вытащить наружу самое потаенное, тщательно скрываемое - сознательно
или интуитивно, из  отдельных  людей,  из целых  социальных групп, из  всего
человечества  разом.  Вот  почему  фантастика обладает такими возможностями,
которыми "обыкновенная" проза не обладает. В этом-то, собственно, и  состоит
ее особость, ее экологическая ниша в безбрежном литературном океане.
     "Мастер  и  Маргарита"  принадлежит  к созданиям человеческого  гения с
такой  многоплановостью, которую,  возможно, не мог предусмотреть  заранее и
автор.  Какую сторону  романа ни  возьми,  ее без труда  можно  развернуть в
многостраничный  этический трактат, затрагивающий  самые  глубокие  духовные
основы "феномена человека", пользуясь выражением  П.Тейяра де Шардена. Можно
толковать  о  концепциях  гуманизма  вообще  и  булгаковского  гуманизма   в
частности,  о  внутреннем нравственном  законе -  категорическом  императиве
Канта,  об  истоках  и пределах внутренней  стойкости человека, о  моральном
прогрессе  /или  об  его  отсутствии/, о  вечной  загадке  любви и  взаимных
обязательствах любящих, о том, какой из человеческих пороков непереносимее -
трусость, предательство или равнодушие, и какая расплата за них положена...
     О "Мастере и  Маргарите" существует огромная литература, в которой, как
мне кажется,  наиболее  убедительно  разработан  "роман  в  романе",  главы,
посвященные  евангельским временам.  Сам по себе рассказ об Иешуа  и  Понтии
Пилате  под  определение фантастики не подпадает, однако внутренняя, но ясно
ощутимая, хотя и не хочется называть ее мистической, связь между  Ершалаимом
и Москвой делает  это произведение цельным, не  позволяет распадаться на два
блока; нельзя себе представить, что эти блоки можно напечатать раздельно.
     Что же  касается московской части,  то  здесь разноголосицы значительно
больше. Можно  встретить самые причудливые толкования, один критик,  скажем,
сделал  открытие,  что на самом-то  деле главным  героем книги автор выводит
новообращенного поэта Ивана Бездомного. Насколько же велик талант Булгакова,
если он  может  пленить пусть и  не  самого  проницательного  интерпретатора
второстепенным персонажем. Все  же, не берясь за полный анализ книги, с моей
точки зрения, наиболее интересно разобраться в наиболее горячей точке на его
фантастической карте: в функциях мессира Воланда со свитой.
     Слова  "сатана", "дьявол" так и сыплются со страниц  критики. Сатана  -
это обозначение абсолютного Зла, силы активно противостоящей Добру и Христу.
Но  попробуйте вспомнить  хотя бы  один поступок  нежданных гостей  столицы,
продиктованный злыми намерениями? Если  они  и расправлялись с  кем-либо, то
исключительно   с   негодяями,   взяточниками,    карьеристами,   подлецами,
доносчиками. Кроме того, они находятся в тесном и  отнюдь  не во  враждебном
контакте  с  Высшей  Силой.   Я  не  убежден,  что  даже  такую  откровенную
гоголевскую чертовщину, как  превращение Маргариты в ведьму, бесовский шабаш
и сам бал у сатаны можно отнести к разряду безнравственных мероприятий. Даже
во  время  этих  событий  было   совершено  несколько  по-настоящему  добрых
поступков, а если кто и был наказан, то по заслугам. Более того, я назвал бы
Воланда единственным  заступником Мастера и Маргариты. Кроме него,  никто не
посочувствовал  их  страданиям.  Поэтому-то  Воланд  вызывает  не  страх,  а
уважение.
     Зачем  же  понадобились  Булгакову  столь странные силы "зла",  активно
творящие добрые дела?  Что-то  вроде карательных органов,  или, если хотите,
судей. Ведь судью, даже выносящего суровый, но справедливый приговор, нельзя
считать служителем зла. Более того, хорошим судьей может быть только истинно
добрый, любящий людей человек. Конечно, это идеализированное представление о
работниках Фемиды.  Но,  возможно, Булгаков именно таких  арбитров в споре с
системой и искал.
