,  чудовищная патология
сознания.  Чудовищная  и  дьявольская. Утопия отвращает вас  от  реальности,
удаляет от сада возделываемого, и пока  вы блуждаете  в  эмпиреях  будущего,
жизнь  подножная, истинная  уничтожается на  корню, и,  следовательно,  надо
опять возвращаться. Хорошо, если, как сейчас,  можно вернуться и возделывать
заново. А если это  отнимут, будет еще страшнее. Именно отсюда моя ненависть
к утопии. Я интересовался в юности утопиями, они мне нравились, потому что в
них есть  дьявольский соблазн.  Это наш инстинкт  - отвлечься от реальности.
Ловкие манипуляторы-политики  всегда  этим пользуются. Отсюда феномен веры в
светлое будущее. Огромные нации верили  или не верили, а поперли... Слово-то
какое отвратительное -  утопия, и нет  ему эквивалента  на  русском языке. А
хотелось  бы. Может быть, утопия от "утопиться"?" -  выносит утопии смертный
приговор  старый  лагерник,  писатель-эмигрант  Юз Алешковский.  Его  тирада
продиктована  въевшимся в  клетки страхом. У  меня нет оснований подозревать
Алешковского  в недостатке  мужества. Но когда он  говорит такие слова, ему,
должно быть, кажется, что он, как и всем остальным своим творчеством, вносит
свою  долю  в  борьбу  с теми, кто придумал  Беломорканал,  Колыму, Магадан.
Пожалуй, ни с одним словом не происходило такой сальтообразной семантической
трансформациии.  Утопия  стала  обозначать  противоположное  первоначальному
смыслу,  ее  антоним даже не антиутопия,  нет, что-то более страшное. Но еще
Зощенко в нелучшие для себя дни сказал: "Писатель с перепуганной душой - это
уже потеря квалификации". Что же - теперь нельзя мечтать о будущем? А писать
о  нем можно только, как о царстве смрада и мрака?  Но  ведь мечта о будущем
всегда  была составной  частью настоящего, и хотя в  этом  ее  неискоренимая
ограниченность,  но  должно же  куда-то двигаться человечество. Или у  людей
вообще нет и не может быть правильного пути? Или у них нет и никогда не было
затаенной мечты? "Учитывая нынешнюю  ситуацию, искусство призвано  говорить:
помогите  мне пройти через эту  ночь,  помогите мне дожить до утра,  научите
меня любить. Научите меня  всему  этому! Вот  в  чем  задача искусства".  Не
коммунист,  не социалист,  не лагерник Рэй Брэдбери  кажется мне куда  более
правым, чем наша сборная похоронная команда.
     Потребность  в  мечте,  желание  представить  себе  жизнь,  которую  мы
оставляем потомкам, стремление задуматься над более совершенной конструкцией
общества /все  же согласны, что  оно  несовершенно/  - неотъемлемый  элемент
культуры,  неотъемлемая  черта настоящего,  без  которой общество  не  может
развиваться. Если говорить честно, то мы снова находимся в застое - "сбились
мы,  пути не  видно..." Прежние идеалы отвергнуты, а что взамен? Может быть,
не  стоило  бы  забывать  слова  Д.Писарева:  "Если  бы  человек  не мог  бы
представить себе в ярких и  законченных картинах будущее, если бы человек не
умел мечтать, то ничто бы не заставило его предпринимать ради этого будущего
утомительные  сооружения,  вести упорную  борьбу,  даже жертвовать  жизнью".
Ладно, Писарев - радикальный  демократ и  нынче  не авторитет. А  губернатор
Салтыков-Щедрин? "Человек так устроен,  что ему  непременно хочется золотого
века, и он во всяком  признаке  прогресса видит его приближение". Впрочем, и
Щедрин  -  демократ,  хотя  и  царский  чиновник...  Вот  если бы Константин
Леонтьев что-нибудь подобное высказал... Но, постойте, даже он мечтал совсем
о другой жизни:  "...не  ужасно ли и  не  обидно ли... что  Моисей входил на
Синай,   что   эллины  строили   свои  изящные   Акрополи...   что  апостолы
проповедовали,  мученики  страдали, поэты пели, живописцы  писали,  и рыцари
блистали  на  турнирах  для того только,  чтобы  французский,  немецкий  или
русский буржуа в безобразной  и комической  своей одежде благодушествовал бы
"индивидуально"   и  "коллективно"   на  развалинах  всего  этого   прошлого
величия?.."  /Мне очень хочется заменить в цитате слово "русский" на  "новый
русский"/...
