руживаем,  что  Андрей
оказался в  лагере, а  Лида, скрывающая  замужество  с репрессированным, - в
привилегированном санатории "Узкое", мало чем отличающемся  по царящим в нем
нравам от ГУЛАГовского заведения.
     О 1932  годе, точно  так  же, как и о 1913-ом  или 1917-ом,  я,  как  и
большинство  читателей,  могу  судить  только по литературе. И вот,  как  ни
странно,  мне  кажется,  что  более  далекие  от  нас,  предреволюционные  и
революционные годы автор описал  точнее. Не  исключено, что я ошибаюсь. Ведь
если  о  прежних  временах  написано  множество  разных,  но  в том числе  и
правдивых книг, то мы можем судить о конце  первой и начале второй пятилеток
только  по достаточно односторонним источникам. Но все же мне кажется, что в
начале 30-х годов революционный  энтузиазм, хотя  и во многом выветрился, но
окончательно не  угас. Поэтому атмосфера повального страха и всеобщего сыска
кажется мне преувеличенной.
     Зато  недостатки  первой части окупаются второй, в  которой  протянулся
параллельный ход; его  нереальность  автор  подчеркивает заглавием: "Как это
могло  быть".  И  опять  я повторяю  фразу  - странно,  но вторая,  насквозь
фантастическая   часть   кажется  мне   гораздо  правдивее   воспроизводящей
обстановку тех лет, чем первая, названная "Как  это было". Правда, речь идет
уже не о начале, а о конце 30-х годов.

     Мог ли  Сталин создать атомную бомбу первым? Думаю, что нет,  для этого
необходимо было изначально иное отношение к науке и к ученым. Точно так же и
Гитлер  мог  и  не мог этого сделать по  той же  причине.  И все-таки, какое
счастье, что боги лишили двух тиранов остатков и без того небогатого разума.
Может быть, мы и существуем еще на этой  планете только потому,  что в руках
вождя народов  /о  чем, правда,  не все  народы были проинформированы/ бомба
оказалась тогда, когда он уже не мог ею воспользоваться.
     Мы   знаем,  что  великие   физики   мира  согласились   участвовать  в
американском  проекте, лишь поверив  оказавшимся ошибочными  или сознательно
искаженными слухам  о том,  что  атомная бомба у Гитлера на подходе. Судить,
как относятся  к  своей работе советские ученые, по роману  Булычева трудно:
автор нам их не показал, за  исключением мрачной фигуры руководителя проекта
Матвея Шавло, честолюбца и, видимо, националиста.  Шавло - это  не Курчатов;
Курчатов стал работать над атомной бомбой, как и Сахаров над водородной, уже
зная, что такое оружие у американцев есть.
     Но  так  или  иначе в булычевском  "Заповеднике..." в  строго секретной
заполярной зоне, весьма напоминающей солженыценскую "шарашку", атомную бомбу
создают. Две бомбы. Одну из них испытывают на месте, построив для  этой цели
настоящий  город,  изобретательно  названный  Берлином,  и  согнав  в   него
обреченных  зеков, в их числе Андрея.  Правда,  и после успешно проведенного
испытания Андрей как герой фантастического романа  остается в живых. Но есть
вторая  бомба. Напоминаю, что  действие происходит в 39-ом году,  до  начала
войны  с  Германией.  Однако  Сталин  все-таки  подвергает  бомбардировке...
Варшаву, чем весьма озадачивает лидеров  западных держав. Им не дано понять,
что его  мстительная натура затаила еще с Гражданской  войны обиду  на  этот
гордый, непокорившийся красным конникам город. И надо же было случиться, что
в момент бомбежки  Гитлер принимал в польской столице военный  парад в честь
недавнего  покорения  Польши. Но  и  Сталин  ненадолго  пережил  фашистского
визави:  ему  на  стол  с  торжеством положили сувенир, привезенный  с места
испытаний  - расплавленный кирпич, чтобы пользоваться им  как пресс-папье. О
существовании радиоактивности никто еще не знал, а если кто и подозревал, то
побоялся сказать. После смерти Сталина от лучевой болезни в воздух поднялись
англо-американские бомбардировщики  и сравняли секретный  объект  с  землей.
Равновесие  в мире  было временно восстановлено.  И  что война  после  этого
налета не началась - нетрудно поверить, если вспомнить об ударе  израильских
ракет  по  строительству иракского  атомного реактора.  Никто в  мире  и  не
пикнул.
