нется. Нас только восемь. Одна...
     - Молчи!
     Вала резко поднялся, лицо его дернулось, как от удара.
     - Она вернется.
     - Но...
     - Молчи, я прошу тебя! Неужели ты не  понимаешь,  неужели  так  и  не
понял - эта кровь - на мне? На мне, слышишь? Она тогда спросила - можно ли
вернуться, если... А я - я не догадался. Нужно быть слепым, чтобы...
     - Прости меня, Учитель... если сможешь... - шепотом.
     - Не говори больше об этом. И  если...  Я  не  вправе,  но  если  она
вернется, пока... - оборвал фразу. Сквозь зубы, как клятву. - Больше никто
не умрет за меня - так.
     Снова долгое молчание.
     - Больше... никого?
     - Помнишь Гэлторна?
     - Я помню...
     - Он. И вы.
     - Все восемь живы, не тревожься: я  чувствую,  -  торопливо,  горячо,
словно в страхе - не успеть сказать.
     - И черные маки, - непонятно сказал Вала, - целое поле. Только одного
цветка нет.
     Обернулся; взглянул в глаза Наурэ:
     - Понимаешь... Гэлторн не помнит... как это было. Но ее там нет.


     - Учитель, не надо... Ты сам просил...
     - Помнишь, она  однажды  спросила  о  короне  из  молний?  Сказала  -
наверно, Люди представляют богов такими... Только ведь, понимаешь,  я  был
тогда один. И прежде никогда вам об этом не рассказывал. Она сказала  -  я
помню.
     Улыбнулся вдруг - углом губ, нелепо и беспомощно:
     - Я так и не спросил - откуда...


     Он вышел к ним и  остановился  -  высокий  седой  странник  в  черных
одеждах, прячущий руки в складках плаща. И те, что  собрались  на  главной
площади Дайнтар в этот день - а был то День Звезды - смотрели  на  него  в
молчании; высокая скорбь и древняя мудрость были в лице странника, а глаза
его были как звезды - скорбные звезды над  погибшей  землей,  и  плащ  его
похож был на изломанные крыла огромной птицы. И  поклонился  он  людям,  и
склонились они перед ним, приветствуя его; странен был взгляд его - словно
искал он в их лицах что-то, ведомое лишь ему одному. И спросили его:
     - Как имя твое, о странник?
     Чуть помедлив, он назвал имя. И показалось оно - именем  той  Звезды,
что когда-то вела Эллири через море. И спросили его тогда:
     - Ты - Звезда? Ты - тот, кто зажег ее? Ты - тот, кого видел Эайир?
     Но он лишь улыбнулся печально и не ответил ничего. И более  никто  не
заговаривал с ним об этом.
     Так пришел он к Эллири, и остался с ними на  долгие  годы.  И  Астар,
Учитель Мудрости, называли его люди Эс-Тэллиа; а он звал их  -  Астэллири,
Народом Надежды, и учениками своими...



                                   ДОМ

     Они называли эту вершину - Горт Элло, Вершиной  Звезды.  Черная,  как
непроглядная ночь; высокая, как Скорбь; острая, как клинок,  приставленный
к горлу неба... Нет, конечно в их песнях не могло быть  такого:  "клинок".
Это - только его мысли.
     Здесь стоял его дом. Дом. Он невесело усмехнулся: по сути, у  никогда
не было дома - не станешь ведь думать так о  каменном  замке...  Он  редко
бывал в доме  -  и  все  же  возвращался  сюда,  когда  боль  воспоминаний
становилась слишком сильной, чтобы утаить ее от Людей Надежды.


     - ...Астар, ты спишь?
     Он приподнялся и сел на ложе.
     - Нет, Элли. Я не умею спать.
     - Можно к тебе? Только я не одна, со  мной  друзья.  Можно?  Я  зажгу
свечу?..
     - Не надо, - он сказал это слишком поспешно. Девочка встревожилась:
     - У тебя глаза болят?
     - Да. (Пусть лучше думают так.)
     - Мы ненадолго и совсем-совсем тихо...
     Они расселись кружком у его кресла.
     - Сказку рассказать? - улыбнулся он. Элли усердно закивала:
     - Расскажи еще про девочку и дракона...


     "...Дракон был совсем маленьким - ростом чуть больше девочки. Девочка
тоже была маленькой, и ей нравился дракон - такой  красивый,  крылатый,  с
сияющими глазами...
     Так они подружились, и иногда дракон позволял девочке забираться  ему
на спину и подолгу летал с ней в ночном небе. Девочка смеялась, протягивая
руки к небу, и звезды падали ей  в  ладони,  как  капли  дождя,  и  дракон
улыбался, а из его пасти вырывались маленькие язычки пламени..."