     Полагаю,   что   следующая   крупная  утопия   будет  религиозной.   Но
когда-нибудь да придет же время синтеза разума, духовности и нравственности.
Если не верить в его наступление, то какой смысл имеет борьба за демократию,
за  права  человека,  за  спасение  природы?  Не  логичнее  ли углубиться  в
созерцание пупка и  обреченно ждать конца света, как  ждут его  всевозможные
замордованные  "белые  братья",  безразлично  относясь к  тому,  кто  у  нас
захватит власть - фашисты, проходимцы, сумасшедшие?  Однако  для  ожидаемого
поворота спирали нужен новый  духовный взлет, должны  появиться  независимые
мыслители, которые освободятся от плоскостности нынешних  антитез: социализм
-  капитализм,  коммунизм  -  антикоммунизм,  материализм  -  идеализм,   не
отбрасывая ничего ценного из духовного опыта, выстраданного человечеством...

     Ефремов  написал  книгу  про  общество  без  насилия,  про  общество, в
котором, если судить непредвзято,  немало привлекательного, хотя  сейчас  мы
отчетливо  видим  шоры, добровольно надвинутые  им на  собственные  глаза, и
откровенные  ошибки,  объясняемые  как  объективными,  так  и  субъективными
причинами. Но так, собственно,  обстояло  дело со  всеми  утопиями;  заслуга
писателей,  как известно, заключается не в том,  чего они не дали, а что они
дали по сравнению с предшественниками. На  фоне мертвенной философии, лживой
литературы, убогой  фантастики  "ближнего  прицела"  "Туманность  Андромеды"
послужила одним  из  толчков, побуждающих  наше  сознание,  стала  одной  из
отправных точек начавшейся в  60-ые  годы перестройки нашего мышления,  что,
еще раз  повторяю, достаточно парадоксально,  так как автор ставил себе едва
ли не противоположные цели.
     Действие романа Ефремова отнесено  в далекое будущее, оно совершенно не
касается  современных  передряг, так  что,  казалось бы, истовые приверженцы
единственно верного учения, должны были бы схватиться за  книгу, объявить ее
своей  Библией,  своим  Кораном,  присудить  ей  Ленинскую  премию, ввести в
школьные  программы.  Но мы не раз  говорили  о  том, как пугались цековские
идеологи  любой  новизны,  пугались  необъяснимо  и  необоснованно,  вопреки
собственным шкурным интересам.
     Конечно,   "Туманность  Андромеды"   была  дерзким   вызовом   "ближним
прицелам", ограничениям,  приземлениям...  Но ведь уже взлетел в небо первый
спутник. И, тем не менее - столь велика была инерция - книга незамедлительно
подверглась    нападкам,    что    прекрасно   характеризует    лицемерность
"перестройки",  на  которую  якобы  решились партийные  органы.  Правда,  за
проработку Ефремова /в отличие от грядущих  антистругацких кампаний/ взялось
не высшее  звено,  дело было поручено, так  сказать, так  сказать,  тыловому
эшелону. Я не  исключаю,  что  кампания  не была  инспирирована  и на  сцене
выступала местная самодеятельность, что еще  любопытнее: это показывает, как
глубоко  проникла  в нашу, с  позволения сказать,  интеллигенцию  психология
"чего  изволите?".  А вдруг удастся попасть в точку, а вдруг  похвалит  сама
"Правда"?  Правда,  "Правда"  инициаторов не похвалила, но  и не  встала  на
сторону  Ефремова. Его защитила "Литературная газета",  где в то время  были
сосредоточены лучшие журналистские силы, а сама она считалась рупором легкой
оппозиционности, задуманной для выпускания пара.  Трибуну охотникам  любезно
предоставила   "Промышленно-экономическая  газета"  /ей-то  какое  дело   до
фантастики?/.  Загонщиками  и  на этот  раз выступили научные  работники, не
слишком компетентные  в литературных и философских материях, но убежденные в
своем праве поучать каких-то там писателишек.
