в  брошюре  "О  Великой
Отечественной войне Советского Союза", а вопреки многим ее  тезисам. Вопреки
бездарности,   а   возможно,   и   шизофреническим   отклонениям   в   мозгу
генералиссимуса,  лишившего  армию командных  кадров  и  современной техники
перед самой войной и с ослиным упрямством отвергавшим донесения, может быть,
лучшей на тот момент разведки в мире. Да, во время войны пришлось исправлять
его ошибки,  появилась и  техника, и полководцы талантливые нашлись. Правда,
лично  я не  ставил  бы  в  центре столицы  памятника  Г.К.Жукову,  каким бы
выдающимся полководцем он ни был, потому что в отличие от великих российских
военачальников, он  меньше всего думал о солдатах и не берег  их жизней. И в
Европу  мы  принесли  не  только  освободительные тенденции. Правда,  подвиг
нашего народа, жертв народа все это не умаляет. Храм - единственно достойный
памятник победившему народу, неважно верующим или неверующим, - вот что надо
было  строить  на  Поклонной горе. Жаль,  что  в те  времена о строительстве
храмов нельзя было и заикаться. Так что будем снисходительны к американскому
автору, который многое знал лучше нас, но еще больше не знал.

     Когда в  начале  девяностых  роман  Дика добрался  до нас, я имел честь
написать  на  него рецензию,  предположив,  что не  найдется  отечественного
автора, которой исходил бы из такого же, как у Дика, жуткого  предположения.
Мне казалось /и  сейчас кажется/, что  после немыслимых страданий заниматься
литературными играми святотатственно и постыдно. Американцы по-иному смотрят
на некоторые вещи...
     Как я был наивен!  Не успела высохнуть типографская краска на рецензии,
как два фантаста схватились за эту тему. Одним из них был Лазарчук, а вторым
Абрамов, который дважды тиснул "утопию" "Тихий ангел пролетел"  в 1994 году.
Обозначение "утопия" принадлежит  автору, и  это действительно утопия,  если
считать ее  главным признаком умилительность,  чему вовсе  не  мешает обилие
грубых слов  из полууголовного, а иногда и одесского арго /"Киндэпнули тебя,
флюгер, фигец котенку Машке", "президент Ирака Задам Хувсем", "И что вы себе
думаете? Ильин-таки сел".../.
     Хотя  автор  разделал   под  орех   жизнь  нашей  славной  державы  при
коммунистах,  но главному  герою,  бывшему  летчику,  лучше  всего  жилось в
"другом", брежневском  времени.  "Ильин в  том периоде  довольно  долго жил,
отменно  работал  и  работой  своей,  ее  результатами  гордился.  И  ничего
застойного в ней не находил" - фраза,  которая больше характеризует  автора,
нежели  героя.  Рядовому летчику  сверху видно  далеко  не  все.  Неприятное
ощущение производят кухонные выпады против перестройки. Особенно не нравится
автору перестроечник  с  лысиной,  на которой  вольготно раскинулось родимое
пятно, похожее то ли на Суматру, то ли на всю Индонезию сразу.
     Годы, в которых  Ильину приходится жить ныне, страна процветает, в ней,
как и во  всем  мире, з д о  р о  в а  я э к  о -н о м и  к  а  /подчеркнуто
автором/. Обыкновенный кочегар имеет возможность за смену опрокинуть десяток
банок пива  "Хейнекейн" из стоящего рядом  холодильника  и закусить отличной
колбаской. Если не роскошествовать, то треть зарплаты остается на  то, чтобы
накапливать  сбереженьица на  дачный  участочек... Ну,  наконец-то на Россию
просыпался  золотой  дождь.  А  все  почему?  А  потому,  что  нас  победили
гитлеровцы. Неслыханных зверств они творить не стали. Врали нам, стало быть,
про них. Расстреляли, правда, какую-то  шушеру. И книжечки кое-какие сожгли,
Сталина  того  же.  А больше ничего экстраординарного и не  произошло. Через
несколько лет их - а значит, и наш  - фюрер  скончался естественной смертью.
На  смену   ему  столь  же   естественно  пришел  Аденауэр.   Российская  же
социалистическая идея плавно  перелилась в  национал-социалистическую, а еще
конкретнее - в  русскую, которая давно ждала своего часа.  И  вот дождалась.
