. Но...- Он кивнул на гене-
рала и развел руками.
   - Без проблем,- сказал господин Мархель.- Под бывшего генерала загри-
мируем кого-нибудь из штабных. Подполковника этого... как его?
   - Азаусси,- подсказал генерал.
   - Азаусси? - переспросил господин Мархель.- Где ты их берешь с такими
фамилиями?
   - Старинная дворянская фамилия,- сказал генерал слегка обиженно.-  Уж
тебе-то надо знать историю Отечества.
   - Ну извини,- развел руками господин Мархель.
   - Извиняю,- сказал генерал.
   - Значит, так, Петер,- сказал господин Мархель.- Сейчас в самом быст-
ром темпе надо состряпать несколько сцен с генералом и полковником в од-
ном кадре, потом с генералом отдельно, потом гибель генерала  на  боевом
посту, и где-нибудь ближе к вечеру уже надо будет дать официальное сооб-
щение.
   - Тогда прямо сейчас и начнем,- сказал Петер.
   Подполковника-адъютанта загримировали под генерала Айзенкопфа,  полу-
чилось довольно похоже, но играл он плохо и путал реплики. В глазах  его
застыло выражение тихого панического страдания.  Его  снимали  в  группе
офицеров и соло, статично и в движении, со словами и без. В одном из мо-
ментов съемки - около статуи Императора - Петер,  воспользовавшись  тем,
что рядом никого не было, шепнул ему:
   - Сматывайся, дурак. Убьют.
   - Куда? - с полной безнадежностью в голосе спросил подполковник-гене-
рал, и стало ясно, что он все понимает.
   - Куда-нибудь. Хоть в плен. Но поскорее.
   - Убьют...- пробормотал подполковник, и ему было все равно:  что  так
убьют, что так - тоже убьют, но уже при попытке к бегству.
   Но все же полчаса спустя он, позируя в легковой машине, вдруг  быстро
выбросил шофера - тот распластался на снегу,- вскочил на его место и дал
газ. Ему стреляли вслед, но безуспешно.
   Брунгильде было плохо, она не знала, куда себя деть, днем спала, а по
ночам бродила по блиндажу, и Петер тоже не спал, засыпал и просыпался от
ее хождений, и приходилось лежать и притворяться спящим; после того  се-
анса телепатии, который приключился с ним во время болезни, он стал  от-
носиться к Брунгильде по-иному, научившись различать, где у нее лицо,  а
где маска,- Брунгильду следовало оставить в покое,  позволить  ей  самой
пережить - перемолоть - все случившееся, никакого вмешательства  она  не
потерпела бы и могла бы сорваться и наделать глупостей.  Под  глупостями
Петер понимал не обычную женскую дурь, а глупости по большому счету, ко-
торые Петер, верный своей привычке не называть демонов по  именам,  ста-
рался не определять и не загадывать. Но пока что Брунгильда просто  сум-
рачно ходила из угла в угол, или сидела  за  столом,  уронив  голову  на
скрещенные руки, или, за столом же, начинала ворожить, водя  пальцем  по
алюминиевой тарелке. Впрочем, днем она спала, и крепко.
   Менандр стал исчезать временами. Петер посвятил его в тайну  Баттена,
и Менандр взял на себя жизнеобеспечение беглеца. Там у  них  велась  ка-
кая-то своя жизнь, и Петер с облегчением  выпростался  из-под  одной  из
нош. Менандр на новом месте развернулся сразу и широко, и еда вновь ста-
ла генеральской.
   Объявление о кончине генерала Айзенкопфа породило массу  самых  диких
слухов. Большинство сходилось, впрочем, на том, что генерал остался жив,
а сообщение сделано затем, чтобы ввести противника в заблуждение.
   В одну из ночей, когда Менандр отсутствовал, бодрствующая  Брунгильда
услышала - сквозь бетон! - какую-то возню снаружи, а потом стон.  Никого
не будя, она сама с одним пистолетом в руке вышла на разведку и  обнару-
жила на снегу человека; снег под его головой  стремительно  темнел.  Без
посторонней помощи она втащила его в блиндаж, и от этого шума хроникеры,
наконец, проснулись. Зажгли свет. Это был Козак, без сознания, но живой.