     Так  что в этой, "сухой" ветви  времени все, можно сказать, закончилось
сравнительно  благополучно,  если, конечно,  не  считать множества  невинных
жертв.  А  Андрею  Берестову,  вывезенному  будущими  союзниками  России  за
границу,  снова  предлагают  альтернативу - вернуться  в  родную  страну,  в
реальную историю, где, правда, живы и Сталин, и Гитлер, но зато его там ждет
Лида. Суждено  ли влюбленным  встретиться вновь? Кто их знает. Я имею в виду
писателей-фантастов.
     А если  герои все-таки встретятся,  то у  них будет масса  возможностей
убежать  по реке времени от бериевских преследований, от ужасов 41-ого года,
от мобилизации  в Афганистан, от Чернобыльской катастрофы... Да только  вряд
ли  они найдут  в нашем  веке  год,  попав  в который,  они могли бы наконец
вздохнуть  спокойно,  отыскать  какое-нибудь  жизненное  призвание,  завести
детей... Ведь они, выбирая год остановки, ничего о  нем не  знают. В далеком
17-ом им и 37-ой,  и  41-ый представлялись годами  мира и покоя. В  сущности
перед нами все  та же, только теперь непрерывная попытка к  бегству, попытка
уйти из своего времени, которая, как  известно еще из повести Стругацких, не
может кончиться триумфальным прибытием в землю обетованную.

     Сталин, какими бы уничижительными эпитетами его ни награждали, конечно,
останется в  истории одной из центральных  фигур ХХ  века, швырнувший век  в
такой крутой штопор, что  мы из него  не  можем выкарабкаться  до  сих  пор.
Поэтому, естественно,  что он  становится персонажем,  зачастую центральным,
множества   реалистических,  фантастических,  сатирических  произведений,  в
которых разные авторы с разных сторон пытаются  оценить эту зловещую фигуру.
Недаром  еще  Ларошфуко  сказал:  "Зло, как  и добро, имеет  своих  героев".
Трагическая история  нашей страны заставляет писателей рассматривать, как мы
видели, самые различные исторические варианты, снова и снова пытаясь понять:
а неизбежно  ли  было  то, что с  нами  случилось,  а нельзя  ли  было  этих
страданий избежать? Но такой оригинальной и по сути издевательской трактовки
образа  Иосифа Виссарионовича, которую предложил Вячеслав Рыбаков в рассказе
"Давние потери" /1990 г./ едва ли можно еще где-либо найти.
     Молодой фантаст подумал: а что, если изобразить Сталина таким, каким он
вырисовывается  с   плакатов,  где  держит  на  руках  девочку  Мамлакат,  -
добродушным,  улыбающимся  в  усы,  лучшим  другом детей  и физкультурников,
великим,  но скромным философом, искусным дипломатом,  близким другом Сергея
Королева, у которого  "магнитная ловушка  не  сбоила  ни  разу",  и  Николая
Вавилова,   у  которого  тоже  "все  расцвело"...  Сталин   у  Рыбакова  дан
восторженными  глазами его личной стенографистки-комсомолки /еврейки,  между
прочим/. Он совсем замучил бедную девочку  государственными делами и страшно
ей  сочувствует, потому что  ему и  самому  больше  всего на  свете  хочется
покончить, наконец,  со всей этой  суетней и  уткнуться  в журнал  с  новыми
"осиными" стихами, который ему  по блату  дал на одну  ночь Бухарин. /"Ося",
как  вы догадались, это Мандельштам/. Да и  над собой надо поработать,  ведь
справедливо упрекнул его Зощенко на ХХ съезде партии за то, что он незаметно
для себя стал не говорить, а вещать...
     Такой вот  Сталин.  Добрый-добрый... кто?  Добрый царь? Добрый  генсек?
Добрый вождь  народов? Автор нигде  не обмолвился  о  том, что  этот человек
избран  на   столь  высокий   пост,   тем   более  всенародно,   тем   более
демократически. Нет, за ним стоит все та же партия /даже Зощенко оказывается
делегатом  съезда/,  все то  же политбюро, те же  соратники,  то есть та  же
диктатура  пролетариата ли,  партии ли,  только "хорошая"  диктатура, такая,
какой  ее  изображали пропагандисты  типа Радека, пускаемые ею  же  в расход
через определенные промежутки времени. И, может быть, из всех,  казалось бы,
совершенно  невероятных исторических зигзагов, которые  прошли  перед нашими
глазами, этот - самый невероятный. Этого не может быть, потому  что не может
быть  никогда.  Хороших  диктатур  не  бывает.  Затевая  разговор  о  романе
Кузьменко, я предложил задуматься над  тем, может ли  существовать "хорошая"
диктатура? Ну, вот вам - Рыбаков изобразил "добрую". Устраивает?
