- на переговоры. Будем надеяться, что  этого
достаточно. А Хоннар останется здесь - ему нужно отдохнуть.
     - Хоннар?..
     - Ты знаком с его отцом, - и, после паузы. - Вина сейчас принесут.
     - Государь... но почему ты не послал войско, чтобы усмирить их?
     -  Лучше  попытаться  решить  дело  миром.  Начать  войну  легко,   а
остановить ее... - Вала склонил голову, не окончив фразы.
     - Но это была бы не просто война  -  это  святая  месть!  Ты  мог  бы
покарать их, чтобы видели все...
     Властелин покачал головой:
     - Страх - не лучший союзник.
     - Великий владыка и должен внушать трепет!
     - И кто тогда придет ко мне?
     - Тысячи - только прикажи!
     Вала грустно усмехнулся:
     - Разве в Дор-ломин тех, кто повинуется из страха, ценят больше,  чем
тех, кто следует велению сердца? Вот видишь... Будут бояться меня - станут
бояться и людей Твердыни. Буду жесток я -  жестокими  станут  они.  А  где
жестокость, нет места мудрости, нет места справедливости и  милосердию.  И
потому не дороже ли один,  пришедший  по  велению  сердца,  сотни  ведомых
страхом?
     - Тебя не посчитают ли слабым, государь?
     Вала устало вздохнул:
     - Не мечами держится мир... А земли хватит на всех.
     Халдар задумался:
     - Хорошо. Но ты ведь берешь подать с людей Севера за то, что учишь их
и защищаешь?
     - Кто не накормит своего ребенка? - вопросом на вопрос ответил  Вала.
- Сюда ведь приходят не только наследники вождей, но и  дети  землепашцев,
кузнецов, ткачей, плотников... А вернувшись через несколько лет, они будут
уже мастерами.
     - Выходит, это плата за обучение? О да, ты очень умен, государь!
     - Ну, знаешь ли, по одним книгам пахать  землю  и  ковать  металл  не
обучишься. При необходимости Твердыня вполне может себя прокормить.
     - И ты, конечно, все знаешь и умеешь? - в тоне Халдара  проскользнуло
легкое недоверие. И снова Вала ответил совершенно серьезно:
     - Многое. Мне тоже приходится учиться.
     - Я и не думал, что могучие боги бывают  столь  смиренны!  -  хмыкнул
Халдар, но тут же спохватился. - Прости, государь, если оскорбил тебя...
     - Не называй меня государем. Подумай сам  -  что  за  держава  в  две
тысячи человек... И смирение тут ни при чем. Я действительно не всемогущ.
     - Например, не умеешь сражаться?
     - Умею, - тяжело молвил Вала.
     - Но... почему тогда ты не  выступаешь  во  главе  войска,  как  наши
вожди?
     - Тяжело объяснить... Думаешь, я боюсь?
     Халдар вздрогнул: кажется, Вала все-таки читал его мысли.
     - Нет. Видишь ли... впрочем, может, ты хочешь убедиться в том, что  я
действительно умею держать в руках меч?
     - Хм... не то чтобы я сам хорошо это умел... но попробовать можно.
     - Тогда подожди немного.
     Вала вскоре вернулся с двумя равными мечами. В первый  раз  с  начала
разговора Халдар увидел его руки - если так можно сказать:  руки  Мелькора
обтягивали черные кожаные перчатки с широкими раструбами.
     - Что ж, начнем. Ты предпочитаешь свой меч, или?..


     - ...Ты умаляешь свои способности, Халдар. Из тебя вышел  бы  хороший
воин.
     - М-да... будь это настоящий бой, обо мне уже  давно  можно  было  бы
говорить в прошедшем времени.
     - Но я - Бессмертный. Может, ты предпочел  бы  поединок  с  одним  из
воинов Твердыни?
     - Н-нет уж, благодарю, Владыка. Если их учил ты...
     - Большей частью Гортхауэр.