Дождалась, расцвела и теперь настолько  безраздельно  царит в стране,  что в
нее  безропотно  влились и  все  прочие национальные  идеи. /О судьбе евреев
автор, правда, деликатно умолчал/.
     Трудно, должно  быть,  найти  другое  произведение,  где бы  связь  так
называемой русской идеи с фашизмом была  бы продекларирована столь открыто и
простодушно. Даже не связь - идентичность. Понимаете ли, пресловутой русской
идее  все  время что-то мешало. Декабристы,  разночинцы, западники, Чаадаев,
Герцен,  социал-демократы,  философы-святоши... Потом  пришли большевики. Не
все, правда, сразу, как граф А.Н.Толстой, поняли, что  всего-то им надо было
из программных  установок выкинуть самим  же  мешающую приставку "интер", но
помогли   родственные   по  духу   нацисты  из  Германии.   Интернационализм
превратился в национал-социализм.
     Если пользоваться советской фразеологией, то у автора просто не хватает
слов,  чтобы  выразить полное удовлетворение. Ни  о каких  неприятностях  от
нашествия немцев автор и не вспомнил.  Батраки на Украине?  Немцы даже наших
гебешников не турнули, наоборот, гестапо  с распростертыми объятиями приняло
чекистов  в свои ряды:  кто же  станет бросаться  такими профессионалами. Не
было ни бредовых идей о жизненном  пространстве, ни о превосходстве арийской
расы, к которой  "русские свиньи" вроде бы не принадлежали. Не было  лагерей
смерти,  душегубок,  крематориев,  не было Бабьего  Яра,  варшавского гетто,
Майданека, Освенцима... Ничего не было... А всего лишь пролетел над  Россией
тихий  ангел то ли со свастикой, то ли  уже с руническим знаком на рукаве, и
стала она жить, да поживать, да добра наживать под сенью дружеских штыков.
     Мы  похожие  теории  уже  слышали; газеты пишут  и  о том, что  кое-кто
тренируется,  дабы  применить их на практике. Любопытна  разве  что эволюция
самого Абрамова. Большинство его многочисленных книг, выходивших в прошлом в
соавторстве с отцом, а потом и  в результате самостоятельных усилий  никаких
мыслей не содержали. Не будем придираться - особо вредных тоже не содержали.
Иногда Сергею Абрамову что-то удавалось.
     Что же случилось с редактором еженедельника "Семья"? А то  и случилось,
к  чему  его  подталкивал  ангел-хранитель, наверно,  в тех же приблатненных
выражениях, в которых этот персонаж общается с Ильиным. Проще говоря, к чему
давно лежала  его душа. Не один Абрамов испытал  аналогичное "влеченье,  род
недуга". Если  обращаться к  литературным образам, то  он  повторил  идейную
эскалацию  Андрея Воронова из  "Града обреченного". Точь в точь. И я склонен
думать, что это неплохо - человек раскрылся, и мы, по крайней мере, не будем
заблуждаться насчет его истинных умонастроений.
     Вот почему я и начал разговор о повести Абрамова с фразы: "Вот ведь как
интересно  получается".  Теперь уже мы должны учиться у американского автора
демократическим взглядам, принципиальности, непримиримости в борьбе с таким,
увы, неуничтоженным злом, как фашизм.

     "Остров  Крым"  Василия  Аксенова   был  написан  задолго  до   "Тихого
ангела..."  Он появился  в  печати  как  раз тогда, когда советские  "Антеи"
высаживали ограниченный контингент на афганских аэродромах.
     Сочиняя  свою  "утопию"  Аксенов,  понятно,  не  мог  еще  знать  ни об
Афганистане,  ни  о перестройке, ни о  том,  во что  она выльется. Но из той
части книги,  которая  посвящена описанию  бывшего СССР,  становится до боли
очевидной неизбежность разрушения, казалось бы, прочнейшей системы. Во время
спитакского землетрясения  выяснилось,  что в связующие  растворы  строители
воровски подсыпали песочек вместо цемента. Тот же  песочек подменил цемент в
масштабах всей  страны. Стругацкие, правда,  предвидели этот крах задолго до
Аксенова,   но   они  были   вынуждены   высказываться   более   или   менее
иносказательно, тогда как находившийся за пределами влияния  5-ого отделения
КГБ эмигрант  Аксенов рубил с плеча и  называл вещи своими именами. И хотя я
говорил о предпочтении к оставшимся, это не умаляет моего уважения к  автору
"Острова Крым" и к самой книге.
