тях,  которые   в   жизни   подвергались  наибольшему   идеологическому
уродованию - медицина, физиология, биология. Трудно сказать, сознательно или
бессознательно, но  у автора  получилось так, что успехи ученых  объясняются
свободой  и независимостью  от  всех "руководств". И вообще  в  книге  слова
"партия",  "марксизм",  "материализм",  "идеализм",  "буржуазная  идеология"
почти не  встречаются. Мне  хочется  думать, что в  этом  был маленький,  но
сознательный протест.  В масштабной  фигуре профессора Ридана автор, как  он
сам пишет, пытался соединить черты нескольких известных ему ученых, но к его
списку  можно было  бы присоединить таких энциклопедистов,  как  Вернадский,
Н.Вавилов,  Четвериков, Серебровский, Юдин... Судьба большинства этих  людей
нам хорошо известна.  К  сожалению,  нельзя  не  обратить  внимания,  что  в
послевоенном  издании  автор произносит  благодарственные  слова  по  адресу
академика  Лысенко и так называемой мичуринской биологии. Конечно, это всего
лишь маскировочный маневр, может быть, и инстинктивный, был  уже 1958 год, и
до  падения Лысенко оставалось немного времени.  Но еще была  велика инерция
страха. Книга оказалась смелее автора. В ней никакой лысенковщины нет.
     Не противоречу ли я сам себе, оправдывая Долгушина за то, в чем немного
выше   упрекал   Симонова?  То,  что  допустимо  в   фантастическом  романе,
неприемлемо  в  претендующем  на  объективность  повествовании,  к  тому  же
построенном  на   исторических   реалиях.  В  фантастике  мы  знакомимся   с
представлениями, идеалами, мечтаниями данной  эпохи, но есть произведения, в
которых хотелось бы видеть правду, а если автор ее скрывает или искажает, то
ясно понимать, во имя чего он это делает.
     Круг идей, которые  автор высказывает, главным образом, устами  Ридана,
весьма    широк    и    касается    не    только    прикладных    применений
ультракороковолнового  генератора,   затронуты   общие   проблемы   развития
человеческого организма, новые  методы лечения болезней, возможность  победы
над  старостью...  Можно ли  утверждать,  что  фантаст заблуждался,  ведь  в
действительности наука  и впрямь не  пошла /пока,  по крайней мере/  по пути
Ридана.  Нет, как раз автор стоял на правильном пути:  фантаст, литератор не
обязан быть  точным в частностях, в конкретных прогнозах, хотя мы всякий раз
с  удовольствием  отмечаем меткие  попадания.  Но  куда  важнее,  чтобы  его
гипотезы привлекали свежестью и  смелостью, чтобы они учили молодежь ставить
без боязни цели, достижения которых  кем-то признано невозможным. Да, такого
генератора нет и волн мозга, может быть, тоже нет /а может быть, и есть/, но
описаны эксперименты на  ГЧ  так убедительно,  что хочется,  чтобы  это было
правдой.  Да,  нельзя оживить через  несколько часов после смерти утопленную
девушку, но  страницы  воскрешения Анны выполнены  прекрасно, автор имеет на
благородную мечту  полное право.  К сожалению,  удачные страницы романа  все
время перемежаются с  шаблонными  -  тут  и  стандартные фигуры  фашистов, и
героические действия немецких подпольщиков, и обязательный шпион...
     "ГЧ", пожалуй, редкий случай и вправду научной фантастики в том смысле,
что действие книги  вращается в среде ученых и большая часть разговоров идет
о науке. Но по-иному, видимо, и нельзя создавать художественные произведения
о науке, об ученых. Они неизбежно должны включать в себя больший или меньший
элемент   выдумки.   Предположим,   автор  задался   целью  написать  сугубо
реалистический  роман об  ученых  наших  дней.  Например,  .Гранин - "Иду на
грозу"/. Невозможно  совсем не  говорить  о предмете  их занятий. Но ведь  у
каждой научной теории, гипотезы, открытия всегда есть конкретные  авторы. Не
может  же  писатель  взять  патентные заявки у  реально существующих людей и
вложить их  в головы своим  героям, нельзя же, к примеру, приписать открытие
лазерного  излучения  не  Басову  и  Прохорову, а  посторонним гражданам. Но
нельзя и требовать от литератора скрупулезного  следования жизненным фактам,
это уже будет документальная, а не художественная проза. Тут-то фантастика и
предлагает    выход.    И    Гранину   пришлось    выдумать   несуществующие
метеорологические исследования, чтобы занять своих  героев,  хотя,  конечно,
роман  его не стўит относить к фантастике: центр  тяжести перемещен совсем в
другую  область  -  нравственность в науке, пределы морального компромисса в
человеке  и в  ученом. Все  это  можно  попробовать  разрешить  и  на  чисто
фантастическом материале, нечто в таком роде мы можем найти у Стругацких. Но
параллель  лишь подчеркивает  отсутствие четких границ  между  литературными
разновидностями. Цель у них в конце концов общая...

