твергнут советской общественностью...", "Порочными надо  назвать и рассказы
ленинградского  писателя  Л.Успенского,  который  звал  советских  писателей
учиться у  запада..."  И  штемпелюющий  вывод:  "Их  произведения  народу не
нужны". Слышите знакомые интонации - это же говорит лично сам Лавр Федотович
Вунюков.  В  главе   о  Ефремове  мы  видели,  что  лишь  через  десятилетие
"Литературная  газета", защищая  "Туманность Андромеды", дала отпор вздорным
ультиматумам Иванова.
     Уже не в первый раз приходится поражаться, с  каким рвением насаждалась
очевидная  галиматья,  трудно  объяснимая  даже  с  позиций того времени.  В
самом-то деле, чего уж такого страшного  в стремлении,  скажем, помечтать  о
прекрасном  мире  будущего за  пределами  текущей  пятилетки?  Но  ходить по
означенным газонам категорически воспрещалось, хотя речь шла не о социальных
аспектах  мечтаний  и  уж  тем  более  не  о  сатире,  всего лишь  о  робких
научно-технических  приложениях.  Тем не менее, обыкновенный  звездолет  был
проклят  как  исчадье  ада.  Нелегко  проникнуть  в  шизофреническую  логику
тогдашних  идеологов.  А  может  быть,  наоборот,  очень  просто.  За  этими
запретами  стоял  -  возможно,  инстинктивный  -  страх  мещан  в политике и
литературе  перед  раскрепощением  воображения,  перед  самостоятельностью и
независимостью мышления, хотя очевидно, что именно эти качества надо было бы
воспитывать у строителей нового общества в  первую очередь. Но вдохновителей
подобных  кампаний   чересчур  самостоятельные  строители  как  раз   и   не
устраивали. Им нужны были винтики,  которые с  готовностью  принимали тезис:
социализм-то  у  нас,  друзья,  уже  построен,  а  если  он  и  нуждается  в
коррективах, то на них будет своевременно указано в очередном  постановлении
очередного пленума ЦК. Вина наших правителей не  только в прямых репрессиях,
не только  в  невинных жертвах, не только в  хозяйственном  головотяпстве  и
идеологическом прессе,  но и в том, что они в рекордные сроки вывели  особую
человеческую  породу  Homo  soveticus,  в  просторечии  именуемую  "совком".
Невозможно отрицать, что это им удалось.
     Еще удивительнее, с каким  пафосом большая  группа писателей ухватилась
за  установки  С.Иванова   и  принялась   сочинять   рассказ  за  рассказом,
соревнующихся  по пустоте  и  блеклости.  Тут  ведь не надо  было  не только
воображать,  но  и  думать:  представил себе  наскоро,  скажем,  прибор  для
обнаружения  металлических предметов под землей и садись писать  фантастику.
Вот это уже  была  почти  завершенная НЛ,  оставалось выбросить  малую  долю
идейности,  за которую  продолжали цепляться писатели, углядевшие мудрость в
партийных указаниях.
     И уж  совсем необъясним тот факт, что трижды  осмеянная  и  отвергнутая
фантастика   ближнего  прицела  пережила  и  взлет   шестидесятых  годов,  и
семидесятые,  и  восьмидесятые... Если не в теории, то на практике некоторые
писатели не  смогли,  а  скорее не захотели  выйти за очень удобные  для них
рамки. И  никакая критика не  смогла остановить множества изданий и, главным
образом, переизданий.
     Один из последних защитников теории "ближнего прицела"  Ю.Котляр даже в
1964  году,  когда уже "Туманность  Андромеды"  была  зачислена  по  разряду
классики,  когда  уже  взошла  звезда  Стругацких,  пытался  свести   задачи
фантастики  к  такому  ряду: "Расскажите о замечательных свойствах нейтрино,
верхнем  течении  Амазонки,  об  улыбке  Нефертити, Крабовидной  туманности,
сверхпроводимости, проектах Кибальчича, гидропонике, недрах Саянских гор..."
Но ведь если этими  -  бесспорно, интереснейшими -  темами  будут заниматься
фантасты, то что  же останется  на  долю несчастных популяризаторов?  У  них
отобрана даже  гидропоника!  Но  не только  в  теории, но  и  на практике  в
произведениях конца 40-х  - начала 50-х  годов за  фантастику  выдавались по
преимуществу проекты обогреваемых теплиц.
