Забежав  вперед, мы  найдем  в нашей  фантастике произведение,  которое
прямо спорит с ларионовским "Леопардом...". Я имею в виду повесть  Крапивина
"В ночь большого  прилива". В ней тоже  кто-то сумел  заглянуть в будущее  и
привести  оттуда  сведения,  в  которых  расписано  все,  что   случится   в
дальнейшем.
     В  отличие от персонажей  Ларионовой крапивинские  герои - мальчишки  -
поняли, что страна  катится в пропасть: всеобщая  предопределенность  лишает
людей воли. Додумались  ребята и  до того, как можно уничтожить  дьявольский
путеводитель: надо  сделать  так, чтобы  хоть  одно из  его  предсказаний не
сбылось.  Тогда рухнет и все остальное. Почему эта не  слишком сложная мысль
не пришла в голову целому человечеству в романе Ларионовой?
     Гораздо  удачнее   получаются  у  писательницы  сравнительно  небольшие
притчи,  в  которых  тоже  подвергаются  анализу  моральные  качества  людей
будущего.  Полно,  будущего  ли?  Будущее  у  Ларионовой  не  псевдоним   ли
сегодняшнего дня? Таков, например, рассказ "Обвинение" /1971  г./. Темиряне,
среди  которых  ведет  научную  работу  экипаж   земного  звездолета,  чудно
устроены. Они  могут  жить  только рядом друг с  другом, согреваемые волнами
сочувствия ближнего. Член  племени,  оказавшийся  в  одиночестве,  погибает,
"замерзает", как  они говорят. Фантастическая  гипербола,  конечно,  но  как
привлекательно она символизирует  спайку,  солидарность,  чувство  общности,
сознание твоей нужности для остальных.
     Из-за  непростительно-равнодушного любопытства одного из членов экипажа
умирает  мальчик-темирянин.  Презрением и гневом окружают Грога товарищи,  и
неожиданно обнаруживается,  что тот тоже "замерз" в своей каюте. "Человек не
может жить, если все кругом о нем думают плохо", - тихо проговорил Феврие, и
никто из нас  не посмел  возразить, что это  правило справедливо  только для
жителей Темиры..." И очень жаль, кстати, что Земля действительно не Темира.
     Однако  отдавать  "женскую"  фантастику   на  откуп  одной   Ларионовой
несправедливо.   И  чтобы  реабилитировать  себя  перед  представительницами
прекрасного пола, в заключение затянувшегося перечня положительных примеров,
которых   объединяет   только  одно  -  высокая   нравственность,   истинная
человечность, я приведу еще  два  "женских"  примера. Впрочем, дай Бог  всем
писать на таком же уровне, как эти женщины.
     "Земля Спокойных" /"Последний  эксперимент"/ /1973 г./  - первый /и,  к
сожалению,  единственный/ опыт  Юлии Ивановой  в  жанре фантастики. Не  зная
этого,   трудно   заподозрить,   что  имеешь   дело  с  дебютом.   Тщательно
разработанная фантастическая  гипотеза, напряженная и увлекательная интрига,
острота моральных конфликтов.  Однако прежде всего перед нами хорошая проза,
с пластично выписанными деталями, с поисками в области характеров.
     Бойтесь равнодушных! - призывал когда-то Б.Ясенский, - с их молчаливого
согласия на  Земле  существует и предательство, и  убийство. И вот в повести
Ивановой   возникает  гипотетическая  Земля-бета,  населенная  равнодушными,
спокойными  людьми.  Людьми ли?  Заслуживают  ли  они все  еще этого звания?
Писательница поставила  перед собой трудное  задание:  создать мир, казалось
бы,  во всем схожий  с Землей, с  нашей "альфой", и в то же время совершенно
отличный  от  нее.  Все похоже: природа,  одежда, занятия; но вот  возникает
какая-то странность в поступках жителей "беты",  сначала вроде бы случайная,
лишь  слегка  задевающая  внимание.  Потом  странностей  становится  больше,
больше, пока,  наконец,  все не  проясняется.  С обитателями нашей напарницы
произошло самое страшное, что может случиться с людьми: у них атрофировалась
душа,  в  них  нет  любви,  самоотверженности,  взаимопонимания. Перед  нами
фантастическая модель предела отчужденности, разобщенности, эгоизма... Такая
беда с неизбежностью  должна постичь общество,  в  котором  при материальном
изобилии  отсутствуют  высокие идеалы;  особый состав  бетианской атмосферы,
калечащий души, - это,  конечно, всего лишь иносказание. Надо  добавить, что
это еще  и повесть о любви, о любви  трагической, но все  же  торжествующей,
потому что Ромео и Джульетта побеждают и погибая.