     Первоначальный  замысел  "Пылающего  острова"  был  изложен в  сценарии
"Аренида", представленном  на  конкурс  в  1939  году.  Тогда  у  Александра
Казанцева был  соавтор  - И.Шапиро.  Роман  начал  путь к читателю  с газеты
"Пионерская правда", но успел выйти до войны и отдельным изданием.
     "Пылающий  остров" на  порядок отличается от всех  последующих творений
автора,  что  невольно  заставляет  думать  о  роли  его  соавтора,  хотя  о
дальнейшей  судьбе  Шапиро  мне ничего неизвестно. Странно лишь то,  что сам
Казанцев  никогда ни словом не обмолвился о Шапиро, не  счел  нужным  отдать
долг  его /а  может  быть, ее?/  памяти. Если этого  нельзя было  сделать  в
сталинские  времена,  то кто  ему  мешал впоследствии? Прочие многочисленные
романы  Казанцева отличает  крайне неизящная, неповоротливая, как звероящер,
общая  идея,  вроде  моста   подо  льдом  из  Советского  Союза  в  Америку:
астрономически  дорогостоящее,  крайне  опасное  и  практически  бесполезное
сооружение /"Арктический мост", 1946 г./. Или попытка империалистов загасить
солнце, как будто оно  не  греет их самих /"Льды возвращаются", 1964 г./. /.
Или строительство  международного  научного города  в  толще антарктического
льда /"Купол  надежды", 1980  г./. Чтобы стоило подороже. Ясно, конечно, что
автор  вкладывал  в свои сюжеты  политические метафоры, но  от этого они  не
стали  более  "уклюжими".  Благодаря  тому, что  Казанцеву удалось  добиться
влиятельного  положения  в  писательской  иерархии,   его  романы  постоянно
издавались  и  переиздавались,  и  таким  образом  создавалась видимость  их
фундаментальности. Типичная "секретарская" литература.
     "Пылающий остров"  - дело другое. Хотя по жанру перед нами традиционный
"роман-катастрофа",   но   гипотеза   придумана   оригинально,   а   картины
задыхающейся  Земли,  воздух  которой  сгорает  в топке гигантского  пожара,
изображены  с  такой  выразительностью,  что  и  впрямь  становится   жутко.
Катастрофа эта - не стихийное бедствие. И хотя конкретной причиной пожара на
острове Аренида  были действия прозревшего химика,  который вдруг понял, что
его поиски универсального и дешевого топлива приведут к созданию  еще одного
вида  оружия, на самом деле причины катастрофы глубже, - виновником  следует
считать    милитаристские    круги,   или,   говоря   современным    языком,
военно-промышленный  комплекс. Конечно, в представлении  автора  поджигатели
войны обитали исключительно на Западе. Сейчас-то мы отдаем себе отчет, что в
раздувании мирового пожара "наши" старались ничуть  не меньше.  В этой книге
пожар можно расценить как зловещий  символ грозных сил,  которые современная
наука в состоянии, не желая  того, выпустить из ящика Пандоры.  В свое время
И.Ефремов  был  прав,  так  оценив  роман  Казанцева:  "Несколько  поколений
читателей знают  и любят  эту  книгу". Помню,  что и  сам  в  детстве  читал
"Пылающий остров" с увлечением.