     Впрочем,   надо   правильно   понять   суть   возражений  против  этого
направления.  Дело вовсе  не в том,  что прежде писателю запрещали мечтать о
полете  на  Марс,  а  теперь  кто-то   возражает  против  описания   частных
усовершенствований. Эпохальный полет  к  звездам  можно изобразить столь  же
бездарно. Для литературы нет запретных тем, плохо, когда отсутствуют  мысли.
Никому же не придет в  голову упрекать Д.Гранина в том, что герои его романа
"Искатели"  создают прибор, способный обнаруживать пробои подземных кабелей.
Потому что роман  не о приборе, а о конструкторах, об искателях. А "Тень под
землей" В.Немцова приблизительно о  таком же приборе. И больше ни о чем и ни
о ком.
     Конечно, в фантастике могут  быть высказаны идеи, которые получают свое
развитие и  даже прямое воплощение в  науке  и  технике, не буду  лишний раз
вспоминать о гиперболоиде. Я, например, убежден, что рано  или поздно  будет
создан чудо-материал, подобный  "нейтриду", "открытому" В.Савченко в повести
"Черные  звезды"  /1960  г./. Боюсь даже, что он  будет  создан  раньше, чем
человечество  окажется подготовленным к овладению столь  мощной взрывчаткой,
как  антивещество. Уже  пришло сообщение о получении нескольких  антиатомов.
Пока  несколько  атомов! Но  я  не разделяю радости обозревателя  "Известий"
К.Кедрова.  Неужели мы  до  сих пор  не  поняли,  что всякое  такое открытие
намечает новые перспективы в легчайшем пути к уничтожению человечества и что
сперва надо бросить все силы  на социальное обустройство планеты? Желательно
хоть чему-то научиться на ошибках "пути пройденного",  хотя назад его у нас,
к сожалению, никто не отберет.
     Час пик для НЛ наступил в середине 70-х и особенно в начале 80-х годов.
Количество  выпусков хорошей фантастики сократились;  видимо,  основные идеи
она уже отработала, а  выдвигать нечто  новое  - удел  выдающихся писателей,
которых  никогда  не  бывает  много.  Образовавшуюся  нишу  стала  заполнять
"нуль-литература". Очевидна  связь этого "часа" с десятилетием застоя. Такое
направление по многим причинам устраивало тогдашних идеологическое пастырей.

     Для  введения  в  этот  хаос какого-нибудь порядка попробуем  разложить
напечатанное по полочкам сюжетов, а потом коснемся более сложных случаев.
     Итак,  сюжет  No1:  земной  звездолет  отправляется на  иную планету  и
обнаруживает  там космических  братьев по  разуму, стоящих, как  правило, на
более  низких ступенях развития. Более развитые ступени прилетели  бы  сами,
что и  составляет сюжет No2 - посещение  Земли инопланетянами. Сюжеты  No1 и
No2  встречаются чаще  остальных  модификаций,  скажем,  появления  у  людей
различных   видений,  но  и  простое  упоминание  о  звездолете,  хронолете,
говорящих дельфинах,  разумных  кальмарах или  снежном человеке  служит,  по
мнению автора, достаточным основанием для отнесения себя к рангу фантастов.
     Наиболее простодушный и, к сожалению, наиболее распространенный вариант
этой  темы мы  находим, например, у Сергея Слепынина  в рассказе  "Тини, где
ты?"  /1980 г./. Играла,  стало быть, в далеком будущем девочка, забежала  в
ангар с хронолетами, по ошибке  села в один из них и провалилась в  прошлое,
"приземлившись" на берегу  таежного  озера, где ее  и повстречал рассказчик,
которого  она  очаровала  недетской  рассудительностью  и которому,  нарушив
строжайший запрет, немножко рассказала о своем мире. Но что может рассказать
ребенок! А потом уселась в кабину  и без  приключений отбыла обратно.  О чем
шла речь ясно. А зачем?
     Александр  Мирер  в  рассказе  "Обсидиановый нож" /1966  г./ попробовал
чуть-чуть  усложнить  схему. Он  догадливо предположил,  что  путешествие  в
прошлое  -  теперь уже на  двадцать тысяч лет  назад -  может не пройти  для
путешественника   бесследно,  может  таить  неведомые  опасности,  допустим,
возбудить  в  бравом  туристе первобытную агрессивность.  Но  и  этот  автор
остановился на полдороге.  Благополучно возвратившийся домой герой вздремнул
малость, и  все его  первобытные комплексы  как рукой сняло. Над тем,  какие
последствия может вызвать механическое перемещение  предметов  из прошлого в
настоящее, автор даже не задумывался. Для него это пустая литературная игра,
которая вряд ли может чем-то взволновать читателя и заставить его задуматься
над основами человеческого бытия. Рэй Брэдбери думал по-иному, что и сделало
его рассказ "И  грянул гром" одним из самых знаменитых в мировой фантастике.