     А вот  рассказ рано умершей  талантливой писательницы Лилианы Розановой
"Весна-лето 2975-года"  /1973 г./. Юный математический гений, отремонтировав
списанный компьютер,  выполнил  на  нем задание  одноклассницы-красавицы,  к
которой был неравнодушен: он предсказал ей моду, которая будет  царить через
тысячу лет. И только сама щеголиха Ксана не поняла, какую злую шутку сыграло
с  ней  необыкновенное платье,  сшитое  по  моде  далеких  потомков.  В  нем
оказалось  заложенным  волшебное  свойство:  платье   подчеркнуло,  обнажило
душевную пустоту, никчемность девушки, красавица стала выглядеть уродиной...
Вот как много  в шутливом, казалось бы, тоне можно рассказать и о настоящем,
и  о будущем, и об окружающих людях, и о самом  авторе.  Вот ради чего стоит
придумывать рассказы о фантастических изобретениях.

     Теперь мы перейдем к сочинениям совсем другого рода. Самое  печальное в
них то, что создавали их люди не бездарные. /О таких будет особый разговор/.
Переключение внимания  фантастики с  конструкций  ракетных  сопел на  живого
человека, сняло затруднения,  которые представлялись непреодолимыми Беляеву.
Однако  конфликт конфликту рознь,  и  описывая его, писатель должен занимать
ясную позицию, которую его  читатели должны понимать,  ну и желательно  /для
писателя/ разделять. Но необязательно: если я не разделяю взглядов писателя,
то  это   означает  всего-навсего,  что  мы  с  ним   принадлежим  к  разным
нравственно-политическим лагерям. Хуже, когда автор не вполне понимает  сам,
о  чем  пишет,  либо  понимает,  но  сознательно  прячет   злые  гримасы  за
театральной маской, на  которой намалевана  широкая улыбка. Я надеюсь, что в
романе, о котором пойдет речь, мы имеем дело с первым случаем.
     Роман Сергея Снегова "Люди как боги" писался многие годы, в законченном
виде трилогия  вышла  в  1982  году. Человек старшего поколения,  Снегов был
близок к шестидесятникам. Хочется с почтением отнестись  к огромным усилиям,
затраченным  писателем   на  создание  этого  объемистого   произведения.  К
сожалению, многое в романе у меня вызывает возражения и недоумения.
     Первое определение,  которое  приходит в голову, - "космическая опера".
Страницы романа перенаселены сверхпричудливыми существами  и непредставимыми
космическими  катастрофами.  Мелькают  красавицы-змеедевушки,  мыслящие мхи,
некие  "разрушители", похожие на скелеты, бессмертные  галакты,  говорящие и
умеющие обращаться с интегралами  псы, звездолеты, мчащиеся со скоростью,  в
тысячи  раз  превосходящей  скорость света,  пространства,  кривизна которых
крутится, вертится, как шар  голубой, время,  которое  может  течь  в  любом
направлении и даже перпендикулярно...
     К какой еще категории можно отнести апокалиптическое  сражение, которое
произошло на планете с  грунтом из  золота? В битве участвовали  огнедышащие
драконы, четырехкрылые ангелы, невидимки,  чудовищные головоглазы, призраки,
изготовленные  из силовых полей, уже упомянутые скелеты-разрушители, а также
обыкновенные  люди,   лупцующие  друг  друга  лазерными   и  гравитационными
смертями...
     До  появления "fantasy", в  сущности ближайшей родственницы, а может, и
просто разновидности, жанр "космической оперы"  - "space opera" - был весьма
распространен в англо-американской  фантастике и  кинематографе.  "В небе  -
истинный ад. На  планетах отчаянные сражения ведут внеземные  существа. В их
распоряжении  сверхмощные  космические  корабли,  лазерные  генераторы,  еще
неизвестные  землянам  виды военной  техники... Горы  трупов,  кровь  льется
рекой..."  - так описывали  советские журналисты "звездные войны"  в  старые
времена,   но,  боюсь,   что  общая  картина  с  тех  пор  мало  изменилась.