     - А как его звали, Астар?
     - Элдхэнн...
     - Наш Ледяной Дракон?.. Но он не умеет дышать огнем, и чешуя  у  него
черно-серебряная...
     - Элли, сестренка, это все-таки сказка...
     - Верно, Наис; но в любой сказке есть доля правды...


     "...Вдвоем они часто бродили по лесам. Была  у  них  любимая  поляна:
красивые там были цветы, а неподалеку росла  земляника;  девочка  собирала
ее, а горсть ягод всегда высыпала в драконью пасть. Дракону, конечно,  это
не было нужно, - ему хватало солнечного света и лучей Луны, - но маленькие
прохладные ягоды казались такими вкусными - может, потому, что их собирала
для дракона девочка.
     Вечером она набирала сухих  сучьев,  и  дракон  помогал  ей  развести
костер, а сам пристраивался рядом. Они  смотрели  на  летящие  ввысь  алые
искры, и девочка пела дракону песни, а он рассказывал ей чудесные  истории
и танцевал для нее в небе, и приводил к костру  лесных  зверей  -  девочка
разговаривала и играла с ними, и ночные бабочки кружились над поляной... А
однажды пришел к костру Белый Единорог из Долины Ирисов, и говорил с  ними
- мыслями, и это  было,  как  музыка  -  прекрасная,  глубокая  и  немного
печальная..."


     - Это наша Долина Белого Ириса?
     - Нет, Илтанир. Это было очень давно - не здесь...


     "...Шло время, девочка подросла, а дракон стал  таким  большим,  что,
когда он спал, его можно было принять за холм, покрытый  червонно-золотыми
листьями осени. Нет, они остались друзьями; но дракон все чаще  чувствовал
себя слишком большим и неуклюжим, а девочка была  такая  тоненькая,  такая
хрупкая...
     Больше он не мог бродить с девочкой по лесу, и, если бы он  попытался
разжечь костер, его дыхание пламенным смерчем опалило бы  деревья.  Дракон
печалился, и девочка рассказывала ему смешные истории,  чтобы  развеселить
его хоть немного, а он боялся  даже  рассмеяться:  сожжет  еще  что-нибудь
случайно...
     Один раз он пожаловался  Единорогу  -  говорил,  что  не  хочет  быть
большим. Лучше бы я оставался маленьким, вздохнул дракон, и мы  гуляли  бы
вместе, играли бы, а сейчас? И Единорог ответил: у каждого свой  путь,  ты
сам скоро это поймешь...
     А потом пришла в эту  землю  беда.  Неведомо  откуда  появился  серый
туман, и там, где проползал  он,  не  оставалось  ничего  живого.  Увядала
трава, осыпалась листва с деревьев, в ужасе бежали прочь звери и  умолкали
птичьи песни. Все ближе подбирался туман, несущий смерть, и не знали люди,
как защитить себя и что делать. Тогда ушел дракон, и долго никто ничего не
знал о нем, а девочка стала молчаливой и печальной...
     Он вернулся.  Золотая  чешуя  его  потускнела,  волочилось  по  земле
перебитое крыло,  и  темные  пятна  крови  отмечали  его  путь,  и  устало
прикрывал он сияющие глаза.
     Он вернулся и сказал: Это больше не вернется. А потом лег на землю  и
уснул. Он был похож на холм, укрытый червонно-золотыми листьями осени.  Он
спал долго. Менялись звезды в  небе,  отгорела  осень,  зима  укутала  его
снегом... А потом наступила весна, и расцвели  рядом  со  спящим  драконом
цветы - золотые, как его крылья, алые, как его пламя, пурпурные,  как  его
кровь... А девочка все ждала: когда же дракон  проснется?  И  приходила  к
нему, и гладила его  сверкающую  чешую,  плакала  потихоньку  и  пела  ему
песни...
     Тогда вышел  к  ним  из  леса  Белый  Единорог,  мудрый  зеленоглазый
Единорог. И дракон проснулся.
     Так ли уж плохо быть большим, спросил Единорог.
     У каждого свой путь, ответил дракон, теперь я понимаю.
     Они молчали. Над ними мерцали звезды. Неподалеку в доме горел свет, и
они услышали, как там смеются дети..."