Неосторожно  раздавленная  в  далеком прошлом бабочка вызвала необратимые и,
между прочим, негативные последствия в настоящем. Конечно, это гипербола, но
какой глубокий смысл она несет. Как осторожно должно обращаться человечество
со своей историей, чтобы  ненароком не погубить самое себя. Насколько был бы
интереснее   рассказ   Мирера,   если   новоприобретенная   черта  характера
сохранилась в герое... Нет, никак не могу отучиться давать  советы  авторам,
видимо, то,  что  я  вырос в  стране  советов,  не  осталось  для  меня  без
последствий.
     По   любому  из  названных   сюжетов  можно  припомнить   много  умных,
талантливых книг, вошедших в золотой фонд  мировой фантастики. Полет земного
корабля к космическим  соседям -  это, например, "Аэлита", а посещение Земли
инопланетянами  -  "Война  миров".  "Видения"  в   изобилии  представлены  в
"Межзвездном  скитальце"  Джека  Лондона, а о "снежном человеке"  прекрасный
роман " Сын Розовой Медведицы"  написал Виталий Чернов... Здесь же идет речь
о  творениях,  для  которых  данные  сюжеты  лишь  пустая  оболочка,   вроде
сброшенной шкурки змеи.
     Начнем с полетов  на иные планеты. Если спрессовать сюжет до алгоритма,
то  он  будет   выглядеть  так.  На  незнакомую  планету  опускается  земной
звездолет. Тут же  выясняется, что на  планете существуют некие формы жизни,
при  ближайшем рассмотрении оказывающейся  разумной.  Аборигены,  как обычно
именуются      мыслящие     "папоротники",      встречают     гостей      а/
враждебно-настороженно,  б/  приветливо-понимающе.  В  свою  очередь земляне
относятся к существам а/  агрессивно, б/  дружелюбно, в зависимости от того,
какой строй отправил  корабль - а/капиталистический  или б/социалистический.
Это тот минимум, которого достаточно  для  того, чтобы  произведение а/ было
признано научно-фантастическим,  б/ имело право  на публикацию. Легко  также
подсчитать,  что из этой схемы  элементарно выстраиваются  восемь вариантов,
которых  уже  может хватить  на маленькую книжечку. Главное  же,  что  такое
времяпровождение доступно буквально каждому. Но что здесь предосудительного?
Зачем запрещать, ежели человеку захотелось прогуляться по Галактике? Никто и
не  запрещает.  Летайте  звездолетами  на  здоровье!  Скорость,  надежность,
комфорт... Только  сперва, пожалуйста, заполните в выездной анкете маленький
пунктик: зачем вам понадобилось посылать героев в такую даль?
     Рассказы сюжета No1, как правило, начинаются со  сходных фраз. Примерно
таких:
     "Три месяца патрульный космолет "Торнадо" находился в свободном поиске,
обследуя   неизвестные  еще  участок  Млечного   Пути.  Работа  была   самой
обыденной..." Ю.Тупицин. "Шутники".
     "Это  произошло на  траверсе Эпсилон  Эридана - захолустной  звездочки,
известной  ныне  разве  что составителям  каталогов... У  "Валентины" начали
барахлить кинжальные дюзы, и капитан велел  лечь в  дрейф..." В.Михановский.
"Стрела и колос".
     "Проходя по  кольцевому коридору,  Андрей  машинально бросил  взгляд  в
иллюминатор. Снаружи не было ничего интересного, а тем более нового. Все тот
же  космический  ландшафт...  и  надоевшие  звезды..."   В.Потапов.  "Первый
контакт"...
     Дошло до вас, что  нет  более тоскливого занятия,  чем полеты в космос?
Возможно, авторы правы, но зачем же так настойчиво дудеть в одну дуду?