     Я   бы  не  называл  манеру  изображения  нашей  доперестроечной  жизни
сатирической,   хотя   Аксенов,   похоже,  стремился   к   этому.   Но  сама
действительность  зачастую  была  такой,  что  если  натуральнейшим образом,
волосок к волоску,  по Шилову,  выписать ее  портрет, то он перешибет всякую
сатиру. Вот  здесь-то  и заключается кардинальное  различие книг Абрамова  и
Аксенова,  хотя первый вроде бы  тоже за разрушение коммунистической системы
и, надо  думать,  причисляет себя  к  "патриотам". Аксенову  не понадобилось
призывать на родную страну варягов. Надежды на ее разрушение он возлагает на
самое систему. Песок вместо цемента - достаточно ткнуть пальцем. Ткнули...
     Аксенов дает свой вариант истории. Он  исходит из того, что в 1920 году
части  Красной  армии  не  смогли  осилить Перекоп,  и  Крым остался в руках
Врангеля, основавшего там  республику, которая так и продолжала существовать
долгие  годы, официально не  признанная Советским Союзом, упорно именовавшим
"белогвардейский" Крым "Зоной Восточного Средиземноморья".
     Одной  из  черт, подтверждающих жизненность аксеновской  модели,  может
служить ситуация, складывающаяся между  Китаем и Тайванем. Все то же самое -
до  мелочей.   Богатый  остров,  проклинаемый   центральным  правительством,
воинственные   танцы   вблизи   "мятежной   провинции"   при   одновременной
оживленнейшей  торговле  и   культурном  общении   двух   Китаев,   на   что
правительство  закрывает глаза.  И СССР у Аксенова  официально не  допускает
Крым  в   международные  организации,  последний,  однако,  преспокойно  там
сотрудничает. Точно так же на Тайване существуют требующие как воссоединения
с большой  родиной, так и полной  независимости. Боюсь, что и окончится дело
так же печально, как в романе: могучий сосед поглотит процветающий остров. И
конец процветанию.
     Да, похоже на  Тайвань. То же  и не то. Не знаю,  обратил ли  сам автор
внимание на  происшедшую  у  него  историческую  инверсию. Не  могучий  Союз
захватил  Крымский  полуостров,  а  маленькая  республика захватила огромную
страну.  Захватила,  развалила,  отбросила  ненужные  части и  принялась  за
кардинальную переделку.  Географический  Крым при  этом  оказался  не так уж
нужен...  А  произошло это  невидимое  вторжение потому, что  метафизический
Остров Крым уже был здесь у нас дома,  правда, временно  прячась за пазухой,
если не у каждого, то у многих. Как советские туристы  из романа  обалдевали
при виде роскошных магазинов  на Южном Берегу, как  они завидовали свободе и
гласности, которые  царили в  республике, как они тайком мечтали окунуться в
порочную атмосферу запретных  для  советских  граждан районов... - разве все
это не Остров Крым в душе?
     И вдруг он пришел к нам в натуре. Не выходя  за пределы Тверской, можно
без  очереди  купить  "Тойоту",  одеться  в такое же  платье, как  в  лучших
парижских салонах,  забежать в казино или  сразиться с "одноруким бандитом",
как в Лас-Вегасе... Правда, бўльшая  часть игрушек господам "старым русским"
не по карману. Но разве раньше,  когда редкие  туристы скрежетали зубами при
виде изобилия в зарубежных супермаркетах, оно было доступнее?
     Аксенов   не  просто  противопоставляет  достаток  Крымской  республики
вечному дефициту  в Советской  стране.  Это было бы примитивно. Он и Крым не
пощадил.  Вовсе  это не рай земной. Там преступность, наркотики, проституция
похлеще, чем у нас, там буйствуют молодежные банды с еще  более завихренными
мозгами, там орудуют фашиствующие "Волчьи сотни"... Республика Крым  хлынула
к нам не только со своими  преимуществами, а так сказать, комплексно. Плюс к
этому  смешались  и схлестнулись две  несовместимые  экономики - плановая  и
рыночная. Что ж удивляться тому, что в стране начался хаос. Может, автору не
хватило воображения представить себе ту неразбериху, которая уже который год
творится в  нашей стране, когда мы попытались с ходу, но так же добровольно,
как крымчане в романе, произвести у себя переворот.

