-  никогда  среди
творений Валиэ Кементари не видела я такого,  и  нигде  в  Земле  Аман  не
встречала этих цветов, хотя почему-то они...
     Она замолчала. Ирмо внимательно посмотрел на нее:
     - Они - что, дитя?
     - Они показались мне знакомыми, словно я видела  их  когда-то...  Как
зовутся  эти  цветы,  Владыка  Снов?  -   легкое   облачко   задумчивости,
скользнувшее по лицу девушки, исчезло почти мгновенно.


     - ...Мне хотелось бы оставить тебе что-нибудь. На память.
     - Зачем? Неужели ты думаешь, что я забуду... - "брат  мой",  мысленно
добавил Ирмо, но вслух сказать этого не решился.
     - Это не вещь, Ирмо; я оставлю тебе живое. Смотри...
     - Как зовутся эти цветы? -  Владыка  Снов  казался  совсем  по-детски
восхищенным, он провел рукой по воздуху, повторяя очертания цветка.
     - Песнью Сумерек, а еще - иэлли. У нас был Праздник Ирисов...


     - ...Как зовутся эти цветы, Владыка Снов?
     Должно быть, Ирмо задумался, потому что  оставил  вопрос  Амариэ  без
ответа, а вместо этого спросил сам:
     - Ты для себя сорвала его?
     Девушка  смутилась;  поняв  причину  ее  замешательства,  Ирмо  снова
грустно улыбнулся. Все же судьба - жестокая  насмешница.  Но  ирис  увянет
раньше, чем его коснется Король Мира.
     - Боюсь, эти цветы могут жить только в моих садах, - вслух сказал он.
     - Но почему, Владыка Снов?
     Ирмо не ответил.


     ...Амариэ... За долгие века - длинны годы Арды - золотой туман  скрыл
воспоминания о Благословенной Земле. Осталось - имя  -  песня  -  образ...
Амариэ. Разделены -  бескрайним  морем,  разлучены  -  проклятием  Владыки
Судеб. Амариэ - возлюбленная - колдовской цветок Валмара... Ее  имя  стыло
кровью  на  губах  того,  кто   умирал   в   смрадном   мраке   подземелий
Тол-ин-Гаурхот. Ее имя было той первой  звездой,  что  зажглась  во  мраке
пробуждающегося сознания в покоях Мандоса. И вместе с этим  именем  -  ибо
обнаженная душа лишена защиты милосердного забвения - вернулась память,  и
была она - горечью.
     В мрачных подземных залах одиноко бродит неприкаянная душа. Амариэ  -
избранница Манве, ученица Манве, прекраснейшая среди прекрасных Ванъяр. Он
назвал ее - своей нареченной, и она  улыбнулась  в  ответ  -  терпеливо  и
холодно, и взглянула ему в глаза. И то, что  прочел  он  в  этом  взгляде,
гнало его - прочь, прочь из Благословенной  земли,  за  море,  через  льды
Хэлкараксэ - холоднее льда глаза  твои,  -  под  жалящую  плеть  проклятия
Мандоса - жгучий удар - взгляд твой, - в  Сирые  Земли,  что  под  властью
Врага - тьма в душе моей...
     Он почти рад был проклятию, заклеймившему род Финве - проклятию,  что
печатью никогда замкнуло для потомков этого рода врата Мандоса.  Но  двери
распахнулись, и глашатай Короля Мира призвал его в пиршественный зал.
     Он стоял в центре круга под взглядами, как под бичами -  беззащитный;
струящийся мягкий свет больно резал глаза, и ему  показалось  -  это  Круг
Судеб, и он - осужденный... Он стоял,  не  поднимая  головы,  не  понимая,
зачем он здесь, за что хотят его судить, когда услышал голос Короля Мира:
     - О Финарато, отважный герой,  сын  мудрого  короля  Нолдор,  потомок
избранника Великих Финве! Нам известны подвиги твои и деяния твои. Горькую
чашу пришлось испить тебе по вине Врага. Прими же этот кубок из Наших рук,
да станет он первым даром Валмара воину, принесшему себя в жертву  во  имя
торжества Света!