     Ну,  хорошо,  летели, летели  и  сели - дальше  что?  "Гигантское  тело
планеты выросло на экранах совершенно неожиданно, Пальцы судорожно вцепились
в рукоятки тормозных двигателей, но было уже поздно" , - так начинает Виктор
Савченко  /не путать с  Владимиром!/ рассказ "Происшествий нет"/1983 г./. Не
верьте названию,  это  кокетничанье, они на  самом деле есть. Да  еще какие!
Земной космонавт, разбив /!/ свой корабль о  неизвестно  откуда /!/взявшуюся
планету /!/, находит  на ней  существо, которое  заявляет ему, что бежало на
этой планете  /!/ от преследователей; вскоре появляются и  преследователи...
Затем  космонавт  отремонтировал ракету  и  спокойно принялся за  дальнейшее
патрулирование.  Кто   преследовал,   кого  преследовали,  на  чьей  стороне
справедливость, в чем был смысл его патрулирования? Не дает ответа.
     "В   эпоху   освоения  134-го  космического   сектора  к  Юрасу  дважды
наведывались космолеты, и  оба посещения оказались вполне  прозаическими..."
Слышите знакомые интонации? В рассказе Дмитрия Де-Спиллера "Шестикрылые осы"
/1981  г./  земной  космонавт,  увидев   необычные  узоры   на   поверхности
вышеупомянутого  Юраса, так удивился,  что "забыл  от  растерянности вовремя
выключить серводвигатели" и тоже врезался  в  планету, ухитрившись,  однако,
остаться в живых. Авторская мысль, видимо, заключалась  в  смелом допущении:
межзвездные корабли  будут  управляться  примерно так  же,  как  современные
"Жигули", на которых зазевавшись можно "поцеловаться" с ближайшим столбом.
     Но что же  так удивило незадачливого шофера? Ему почудилось изображение
осы гигантских размеров.  Земные  формы  в  нескольких парсеках от Земли! Не
тревожьтесь:  это  всего  лишь  кристаллические образования из  инея,  вроде
папоротников на  замерзшем  стекле,  чем  замысел рассказа  и исчерпывается.
Типичная НЛ  - случайный,  ничем не  примечательный  факт,  никакой глубины,
никакой  философии,  никакого  человеческого чувства. Приведу  для сравнения
рассказ Д.Биленкина "Ничего кроме льда" /1974 г/. Исходный замысел рассказов
в чем-то схож. Отправившись за тридевять земель  осуществлять некий  Проект,
земляне обнаруживают в окрестностях звезды, которую они собирались взрывать,
маленькую  планетку,  сложенную  из   одного  льда.  Но   лед  этот   принял
фантастические формы, и в лучах местного солнца его сверкающие грани создали
феерическое  зрелище. НЛ на  этом месте и остановилась бы, вот, мол, есть  и
такие  игрушки  во  Вселенной.  Автор  рассказа  идет  дальше. Осуществление
Проекта  приведет к ликвидации ледяного чуда.  И они отказываются от  своего
намерения.  Отказ  дается им нелегко, ведь на  подготовку к Проекту положена
вся  жизнь. Но  они  не сочли  себя вправе  уничтожать  уникальный  памятник
природы.   Можно   и  дальше   тянуть  нить   размышлений   о   бездушных  и
безответственных уничтожителях рукотворной  и нерукотворной красоты. Вот это
и  есть  художественный  подтекст,  который отличает настоящую фантастику от
никчемных пустячков.
     К  сборнику  рассказов  Де-Спиллера "Поющие  скалы"  Ю.Медведев написал
уникальное  в своем роде предваряющее слово. Отметив парадоксальность идей и
изящество развития сюжетной мысли, Медведев так  оценивает рекомендуемый  им
сборник: "У  Де-Спиллера герои  в разных рассказах разные,  но они настолько
лишены каких-нибудь индивидуальных черт, настолько не персонифицированы, что
читатель вряд ли отличит  их  друг от друга, тем паче что все они напоминают
слишком   уж  рациональным  поведением   роботов  одной  серии..."   Отлично
подмечено,  не  убавить,  не   прибавить!  А  перед  тем   и  того  суровее:
"...сюжетная  монотонность /и  как  же  это  она  сочетается  с  "изяществом
развития  сюжетной  мысли"? - В.Р./,  наукообразность изложения,  не  всегда
уверенное   владение   литературным  инструментарием..."  Но  если  с  этими
утверждениями согласно  и издательство /в  противном случае предисловие было
бы  перезаказано  другому  автору/,  то  возникает  недоумение:  в  чем была
необходимость публикации настолько слабой книжки? Ответ - в  самой концепции
НЛ:  владение  литературным мастерством - дело второстепенное,  для фантаста
"парадоксальность"  поважнее,   хотя   "парадоксальность"   без   мастерства
именуется графоманией.