     От той  же  посылки  - возрождение  общественной  жизни на Земле,  нет,
конкретнее,  как  у Кузьменко,  - в нашей  стране,  после  невиданного  мора
отталкивается и Эдуард Геворкян в романе "Времена негодяев" /1995 г./. Такое
название  подходит к  полутора-двум  десяткам новейших "фэнтези",  о которых
речь чуть ниже, но как раз роман Геворкяна я не хочу так называть.
     Итак, как у Кузьменко, государство и все  его функциональные учреждения
существовать   перестают   или   доживают   последние   дни:    остановилась
промышленность,   и  вся  металлическая   техника  ржавеет   и  рассыпается.
Приходится  вооружаться любимой эпикировкой новейших  сказителей  - мечами и
арбалетами.
     Словом, несмотря на ХХI век, вновь раздробленная Русь оказалась в таком
положении, как во  времена татаро-монгольского нашествия:  окруженная  Дикой
Степью,  откуда  совершают  набеги   духовные  наследники   профессиональных
грабителей-кочевников. Да и своих лихих людишек хватает. Стандартная,  можно
сказать, обстановка у  множества авторов для описания бесчисленных  конных и
пеших ратей  и  ратников, к  сражениям  и  поединкам которых, как  мы вскоре
увидим, содержание книг и сводится. Но они обращены в прошлое, и относить их
к утопиям ни с какого бока невозможно, в отличие от романа Геворкяна.
     На первый взгляд, автор видит путь  к спасению  в  повторении того, что
уже было в нашей истории. Снова наиболее сильные, наиболее волевые лидеры  -
как  их там ни называй  - правители,  князья, короли сплачивают  вокруг себя
региональные центры, которым предстоит путь к сплочению в единое государство
- кровавый,  жестокий, длительный и, повторяю, уже  однажды пройденный путь,
неизбежно  сопровождаемый интригами,  междоусобицей,  предательством...  Что
будет дальше, можно прочитать в любом учебнике истории.
     Но  я  хочу понять книгу  Геворкяна  не так.  Может  быть, автор  и  не
согласится, но трактовка уже вышедшего  произведения не зависит от его воли.
Написанные в 1992  и  вышедшие в 1995 годах  "Времена  негодяев" моделируют,
пусть  и  совсем  в  иных  театральных  декорациях,  те   процессы,  которые
происходят у нас именно сейчас, в период  грандиозной ломки, непредсказуемых
сдвигов в  людских мозгах, когда политические  деятели совершают неожиданные
кульбиты,  отрекаясь  от вчерашних  убеждений, а  еще  чаще  не  выдерживают
бремени власти, как не выдержал его у  Геворкяна Сармат, поначалу казавшийся
таким демократично-положительным.  Негодяев у нас  хватает. Но  все же  наши
времена -  не времена  негодяев; напротив - это  времена  отбора  и  отсева,
времена  выявления  негодяев  /в литературе,  среди  прочего/; мы наконец-то
начинаем  понимать,  кто  есть   кто,   и  сбрасывать  негодяев   с  корабля
современности, хотя  бы для  начала в проекте. И в книге автор не  стремится
упрощать,  но все же - назовем их по-детски - хороших  людей  у него больше,
чем плохих. И кому отданы авторские симпатии тоже совершенно очевидно, что и
делает   Эдуарда    наследником    тех   традиций,    которые    я   называю
шестидесятническими.
     С   другой  стороны,   я  неслучайно  отнес  Геворкяна  и  группу   его
сподвижников   к   "переходникам".   Возможно,    что   опасение    прослыть
старорежимным, толкает  его к включению  в  роман элементов, которые мне  не
кажутся необходимыми,  хотя они  сейчас очень  модны.  В  свое время ни одна
женщина не мыслила себе выйти на улицу без "шпилек", хотя не всем они шли, а
уж как неудобно было ходить! Я отношу к этим элементам, например, неизвестно
откуда  взявшихся на Руси магов. Импортные,  что ли,  в  красивой  упаковке?