     Что он говорит?.. Или здесь не знают... все было по-другому...  чужая
сила, чужая правда, горечь непонятной вины...  Черное  и  Белое  рвутся  с
кровью... Склизкие камни подземелья, цепи, скалящаяся морда Орка, кровь  в
горле... Что?.. ах да, нужно подойти... принять чашу... темное,  густое  -
кровь? вино?..  Холодная  усмешка  Жестокого...  злорадный  оскал  Орка...
благожелательная улыбка Короля Мира...
     Он подошел, неловко опустился на колени, почти упал - ноги  перестали
держать, мир на  мгновение  расплылся,  потерял  определенность,  и  волна
воспоминаний  захлестнула   его,   и   страшно   было   -   вместо   этого
величественного благостного лица увидеть - другое: ледяную усмешку бога  -
или оскал щерящихся клыков...
     - Да пей  же!  Сам  Король  Мира  чествует  -  пей!  -  оглушительный
шепот-шипение в уши с двух сторон.
     Он поднес чашу к губам, плеснув вином. Сладкая густая влага застыла в
горле комом. Судорожно глотнул, поднялся, чувствуя, как подгибаются  ноги.
Все вокруг было ненастоящим, слишком ярким, слишком сверкающим, каким  мир
может показаться только воспаленным глазам умирающего. Очнешься - а вокруг
тяжелые склизкие стены и сырой мрак темницы  Тол-ин-Гаурхот.  И  почему-то
хотелось очнуться. Пусть - там, пусть снова полный темной  крови  -  своей
ли,  чужой  -  рот,  пусть  -  ледяной  пронизывающий  взгляд   Жестокого,
непонятные слова Смертного... Берен?.. где же ты... и кандалы на  руках...
но разве сейчас его руки не скованы?..
     - Да говори же! - снова тот же свистящий шепот.
     Говорить?.. да-да, сейчас... нужно что-то сказать... поблагодарить за
честь...
     Он глубоко вдохнул безвкусный, режущий грудь воздух.
     - О Великие... и ты, Король Мира, пресветлый Манве Сулимо...
     Слова - чужие, такие же режущие и безвкусные, как этот воздух.
     - Я, Финрод, сын Арафинве Златокудрого...
     Не глядя, поклонился отцу - словно дернулся.
     - ...потомок Финве, избранника  Валар...  благодарю  вас  за  высокую
честь, что оказали вы мне... призвав из темной обители...  на  ваш  пир...
Речи твои... о Король Мира... (когда  же  кончится  эта  пытка!)  золотыми
письменами навеки... начертаны в сердце моем (что еще говорить, что, что?!
Чего ты от меня хочешь...). Я... - закашлялся, снова вдохнул, - я счастлив
тем, что хотя бы на шаг... смог приблизить... предреченную победу... Слова
мои бессильны выразить... то, что ныне... переполняет душу мою...
     Замолчал, неловко поклонился.
     Отпусти меня, я уже все сделал... Зачем ты меня мучаешь...
     - Благородный  Финарато!  Учтивые  слова  твои  -  отрада  для  слуха
Великих. Высшей награды достоин ты - и  получишь  ее,  ибо  Великие  умеют
читать в глубинах сердец.
     О чем это? неужели - еще не все...
     - Ныне призываем Мы пред очи Наши тебя, Амариэ Мирэанна;  да  станешь
ты драгоценным даром  победителю,  ибо,  воистину,  нет  в  Валмаре  более
бесценного сокровища, чем красота Старших Детей  Единого,  и  нет  радости
большей для Владык Арды, чем соединить два  любящих  сердца,  столь  долго
разлученных.
     Амариэ подняла непонимающий взгляд на Короля Мира: как  же  это?  ее,
ученицу самого Манве, избранницу его - и вдруг отдают, как вещь, какому-то
жалкому Нолдо?