Удивительно,  что  этот  кровавый  трафарет  целиком  приложим и  к трилогии
Снегова.  Никто, конечно, не  может  наложить вето  ни на  один жанр. Вполне
можно представить себе, как "оперные" арии могут быть исполнены, например, в
сатирических или юмористических  целях,  но, честно говоря, я не представляю
их в рамках позитивной утопии, в основу которой положены благородные мысли о
великом  предназначении человека  во Вселенной, о созидающей роли  жизни,  о
союзе всего доброго, всего разумного. Ирония? Наверно, действительно ирония.
Трудно  предположить  обратное,  не  может  же  Снегов  верить в  чудовищ  и
монстров.  Но  к чему относится она и как сочетается с главной идеей романа,
обозначенной в его  названии "Люди как боги"?  "Космическая опера" под таким
названием? Может быть, я просто не понимаю, что и заголовок  -  тоже ирония,
ведь  богоподобные  земляне  предстают  в  романе  ограниченными,  лишенными
элементарной   душевной  чуткости,   самовлюбленными  существами  с  набором
низменных инстинктов.
     Вот  главный герой  книги - "мудрый"  Эли.  Посетил  как-то Эли концерт
приятеля, и  вдруг ему стало скучно слушать вступительное слово композитора.
"Хватит болтовни!"  -  ничуть не  смущаясь, заорал он на  весь многотысячный
зал. Как ни странно, композитору не пришло  в голову обидеться на бестактную
выходку. Толстокожие  люди,  конечно, встречаются,  но ведь  никто не мыслит
относить их, равно как и их оппонентов, к рангу богов.
     На искусственной  планете Ора люди собирают  конференцию разношерстных,
но, тем не менее, разумных обитателей Галактики. Неожиданно Эли влюбляется в
змееподобную Фиолу с Веги / согласитесь, сексуальные вкусы молодого человека
отличаются  известной  изысканностью/  и отправляется  к  ней  на  свидание.
Заходит он, значит, в гостиницу, а Фиола - о, ужас!  - не сразу откликнулась
на его серенаду. И кавалер в гневе начинает рушить все, что попадает ему под
руку  и под ногу. Несколько опомнившись,  Эли оценивает  свое поведение так:
"Я,  гордящийся  разумом  человек,  вел  себя  как  зверь,  ревел  и  мычал,
охваченный жаждой драки и разрушения". Удивляет только, что местные вышибалы
не  выставили  дебошира  за  порог, а Фиола после  этого любезничает с  ним.
Воистину  есть  в  иных  мирах  и временах  что-то  непостижимое  для нашего
мышления!
     Дальше - больше. Эли и  его друзья встают на  тропу войны.  Они  решают
покарать  злобных  разрушителей,  которые  уничтожают  и  порабощают  другие
галактические  народы. В  этом конфликте разрушители  выглядят обороняющейся
стороной,  против  человечества  они  не  выступали,  даже не  знали  о  его
существовании.  Ладно, допустим,  что  они  -  несомненное  зло,  с  которым
необходимо бороться  во  имя  галактического интернационализма. Однако  надо
заметить,  что  люди сначала  вступили  в  войну, загубили  с  обеих  сторон
множество жизней, звездолетов и планет, а потом начали  разбираться, кто они
такие,  эти  разрушители,  и что ими руководит. Не  было  сделано и  попытки
договориться.  Между прочим, выяснилось, что среди них  есть немало  славных
ребят, оперевшись на которых можно было при более выдержанной и дальновидной
политике обойтись  без  истребительных войн. Но  что до подобных соображений
снеговским   героям!?   Они   так   и   рвутся   в   драку,   это   вам   не
слюнтяйчики-интеллигентики.
     Вот как  говорят и действуют большие гуманисты и  защитники угнетенных.
Боги.
     " - Сейчас я покажу этим светящимся черепахам, что им далеко до людей!"
     " - На атомы! - орал Лунин. - В брызги! Так их!"
     " - Мы не уйдем отсюда, пока хоть один ползает!"
     " - Ты разговариваешь с этой образиной, как с человеком! Я бы плюнул на
него, а не улыбался ему, как ты", - это  образчик рассуждений мальчика, сына
Эли. "Я хочу показать этому звездному проходимцу, что он встретился с высшей
силой. А не с тупым животным!"
     Любимые слова снеговских героев - это "месть", "мстить", "отмщение"...