     Проработка  началась  с  "реплики  читателя",  побольше   иной  статьи,
принадлежащей   экономисту  А.Антонову   -  "Писатель  Ефремов  в  "Академии
Стохастики". Через некоторое время /события разворачивались летом 1959 года/
в  "Литературной газете" впервые за много  лет появился отпор заушательству,
стала  возрождаться  полемика.   Однако  "Промышленно-экономическая  газета"
решила  защитить честь мундира.  Были собраны мощные  силы  в  лице  четырех
авторов  со званиями. Наученные научные  работники  повели разговор на более
высоких и, видимо, более привычных  для них тонах. Ефремову были предъявлены
идейные   обвинения.  Он  призывался  к  ответу  по  статьям  УК:  проповедь
индивидуализма  и   идеализма,  непонимание  законов  научного   коммунизма,
забвение  истории родной страны... Материал пестрел фразами типа: "Наши дети
школьного  возраста получат  после  прочтения ее  неверное  представление об
эпохе будущего",  или  - "Ефремов пишет  о  звездоплавателях, ни полслова не
говоря о хозяевах жизни, о тех, кто обеспечивает всеми материальными благами
любителей  сильных  ощущений, носящихся по  Вселенной"  /космонавты могли бы
набить физиономию авторам этих инсинуаций/, или -  "... в других местах есть
смутные,  глухие упоминания о рабочих,  загнанных /вот даже как! -  В.Р./  в
подземные глубины, в шахты"...
     Словом, материал  содержал такое количество демагогических  передержек,
что вызвал гневную отповедь академика В.А.  Амбарцумяна.  Письмо астрофизика
было напечатано вместе с большим  редакционным послесловием и положило конец
странной кампании.  Больше  никто  преследовать  "Туманность  Андромеды"  не
пытался. Она была прочно приписана к золотым страницам советской фантастики.
Юрий Гагарин назвал ее в числе любимых произведений.

     С  тех  пор  прошло три  с  лишним  десятилетия,  и  нынешнее поколение
относится к роману Ефремова без прежней почтительности. Язвительный Вячеслав
Рыбаков написал две пародии под общим названием "Прощание славянки с мечтой"
и внешне  уважительным  посвящением Ивану Антоновичу,  который  еще верил "в
возможность  качественно нового  будущего", из чего можно сделать вывод, что
уж композитора "траурного марша"  /таков подзаголовок  пародии/ на мякине не
проведешь. Перевелись нынче лопоухие дурачки. Но в сущности пародии Рыбакова
к Ефремову отношения не имеют.  У него просто позаимствован эпизод из романа
для злых  памфлетов  на сегодняшнюю  жизнь,  на сегодняшние  отношения между
людьми. "Тибетский опыт в условиях реального коммунизма" и "Тибетский опыт в
условиях конвоируемого рынка"  мало чем отличаются друг от друга.  В  первом
хирург,  пользующий искалеченного при взрыве математика требует  от женщины,
которая любит ученого, чтобы она "дала" ему в "благодарность" за операцию, а
во втором тоже бы дала, уже без  кавычек - дала бы  крупную сумму денег, что
для наших условий даже не фельетонное преувеличение, а легонькая зарисовка с
натуры.   Но  если  один  из  самых   талантливых  фантастов  следующего  за
шестидесятниками поколения хотел  сказать,  что товарищеские отношения между
людьми  невозможны в принципе,  что  взаимопомощь  - не  более чем  красивая
выдумка, значит,  он, как ныне  многие, поражен тяжелым недугом - бесплодным
скепсисом, и мне жаль и его, и несчастную страну,  несмотря  на то, что наши
дни дают более чем достаточное количество  примеров дикого падения нравов, а
потому спорить с Рыбаковым трудно, зато  прослыть в этом  споре  ретроградом
легко.
     Пародии Рыбакова далеко не самое мрачное в  сегодняшней фантастике. И в
свете этого вспомнить сегодня о преисполненной надежд фантастике 60-х, может
быть,  даже  очень  кстати.  Не  сомневаюсь,  найдутся  галковские и  другие
представители отряда врановых,  которые вдоволь поиздеваются  над нашим,  во
многом неоправдавшемся оптимизмом. Но если "надежды  маленький оркестрик под
управлением  любви"  и  вправду умолк навсегда,  тогда я еще раз  спрашиваю:
зачем все это? Зачем нам демократия, зачем реформы, зачем издавать журналы и
писать рассказы?