     Ласковая улыбка: "Так нужно, дитя мое".
     "Да-да, конечно... Я понимаю, это - жертва, на которую я должна пойти
во имя Твое... Ты милосерден, Ты кроток, Ты  благ;  Ты  не  мог  поступить
по-иному... Я понимаю, ведь Ты не отнимешь у меня своей милости; ведь я не
по своей воле иду на это; так да будет воля Твоя! ведь Ты прав всегда и во
всем, Ты справедлив, даже если справедливость ранит Твое сердце..."
     И  с  улыбкой  печальной  гордости  Амариэ  шагнула  к  Финроду.   Он
отшатнулся, затравленно огляделся, ища глазами  Владыку  Судеб...  Ирмо...
Скорбящую Валиэ... Эстэ...
     Их не было в зале.
     Он был совсем один, а вокруг -  улыбающиеся  лица,  и  младшие  Майяр
снуют меж  пирующих,  наполняя  чаши,  и  уже  поднимают  кубки  во  славу
новобрачных...
     - Король Мира! - хрипло, с  отчаяньем.  -  Я  недостоин  сей  великой
чести! Годы Средиземья измучили меня, омрачили мою душу - я не могу...
     Легкий шепоток пронесся под бело-золотыми сводами - и тут же сменился
благоговейным молчанием: отечески улыбаясь, Манве спустился с трона и взял
двоих за руки:
     - Да, страдания твои были велики, но нежные руки сей прекрасной девы,
которую ныне Золотым Цветком Валинора  наречем  Мы,  исцелят  раны  сердца
твоего. Отныне вы - супруги пред лицом Единого и Великих, и да  соединятся
судьбы ваши, как ныне соединяем Мы ваши руки. И прими  от  меня  свадебный
дар...
     В тишине торжественно вложил Манве маленькую  белую  ручку  Амариэ  в
похолодевшую  ладонь  Финрода.  И  тут  же  подлетели  расторопные  Майяр,
возложили на головы супругов золотые венцы с бриллиантовыми цветами -  вот
он, дар Короля Мира жениху... и мучительно захотелось - сорвать,  швырнуть
об пол блистающую тяжелую корону, гнущую голову к земле, но -  уже  звучат
здравицы, и вновь наполняются кубки, и снова кто-то сует  в  руки  золотую
чашу - слово Короля Мира, испейте из нее в знак союза... Он глотнул  вина,
обжигая горло, пряча глаза, чтобы не видеть сияющей застывшей улыбки своей
златокудрой... супруги?.. Единый, за что мне эта кара...
     И золотое ожерелье с сапфирами, искусная работа Нолдор  -  по-обычаю,
дар отца жениха - невесте.
     - Песню!
     Крик подхватили. Снова - улыбка Короля Мира:
     - Не  единожды  в  прежние  времена  услаждал  ты  песнопениями  слух
Великих, о Финарато. Так спой же и ныне нам,  дабы  звуками  дивных  песен
наполнились души наши.
     Песню... нет, этого он не отдаст им, этого они не получат! И страшно,
страшнее, чем - там,  перед  Жестоким,  -  видеть  ожидающие  лица,  жадно
блестящие глаза, и вся эта блистающая, тысячеликая толпа, затаив  дыхание,
ждущая -  что  сделает  он,  кажется  ему  внезапно  стаей  диких  зверей,
раздувающих ноздри в предвкушении крови... Нет, они не дождутся этого,  он
не станет бросать им на потеху свою  душу,  нет!  Это  страшнее  смерти  в
гнилой дыре, и кривятся, и скалятся уже почти орочьи морды  -  ну  же,  мы
ждем! И им - отдать  последнее,  что  у  него  осталось?!  Отняли  любовь,
свободу, заперли в золотой клетке и выставили на погляд толпе... даже Враг
не придумал бы худшей пытки...