     Среди  представителей НЛ  есть  классики.  Будем  относить  к  ним  тех
авторов,  которые  ни в одном  своем опусе не отступают  от заданной  схемы.
Среди них  одним  из  ведущих я бы назвал  Владимира  Михановского. В романе
"Шаги  в  бесконечности"  /1973   г./  космонавт  Федор  Икаров  /!/  летит,
сопровождаемый  только роботами,  к  Черной звезде,  которая обладает  таким
невообразимым притяжением, что  не отпускает от себя даже лучи света. Летит,
чтобы разгадать тайну гравитации.  Но какая там обстановка, может ли человек
или  корабль  находиться в  поле  тяготения этой  звезды,  сколько  лет  или
тысячелетий  пройдет  на  Земле  в  отсутствие  Федора  и как  он собирается
возвращаться - этого отважный капитан не знает и - самое удивительное - этим
не  интересуется.  Сказали ему: мол, надо, Федя, он и  полетел. Почему же он
летит один? Скучновато может стать на такой долгой дороге. Если роботы могут
полностью заменить товарищей по полету, то почему  бы, скажем,  не отправить
сначала  роботов без людей, ведь более чем очевидно,  что летит он на верную
смерть. Естественно ли, что такие мысли даже не приходят никому  из героев в
голову, в том числе и девушке, любящей Федора и расстающейся с ним навеки?
     Трудно  сказать,  что  перевешивает  в  этой  книге: ее,  с  позволения
сказать, научный уровень  или литературные  достоинства. Пример. Описывается
драка  двух роботов /сама по себе  ситуация неплоха, правда?/.  "...Упав  на
пол,  конус  каким-то  чудом  умудрился удержать  равновесие,  но  от  удара
сдвинулся люк,  который  прикрывал  воронку,  ведущую  к аннигилятору. И тут
случилось ужасное: Энквен сильным  и  ловким  ударом столкнул манипулятор  в
воронку. Жалобный вскрик,  испущенный в последний  момент  защитной системой
охваченного  пламенем  манипулятора, резанул  слух Икарова..."  Поистине все
великолепно: и открывшаяся от случайного удара заслонка ядерного реактора, и
представление о  нем, как о паровозной топке с открытым огнем, куда, видимо,
горючее подбрасывается лопатой...
     Тем не менее, Федя долетел. Что же он там увидел, что испытал? А ничего
не увидел: вокруг - вот досада-то! - полная  темнота. Но в  конце-то концов:
он же летел, чтобы  раскрыть  тайну  гравитации. Раскрыл? Автор  ограничился
сухим  замечанием: факты, добытые Федором,  требуют длительного  анализа  на
Земле.  И  все.  Право   же,  хоть  какие-нибудь  предположения  можно  было
выдвинуть, хотя бы попробовать объяснить, как же это так: лучей света звезда
не выпускала, а нераздавленного Федора выпустила. Но, требуя  от  НЛ логики,
мы противоречим себе же.
     С присяги на  верность НЛ начал свою деятельность и Юрий Никитин. Герои
рассказов его первого  сборника "Человек, изменивший мир" /1973 г./ запросто
бродят по звездным системам,  не встречая никаких преград - ни временных, ни
топливных. И встречают их на открываемых планетах разнообразнейшие  жители -
от единорогов до  дикарей. Но и здесь остается  невыясненным:  ради чего  же
собран пестрый галактический маскарад, хотя -  если вглядеться внимательно -
новых масок в нем мы не обнаружим. У автора, к сожалению, нет  собственного,
выстраданного предмета художественного исследования. /Позже он появится,  но
совсем  иного  характера/. В  рассказах  Никитина  взрываются  атомные пули,
прыгают отвратительные сколопендры, барахтаются в тине разумные земноводные,
человек  вылезает из своей  шкуры, как бабочка из  кокона, но  соединить эту
чрезмерную   фантазию  с  общелитературными  требованиями  автору  никак  не
удается.  Научная  фантастика   представляется   ему  очень   легким  делом:
достаточно перенести действие на другую  планету /  идут  описания необычных
растительных и животных форм/, посадить корабль с небольшой аварией, вылезти
из  него с опаской