     Правда, есть обстоятельство, остающееся для меня не объясненным. Трудно
не заметить, что картины московской жизни, разворачивающиеся в романе, менее
всего  можно назвать  панорамой.  Несколько  сценок  из писательской  жизни,
точнее из жизни писательской верхушки, несколько встреч с бюрократами разных
уровней,  описание  весьма   комфортабельной  психиатрички,  развлекательный
концерт...  Вот, пожалуй, и  все. Да, еще не  связанная  с  сюжетом  сцена в
Торгсине.
     Разумеется, психология отечественного  обывателя схвачена  превосходно.
На другой  день после скандального  концерта  в театре Варьете  километровая
очередь жаждущих попасть на сеанс черной магии растянулась по  всей Садовой.
Никого не пугало то, что там  могли  оторвать голову, открыть жене глаза  на
амурные проказы мужа,  подсунуть фальшивые дензнаки, выпихнуть зрительниц на
улицу в исподнем...  Как  тут  - уже безо  всяких  усмешек  -  не  вспомнить
трагические  дни октября 1993 года, когда толпы зевак окружали горящий Белый
дом,  вокруг  которого  шел настоящий  бой, и  даже  пули снайперов не могли
заставить их оторваться от захватывающего зрелища.
     Все же при словах "Москва, 30-ые годы" мы в первую очередь подумаем  не
о  сибаритствующих литераторах. Есть ведь и другие  приметы  того  пугающего
времени.  А  вот  в  романе  их  нет,  вернее  есть,  но  как  слабый намек:
"нехорошая"  квартира,  из  которой  регулярно  пропадают  жители,  развитой
институт  доносительства,  загадочное   исчезновение  Мастера  на  несколько
месяцев, после которого его охватывает такой  страх, что он сжигает рукопись
и добровольно отправляется в дурдом...
     Однако  нельзя   сказать,   что  сотрудники  упомянутых  спецучреждений
нарисованы в обличающей, тем более леденящей душу манере.  Верно, был еще не
37-ой год,  но уже  в  то  время автор  мог о многом  знать, в  том числе по
личному опыту, а об остальном догадываться. В романе же шуруют всего-навсего
прилежные исполнители служебных обязанностей, в меру способностей пытающиеся
понять,  что  же такое происходит на подведомственном им  участке.  Максимум
того, что позволяет себе Булгаков - добродушно посмеиваться над ними.
     " - А что это за шаги такие на  лестнице? - спросил Коровьев, поигрывая
ложечкой в чашке с черным кофе.
     - А это  нас  арестовывать идут,  -  ответил Азазелло и выпил  стопочку
коньяку.
     - А-а, ну-ну, - ответил на это Коровьев".
     После  такого  содержательного обмена  мнениями  произошла  интенсивная
перестрелка при  участии  кота,  раскачивающегося  на люстре,  в  результате
которой ни кот, ни доблестные  чекисты не понесли никаких  потерь. Сложная и
противоестественная атмосфера страха, перемешанная с  чудовищной официальной
ложью и с поддельным и неподдельным энтузиазмом веривших в социализм, подана
в "Мастере и Маргарите" достаточно завуалировано.
     Но    кто   вам    сказал,    что    Булгаков   собирался   расписывать
общественно-политический  расклад в  стране и  в столице? У него были другие
заботы.  Навязывать писателю  собственные пожелания,  разумеется,  нельзя. А
все-таки  трудно отделаться от впечатления,  что круг  объектов,  на которых
Воланд со товарищи мог бы поупражнять волшебные способности, узковат. Стоило
ли сатане тратить столько сил на шумные эскапады только для того, чтобы дать
по шее парочке зарвавшихся домоуправов?

     Получается, что  роман в романе об Иешуа и Пилате более глобален, более
масштабен, чем обрамляющее его повествование о Мастере и Воланде. А казалось
бы, что  они, по крайней мере, должны быть  равноценны. Ведь если события  в
Иудее чем-то сродни московской  суете,  значит, и наши  окаянные  дни чем-то
сродни  евангельским. Недаром  же происходит  ряд взаимосвязанных  событий -
Мастер  пишет  роман  об  Иешуа,  за  который  его  берут  на  небо,  Москву
удостаивает посещением сам дьявол, и именно в это время настает час прощения
Понтия  Пилата.  Черная туча, которая  наползает на Ершалаим после  распятия
Иешуа и на Москву после смерти Мастера, тоже объединяет два города.