     Но  для   неоднократных  переизданий  романа   автор  выбрал   методику
диаметрально  противоположную долгушинской.  Казанцев  начал перерабатывать,
дополнять  и осовременивать свой текст. Появились упоминания об прохлопанной
им в первом  издании  атомной  энергии,  о радиоактивности, минувшей  войне,
реалиях  сегодняшнего дня.  При  таком подходе  автор должен  был  впасть  в
неминуемые  противоречия:  роман  лишился  временнуй  определенности.   Если
действие происходит уже после строительства БАМа / есть такая ссылка в одном
из позднейших изданий/, то, значит, начало  координат переместилось на сорок
лет  вперед.  Но ведь основной  каркас  не изменился,  и  то, что  выглядело
естественным для  конца 30-х  годов, стало  выглядеть неестественным, а  еще
чаще - нелепым.
     В романе была описана будущая война. В этом главный интерес книги - так
ее представляли в 30-ые годы. Конечно, "наши"  побеждают сравнительно легко,
но оголтелой  шпановщины все же нет. После Второй мировой войны, а тем более
сейчас   так  ее   представлять,  увы,  невозможно.   Чудовищный  сухопутный
броненосец  мог  наводить страх  в те  годы,  сегодня  он  смешон.  Странное
впечатление  производит  отсутствие  на  мировой  арене  Соединенных  Штатов
Америки в момент острейшего глобального кризиса, но это опять-таки понятно в
условиях  30-х годов,  когда  главную  опасность справедливо  усматривали  в
Германии  и  Японии.  И  люди,  герои  романа  остались в  прошлом; они, как
говорится, типичные представители довоенных лет, точнее, довоенных книг.
     Подобных  несостыкованных узлов - масса, и если  бы  сам  автор захотел
свести концы с  концами, то ему пришлось бы полностью переписать  книгу,  но
это уже не был бы  хорошо  нам знакомый  "Пылающий  остров". Между прочим, с
некоторыми  своими  вещами  автор попробовал произвести операцию омоложения.
Лучше бы он этого не делал...

     Во  время  Великой  Отечественной  Войны  фантастики не было.  Нетрудно
догадаться -  почему.  Победа  над  фашистскими  агрессорами  была  одержана
благодаря  мужеству и  самоотверженности нашего народа. Но в руках советских
солдат  не было  никакого  сверхсекретного чудо-оружия,  которое  сделало бы
победу легкой и бескровной, хотя не составляет никакого труда  придумать его
после  победного  окончания  войны.  Оказывается, есть  исторические реалии,
применительно  к которым фантастика оказывается не только бессильной,  но  и
бестактной.
     Едва  ли  не единственным исключением в литературе военных лет оказался
роман  все  того же  Шпанова  "Тайна  профессора  Бураго",  который  выходил
отдельными  выпусками, в то  время неоконченными.  В полном  виде  роман был
напечатан в 1958 году под названием "Война невидимок".
     Главы  романа, относящиеся к  предвоенной  жизни, были написаны  еще до
войны, они близки по настроению к "ГЧ" - сделано крупное оборонное открытие,
вокруг  которого увиваются немецкие агенты.  В то  время литературные шпионы
любили напяливать на себя  обличье дворников, хотя много ли военных секретов
может  пройти   через  руки  представителей  столь  уважаемой  профессии?  А
заканчивая  произведение  после  войны, автор  столкнулся с уже  упомянутыми
противоречиями. Война окончилась, но окрашивающие составы, делающие подлодку
невидимой,  в  ней  не  употреблялись.  Большой  досадой  для  Шпанова  было
появление непредусмотренного им радара, повергшего фантаста в  смятение: ему
пришлось устами  героев объявить  собственные разработки бесперспективными и
ненужными,   и  таким   образом  роман  потерял  фантастический  характер  и
превратился в обыкновенное военно-приключенческое  повествование, поражающее
беспомощностью и несерьезностью. Автор остался верен себе.
     Насколько  я  могу вспомнить  детские  впечатления,  "Тайна  профессора
Бураго"   пользовалась   среди   школьников   военного   времени   отчаянной
популярностью, скорее всего,  потому,  что подобной литературы почти, и даже
не почти - совсем не было.  Между прочим,  если бы автор обладал хоть каплей
воображения, он бы  не капитулировал ни перед каким локатором, а заставил бы
героев перестроиться на ходу и придумать защиту от радарного  луча, заглянув
таким  образом  далеко  вперед.  Такая технология  - "стеллс"  - применяется
сейчас, в  том числе и на подводных лодках. (Самое же грустное заключается в
том, что на  самом деле радар в нашей стране  уже существовал, Хотя писатель
об этом не знал, и не только из-за  засекреченности нового средства обороны.