     - А какая она была?
     Казалось, он говорит сам с собой:
     - Смелая. И печальная. Тоненькая, как стебелек полыни, а глаза -  две
зеленых льдинки. И серебряные волосы.
     - Красивая? - шепотом спросила Элли.
     - Очень.
     - А что было потом?
     Он помолчал немного, потом ответил:
     - Она выросла, стала взрослой... Один из лучших менестрелей той земли
полюбил ее и взял в жены. У них было двое детей...
     - И они жили долго-долго, да? И были счастливы?
     Он снова ответил не сразу:
     - Да.
     "Скажи уж лучше - и умерли в один день. Так будет вернее..."
     - А как ее звали?
     - Элхэ.
     - Красивое имя. Только грустное...
     "Нет, нельзя так... Но куда мне бежать от  этого  воспоминания?  Твоя
кровь - на моих руках... Твое сердце - в моих ладонях - умирающей  птицей,
и не забыть, не уйти... Вот ведь чего наплел. Тоже мне, сказитель.  И  кто
только за язык тянул..."
     "А ты скажи, скажи им  правду!  Что  не  прекрасного  менестреля  она
полюбила, а слепца  и  труса  с  холодным  сердцем.  И  не  жила  долго  и
счастливо, потому что бессмертный глупец позволил ей умереть за него!"
     - О чем ты задумался, Астар?
     - А?.. Да... А почему Тай не пришел?
     - Заболел...
     И тут они заговорили все разом:
     - Но ничего, он скоро поправится...
     - Знаешь, день его Звезды близко...
     - Мы решили, что все подарки сделаем сами...
     - Мы с братом собрали его любимые сказки; я записал, а  брат  украсил
книгу - синим и серебром, Тай любит эти цвета...
     - А я подарю флейту. Он так хочет научиться играть на флейте...
     - А я написала песню...
     - Я осенью  янтарь  нашел.  Там,  знаешь,  если  долго  вглядываться,
кажется - солнечный замок... Это, наверно,  не  совсем  честно  -  я  ведь
ничего не делал, - мальчишка смутился.
     - Почему же? Ведь ты искал его, правда? А потом  полировал,  старался
сделать так, чтобы другие тоже увидели твой солнечный  замок  в  янтаре...
разве не так?
     - Да... Как ты узнал? - просиял парнишка.
     - Это несложно, - Вала улыбнулся. - А ты что же молчишь, Илтанир?
     -  Я  сделал  серебряный  якорек.  Он,  говорят,   приносит   счастье
мореходам, - Илтанир вздохнул. - Знаешь, Тай рассказывал... Ему много  раз
снился кораблик... ну, как старый мореход из Тииайн делает  -  совсем  как
настоящий, только маленький. Тай  пытался  нарисовать  -  не  выходит.  Он
говорит - это как серебристая чайка. Вот бы такое подарить ему...


     ...Вала  бесшумно  вошел  в  комнату,  поставил  что-то  у  изголовья
Тэллайо. Постоял, улыбаясь своим мыслям, потом осторожно провел  рукой  по
волосам спящего и так же тихо вышел, затворив за собой дверь.
     "Есть у них в сказках добрый волшебник, которого Элго Тхорэ посылает,
чтобы исполнять мечты. Дети верят, что раз в жизни он приходит к  каждому.
Ну, вот я и побывал им..."


     Праздник удался на славу. Глаза Тэллайо лучились радостью,  он  время
от времени на его лице появлялась загадочная улыбка.  Наконец,  видно,  не
выдержав, он поднялся:
     - Я вам хочу  показать...  вы  такого  еще  не  видели!  -  счастливо
рассмеялся и выбежал из комнаты.
     Вернулся почти тут же, с посерьезневшим, почти торжественным лицом:
     - Вот!
     Дети затаили дыхание:  в  руках  Тай  осторожно,  как  птицу,  держал
маленький  кораблик  -  совсем  как  настоящий,   неуловимо   похожий   на
серебристую чайку. На узком черном вымпеле мерцала единственная  звезда  -
знак Странников Моря.
     - Я проснулся - и увидел... Совсем такой,  как  во  сне...  Я  думал,
только в сказках желания исполняются... Давайте дадим ему имя!
     - Назови  его...  -  Илтанир  на  минуту  задумался,  потом  закончил
решительно. - Назови - Анд'Элло'р, "Дар Звезды".
     - А у него над входом - Знак Одиночества... - ни к кому не обращаясь,
тихо сказала Наис.