     Как же  все-таки оценивать "Туманность  Андромеды"  с сегодняшней точки
зрения? Может быть, ее стоит сбросить с ушей как образец казенно-казарменной
лапши, как мы отбрасываем  сегодня  значительную  часть творческого наследия
писателей, созданного в условиях спелого и неспелого социализма.
     Мне  помогла  сформировать собственное отношение  к  ефремовской  книге
статья,  напечатанная  в  альманахе "Завтра".  Называлась  она  "Современная
утопия"; ее автора  и  дату первой публикации я  назову позже, сейчас отмечу
лишь,  что  она  была  написана  задолго  до  Ефремова.  К  крайнему  своему
изумлению,  я  обнаружил в ней  добротный и подробный  конспект  "Туманности
Андромеды". Совпадения были разительны. Вот несколько параллельных цитат.
     "Современная утопия": "В будущем населяющее землю человечество не будет
знать деления  на расы. Люди будут говорить  на  одном языке и  будут  иметь
общие интересы".
     "Туманность  Андромеды":  "...неизбежно  и  неуклонно  новое устройство
жизни распространилось  на всю Землю, и  самые различные народы и расы стали
единой,  дружной  и  мудрой  семьей...  Так  началась  ЭМВ  -  эра  Мирового
Воссоединения,  состоявшая из  веков Союза  Стран, Разных Языков, Борьбы  За
Энергию и Общего Языка".
     Совпадения  между  двумя авторами не означает, что я во всем согласен с
ними. Возможно, они окажутся правы,  и  человечество действительно придет  к
общему  языку,  тем более,  складывается  впечатление, что этот процесс  уже
начался. Не  секрет,  с какой  скоростью английские слова проникают в другие
языки,  например, в русский. Во Франции,  кажется,  законодательно запрещено
употреблять  английские эквиваленты.  А во что превратится английский  язык,
если его насытить русскими словами,  показал  Э.Берджесс в  романе "Заводной
апельсин".
     Вопреки  всем  авторитетам,  я не считаю  общий язык  для  человечества
благом.  Оно станет намного более  тусклым и одноцветным,  поскольку  язык -
это, может быть,  величайшее из  завоеваний  разума, а его  унификация  лишь
очередная  технократическая  угроза.  Один  язык  -  одна  литература,  одно
искусство, одна музыка,  одна  культура,  одна одежда... На  этом  пути  уже
достигнуты немалые успехи. А жить становится все скучнее...
     "С.у.":  "Нет  больше убогих,  хилых,  слабых,  нет  больше  вымирающих
народов,  нет  даже  цветных  рас:  путем  постепенного  развития  все  люди
сравнялись, все стали добрыми  и сильными... Исчезнут следы той дегенерации,
жертвой  которой  человечество  едва не стало  в наше время. Природа создала
человеческий организм, чтобы  он жил не менее ста лет. Следовательно, первая
половина жизни до 50 лет должна считаться молодостью".
     "Т.А.":  "Забота о  физической  мощи  за  тысячелетия сделала  то,  что
рядовой человек планеты  стал подобен древним  героям, ненасытным в подвиге,
любви и познании...  Изучение  предков  заменено  прямым  анализом  строения
наследственного механизма,  анализом  еще более  важным  теперь, при  долгой
жизни. С  эры Общего Труда  мы  стали жить до ста  семидесяти лет, а  теперь
выясняется, что и триста не предел..."
     /Опять-таки насчет единой расы я бы  протестовал, а с остальным кто  бы
стал спорить/.
     "С.у.":  "Когда никакой "карьеры"  не будет, когда  всякий работающий и
приносящий пользу будет пользоваться благами жизни наравне со всеми другими,
занятие,  профессию  люди  будут избирать только  по  своим  способностям  и
вкусам, и будут избирать сами, свободно".
     "Т.А.": "За долголетнюю жизнь человек успевал пройти высшее образование
по пяти-шести специальностям, меняя род работы..."

     После  этих  цитат  сделаем  большое  отступление, чтобы  показать, как
проницателен  был пока неназванный  автор эссе, и сравнить его представления
об  отношении  к труду с популярными авторами утопий, созданных незадолго до
цитируемой  статьи. Некоторые из  мыслей,  уже высказанных в  главе о ранних
советских  утопиях,  придется  более  развернуто повторить  на  новом  витке
спирали.