     Халдар кивнул:
     - Я о нем слышал; нет, благодарю. Но все же я не понимаю...
     Вала с застывшим  лицом  стягивал  перчатки.  Халдар  присмотрелся  и
невольно вздрогнул:
     - Вот так так...
     - Что, достаточное объяснение? - криво усмехнулся Мелькор. - На самом
деле все несколько сложнее. Видишь  ли,  мы,  боги,  -  снова  усмешка,  -
все-таки отличаемся от людей. Я наверно уже просто не могу убить. И в  бою
был бы, по некоторым причинам, помехой.
     Халдар был настолько ошеломлен, что не сразу решился спросить:
     - Они... об этом знают?
     - Отчасти.
     - А... почему ты мне рассказал?
     - Во-первых, ты хотел понять. Во-вторых - должен же ты знать что-то о
том, чьим гостем собираешься быть в ближайшее время.
     - Как ты узнал?
     - У тебя все на лице написано.
     - Ты прав, - человек наконец  нашел  в  себе  силы  улыбнуться.  -  А
бродягу-то в ученики возьмешь?
     Вала молча кивнул.
     - Хорошо,  что  ты  оказался  таким.  С  тобой  легко  и  просто.   И
все-таки... неправильный ты какой-то государь.
     - Да и бог неправильный, так?
     Халдар посерьезнел.
     - Может, и так. А может, боги такими и должны быть...
     Преклонил колено, поднял руки ладонями вверх:
     - Сердце мое в ладонях твоих... Учитель.
     Кажется, Вала несколько растерялся:
     - Это просьба ученичества, в которой нельзя отказать... но ты уверен,
что хочешь стать моим учеником?
     - Да.
     - Кор-мэ о анти-этэ, таирни, - Вала  почти  коснулся  рук  Халдара  -
ладонь-к-ладони, - и жестом показал: встань.
     - Что ты сказал?..
     - Тебе не до конца рассказали об этом обычае? Это значит - "мир мой в
ладонях твоих, ученик". А язык... теперь это язык Аст Ахэ, -  помолчал.  -
Но помни: уж коли ты решил стать моим  учеником,  и  спрос  с  тебя  будет
особый.
     - Сечь будешь?
     - Сечь? - Вала недоуменно приподнял бровь.
     - Ну да. Берешь прут - ивовый, скажем, - и...  Да  ты  смеешься  надо
мной!..
     - Откровенно говоря, да. Хотя  иве  можно  найти  и  более  достойное
применение.
     - И чему ты будешь меня учить?
     - Многому. Лечить с помощью слова, трав и камней. Отличать  растения,
годные в пищу. Слушать лес. Языкам -  Синдарин,  Квэниа...  Ах'энн  -  без
этого ты не сможешь читать наши книги. Да, а читать ты умеешь?
     Халдар смущенно опустил глаза.
     - Ну, ничего, научишься, невелик грех. Оружием владеть...
     - Так много? И что, все твои ученики это знают?
     - Конечно, - пожал плечами Вала, - и не только это. Но тебе  придется
отказаться от привычки носить меч.
     - Почему?
     - Таков здешний обычай. Пока не научишься достаточно  хорошо  владеть
оружием.
     Халдар вздохнул.
     - Что ж, придется привыкать, - улыбнулся, - Учитель...



                БЛАГОСЛОВЕННЫЙ И ПРОКЛЯТЫЙ. 432 ГОД I ЭПОХИ

     Наверное, Гэлторн был прав, попросив позволения  быть  в  пограничной
страже. Люди там часто менялись и - хотя это звучало кощунственным - часто
гибли, и вряд ли кто мог  прожить  столь  долго,  чтобы  заподозрить,  что
Гэлторн не человек.
     То были годы бдительного мира. Люди, для которых этот мир  растянулся
на жизнь нескольких поколений, уже привыкли к относительно спокойной жизни
и не верили, что он может рухнуть. А, может,  просто  не  понимали  смысла
войны. Впрочем, разве можно понять жалким смертным  высокие  цели  любимых
детей Единого?