Кровь обильно лилась из раны на голове, нанесенной, видимо, лопатой. Пе-
тер, полив на руку шнапсом, пальцем залез в рану и убедился,  что  череп
сапера удар выдержал. Козака перевязали потуже, приложили  лед  -  кровь
остановилась. В сознание он не пришел, но и умирать не собирался.
   Пока он лежал на тюфяке, без сознания, но с хорошим пульсом и прилич-
ным дыханием, вдали поднялась заполошная стрельба. Все выскочили наружу.
Палили где-то в районе штрафного лагеря, там летели вверх ракеты,  осве-
тительные и сигнальные, и разноцветные нитки бус повисали над подсвечен-
ным снегом. Побег, наверное, подумал Петер, сейчас  они  разбегаются  по
лощинам, а кто не успел, того настигают эти  самые  бусы,  издали  такие
медленные и нестрашные, и люди остаются лежать на снегу, а некоторые пы-
таются ползти или вырвать из себя застрявший свинец, он вспомнил, как на
его глазах танкист, сидящий у своего разбитого  танка,  руками  разорвал
себе живот, и оттуда хлынула кровавая жижа, и сопровождавший Петера  ка-
питан-танкист, сморщившись, дважды выстрелил танкисту в голову... Кажет-
ся, лаяли собаки.
   - Не нашего ли Менандра пресекли? - не слишком серьезно  спросил  Ар-
мант.
   - Ну что ты,- отозвался Камерон,- Менандр непресекаем. А, Петер?
   Петер промолчал. Не в Менандре было дело там, в трех-четырех километ-
рах отсюда, не в Менандре... кажется, я догадываюсь... или только кажет-
ся? Что это со мной последнее время? Комплекс Кассандры, что ли? Не хва-
тает начать ворожить, как Брунгильда, или, скажем, заняться составлением
гороскопов... но эти чертовы предчувствия взяли за правило оправдываться
- особенно дурные предчувствия...
   - Надо бы сходить посмотреть,- неуверенно предложил он.
   Оба подчиненных стали его уверять, что нужды в этом нет никакой,  что
все уже кончилось, а если не кончилось, то тем более нет резона подстав-
лять голову. Петер с недоумением слушал их, потом вспомнил, как выгляде-
ли тела Летучего Хрена и Эка, и пошел греться. Козак все еще не пришел в
себя, хотя вроде бы раз открывал глаза и что-то пытался сказать.
   Петер сел рядом с Брунгильдой, приобнял ее за плечо - это было  легко
и естественно, все между ними прояснилось и сошлось на одном человеке  -
третьем - и никаких двусмысленностей и прочего быть не могло,-  и  спро-
сил:
   - Ты гадала на него?
   Брунгильда поняла и кивнула.
   - Ну и?
   - Ничего,- сказала Брунгильда тихо.- То есть совсем ничего. Будто его
нет никакого - ни живого, ни мертвого...
   - Совсем нет?
   - Будто и не было.
   Брунгильда доверчиво и уютно прислонилась к нему, и, чувствуя  тепло,
не для него предназначенное, Петер испытал острую зависть  к  Шануру,  к
честному сопернику, который вдруг исчез не только из жизни, но и  вообще
из бытия, оставив лишь короткую память, которой нет доверия,- исчез даже
из прошлого, будто стертый отовсюду  огромным  ластиком,  и  тут  вдруг,
представив себе этот ластик, Петер догадался обо всем - догадка  еще  не
сформировалась, но Петер все  равно  знал,  что  вот  сейчас,  сейчас  -
чувство понимания буквально захлестнуло его и, видимо, передалось  Брун-
гильде, она внезапно оцепенела, а руку ее, лежавшую  свободно,  сжало  в
кулачок, твердый и сильный; они отстранились друг  от  друга,  и  им  не
пришлось ничего говорить, чтобы понять мысли  другого...  это  было  как
вспышка, короткая и жесткая, от таких вспышек высыхают лица  и  сужаются
зрачки - и только благодаря им удается изредка прозреть  душу  насквозь,
до самого дна, и заглянуть в нее без страха, со спокойным  пониманием  и
снисхождением к собственным заблуждениям и слабостям. И еще Петер вспом-
нил, как они точно так же сидели с Шануром на этой самой койке и прислу-
шивались к ходу времени, и оба поразились тогда холодности и  равнодушию
этого хода. "Воды времени холодны и мертвящи, и тот, кто войдет  в  них,
никогда не выйдет обратно",- вспомнилось Петеру. Но Шанур, зная это, во-
шел в них, потому что не мог мириться больше с этим вселенским  равноду-
шием к роду людскому, вошел, чтобы хоть брызг наделать... и нет  Шанура,
и не было никогда.