     Враг... Должно быть, он тоже стоял -  так,  под  взглядами,  как  под
бичами, видел те же глаза Бессмертных, жаждущих нового развлечения. Легче,
когда ненавидят; а когда  -  так?..  Сейчас  он  почти  понимал  Врага,  и
неожиданная тень горького сострадания, коснувшаяся его  сердца,  почему-то
не только не показалась ему кощунственной, но даже не удивила его.
     Он молчал. Острые ноготки Амариэ впились в его руку:
     - Пой же - сам Король Мира просит, - она продолжала улыбаться.
     Он закрыл глаза, со стороны слыша свой голос:
     - Да простят меня Великие и ты, о Король Мира, - поклонился  вслепую.
- Хриплый голос мой не приличествует веселому пиру. Но ведомо всем,  сколь
прекрасны песни госпожи моей Амариэ, потому ныне смиренно прошу я -  пусть
поет она перед Великими; и для меня после долгих лет разлуки усладой будет
услышать ее.
     Король Мира благосклонно кивнул. Амариэ выпустила руку Финрода, и  он
смог наконец открыть глаза. Уже никто не обращал на него  внимания  -  все
взгляды  был   прикован   к   ней,   и,   дождавшись,   когда   колдовство
песни-восхваления захватит всех, он незаметно выскользнул из зала...


     - ...Владыка Снов...
     - Знаю. Мне ведь необязательно быть -  там,  -  не  глядя,  кивнул  в
сторону Таникветил, - чтобы понять.
     - Если бы я знал...
     - Не нужно ничего говорить. Ты уснешь надолго...
     - И буду видеть сны?
     Ирмо положил руки на плечи Финроду - ласково и успокаивающе:
     - Звезды. Вечные звезды - и Песнь. Больше ничего. Спи... спи.



                     ПИР ПОБЕДИТЕЛЕЙ. 32 ГОД II ЭПОХИ

     Тысячу раз спрашивал себя - зачем,  зачем  он  пришел  сюда,  на  это
пиршество? Он ведь и без того редко появлялся на пирах - претило бездумное
веселье; тем более сегодня - ведь знал же, что  собрались  праздновать.  И
все-таки что-то почти тащило его сюда помимо воли. Он шел и  клял  себя  -
совсем недавно сходил с ума от чужой боли и сам  готов  был  взмолиться  о
смерти, совсем недавно затеплил семь звезд в безмолвном круглом  покое,  а
теперь шел на пир убийц. Почему? Он не находил  ответа.  И  все-таки  шел,
словно чувствуя - там он найдет ответ. Так взошел Владыка Судеб на вершину
высочайшей горы Благословенной Земли.
     Майяр Короля Мира подобострастно  кланялись  ему,  а  в  их  лазурных
глазах сквозили страх и недоумение - редко Намо  посещал  пиры  Валар.  Он
вошел в сверкающий золотом зал, чьи высокие своды уходили в  небо;  сквозь
круглое отверстие в куполе светили  звезды  Варды  -  немигающие,  слишком
красивые, чтобы быть настоящими. Эонве возгласил:
     - Приветствуйте Владыку Судеб Арды, великого Намо!
     На мгновение в зале повисло настороженно-недоуменное молчание,  затем
Король Мира с преувеличенной радостью воскликнул:
     - Приветствую тебя, брат мой! Как я счастлив, что пришел ты разделить
общую радость!
     Намо молча кивнул. Ни Ирмо, ни Ниенны, ни Эстэ не было. Его тоже явно
не ждали.
     - Слишком много нынче гостей в моих чертогах, - подчеркнул  он,  -  и
ненадолго пришел я. Но в такой час не прийти не мог.
     Какой-то второй смысл почудился Манве и в словах Намо, и в его кривой
угрюмой улыбке. Но надо было  принимать  все,  как  есть  Намо  провели  к
высокому  трону,  виночерпий  поднес  ему  большой  кубок,  выточенный  из
благородного темного турмалина, наполнив его вином.  Намо  не  смотрел  на
кубок. Его больше занимали сидевшие  в  зале  за  пиршественными  столами.