     Не берусь  предполагать: осторожничал ли Булгаков  в горькой  и смешной
надежде  увидеть  роман  напечатанным, хотя бы и после  смерти,  или  автору
просто не хватило  сил довести роман до полной гармонии?.. В раннем варианте
после посещения Воланда Москва загоралась. Вот это было адекватное воздаяние
за поистине апокалиптические грехи,  свершенные цитаделью сталинизма. Но так
же,  как Маргарита, громящая в радостном гневе ненавистный писательский дом,
мгновенно  утихает, как  только  наталкивается  на  маленького,  испуганного
мальчика, так и Судия отказывается от своего замысла, подумав о множестве ни
в  чем  неповинных  людей  и   пожалев  их,  пожалев  нас,  пусть  только  в
воображении...
     То,  что  "Мастер и  Маргарита"  не печатался в  течении четверти века,
остается ненаказанным уголовным преступлением. Столько людей ушли  из жизни,
так и не узнав, что  в  русской литературе  существует этот  очищающий  душу
роман...

     В отличие от  романа и от иных сочинений, его соседей  по этой главе, о
которых  в некоторых случаях трудно сказать определенно  - относятся  они  к
фантастике  или нет -  в других  случаях с Булгаковым сомнения неправомочны.
Относятся.
     Начнем с того, что  Булгаков  предпринял удачные попытки  использования
приемов  фантастики  в театре,  что,  вообще  говоря, величайшая редкость не
только для отечественной, но и для мировой драматургии. Кроме Чапека, некого
и вспомнить.
     Человечество  в фантастике уничтожалось неоднократно.  Но, как правило,
причиной служили стихийные напасти, шальные кометы, например. Булгаков был в
числе первых, кто заговорил о том, что люди могут покончить с собой сами - с
помощью оружия массового уничтожения. Об этом - его не увидевшая ни издания,
ни сцены пьеса "Адам и Ева"  /1930  г./, хотя мне и  не  кажется, что она во
всем удалась ему.
     Правда, в фантастических книгах уже взорвались  две-три атомные  бомбы.
Химические войны происходили почаще - тоже в книгах, разумеется. Но, похоже,
их  авторы  не  видели особой разницы  между  войнами  прошлого и  будущего.
Появился  еще  один вид  оружия - только и всего. В "Адаме  и Еве"  Булгаков
изобразил как безумие самое войну. Он не  побоялся вынести на  сцену или, во
всяком случае, сделать фоном полностью вымершие города, миллионы трупов...
     В пьесе Булгакова пробивается  совершенно современная мысль  о том, что
человечество  может спастись и  выжить только в том случае, если оно наконец
вспомнит,  что существуют моральные ценности, которые выше любых  преходящих
классовых, партийных, национальных и  даже экономических интересов. Он прямо
говорит о том, что в такой  войне победители погибнут вместе с побежденными,
а  в   те  годы,  как  мы  помним,   все  рассматривалось  с  точки   зрения
гипертрофированного классового подхода,  так  что стоит ли  удивляться тому,
что сильно обогнавшая  свое  время пьеса Булгакова  так и  не  добралась  до
подмостков ленинградского  Красного  театра, имевшего  смелость заказать  ее
запрещенному драматургу.
     Комедия "Иван Васильевич" тоже  не была  поставлена на  сцене при жизни
автора, но она  всем известна  благодаря  кинофильму "Иван Васильевич меняет
профессию".  Веселая  лента  Л.Гайдая  упростила  идеи  булгаковской  пьесы,
перевела  их   в  разряд  чистого   комикования.  Комикование,   обыгрывание
неожиданных ситуаций в пьесе и  вправду  есть. Положение писателя к середине
30-х годов  было  тяжелым,  работать  ему не  давали,  пьесы  его  не шли, и
несколько неожиданное появление комедии, когда драматургу  явно было  не  до
смеха,  объясняется,  видимо,  тем,   что  Булгаков  заставил  себя  создать
привлекательную,  репертуарную вещь, и это в принципе ему удалось, хотя и не
спасло его  положения.  Но  все-таки  Булгаков  не  был  способен  создавать
пустячки. За смешной чехардой прячется вовсе  не такой уж забавный подтекст.