Будет очень жаль, если Геворкян начнет усиливать в последующих своих  книгах
описания рыцарских поединков за обладание Прекрасной Дамой,  а не попытается
вколотить в  головы многочисленным, но  рухнувшим  с дуба  читателям истинно
человеческие  чувства.  А поединки...  Все  равно  сэра Вальтера  Скотта  не
перещеголять, сколько ни старайтесь.
     Серьезными  учеными доказано однозначно,  что  ясновидение,  телепатия,
астрология,  черная и белая магия, спиритизм,  тайные секты -  звенья  одной
цепи, цепи тоталитаризма. Сам же Геворкян говорит об опасности "медиевизации
сознания", то есть  возвращения к средневековым представлениям. "...я как-то
любопытства ради, - говорит один  из его героев, - сделал выборку программ и
ахнул:  почти  все  заказанные  сериалы  -  рыцари,  волшебники,  пришельцы,
разбойники, маги, звездочеты..." Возможно, что некоторым цветастые триллеры,
заполонившие прилавки, кажутся безобидными, ну, пусть  несколько грубоватыми
сказочками.  Об издателях я не  говорю, им надо  деньги зарабатывать, но я с
удивлением  вижу среди редакторов и авторов комментариев подобной литературы
имена, к которым привык относиться с уважением...

     Вот наконец мы и подошли  еще к одному  подразделению, которого в нашей
прежней фантастике не было или  почти не было, даже в переводах. Я говорю  о
книгах, написанных в жанре так называемых "фэнтези". Я  буду говорить только
об отечественных сочинениях, хотя они большей частью подражательны.
     Как-то Честертон написал в  присущей  ему насмешливой  манере: "Я видел
миниатюру,  на которой семиглавый  зверь из Апокалипсиса плыл среди прочих в
Ноевом  ковчеге со  своей  семиглавой  супругой,  видимо,  для  того,  чтобы
сохранить  эту  ценную  породу  к Судному дню".  По-моему, наши  "фэнтезеры"
только этим и занимаются - сохраняют чудовищ на развод.
     Осадок,  который выпадет после выпаривания большинства  наших "фэнтези"
(Может  быть, ничто  не  доказывает  нашего обезьянничества  так,  как  этот
уродливый, звучвщий совершенно не по-русски термин, прочно  утвердившийся на
книжных обложках. По-английски  это  слово означает  фантазия. Чем  плохо?),
ничем не отличается от осадка, остающегося после "нуль-литературы". Точнее -
вообще ничего не остается. Пустое место. Хотя, иногда может показаться:  что
перед  нами нечто  более  сложное,  чем простодушные  создания  Грешнова или
Михановского. Только  к трем "нет" старой НЛ прибавляется еще четвертое: нет
и настоящих приключений. Пустое плетение словес.
     Я  подозреваю, что, по крайней мере,  отдельные  члены  партии НЛ  были
искренне убеждены, что взаправду пишут научную фантастику. Некоторые  из них
прожили долгую жизнь с  этим  убеждением. Конечно,  коммерческий расчет  был
всегда, но я  бы оклеветал  многих авторов,  утверждая,  что он был  для них
главным. Но вот наступили рыночные отношения и совокупления. Уж где-где, а в
издательском   деле  они   не  только  сразу  же  восторжествовали,   но   и
перехлестнули  через  край,  почти   уничтожив  не  только   так  называемую
некоммерческую,  то  есть  хорошую литературу, но зачастую  действуя вопреки
здравому смыслу.  Возникла куча  частных издательств, никому не подотчетных,
никем  неконтролируемых... Конечно, в  этом бурном  потоке есть и  некоторое
положительное начало. Нет ничего отвратительнее государственной, а тем более
партийной  цензуры;  железный  занавес наглухо  закрывал  от  нас  подлинные
шедевры  мировой   литературы,  вроде  "Властелина  колец"  Д.Р.Толкина  или
"Унесенных ветром" М.Митчелл.  Но,  с другой  стороны, издательства  нередко
возглавляют люди циничные или - что  предпочтительнее  -  невежественные. Не
будем и вспоминать  о  высокой культурной  -  сойкинской -  миссии, которую,
вообще-то говоря, обязано нести  всякое издательское  дело. Однако многие из
новичков  не имели представления даже  об основах  издательской  технологии,
например,  не  были убеждены,  что  книге необходима  такая  инстанция,  как
корректор.  Естественно, на первый  план  выдвинулась  наиболее привлекающая
обывателей бульварная литература во главе с ее неизменными локомотивами, так
и оставшимися паровозами - "крутым" детективом, душещипательной "лав стори",
"черным"  шпионским романом и наконец  уже упомянутыми  "фэнтези".  Русскому
читателю  стало  доступно все то, что наща доблестная  критика десятилетиями
клеймила  в растленной буржуазной масс-медиа, в первую очередь,  разумеется,
насилие, мистику и секс.