Ближе к престолу Манве стояли на возвышении  троны  Валар,  дальше  сидели
Майяр разного ранга - к  тронам  поближе  те,  что  поважнее,  подальше  -
помельче, за ними - Эльфы. А прямо посередине зала стояла  огромная  чаша,
наполненная вином, и из нее черпали темно-красный  напиток  для  пирующих.
Вон, напротив, прямо по правую руку от  Манве  восседает,  надувшись,  как
насосавшийся клещ, Тулкас. Лицо уже  красное,  как  нагретая  медь,  глаза
налились кровью. Герой. Нэсса и Ороме рядом. Нэсса щебечет  что-то,  то  и
дело прижимаясь к супругу и кокетливо заглядывая ему в глаза. Ороме басит,
совершенно не обращая внимания на то, что шурин его  не  слышит,  упиваясь
своим величием. Вана немного приуныла в конце стола - смотрят не  на  нее.
Ауле глядит в одну точку, вцепившись в витую ножку кубка; у  Йаванны  лицо
тоскливое - ее муж сейчас в явной немилости у Короля Мира. Вайрэ  сидит  у
самого трона Варды, запоминая все, что произносится в зале. Слева от  Намо
угрюмо расплылся, вытаращив глаза, Ульмо - усы мокнут в изумрудном кубке с
вином. Владыка Глубин не любил выбираться из своих подводных владений.
     Намо не мог понять - почему сейчас он видит Валар такими? Где красота
и величие первых творений Эру? Словно взгляд изменился, став  внимательным
и недобрым. Ни одного живого лица... Разве  что  там,  напротив,  обхватив
курчавую голову руками, сидит один живой - отчаянно пьяный Оссе,  и  глаза
его полны смертной тоски... Странно - Намо не видел еще одного. Уж этот-то
должен был восхвалить... Странно. Злость, перерастающая в ледяную  ярость,
вставала в душе Намо, но разум его был на удивление холоден и ясен.
     И вот, поднялась со своего трона Варда, сияя невообразимо  прекрасным
лицом, и в зале заструился ее колдовской обволакивающий голос:
     - Восславим же ныне Отца нашего Эру, справедливейшего  и  мудрейшего!
Да правит он вечно Эа!
     И запели хором прекрасными голосами златокудрые Ванъяр, и осушили все
свои кубки, и никто не увидел, как замешкался Намо и лишь пригубил вино. И
пошло. Пили во славу Короля Мира, Тулкаса-Победителя, во славу всех Валар,
и Тулкас, багровый от выпитого  вина,  вытолкнул  жену  в  круг,  и  Нэсса
плясала перед всеми...
     И снова встал Король Мира, и хлопнул в ладоши. Воцарилась тишина. И в
зал  вошел  еще  один.  Поверх  алых  одежд  -  белый  плащ,  глаза  полны
верноподданнической любви и восторга, в уголках их дрожат слезы.  В  руках
он держал  огромный  золотой  поднос,  на  котором  стояла  большая  чаша,
изукрашенная алмазами, изумрудами и  рубинами.  Она  была  красивой,  даже
очень - но какой-то приторно-тяжелой, ее полированное нутро отливало алым,
а  витая  ножка,  украшенная  четырехгранными   бриллиантами,   мучительно
напомнила Владыке Судеб о Мече Справедливости. У него заболели  глаза.  Он
не мог смотреть на этого, ало-белого... не знал, как назвать его  даже.  А
Курумо уже приблизился к трону. Медленно и гибко опустился он на колени  и
простерся у ног Повелителя Мира и Звездной Королевы.
     - Государь, - проникновенно прозвучал  его  мягкий,  слегка  дрожащий
голос. - Государь... Ты был милостив и простил раба своего.  Прими  же  из
рук моих сей жалкий дар в знак моей вечной любви и преданности!