Управдом Бунша - тиран местного значения, он  допекает подданных ему жильцов
всевозможными  параграфами  и инструкциями, добровольно  шпионит за  молодым
изобретателем. В кинофильме у Ю.Яковлева Бунша  только смешон, а он ведь еще
и страшен. Для того, чтобы из маленького тиранчика образовался стопроцентный
деспот нужна  соответствующая среда. И вот она создана -  волею автора. Иван
Васильевич Бунша оказывается на троне Ивана  Васильевича Грозного. Есть  где
развернуться мелкой мстительной душонке. И хотя придворные воочию видят, что
царь  - дурак, а  его  подручный  Милославский - ворюга, самозванцам удается
довольно долго подержаться у кормила власти. Страх и верноподданность во все
времена  заставляли  видеть  или  вернее не  видеть  очевидного. Напротив  -
грозный Иван Грозный, перенесясь в  нашу эпоху, сникает, теряется и не в чем
не может проявить диктаторских  наклонностей. Нет страха  - нет  царя.  Если
цензоры тех лет именно эту мысль сочли  в  комедии  крамольной, то нельзя не
признать: они были догадливы.

     В границах рассматриваемой темы наиболее интересны для нас  две повести
Булгакова  -  "Роковые яйца"  и "Собачье  сердце", в  них-то  как раз  можно
обнаружить все научно-фантастического  признаки, обнаружить, дабы лишний раз
убедиться, что не в этих признаках соль.
     В основу обеих повестей положены оригинальные научные гипотезы.  Как-то
не вспоминается в мировой фантастике тех лет  произведения, в  котором  бы с
такой уверенностью  трактовалась  современная идея  о  влиянии  излучений на
ускоренный  рост клеток. Что же касается  операции, превратившей беспородную
псину в человекоподобное существо, - это, конечно,  чистой воды  вымысел. Но
выписана   операция   со   всем  приличествующим   фантастике   экстракласса
"правдоподобием   неправдоподобного",   если   воспользоваться    выражением
А.Толстого. Булгаков, как известно, был врачом по образованию, откуда и идет
уверенность в использовании медицинских нюансов.
     "Роковые яйца" были  дважды  напечатаны  в 1925  году,  но ни  разу  не
переиздавались до 1988 года.

     Сатирические произведения  могут быть разными по тональности. Например,
И.Ильф и Е.Петров тоже  использовали фантастику в повести "Светлая личность"
/1926  г./.  Доморощенный  изобретатель,  сам того  не  подозревая, сотворил
особое  мыло,  которое  сделало  скромного  совслужащего Филюрина невидимым,
после  чего   в  провинциальном   городе  Пищеславле   произошло   множество
поучительных   и  забавных   событий.   Писатели  весело   расправлялись   с
поднадзорными объектами, они и вправду высмеивали их. Булгаков  тоже обладал
умением вызывать  заразительный  смех, но события,  которые  он  изобразил в
"Роковых  яйцах"  не  располагают  к  веселью,  а  если  между  строк там  и
припрятался  смех, то этот  смех  достаточно горек. За что же писатель столь
сурово наказал героев?  Вроде бы  все так старались, чтобы все было  хорошо.
Ученый Персиков случайно открыл  "лучи  жизни" и  принялся исследовать их  с
сугубо академическими намерениями. Газетчики, блюдя интересы читателей, рыли
землю  носом.  А ловкий  организатор  Александр  Семенович  Рокк  и  подавно
стремился принести обществу наибольшую пользу: как можно скорее восстановить
куриное  поголовье,  погибшее  в  результате  невиданного  мора.  За  кадром
остались, правда, типичные отечественные  разгильдяи, перепутавшие  ящики  с
куриными  и змеиными яйцами. Но вряд ли даже они заслуживали смертной казни.
И вот  такой  ужасающий финал,  изображенный  писателем, может  быть, даже с
чрезмерным  натурализмом!  Рокк  исчез,  профессора  растерзала  разъяренная
толпа, а змеи задушили  совершенно невинных  людей,  в том числе  жену Рокка
Маню  и двух  отважных  милиционеров,  которые первыми  вступили  в борьбу с
исполинскими гадами. Им-то  за что  такая кара? Должно быть, не зря говорят:
благими намерениями устлана  дорога  в ад, и именно  невинные первыми гибнут
из-за чужого равнодушия, ошибок, преступной халатности...