     Как уже говорилось,  самый существенный пункт любой  утопии - отношение
людей к труду. Мимо него не проходил никто, но вовсе не все мечтатели были в
состоянии  представить себе, что наступит время, когда люди  будут трудиться
свободно и радостно и понукать их не будет нужды.
     Так,  в  конце прошлого  века увидела свет  книга  американца Э.Беллами
"Взгляд назад./Через  сто лет/", сочинение  далеко  не  самое значительное в
мировой  утопической  литературе, но едва  ли не  самое  популярное.  Как  и
"Туманность  Андромеды", она была  рассчитана  на  массового читателя. В США
даже возникли  группы  энтузиастов,  пытавшихся  осуществить идеи Беллами на
практике. /У нас, кажется, никто не пытался строить коммуны по Ефремову/.
     Герои  Беллами восторженно говорят об обществе, в  котором они живут, о
том,  как свободно  они  себя в  нем  чувствуют, как  вольны выбирать  любую
профессию.  Но какова  экономическая  база  их  процветания?  Тут  читателей
Беллами  подстерегает  неожиданность.  Все  граждане  с 21 года  до  45  лет
организованы в промышленную армию, пребывание в которой строго  обязательно,
отлынивание наказывается в уголовном порядке:  "Человек  способный работать,
но упрямо уклоняющийся от труда, обрекается  на изолированное  положение  на
хлебе и воде до тех  пор, пока не проявит желания взяться за дело".  Что  же
служит наградой за  принудиловку, в которой, правда, учитываются пожелания и
склонности,  но  лишь по  мере  возможности,  надо  же  кому-то  выполнять и
грязные,  и  утомительные занятия?  В течение  срока службы зарплата  особой
формы,  в которой  автор предсказал современные  кредитные карточки.  Однако
главная  награда, райская  приманка  ждет  члена  общества  после  45  лет -
освобожденный от труда, он может посвятить себя отдыху и развлечениям.
     А вдруг какому-нибудь трудоголику захочется поработать  и  дальше? Ведь
сорок пять лет  -  расцвет физических и творческих  сил человека. Недоумение
настолько  лезет  в  глаза, что  молодой человек,  проспавший  целый  век  и
очнувшийся  в  прекрасном  новом  мире,  выпаливает  его  незамедлительно  и
получает отдающий демагогией ответ: мол, человека в пенсионном возрасте ждут
такие наслаждения,  что  он  и  мыслить-не мыслит о  возвращении  к трудовым
обязанностям.
     Книга Беллами  имела,  как  было сказано, сенсационный успех. Ее тиражи
насчитывали  миллионы  экземпляров,  что для тех  лет представляло  поистине
фантастическую  цифру.  Объяснение надо  искать в  обывательском взгляде  на
человеческую  массу,  в  потакании  убежденности  тупого лавочника,  что все
рабочие, а уж тем более все бедные, нуждающиеся, нищие - это саботажники,  и
единственный способ заставить их трудиться - палка.
     Несостоятельность взгляда  Беллами  на  человеческую природу была  ясна
многим   его   современникам.  Яростным  критиком   утопии  был   английский
философ-искусствовед У.Моррис. Справедливо рассудив, что эффективно бороться
против  влияния вредной  книжки  надо  не  с  помощью  речей  и  статей,  он
противопоставил  ей книгу же. Через  два  года после  выхода "Взгляда назад"
появляются его знаменитые "Вести ниоткуда". В этой утопии дан бой Беллами по
главному  пункту:  Моррис  доказывал,   что  труд  -  не   только  первейшая
необходимость  в  человеческой жизни, но и первейшая радость, что  он сам по
себе может стать для  человека наградой, дать ему  счастье и удовлетворение,
придать жизни смысл. Беда, правда, что труд у Морриса сведен по преимуществу
к удовольствию, получаемому от косьбы.
     Но  придушить Беллами Моррису  не удалось. "По общему  правилу, человек
стремится уклониться от  труда. Трудолюбие вовсе не прирожденная черта:  оно
создается экономическим давлением и общественным воспитанием. Можно сказать,
что  человек есть довольно ленивое животное..."  -  изрек большевик Троцкий,
увлеченно  доказывавший необходимость  и  неизбежность военного коммунизма в
стране.
     В жизни ефремовского общества много места занимают путешествия,  спорт,
искусство и различные