     Несколько  лет  казалось,  что  американских  "фэнтези"  - нескончаемый
поток.  Бесконечные тома Гаррисона, Желязны, Нортон, Муркока и прочих мэтров
и подмастерьев отодвинули на второй план действительно выдающихся писателей,
на которых мы долгое время  молились  - Брэдбери, Шекли, Саймака, Азимова...
/Справедливости  ради, надо  сказать,  что они издаются тоже, как издаются и
хорошие  детективы,  классика  и другая приличная литература  - все  дело  в
пропорциях/.  Но  как бы  велик  ни  был этой пласт,  все  же  наконец  и он
подыстощился. И тут спохватились наши авторы: какой великолепный  гонорарный
кус  уплывает у них  из  под носа. Первым, мне кажется,  сообразил  это Юрий
Петухов, который, не размениваясь на мелочи, еще в 90-ом году сразу начал  с
11-томного  собрания  сочинений.  Вот   названия  некоторых   томов  из  его
коллекции: "Сатанинское зелье", "Бунт вурдалаков", "Изверги из преисподней".
Их  читают, они роскошно изданы и безумно дороги.  Затем поднялись с диванов
другие  авторы,   и  в  рекордно   короткие  сроки  белое  пятно   на  карте
отечественной фантастики было заштриховано.
     У  меня  складывается  впечатление, что по коммерческим параметрам наши
сочинители    переплюнули   американцев.    Гектолитров   пролитой    крови,
распотрошенных   тел,   выколотых  глаз  и  отрезанных   атрибутов  мужского
достоинства в  наших книгах уже больше, равно как  и "постельных" сцен, хотя
чаще всего  они  развертываются  где  угодно, но  только не в постели. Очень
также   любят  наши  авторы  эпатировать  читателя  ненормативной  лексикой.
Становится  неясно, кому адресованы  эти книжки. Едва ли можно  сомневаться,
что  основным  электоратом  их остаются  подростки, так, может, мы дадим  им
возможность овладеть искусством заборного дизайна хотя бы без помощи любимой
фантастики? По моему, американские авторы понимают это лучше наших. Их книги
вообще могут считаться образцами благопристойности.

     Впрочем, нет правил без исключения и  начну я все-таки  с произведения,
представляющегося мне не только самобытным, но и образцовым.
     "Волкодав"  Марии   Семеновой   /1995   г./   имеет   многие   признаки
исторического  романа,  а к  историческому роману всегда хочется  подойти  с
исторических  же  позиций,  и  так  как критик  всегда знает материал  лучше
автора,  объяснить последнему  все  его  просчеты  и  ошибки.  Прежде  всего
желательно  синхронизировать  роман  с  реальной  хронологией.  Но  не будем
забывать,  что  роман-то   фантастический,  а  Семенова  действует  умело  и
осторожно, чтобы,  с одной стороны, не превратить сочинение в  бессмысленный
ком противоречий /примеры чего мы вскоре увидим/, а с другой - не подставить
себя под  удар эрудированного придиры.  Хотя  действие  романа происходит на
нашей   земле,  оно   нигде   не   привязывается   к  конкретно-историческим
координатам.

     Попробуем  взглянуть на  общественное устройство.  Мы увидим достаточно
зрелый  феодализм  - замки,  дружины,  наемники,  города  с  бурно  развитой
торговлей,  ремеслами и культурой,  разбойничьи  шайки на  больших  дорогах,
пышные  княжеские  дворы...   /Она   называет  князя  кнесем,  а   княжну  -
кнесинькой/. Грамотность  уже не только  существует, но  и функционирует как
вполне бытовая примета. Так, неграмотный Волкодав учиться читать по вывескам
над