     "Остров  Крым"  -  не  первая  /и  не  последняя/  попытка  изображения
независимого государства  на  упоминаемом  полуострове.  Видимо,  уж  больно
заманчиво его местоположение, если  при одном  взгляде на карту у романистов
возникают безумные идеи.
     Первым /в  советское  время/ за  него в 1925 году взялся молодой  тогда
писатель Борис Лавренев. Роман его назывался "Крушение  республики Итль", и,
между прочим, Аксенов  тоже  мог бы так назвать свою книгу. Ведь погибли обе
выдуманные республики сходным  образом: от внутренних  раздоров  и нашествия
северного соседа.
     Но вот что удивительно: хотя у  Аксенова  Крым  назван Крымом,  картины
тамошней жизни изображаются,  как некогда было принято изъясняться, в формах
самой жизни, в то  время как у  Лавренева слово Крым нигде  не  упоминается,
республика Итль не совсем на  него  похожа /в Крыму нет,  например, нефтяных
скважин/, а автор развлекает читателей откровенной буффонадой, "Крушение..."
имеет не менее прочную  историческую основу,  чем "Остров..." "Черный барон"
П.Н.Врангель действительно пытался заложить в Крыму, где он закрепился после
поражения  Деникина,  основы   республиканской  государственности:  раздавал
помещичьи  земли крестьянам,  обещал  рабочим защиту  от промышленников... И
даже   набросанный   в   водевильных   тонах  монархический   мятеж   принца
Максимиллиана восходит  к малоизвестному антиврангелевскому восстанию правых
офицеров, возглавляемых одним из побочных родичей романовской династии.
     Лавренев разрешил себе /в 1925 году еще можно было/ слегка посмеяться и
над  самой революцией,  введя  в  число руководителей повстанцев прожженного
авантюриста   грека  Косту   и  кафешантанную   певичку  Гемму,   содержанку
английского офицера, привезшего ее в своей каюте под видом вестового. За что
Лавренев незамедлительно получил втык от бдительных критиков. Действительно:
что у нас, русских шлюх не хватало, что ли?
     И,  кто  знает, если  бы Петр Николаевич Врангель  не  увлекся  планами
грандиозной  Реконкисты,  а бросил  бы  свои,  немалые, силы  на  укрепление
Турецкого  вала  и Ишуньских  позиций,  то  фантазия  Аксенова  могла  стать
реальностью. Знал же и знает ХХ век две Германии, две Кореи, два Китая... Но
опять-таки  позорное  бегство иностранных  интервентов  у  Лавренева, все же
ближе к реальности, чем предположение Аксенова о том, что воспетый советской
пропагандой штурм Перекопа был остановлен полупьяным английским лейтенантом,
который под угрозой расстрела заставил своих распропагандированных канониров
открыть  огонь из  орудий главного  калибра  по наступающим  красным  цепям.
"Какая   чудовищная   нелепость  -   паршивый   мальчишка   прервал   мощный
симфонический ход истории!"
     Да  не сложится у читателей впечатления,  что  я,  приводя эти,  на мой
взгляд, небезынтересные историко-литературные факты, хоть в чем-нибудь отдаю
предпочтение   пустоватой    ррреволюционной   агитке   Лавренева,    автору
по-настоящему  выдающегося рассказа  "Сорок  первый",  в котором  с  большой
художественной силой показана бесчеловечность революции,  ее эффективность в
ускоренной конвертации  нормальных людей  в палачей, враждебность  всех этих
классовых  стычек,  переворотов,  воин и  прочих  государственных потрясений
обыкновенному человеческому  счастью.  Хотя, возможно,  автор  ставил  перед
собой иные задачи..