   Камерон с Армантом долго не  показывались,  и  Петер,  оставив  Брун-
гильду, вышел вновь, посмотреть, где же они, в  такую  беспокойную  ночь
следовало держаться настороже. Они, оказывается, преспокойно  любовались
полярным сиянием. Сияние расцветало невысоко над горизонтом, над хребтом
Ивурчорр, переливалось, переходя из красного в зеленое, нервно  подерги-
валось временами, тускнело, потом разгоралось ярко - и погасло  мгновен-
но, как перегоревшая лампочка. А на юго-востоке небо уже светлело, и вот
оттуда, из светлеющего неба, протянулась вдруг огненная полоса и  вонзи-
лась в скалы неподалеку, беззвучно вспорола снежную пелену  и,  обрастая
космами быстро остывающего пламени, ползла еще среди скал, теряя остроту
и силу, и, пока она ползла, до ног докатился тугой толчок и  последующие
содрогания, а потом по воздуху долетел звук - неожиданно  глухой,  надт-
реснутый, рассыпающийся; потом там, где упавшее  замерло  в  бессилии  -
след, пробитый им, горел желтым чадным керосиновым пламенем,- там вспух-
ло что-то неясное, темное, клубящееся, и из этого темного и  клубящегося
вдруг ринулись змеи, и на секунду это стало напоминать голову Медузы,  и
Петер почувствовал на себе ее тяжелый, повелевающий окаменеть  взгляд...
тысячи змеящихся дымов рванулись в стороны и вверх, и вот они уже валят-
ся сверху, а в ногах вата, ноги не сдвинуть с места и не перенести  тела
- в теле тоже вата, везде одна вата, такая дрянь...  пятится  назад  Ар-
мант, то есть ему кажется, что он пятится, а лицо Камерона белее снега и
белее ваты, а дымы валятся сверху, и уже не успеть, и тут  рядом  где-то
заколотили в рельс - раз! раз! раз! р-раз! р-раз! - и заорали: "Газы!!!"
Петера рванули за плечо, и, зацепившись за порог, он влетел  в  блиндаж,
не удержался на ногах и упал, и тут же вскочил... Они  набивали  в  щели
какое-то тряпье и черную вату - Петер видел распотрошенный  тюфяк,-  они
забили отдушины под потолком, потом Камерон жеваным хлебным мякишем стал
залеплять дыру, через которую входил электрический провод, и  тут  погас
свет. В темноте продолжалось движение, шевеление, шорох и неясные  звуки
работы, потом кто-то включил фонарик, и свет его был неожиданно белым  и
ярким.
   - Дайте бинт,- сказал Камерон,- я руку ссадил.
   - Сейчас,- отозвался Армант. Он пошарил где-то -  лучик  фонаря  стал
маленьким и ослепительным,- достал пакет.- Подставляйся.
   - Я сам,- сказал Камерон.- Посвети.
   Камерон поранился то ли гвоздем, то ли острым бетонным выступом. Рану
залили йодом и перевязали - Камерон шипел и ругался.
   - Промыть бы надо,- сказал Армант,- да воды...
   - Ладно,- сказал Камерон.- На мне как на собаке.
   - Долго нам тут сидеть? - спросила Брунгильда.
   - Смотря что это было,- сказал Армант.- Если фтор-селенетин, то  сут-
ки. А если "би-куб", то...- Он зам