     Но, может  быть, Эли и его  соратники -  уникумы, выродки? Нет, видимо,
все человечество находится в столь же удручающем состоянии, разве можно было
бы в ином случае водрузить высокомерную  и хвастливую  надпись  на Пантеоне,
где похоронены  лучшие умы планеты: "Тем, кто в свое несовершенное время был
равновелик нам". Не знаю,  о  каком "совершенном" времени думал автор. Надо,
впрочем,  заметить, что  и  другие  могущественные  цивилизации Галактики  -
разрушители, галакты, рамиры - тоже не сократы по части интеллекта и морали.
Если бы Снегов относился  бы к своим "богам"  с иронией,  то неплохо было бы
дать нам ее почувствовать.
     Никто не  станет настаивать, что людей будущего можно изображать только
так, как Ефремов в "Туманности Андромеды", - стопроцентным совершенством. Ни
Ефремов, ни Стругацкие, ни Снегов, ни  я не могут сказать, какими они будут,
грядущие  поколения,  какие  у них  будут взгляды, язык,  мораль. Мы пробуем
представить  их  себе. Фантаст  может  изобразить  своих  персонажей такими,
какими он хочет, чтобы люди стали, или, наоборот, такими, какими не хочет, с
целью предупредить род людской, как, например, Ст. Лем в романе "Возвращение
со звезд" - стадом зажравшихся, самоуспокоившихся мещан, что очень возмутило
авторов "докладных записок", о которых пойдет речь в главе о Стругацких. Они
/авторы  записок/ не могли и допустить мысли, что  будущее можно представить
себе иначе, чем королевство торжествующего коммунизма. Но в любом случае нам
должно  быть  понятно,  какая  у  писателя  цель. Что собирался  сказать нам
Снегов,  выводя на просторы Вселенной  бездуховных и нескромных людей, вроде
Эли? Впрочем,  я,  кажется, уже  об этом спрашивал. А ведь Эли  среди первых
людей планеты. В наши дни таким "менеджерам" нельзя было бы доверить вывозку
мусора,  не  то  что  командование  галактическими  экспедициями. Нельзя  не
заметить в романе изображение нравственного падения людей даже по  сравнению
с сегодняшними, не ахти какими прочными  устоями.  Сильно сомневаюсь, что  и
через  несколько  тысяч  лет  поведение  изменится  столь  кардинально,  что
нынешние  пороки станут добродетелями  или  перестанут замечаться. Я не могу
понять, с какой целью идет любование грубостью и  неделикатностью, и как эти
достоинства сочетаются с теми идеалами  добра,  которые  люди,  по  Снегову,
несут в Космос. Лемовские мещане, по крайней мере, никого не освобождали.
     Есть  в  романе  страницы,  производящие  сильное  впечатление.  Бездны
космоса,  блеск  незнакомых  созвездий,  сталкивающиеся  солнца,  бесспорно,
завораживают.  Хороша  заключительная  речь,  с  которой  Эли  обращается  к
непостижимым обитателям ядра  Галактики - рамирам. В ней Эли не выглядит  ни
хамоватым дурачком,  ни доверчивым теленком, ни заносчивым конкистадором. Но
ведь нас  водят  за нос: перед нами не  тот Эли,  с которым  мы  общались на
протяжении семисот страниц, с нами говорит автор.
     "Антихудожественность  и антигуманность  -  область,  противопоказанная
фантастике. Фантастика рушится  в них, как  в могилу". Это уже не мои слова.
Это  заявляет  Сергей  Александрович Снегов, отвечая на  анкету  "Уральского
следопыта".  Странное раздвоение. По его же мнению, будущее зависит от того,
"преодолеет ли  человек нечеловечность апологетов всемирного  разрушения..."
Видимо,  автор  действительно  уверен,  что  написал  нечто  в   этом  духе.
Удивительно... Но ведь боги - это, пожалуй, не только те, кто держит в руках
молнии, это, я так думаю, еще и великие души.
     Говорить о просчетах  Снегова нелегко,  потому что  этот человек прошел
сквозь ад ГУЛАГа. Но выпущенная  книга отрывается  от автора, и поэтому я не
могу  пройти  мимо,  не единственного, но  все же достаточно редкого  на тот
период произведения  в отечественной фантастике, которое вольно или невольно
воспевает агрессивность и расизм.