     Он поднял голову  и,  стоя  на  коленях,  подал  чашу  Манве.  Король
милостиво кивнул:
     - Встань, Курумо! Да будешь ты прославлен среди  Майяр!  Наполни  эту
чашу, и из рук твоих приму я ее, и выпью в честь твою!
     И показалось Намо - кровью полна золотая чаша в руках Короля  Мира...
Они пили. А рука Намо все жестче сжимала  прозрачный  кубок,  пока  он  не
треснул, порезав пальцы и залив руку алым вином, словно  кровью.  "Хорошо,
что не пришлось пить этого..." Ему мигом поднесли другой кубок.
     Курумо стоял, торжествующе глядя по  сторонам;  Намо  злорадно  ждал,
когда Майя, наконец, встретится взглядом с ним, Владыкой Судеб. Курумо  не
ожидал увидеть его; лицо его  передернулось  от  животного  страха,  и  на
мгновение Намо показалось, что это красивое правильное лицо - лишь  маска,
прикрывающая череп со  слезающими  клочьями  гнилого  мяса  и  кожи.  Лишь
мгновение. Курумо вновь усмехался, нагло глядя в глаза Намо,  уверенный  в
своей безнаказанности, но, спустя миг, поспешно отвел взгляд, проклиная  в
душе темного Валу.
     Намо не знал, что самое страшное впереди.  Настал  миг,  когда  Манве
поднялся и, призвав к молчанию, возгласил:
     - Ныне да видят все, как карает Отец наш Эру тех, кто восстает против
воли Его!
     "Как? Ведь уже нет боли... Только  тупая  сосущая  тоска,  пустота...
Неужели еще не все кончено, и лишь я ничего не ощущаю? Неужели он не сумел
уйти?" Лоб Намо покрылся испариной, руки сжались в кулаки.
     А тем временем все взгляды были прикованы к  огромной  чаше  посереди
зала - Зеркалу Варды. Любопытство, желание пощекотать нервы, злорадство...
все, кроме хоть капли сочувствия.
     Багряная поверхность потемнела, став прозрачно-черной. Звезды всплыли
со дна чаши, и Намо показалось, что чернота заполнила все  вокруг,  и  нет
больше  ничего  -  только  он  и  ночь.  А  потом   он   увидел   лицо   -
известково-белое, прочерченное узкими смоляно-блестящими дорожками  крови.
Застывшее, окоченевшее лицо; рот чуть приоткрыт в безмолвном  стоне,  губы
изорваны, ввалившиеся веки опущены, из-под ресниц - кровавые капли... Нет,
это не было мертвой маской - лицо, на котором навечно  застыло  страдание,
побежденное могучей волей. Непонятно откуда  всплыло  лицо  Варды  -  куда
более  мертвое   и   страшное   в   своей   безупречной   правильности   и
бесстрастности.
     ...Казалось, он медленно погружался в  воды  невидимой  реки;  волосы
его, сжатые раскаленным обручем венца, струились по незримому течению,  и,
словно крылья  ската,  медленно  колыхался  черный  плащ.  Скованные  руки
застыли в судорожном усилии разорвать  одежду  на  груди,  залитой  кровью
незаживающих ран... "Так все же он умер. И  никогда...  И  все  равно  это
победа. Это - не та вечная пытка, которой они хотели. Но почему  же  я  не
понял этого, не ощутил..."
     Всего несколько мгновений длилось видение, а Намо показалось -  века.
Заходили кровавые  волны,  и  вновь  -  вино  было  в  чаше...  Манве  был
недоволен, но никто не смел сказать ни слова. И тогда заговорила Варда:
     - О Тулкас Могучий! Ныне да будешь ты увенчан  короной,  как  Воитель
Мира!
     "Ты ведь хотел стать Повелителем всего Сущего? Так  получай  же  свою
корону, Властелин мира!" - вспомнил, стиснув зубы, Намо. Теперь  он  знал,
зачем он здесь. "Ты ушел, брат мой. Но