В  1937  году   создатель  первых  радиолокационных  устройств  П.Ощепков  и
руководитель работ в этой области Н.Смирнов  были  арестованы, и наша  армия
вступила  в  войну  без  локаторов,  которые  пришлось  закупать  в  Англии.
Предлагаю  читателям самостоятельно подумать над тем, кого и в этой ситуации
стоило бы называть врагом народа.)
     Даже  если  мы переберем  всю  нашу фантастику, то  найдем в  ней  лишь
считанные  единицы  произведений  об  Отечественной  войне.  А  если  они  и
появлялись,  то  касались   какого-нибудь  боя  местного  значения.   Таков,
например,  рассказ Владимира Фирсова "Первый  шаг к Берлину" /1978  г./. Ах,
как  бы  хотелось  помочь  всей   фантастической  мощью  нашим  солдатам   и
партизанам! И как легко это сделать, имея в руках могущественную технику ХХV
века. Благородное стремление! Но первый шаг к Берлину наши бойцы сделали без
помощи хронолетчиков-добровольцев. Не люди из будущего спасли их, они спасли
будущее. Далекие потомки, командированные в ХХ век и угодившие на передовую,
оказываются в неловком положении. Вмешиваться - запрещено, не вмешиваться  -
подло. Недоумевающий  хронолетчик Росин ставит  вопрос шире:  "Почему  бы не
дать  предкам вакцину от рака,  синтезаторы  пищи, чертежи  кварк-реактора?"
Действительно  - почему?  Ну, с  кварк-реактором,  может  быть, и  не  стуит
спешить, его  немедленно  превратят в  супербомбу, а вот вакцина от  рака...
Гуманный был бы поступок, чего же вы ждете, господа потомки?  Но если вы его
дадите предкам, то это будет означать, что рака на Земле  вообще не  было. И
миллионы  людей, умерших от этой страшной  болезни, не умрут преждевременно.
Зачем тогда создавать вакцину?
     А собственно, почему только рак? Вы же можете сделать так, что на Земле
не будет никаких болезней. И никогда не было.
     Но пойдем  в наших размышлениях дальше. Зачем  людям  мучиться  столько
веков от угнетения,  фанатизма, инквизиторов и деспотов всех видов,  голода,
неурожаев,  если  нашим потомкам  ничего не  стоит избавить  человечество от
напастей.  А  война? И  войн  не  будет.  Вместо  многострадальной  кровавой
истории, на Земле воцарится безмятежная аркадская идиллия. Но вот незадача -
возникнет  ли  тогда  это  самое  будущее?  Для  того  чтобы  оно  возникло,
человечеству пришлось  пережить и  бои гладиаторов,  и костры  инквизиции, и
чуму,  и  Освенцим, и  Хиросиму. Вот  что  встает  за  недоуменным  вопросом
хронолетчика  из  будущего  -  почему  бы  не дать предкам вакцину от  рака.
Положим,  я  догадываюсь, что возможные  затруднения  и  последствия будущие
путешественники по времени обсудят и решат до того, как начнут загружаться в
хронолеты.
     Мне тоже в свое время, скажем, в статье "Время, вперед!  Время, назад!"
/1972 г./ приходили в голову мысли, которые высказал Фирсов в своем рассказе
и  еще более  остро  Владимир Ильин  в  рассказе  "Наблюдатель"  /1996  г./.
Вмешиваться  в прошлое невозможно, не вмешиваться -  подло. На  твоих глазах
гибнут  отдельные  люди  или  целые  города,  а  ты,  если  даже  не  имеешь
возможности предотвратить катастрофу, но уж  вывести  заранее людей из  зоны
бедствия мог  бы.  Однако  тебе  запрещено: вмешательство  нарушило  бы  уже
свершившийся ход  истории.  Брэдбериевская  бабочка, несмотря  на то, что ее
раздавили,  трепещет крылышками перед глазами у всех. Ильин, несмотря на то,
что специально посвятил рассказ этому конфликту с совестью,  тоже не ответил
на него. Ответить невозможно. Если люди будущего будут поступать так же, как
туристы  из  рассказа  Г.Каттнера  "Лучшее  время  года",  которые  приехали
полюбоваться   на  роскошное  землетрясение,  то  прав   окажется  оппонент,
раскрывший секрет Наблюдателя: "Да вы просто нелюди, преступники, вас судить
надо! Вот  почему я объявил  вас врагом и повел на вас, непрошеных гостей  в
нашем  доме,  самую  настоящую  охоту!.." Смотреть,  как ребенок  сгорает  в
пылающем доме и не броситься его спасать - аморально. И  я плохо представляю
себе  современного  человека, который не  толкнул  бы под руку  Дантеса  или
Мартынова. А землетрясение... Война...