     ...И снова - уже  не  в  первый  раз  -  у  его  дома  появился  знак
Одиночества: спящий дракон цвета листьев полыни на узкой черной ленте...
     - Пустите меня!..
     Отчаянный  женский  крик  заставил  его  вздрогнуть.  Он  еще   успел
машинально набросить плащ, спрятать  в  его  тяжелых  складках  обожженные
руки.
     - Пустите, пустите!..
     Крик захлебнулся. Она вбежала в  комнату  -  спутанные  волосы  цвета
золотистой сосновой коры  почти  скрывают  лицо.  Двое  мужчин  растерянно
замерли на пороге, не зная, что делать. Он сразу же забыл о них: он  видел
только эти глаза, переполненные болью.
     Женщина рухнула к его ногам, обнимая колени Валы:
     - Звезда... помоги мне... помоги... Я знаю, ты можешь... Помоги!
     Он поднял ее, осторожно усадил на скамью.
     - Что случилось?
     Видимо, сказалось страшное напряжение:  женщина  разрыдалась,  закрыв
лицо руками. Один из пришедших с  ней  поспешно  вышел  -  наверное,  воды
принести; второй, совсем еще  мальчишка  -  Хэлтэ  было  его  имя,  и  ему
предстояло стать корабелом, - сбивчиво  стал  объяснять.  Нескольких  слов
было достаточно. Он решительно шагнул к дверям, бросив через плечо:
     - Скорее!


     У него было красивое имя - Тэллайо. И сам он был  красив  -  высокий,
стройный, светловолосый, с глазами цвета моря. Он говорил: твое имя -  как
морская соль на губах. Наис. Горечь. Он называл - Исилхэ, говорил  -  твои
руки белы и нежны, как морская пена. Он называл -  Тииа,  говорил  -  твои
глаза чисты, как спокойное море в солнечный день.
     Маленькая Хэйтэл  -  Чайкой  назвал  он  ее  -  все  никак  не  могла
успокоиться в тот вечер; и утром, едва стало светать, побежала на берег  -
тревожилась за отца. Оказалось - не зря. Он любил море, а  море  оказалось
жестоким к нему, и разбитую ладью выбросило на черные камни.
     Он никого не узнавал, ничего не видел вокруг. Кричать не мог: хриплое
неровное дыхание и пузырящаяся на губах  кровь.  Целитель,  страшно  белея
лицом, сказал: "Я могу только дать ему быструю смерть". А  она  не  хотела
верить, не смела даже на миг подумать, что все кончено. "Ведь он жив,  как
же можно терять надежду? - она умоляюще заглядывала в  глаза  целителю,  -
ведь он жив..."
     И вот - когда не осталось иной надежды, она пришла сюда.
     Он быстро осмотрел рыбака. Кости переломаны, похоже,  задето  легкое,
поврежден позвоночник... Уже готов был  сказать,  что  помочь  нельзя,  но
слова замерли на губах, когда представил себе глаза Наис.
     - Уходите. Все. Пусть никто не входит, пока я не позову. Уходите.
     Он говорил глухо и резко, выталкивая из себя  фразы.  За  его  спиной
почти бесшумно затворилась дверь. Тогда он сбросил плащ  и  склонился  над
тем, что несколько часов назад было молодым и сильным человеческим телом.
     ...Что было потом? Сколько длилось это? Он не  помнил.  Он  принял  в
себя  боль  человека,  и  разрывало  изнутри  легкие,  он  дышал   хрипло,
прерывисто, но постепенно боль  утихала,  и  он  мог  терпеть  ее...  Этот
холодный величественный голос: "Но век их будет недолог..."  А  потом  то,
что слышал лишь он один: "Ты слишком много видишь. Так  вот  смотри  ныне,
что станет с твоими тварями! Свободы для них захотел?  И  дорого  заплатят
они за эту свободу! Твои творенья еще проклянут тебя!"
     Показалось? Нет, боль уходит, и ровнее бьется сердце  под  обожженной
ладонью...
     ...Он так любил море, этот ветер, с привкусом  соли  на  губах...  Он
распахивал рубаху, и ветер омывал его грудь, он смеялся и пел, и море было
ласковым и светлым, теплым как руки матери... Оно пело, и  пела  ладья,  и
пели волны... Ведь он же слышал, слышал это! А потом - удар, разбивающий в
щепы маленькое суденышко, черные камни, разрывающие плоть...
     "Сейчас... сейчас все пройдет... и будет ветер петь  в  парусах,  все
еще будет... Твой час еще не пришел - ты будешь  жить.  Я  не  отдам  тебя
смерти, ты слишком молод, чтобы уйти..."
     Только следы шрамов остались на золотой от загара коже. Человек  спал
глубоким спокойным сном. Это было последнее, что успел понять Вала.  Потом
он просто опустился на колени у ложа и так замер, не в силах подняться...
     ...Что-то прохладное и  влажное  осторожно  коснулось  его  лица.  Он
медленно приходил в себя. Получается, так и сидел здесь,  да  с  открытыми
глазами - только не видел  ничего,  и  не  слышал...  Да,  зрелище  не  из
приятных. Он не сразу понял, что происходит, откуда здесь Наис. А,  поняв,
дернулся, словно хотел дотянуться до плаща.
     - Нет-нет, не надо! Отдохни...  -  ее  губы  кривились  в  измученном
подобии улыбки.
     - Ты видела, - хрипло сказал он.
     - Если бы я знала, Элло,  разве  посмела  бы  я...  ох,  я  не  то...
прости... Надо было уйти, а я не смогла...
     Оба они смотрели теперь на его руки: она - с болью и  растерянностью,
он - сжимая зубы.
     - Ты не бойся, Астэллар, - с трудом выговорила Наис. -  Я  никому  не
скажу... Теперь я понимаю, почему ты не хотел, чтобы мы видели... такое.
     Он криво усмехнулся этому - "не бойся".
     - Кто?.. - почти беззвучно.
     - Не спрашивай.
     - Ты воистину всесилен... Когда я была маленькой, - она говорила, как
во сне, не замечая катящихся по лицу слез, - я любила  слушать  легенды  о
богах. Там и о тебе было; только теперь я вижу  -  ты  сильнее,  чем  Элго
Тхорэ наших преданий. И ты - человек. Знаю, можешь заставить меня  забыть.
Я прошу тебя - не надо. Я не хочу. Я никому не скажу. Но я хочу помнить.
     - Я не отнимаю памяти.
     Он поднялся, набросил плащ.
     - Останься... куда ты, Элло?
     - Домой, - он глубоко вздохнул и повторил тихо, - домой.