     "...Дошли до меня, Властелин мой, вести о том, что  верховный  король
Нолдор Инголдо-финве не так давно возжелал поднять  всех  подданных  своих
против тебя. Однако не было в  том  ему  поддержки,  особенно  от  сыновей
Феанаро. И все же это сильно тревожит меня,  ибо  означает  лишь  то,  что
война не за горами. Теперь надо готовиться к  отражению  нападения.  Знаю,
что не в твоем это обычае, да  и  не  смею  советовать,  но  я  бы  ударил
первым..."


     Государь Инголдо-финве в  последнее  время  все  чаще  объезжал  свои
северные границы, дабы увидеть все самому. Тяжело и тревожно было  у  него
на душе - если тихо, если Враг затаился - жди войны.
     Горше всего было, что так и не удалось убедить родню ударить первыми.
Да что это за родня, если родичи волками друг на друга смотрят!  Верховный
король Инголдо-финве... Титул - насмешка. Какой уж  тут  король,  если  на
твой приказ плюют, да еще и смеются прямо в лицо... Финголфин  так  рванул
повод, что конь испуганно вздыбился. Сыновья Феанаро пришли сюда вместе со
своим отцом за Сильмариллами. Он шел мстить за отца...


     - Государь!
     Финголфин оторвался от своих невеселых раздумий.
     - Что там?
     - Какой-то человек. Вернее их несколько, но  один  хочет  говорить  с
тобой.
     Финголфин осмотрелся. Он был почти на  выходе  из  ущелья,  что  вело
прямо на северо-восток, к  вражьей  стране.  Здесь  уже  была  нейтральная
территория.
     "Надо же, как  увлекся,  -  досадливо  подумал  король.  -  Так  и  в
Ангамандо недолго заехать".
     Отряд людей, стоявших в отдалении, был, наверное,  не  многочисленнее
свиты короля. По их одежде и доспехам трудно было судить,  из  какого  они
народа. Их предводитель был очень похож на золотоволосых людей Дор-Ломина.
Он  приветствовал  короля,  но  Финголфин  не  уловил  в  нем  того  почти
священного почтения, что было свойственно людям. Оба отъехали в сторону.
     - А ты смелый человек, - усмехнулся король.
     - Благодарю. Но я не человек.
     Финголфин сжал челюсти, чуя сердцем недоброе, и  усердно  заглушаемое
воспоминание зашевелилось в нем. Действительно, этот был удивительно похож
на самого Финголфина, словно был с ним в родстве.
     - Так ты из этих?
     - Ты верно догадался.
     - И зачем ты здесь?
     - Просто поговорить. Он сказал, ты - один из немногих среди Нолдор, с
кем он мог бы говорить.
     - Он послал тебя?
     - Нет. Он бы не позволил мне. Он уже не верит в слова.
     - В этом он прав.
     - И все же я верю в то, что мы сможем говорить.
     - И о чем же? Если это речи о мире, то я их не услышу. Мой отец  убит
им.
     - А ты не помнишь, за что? Один - за сотни.
     - Этот один был мой отец!
     - А они были моими родными и друзьями.  Я  остался  один.  И  все  же
пришел к тебе. Мы оба слишком много потеряли - неужели и теперь не  поймем
друг друга?
     - И чего же хочет твой хозяин?
     - Мой повелитель ничего не знает о нашем разговоре. Но чего он хочет,
я скажу. Он хочет лишь одного - уверенности,  что  вы  больше  не  начнете
войны. Он ничего  у  вас  не  требует.  Живите  по  своей  воле,  лишь  не
переступайте нынешних границ. И пусть будет мир.
     - Мира желаю и я.  Но  только  такого,  в  котором  не  будет  твоего
хозяина. Можешь передать ему это. И еще - пусть припомнит,  как  умер  мой
отец.