     Научные  открытия,  вырвавшиеся  из-под  контроля,  могут   быть  очень
опасными. Для нас, живущих в конце ХХ века, это  утверждение стало, пожалуй,
банальностью. В 1925 году оно было менее очевидным,  и нужно была недюжинная
прозорливость, чтобы с такой силой  почувствовать  надвигающуюся опасность и
призвать  к  максимальной  осторожности при общении  с  неизведанными силами
природы.
     Выстроенная   сатириком   модель,   к   несчастью,   оказалась   весьма
жизнеспособной.  Были  у  нас  такие  аграрии, которые  обещали  неслыханные
приросты чуть ли  не  за один полевой сезон. И не  легкомысленные  ли  рокки
затеяли  неуместные  эксперименты на четвертом реакторе Чернобыльской АЭС? А
те, шестьдесят с лишним  тысяч  человек, энергично  проектировавших  поворот
северных  рек, якобы  тоже во  имя  всеобщего блага, разве они не подвели бы
страну к  неслыханной  по масштабам беде?  А разве сейчас  полторы-две сотни
рокков, каждый  с проектом  увеличения  куриного поголовья, не  кучкуются  в
стенах  Государственной  Думы?  Наиболее  непримиримые вправе  понять модель
Булгакова  еще шире - как всю нашу безалаберную систему с ее непродуманными,
экспансивными   действиями,  которые   приводят  к  непредвиденным  и  часто
катастрофическим последствиям.
     Было бы несправедливо  ограничивать  сатиру  Булгакова  только  нашими,
отечественными рамками.  Мы  еще  не знаем, какие подарочки, например, может
преподнести  людям  так  называемая   генная   инженерия.  Запах   опасности
фантастика почуяла намного раньше, чем всем остальным стали очевидны размеры
бедствия,  обрушившегося на человечество в ХХ  веке.  Главная  его причина в
том, что технический прогресс несопоставимо обогнал прогресс нравственный...
Даниил Андреев, один  из самых оригинальных  современных  мыслителей в своей
"Розе  ветров"  перевел  роль,  разыгрываемую  современной  наукой,  в  ранг
трагедий.  Но ведь  и  повесть  Булгакова  -  это  тоже  трагедия.  Ее якобы
оптимистическая развязка заставляет думать о том, что нечто подобное может в
один  прекрасный день  вырваться  из стен засекреченной лаборатории,  а  вот
избавиться от последствий такой сравнительно дешевой ценой человечеству едва
ли удастся: морозы в августе случаются крайне редко.

     "Собачье сердце" было написано  в том же 1925 году, но никогда в  нашей
стране не обнародовалось до 1987 года. Правда, зарубежные публикации были.
     В  "Собачьем  сердце" писатель решает иную,  нежели  в "Роковых  яйцах"
сатирическую задачу. Возникший в результате пересадки человеческого гипофиза
в  собачий  мозг   Полиграф   Полиграфович   Шариков,  как  он  сам  пожелал
именоваться,  сконцентрировал в себе  все  самое гнусное,  самое пошлое, что
только  можно вообразить себе  в облике  мещанина, вписавшегося  в советское
обрамление.  Он настолько отвратителен, что даже бездомный, опаршивевший пес
с его уличными манерами кажется куда симпатичнее того существа, в которое он
превратился под ножом хирурга. У Шарика есть хотя бы зачатки представлений о
чести,  чувство  благодарности  за вкусную косточку, например;  у  Шарикова,
несмотря на человеческую внешность, признаки человечности  отсутствуют -  он
насквозь циничен и как-то по особому мерзок, - нет для него большей радости,
чем напакостить, обмануть, настучать... От собачьей основы он взял не лучшие
ее  свойства, а лишь звериные инстинкты -  например, непреодолимую страсть к
изничтожению  кошек.  Под  людской  внешностью  скрывается  самая  настоящая
собака, в худшем, ругательном смысле слова. С  таким-то и в оживленном месте
столкнуться  страшно, а вообразим себе положение  несчастных, оказавшихся во
власти шариковых.
     Анализ в "Собачьем сердце" произведен не  только  художественный,  но -
если угодно - и классовый. Деклассированные пролетарии, которым в окружающей
жизни ничто ни  дорого,  ни свято, с патологической злобой  уничтожали  себе
подобных  и  взрывали  дивные  храмы  на  московских  набережных и  в глухих
селениях. Тут я поймал себя на  том, что