     ...Его звали Лэнно - Маг, один из лучших учеников Крылатого.  Металлы
и камни, цветы и травы открывали ему самые  сокровенные  свои  тайны.  Его
называли мастером, но сам он считал себя только учеником, несмотря на  то,
что у него самого уже был ученик.
     Илтанир. Ученик - в двадцать  шесть  лет,  серебряных  дел  мастер...
Немного было равных ему в работе с серебром. Однажды  он  разговорился  об
этом с Учителем:
     - Я вижу так: серебро - металл-красота. Золото слишком ярко, приторно
как-то, что ли...
     - У нас... - Вала помолчал, потом продолжил. - На Севере золото  тоже
не слишком любили. Была чаша... Но был ведь и венец.
     - Я помню. Но я больше люблю Луну и звезды, чем солнце.
     - А сталь и железо?
     - Это сила, но не красота. Железо жестоко.
     Вала невесело усмехнулся:
     - Оно и другим может быть, если слушать его...
     Илтанир пожал плечами. Ненадолго  снова  воцарилось  молчание,  потом
Вала задумчиво сказал:
     - Хорошо. Я покажу тебе красоту железа.
     ...Мастера никто не станет тревожить, не нужен даже Знак Одиночества.
Он работал один. Сбросил рубаху - некому было видеть его руки;  перехватил
волосы кожаным ремешком... Не торопился: выжидал полуночных часов,  когда,
под звездами знака Алхор,  черный  металл  обретает  полную  силу.  Смирял
удивлявшее его самого нетерпение: хотелось увидеть, что  получится,  каким
будет - это. Долгие дни прошли, прежде чем он покинул  кузню.  Остановился
на пороге, щуря отвыкшие от солнечного света глаза.
     Илтанир уже ждал его - словно почувствовал, что сегодня работа  будет
окончена.
     - Что?..
     Он кивнул - молча, внутренне посмеиваясь: кто бы  мог  подумать,  что
Вала может знать обычную человеческую усталость.
     - Можно?..
     Он жестом показал - входи. Говорить было тяжело.
     Илтанир вернулся нескоро; когда вышел,  в  руках  его  был  цветок  -
черная лилия: листья похожи на узкие клинки, стебель тонок, чашечка цветка
чуть серебрится, словно светится, лепестки - как лепестки огненных лилий -
изнутри усеяны мелкими красными пятнышками-искрами,  а  на  одном  мерцает
тихим светом вечерней звезды капля росы, и лепесток чуть отогнулся под  ее
тяжестью...
     Илтанир  держал  цветок  на  раскрытых  ладонях,   боясь   вздохнуть.
Заговорил не сразу:
     - Я... я понял.
     И склонился перед Учителем.
     С тех самых пор он просил больше не называть его  мастером,  а  месяц
спустя пришел к Лэнно: "Тано, я только ученик... Позволь  мне  быть  твоим