     И уже совсем  недавно, в начале 90-х годов Кир Булычев обратил внимание
все на  тот же Крым  в своем  самом крупном  романе "Река Хронос". Его герои
начали романную жизнь в 1913 году, когда еще не было не только революции, но
и мировой войны. Соответственно и действующие лица романа, молодые люди, как
сейчас принято говорить,  среднего класса,  временно живут спокойной, мирной
жизнью российских  обывателей - оканчивают  гимназии, собираются поступать в
университеты,  соблазняют  горничных,  ничего  не  ведая  о  предстоящих  им
испытаниях. Но в воздухе пахнет грозой, которую предсказывает отчим главного
героя   Андрея  Берестова  Сергей  Серафимович,   фигура  загадочная  и   не
проясненная автором; может  быть, он  даже  поднадоевший пришелец. Но Андрей
отмахивается от этих предупреждений, он влюблен, он счастлив, и долгое время
сюжетное  повествование  сосредоточивается  на  похождениях  и  переживаниях
Андрея, Лиды, их друзей в стиле добротного повествования о жизни "чеховской"
интеллигенции начала ХХ века. Потом начинается война, происходит Февральская
революция, Николай  II отрекается от  престола,  и только после  этого автор
почти незаметно, как будто  продолжая повествовать о действительной истории,
вводит фантастическую ноту. Я  не имею здесь возможности распутывать сложные
сюжетные  узлы,  в   которых  есть  и   психологические,  и  детективные,  и
фантастические  петли,  скажу  лишь,  что  после  февраля 17-ого  года автор
раздваивает повествование,  давая  героям возможность прожить  два  варианта
русской  истории.   Они  очень  коротки,  эти  исторические  отрезки,  книга
кончается  декабрем того  же года, но  всем ясно, что именно  эти  несколько
месяцев были, выражаясь высоким штилем, судьбоносными для России, все висело
на  волоске, и  случайный залп пьяного лейтенанта  мог  и  вправду  изменить
историю  страны.  Автор  использует эту  случайность,  чтобы  показать,  что
произошло  бы   в  России,   если  бы  Ленину   не   удалось  добраться   до
прославившегося  броневичка.  В  том параллельном мире,  в котором некоторое
время  удалось  пожить Андрею, все и  пошло наперекосяк  /а можно  сказать и
наоборот - все пошло,  как положено/ с того момента, когда вождя большевиков
арестовывают  в  Берлине, а  адмиралу  Колчаку  удается  взять под  контроль
Черноморский флот, вызволить  из-под ареста  царскую  фамилию  /правда,  без
главного лица/ и даже,  став Верховным Главнокомандующим, осуществить давнюю
мечту русской империи: бросить флот на Константинополь для захвата проклятых
проливов, которые доставляли /и до сих пор доставляют/ столько неприятностей
России.
     О том, что было с нашей страной после, автор не стал рассказывать, и мы
можем судить  об этом только по  краткому абзацу, в  котором  упомянуто, что
через десять лет  героям-освободителям императорской  семьи  на  месте  сего
знаменательного события будет установлен памятник. Следовательно, монархия в
России возродилась, хотя я бы  ни за что не поверил, что  и ее противники, и
ее бывшие союзники спокойно смирились бы с  захватом проливов. Тем не менее,
альтернатива,   намеченная   Булычевым,    имела   гораздо   больше   шансов
осуществиться в реальности, чем аксеновская Республика, не говоря уже об еще
более маловероятной, однако же свершившейся победе большевиков.
     Но, как говорит  сам  автор, то,  что  прошло, изменить  нельзя,  и  он
возвращает  персонажей  из  параллельного мира,  где  они,  кстати  сказать,
погибают,  в подлинную реальность, где Андрей остается в живых и соединяется
с  потерявшейся Лидой. А  так как  наши  герои имеют  волшебную  возможность
передвигаться по времени  вперед, мы застаем  их  в  начале 30-х годов снова
разлученными   уже  в  новом  романе,  который  называется  "Заповедник  для
академиков" и помечен тем же 1994 годом.
     В  этих  двух  романах  Булычев  продемонстрировал   совершенно   новые
писательские возможности,  отказавшись от привычного для  его читателя,  так
сказать, "гуслярского" стиля и показав себя мастером  крепкой реалистической
прозы,  что особенно относится к первому роману. Это  вовсе не означает, что
он совсем отбросил  свою прежнюю манеру, которую мы с легкостью  обнаружим в
других  его  новых  книгах,  например,  в  "Предсказателе  прошлого"  или  в
"Любимце".
     Автор  не сообщил,  почему  Андрей и Лида  не  воспользовались  машиной
времени  лишний  раз,  и  в  "Заповеднике..." мы  обна