     Финголфин говорил спокойно, очень спокойно. Может, это спокойствие  и
обмануло Гэлторна. Люди его отряда увидели, как вернулся к  свите  король,
как они быстро уехали прочь, а Гэлторн все еще оставался на месте, странно
неподвижно сидящий в седле. Наконец, к нему подъехали.  Лишь  тогда  стало
понятно, что он боится шевельнуться - из-за раны в живот. Кто-то закричал,
требуя погони, но Гэлторн простонал сквозь зубы:
     - Не надо... я же не посланник... не трогайте их... иначе война...
     Потом, переведя дыхание, совсем тихо:
     - Я еще хочу увидеть его... дожить... отвезите...
     Не надо было ничего объяснять. Он чувствовал, что не должен  умирать,
не имеет права, не увидев своего повелителя еще раз. А за наивность всегда
платят...


     Он не терял сознания - боялся, что умрет, и  так  и  не  попрощается.
Страшно хотелось пить. "Я попрошу у него. Тогда уже будет можно...  Теперь
будет искуплено  все.  Может,  и  я  смогу  уйти  как  они,  вырваться..."
Временами боль отпускала,  и  тогда  он  засыпал  на  короткие  минуты,  и
мыслилось ему, что он идет по бесконечным темным коридорам.  "Это  чертоги
Мандоса", - думал  он,  а  затем  живой  мир  вновь  заполнял  его  глаза,
возвращая к боли.
     И вернувшись, он увидел того, кого не  мог  не  увидеть  прежде,  чем
умереть. Они ничего не говорили друг другу - не нужно было слов.
     - Дай мне руку... прошу тебя... господин...
     - Учитель.
     - Благодарю... Пожалуйста, будь со мной...  Я  боюсь  умирать...  там
ведь будет еще страшнее... не покидай меня... пока можешь...
     Вала молчал, не  в  силах  сказать  хоть  слово.  Рана  была  слишком
тяжелой, и слишком долго его везли, чтобы помочь хоть чем-нибудь. Он  взял
Гэлторна за руку.
     - Не бойся, - он не узнал своего голоса. - Не бойся. Я не отдам тебя.
Они ничего тебе не сделают, как им. Я не отдам тебя.
     - Я... не... человек...
     - Не говори ничего.
     Вала провел по золотым волосам дрогнувшей рукой. Еще несколько  минут
Гэлторн лежал спокойно. Затем началась агония.  И  Мелькор  простерся  над
своим учеником, он чувствовал  боль  Эльфа,  но  страшнее  боли  был  ужас
безнадежного - "не уйти"; ему казалось - это он  сам  умирает...  Внезапно
боль отпустила его - он увидел, как Гэлторн приподнялся на  миг  и,  глядя
куда-то в пространство широко раскрытыми глазами, растерянно проговорил:
     - Звезды...
     Дальше была пустота.


     Никто не увидел, как Мелькор оплакивал последнего из Эльфов  Тьмы.  А
он просто сидел ветреной ночью под звездным небом, среди  черных  маков  и
молча смотрел на звезды. Он сам вырыл могилу, уложил Гэлторна, как на ложе
сна, и долго сидел у холмика свежей земли. Утром, с первыми лучами  солнца
сквозь землю пробился росток мака...


     Из "дневника" Майдроса:
     ...Мы-то мнили себя  величайшим  народом  в  Средиземье,  но  с  Элве
приходится считаться. Он выше родом любого из нас,  и  жена  его  -  Майя.
Правда, он лишь одного хочет - чтобы мы к нему не лезли. Он ненавидит  нас
за Алквалондэ, но воевать с нами, похоже, не  собирается.  Тем  лучше  для
него. Я-то помню кровь Тэлери на своем мече. Сам зарубил пятерых. А Синдар
- варвары. И пусть Элве хоть трижды благословен Валар,  но  лезть  в  наши
дела ему не советую. Да, он силен. Да, его королевство огромно. Но  теперь
оно - лишь остров в море Нолдор, так что все его грозные слова не страшнее
дождя. Пусть сидит тихо.