     Доброта,  благородство...  Мне, как  и Снегову, трудно представить себе
литератора, который брался  бы  за  перо,  тая за пазухой иные  нравственные
принципы.  Но...  Кто-то остроумно перефразировал небезызвестную тираду: при
слове "револьвер" моя рука тянется к культуре.

     С абсолютно  неприемлемой авторской позицией мы встречаемся  в  повести
Бориса  Лапина "Первый шаг"  /1978  г./. Нас  знакомят  с экипажем в  восемь
человек, несущихся  на звездолете  к далекой звезде, достичь  которую  можно
лишь через несколько веков. К месту назначения, следовательно, прибудут лишь
правнуки стартовавших с  Земли. Ситуация повести мгновенно вызывает в памяти
рассказ К.Саймака "Поколение, достигшее цели", не только лучшее из того, что
написано  на этот спорный сюжет, но и  вообще одно  из  лучших  произведений
мировой  фантастики. Теперь за  дело берется наш  автор.  И люди,  летящие к
звездам,   -  это   наши   потомки,   судя   по   именам.  Автор  достаточно
профессионален, чтобы впечатляюще изобразить напряженную, звенящую от натуги
психологическую обстановку, описать мучения,  страдания  несчастных, которые
обречены провести свой век от  рождения до могилы в тесных  стенках корабля.
Не будем  бояться правды -  перед  нами тюрьма,  уютная,  комфортабельная, с
бутафорской  травкой,  но неумолимая,  пожизненная.  Предположим, что первая
группа состояла  из добровольцев-фанатиков, но у их детей, внуков никто ведь
не  спрашивал согласия.  К  концу повести  выясняется,  что эксперимент  над
несчастными еще более жесток,  чем  это  казалось сначала. На самом-то  деле
никакого полета не было, ракета оставалась на Земле, но обитатели корабля об
этом не знали, они думали, что совершают подвиг ради интересов человечества,
только эта мысль и поддерживала их силы. Жестокая  комедия  понадобилась для
проверки - как, мол, будут вести себя железные  космопроходцы,  выдюжат  ли.
Дабы ничего не упустить для науки из поведения подопытных кроликов, по всему
кораблю,   установлены  незаметные  глазки  телекамер!  Все,  все  тщательно
продумано. Заключенным  - как  иначе их  назвать  - милостиво  предоставлена
возможность  при желании покончить жизнь самоубийством - в  гудящем  пламени
реактора.  В  действительности   нет  ни  пламени,  ни  реактора:  человека,
пережившего  предсмертные  муки  и  бросившегося  вниз  головой,   встречают
заботливые  руки  экспериментаторов. Но как  понять, что оставшиеся  в живых
смиряются, не кричат, не стреляют в мерзавцев? И сам автор  - он тоже никого
не  осуждает.  Эсэсовских   врачей,  которые  производили  эксперименты  над
заключенными в концлагерях, судили. Здесь еще и общество оклеветано - оно-то
тоже не протестует.
     Но  какая  великая  цель!  Подготовка  звездной  экспедиции!  Надо   ли
повторять, что нет благородных  целей, которые оправдывали  бы  антигуманные
средства.  И если цели  нельзя  достичь  без  издевательств над людьми,  то,
значит, стоит поставить под сомнение ее самое.  Значит,  полеты к звездам не
нужны  или,  по  крайней  мере, преждевременны. Вероятно  /в фантастике  все
вероятно/, можно представить себе ситуацию, когда даже полет со сменяющимися
поколениями  станет необходимостью. Я не знаю,  как будущие  поколения решат
эту  задачу,  но уж,  конечно, без  инквизиторского разгула.  Скорее  всего,
экипаж погрузят в анабиоз, что, кстати, уже предлагал Ефремов. Значит, Лапин
придумал  несчастных "космонавтов" только  для того, чтобы  полюбоваться  их
мучениями. Хотя бы намекнул на свое отрицательное отношение к происходящему,
можно  было  бы  расценить рассказ  как хорошо  исполненную модель  Великого
Обмана.
     О  Кире Булычеве мы уже говорили не раз, но вспомним его  рассказ  - "Я
вас первым обнаружил" /1972  г./ как противовес к рассказу Лапина. Звездолет
"Спартак"  пять лет летел к чужой звезде и  долетел и геройски выполнил свою
задачу, двенадцать человек из восемнадцати улетевших остались в живых. А  на
Земле  из-за относительности времени прошел век. И еще век пройдет, пока они
смогут  добраться  до  дому.