     Таким образом, путешествия в прошлое оказываются невозможными не только
по физическим, но  и по  моральным причинам. Но если они когда-нибудь станут
реальностью,  то  можно  заявить однозначно:  безразличных  Наблюдателей  не
будет. Я  могу предложить грандиозную утопическую  идею,  которая может быть
осуществлена   в  том  случае,  если  человечество  достигнет  мощи,  далеко
оставляющую ту, которой достигли  герои "Туманности Андромеды" и забравшееся
в будущее  гораздо дальше. Если, конечно,  оно не  погубит себя до этого, то
сможет  осуществить план, в чем-то реализующий самую фантастическую из идей,
которые когда-нибудь были высказаны людьми - идею русского мечтателя Николая
Федорова  о воскрешении всех живших на Земле. Только в отличие от Федорова я
включаю  в "общее дело", конечно,  и  женщин, женщин даже  в первую очередь.
Запечатлев навеки всю нашу многострадальную историю и постаравшись сохранить
памятники культуры, человечество займется  ее полной  переделкой.  Не  будет
никаких параллельных миров, просто  на Земле  и на других освоенных планетах
начнется новая счастливая история. Только тогда, дорогие мои далекие-далекие
потомки,  вам придется  начинать с самого начала, если  вы, конечно, сумеете
определить, где оно, это начало. Вероятно, надо начинать намного раньше, чем
фараоны принялись строить свои пирамиды.  И,  может, не в Древнем Египте или
Месопотамии, а в Индии  или Китае... Это будет человечество, в котором будет
жить  и здравствовать  Атлантида, и не умрет на дуэли  Пушкин,  а Аристотель
будет проводить время  в научных беседах с Эйнштейном, как в поэзах Велимира
Хлебникова...  Для  этого  надо всего-навсего  отправить  в  прошлое  хорошо
снаряженные хронолеты. Сможете? Сомневаюсь, честно говоря... Но если сможете
- попробуйте. Во Вселенной хватит места всем.
     Очень близка к "Наблюдателю" и  повесть того же Ильина "Бог из машины".
Повесть возвращает нас к войне, от которой мы незаметно отдалились. И в этой
повести мы будем иметь  дело с  посланцем из  будущего, который  под  маской
офицера вермахта  направлен в  нацистский концлагерь, чтобы вывести оттуда и
таким  образом  спасти   для  будущих  поколений   громадные  художественные
сокровища,   реквизированные   у   заключенных.   Он   снабжен  необходимыми
документами  и  никаких  препятствий  для  выполнения  задания перед ним  не
возникает. Но внезапно он обманом и силой грузит  в свой фургон не полотна и
золото,  а полсотни детей-узников и солдата,  приговоренного к  расстрелу, и
ценой своего существования вывозит  спасенных в будущее. Он совершил большой
человеческий подвиг.  Изюминка рассказа заключается в том, что посланец этот
не  был  человеком,  а  специально   запрограммированным  роботом-андроидом.
Организаторы  операций  озадачены:  уже  не  первый  их  посланец  поступает
подобным же образом. Робот оказался более  человечным, чем  настоящие  люди.
Спасенные дети все равно  бы умерли бы триста лет назад, а ценности  погибли
безвозвратно.  С точки зрения рационализма альтернатива очень проста,  и они
находят воистину соломоново решение: в следующий  рейс  они пошлют человека!
Человек,  по их мнению, сможет пересилить  себя... Что  ж, в  очередной  раз
представьте  себя  на  месте   этого  агента,  хладнокровно   пройдите  мимо
смирившихся  со  смертью  детишек,  у  которых эсэсовские  врачи  высасывают
донорскую  кровь... Зато картины великих мастеров  будут спасены.  Вы с этим
согласны? Садитесь за руль...
     Возможно, рассказы Ильина кому-то  покажутся устаревшими,  повторяющими
м