     ...Странно, мы ничего о них не знаем.
     ...Однако  ссориться  с  ними  не  надо.  Может,   когда-нибудь   они
пригодятся, как союзники,  хотя  Элве  запретил  своим  общаться  с  родом
Феанаро и говорить на Квэниа.
     ...Почему Враг не нападал на них никогда? Не очень-то верю я  в  силу
заклятий Мелиан. Она только Майя. Враг же  Вала,  будь  он  проклят.  Или,
действительно, нет ему дела до них? Нет, не  венец  Мелиан  -  защита  для
Синдар, а мы. Изгнанники. Запад держит  Нолофинве  и  прочая  наша  родня.
Восток же наш. И стена королевств Нолдор крепче стены чар Мелиан.
     Элве - я не могу его называть Элу, это слишком  грубо  звучит  на  их
варварском наречии, - не отказывается от союза с  Нолдор,  но  нас,  сынов
Феанаро, он ненавидит. Зато потомство Индис у него  -  лучшие  гости...  И
никакой благодарности, хотя в битвах с Врагом  мы,  Нолдор,  защищали  его
покой! Мы сам край Врага держали в осаде, и наши мечи -  ограда  и  защита
миру! Это я и Нолофинве отбросили Орков от  Дортониона,  и  после  Славной
Битвы никто из них не смеет соваться на юг!
     ...Все чаще я склоняюсь к той мысли, что проклятья Мандоса нам все же
не одолеть. Воистину, мы Лишенные. Лишенные всего. Лишенные Валинора,  ибо
с позором мы туда не вернемся. Лишенные первородства и права на  корону  -
это уже сделал я. Лишенные любви других. Лишенные славы. Хотя мы все, сыны
Феанаро, никогда не бежали в бою, хотя мы - сердце  нашей  великой  войны,
слава ее достается потомкам Индис.
     Не знаю, может наши подвиги не столь ярки, как деяния  Финакано,  что
сразился с драконом, но разве стоять  насмерть  железной  обороной,  храня
покой Белерианда - не подвиг?
     ...Мы лишены  даже  приязни  Людей.  Впрочем,  что  мне  за  дело  до
Смертных, которым  никогда  не  постичь  величие  наших  замыслов.  Однако
Нолофинве и Финарато охотно опекают их. Может,  это  и  верно.  Нам  нужны
воины. Правда, поражаюсь моему братцу Карантиру. Он и с нами-то ужиться не
может, а их - приветил. Не думаю, чтобы сердечно привязался к ним.  Скорее
всего из-за того, что они спасли его шкуру. Просто собирает воинов. А я  в
этом деле заодно с Элве. Нечего радоваться тем,  кто  пришел  отнять  наши
права. Однако эти  однодневки  оказались  горды,  и  золото  за  кровь  не
очень-то берут...



           ПОВЕСТЬ О ЯРОМ ПЛАМЕНИ. 456 ГОД I ЭПОХИ. ДАГОР БРАГОЛЛАХ

     - Брат!
     Его пришлось окликнуть еще раз, прежде чем он оторвал взгляд  от  уже
пустого серебряного кубка.
     - Айканаро, о чем ты опять задумался? Ты что, не слушаешь меня?
     - Нет,  почему  же,  -  неспешно  ответил  князь,  медленно  поднимая
звездно-ясные глаза. - Я все слышал. И думал  я  именно  о  твоих  словах,
государь и брат мой.
     - И что ты скажешь?
     - Только то, что ты прав. Равно как  и  государь  наш  Инголдо-финве.
Моргот уже зализал  раны,  и  затишье  отнюдь  не  свидетельствует  о  его
слабости. Он явно готовит удар. Нам, в Дортонион,  это  видно  лучше,  чем
кому-либо другому. Воздух тяжел от надвигающейся беды, и  тени  длинны.  И
трижды ты прав в том, что мы должны объединиться и нанести удар первыми. У
нас достанет сил - было бы единство.
     - Его-то и недостает...  Но,  может,  все-таки  мне  удастся  убедить
сородичей, - Финрод тяжело и  мрачно  произнес  это  слово.  -  Людей  мне
уговаривать не приходится - они готовы биться.
     -  Может,  и  удастся.  Кто  не  знает  силы  слова  златогласого   и
златоустого   Финарато!   -    Айканаро    слегка    усмехнулся;    что-то
язвительно-горькое таилось за этой усмешкой.
     - Я чем-то обидел тебя, брат?
     - Нет, государь. Я просто говорю, что ты умеешь убеждать. Только это.
     Повисло неловкое  молчание.  Владыка  Нарготронда  долго  смотрел  на
своего младшего брата. Он и Ангарато  -  младшие  -  были  любимцами  всей
семьи. Даже сейчас Финрод думал о нем с потаенным сочувствием  старшего  -
как о мальчике. Мальчик... Высок, как и все в роду Арафинве. Широкоплеч, а
в поясе узок и гибок, словно девушка. Как-то сестрица  Нэрвен  шутки  ради
опоясала его своим пояском - так сошелся. Мальчишка зарделся  и  убежал...
Мальчишка...  Недаром  ему  дали  огненное  имя.  Брови  Феанаро  -  почти
сходящиеся  к  переносице,  словно  знак  злого   рока   рода   Финве.   И
огненно-золотые волосы, длинные, чуть не до середины  спины  -  негаснущий
огонь Золотого Древа Арафинве. Весь какой-то острый, с  надрывом  во  всем
своем облике - и резкость движений, и ранящая острота длинных ресниц, и  -
как молния - удар взгляда сияющих  глаз.  И  совсем  не  юношеский  твердо
сжатый рот с горькими складками в углах губ.
     - Так и не можешь не вспоминать? Не можешь простить? -  тихо  спросил
Финрод.
     Снова - всплеск звездного пламени из-под черных ресниц:
     - Что и кому мне прощать? Не вспоминать... Я Элда, брат. А мы  лишены
милости забвения. И не тебе рассказывать об этом.
     Финрод отвел глаза, стиснув  зубы.  Больно  бьет...  Наверное,  из-за
своей боли не видит, что  делает.  Страшное  горькое  воспоминание  -  эти
спокойные  глаза,  прекраснее  которых   нет   ничего   на   свете.   Этот
чарующе-бесстрастный голос... "Я не нарушу воли Короля. Я не могу уйти. Но
у ног Его буду  молить  о  милости  к  изгнанникам.  Прощай,  Финарато..."
Прощай... Он тряхнул головой:
     - Сейчас война, брат. Думай об этом.
     - О! Если бы я был из дома Феанаро... Но ведь  и  ты  не  ради  войны
пришел в Эндорэ. Война - это лишь налет  на  стали  жизни.  А  жизнь  выше
войны. И вот о ней ты велишь мне не думать? Да плевать мне на эту  клятву,
на  эти,  в  конце  концов  феаноровы,  камни!  И  будь  они  тысячу   раз
благословенны - иначе я не узнал бы, каково это - любить. Я не  встретился
бы с Андрет.
     - Брат... брат, ты не должен, не должен думать о ней!
     - И это ты мне говоришь, Атандил, Друг Людей? И ты тоже считаешь, что
Смертная не пара Нолдо? - Айканаро резко поднялся из-за стола.
     - Нет, ты меня не понял, брат. Мы просто разные.  И  нашей  крови  не
смешаться. Разве что в бою. Так  воду  не  смешать  с  маслом,  даже  если
растопить его.
     - Да о чем ты говоришь! Ты же сам знаешь - Элда любит один раз  и  на
всю жизнь, и того, кого ему  суждено  любить!