опы  с  вечным  золотистым  загаром.  По  окончании  школы  она  получила
назначение на рейс номер 01 Лондон - Индия; очевидно, при этом немалую  роль
сыграло ее безупречное знание хинди.
   В те годы это был очень длинный рейс, который  выполняли  четырехмоторные
"Аргонавты". Самолет делал посадки в Риме, Каире, Басре, Бахрейне, Карачи  и
Бомбее,  а  затем  следовал  дальше  в  Дели,  Калькутту,  Коломбо,  Рангун,
Сингапур, Гонконг и, наконец,  в  Токио.  Разумеется,  одному  экипажу  было
просто не под силу вести самолет по всему маршруту, и в Басре, на юге Ирака,
обычно происходила полная смена экипажа.
   Именно в Басре в 1951 году, в баре  "Порт-клуба"  Сузан  познакомилась  с
застенчивым молодым служащим нефтяной  компании  "Ирак  петролеум  компани",
которая тогда принадлежала англичанам и управлялась ими. Его  звали  Найджел
Мартин. Он пригласил Сузан на ужин. Сузан не раз  предупреждали,  чтобы  она
остерегалась  отчаянных  бабников,  которых  будет  уйма  среди  пассажиров,
летчиков и случайных  знакомых,  встретившихся  на  отдыхе  во  время  смены
экипажа.  Но  Найджел  казался  очень  порядочным  парнем,  и  она   приняла
приглашение. После ужина он проводил ее до здания  британской  авиакомпании,
где жили стюардессы, и на прощанье протянул руку. Сузан так  удивилась,  что
ответила ему крепким рукопожатием.
   Потом она долго не могла заснуть - то ли от ужасной жары, то ли от мыслей
о Найджеле Мартине и о том, что было бы, если бы она его поцеловала.
   Когда Сузан оказалась в  Басре  в  следующий  раз,  она  снова  встретила
Мартина. Лишь после того, как они стали мужем и женой, Мартин признался, что
он с первого взгляда влюбился в нее без памяти и специально узнавал у Алекса
Рейда, служащего местного  филиала  британской  авиакомпании,  когда  должна
прилететь Сузан. Осенью 1951 года они играли в теннис,  плавали  в  бассейне
"Порт-клуба",  ходили  по  базарам  Басры.  По  предложению  Мартина   Сузан
уволилась и приехала в Багдад, где постоянно жил Мартин.
   Очень скоро Сузан поняла, что именно в таком городе она и  мечтала  жить.
Здесь все напоминало ей  о  родной  Индии:  толпы  людей  в  ярких,  пестрых
одеждах, городские пейзажи и специфические запахи на улицах,  шашлычники  на
набережной Тигра, тысячи крохотных лавчонок, торговавших травами и специями,
золотом и драгоценными камнями. Когда Мартин сделал  ей  предложение,  Сузан
тотчас ответила "да".
   Венчание состоялось в 1952 году в соборе святого Георгия  -  англиканской
церкви возле улицы Хайфы. Хотя в Багдаде у Сузан не было  ни  родственников,
ни подруг, поздравить  новобрачных  пришло  множество  соотечественников  из
"Ирак петролеум компани" и посольства Великобритании.
   Тогда  жизнь  в  Багдаде  была  легкой  и  приятной.   На   троне   сидел
несовершеннолетний  король  Фейсал,   страной   управлял   Нури-ас-Саид,   а
иностранное  влияние  было  практически  только  британским.  Отчасти  такое
положение  обусловливалось  огромным  вкладом  "Ирак  петролеум  компани"  в
экономику страны, а отчасти - тем обстоятельством, что большинство  офицеров
иракской армии прошли подготовку в Великобритании. Однако  главной  причиной
был  тот  факт,  что  весь  правящий  класс  с   младенчества   воспитывался
английскими нянями в накрахмаленных передниках, а детские впечатления  очень
живучи.
   В 1953 году у Мартинов родился сын Майкл, а  через  два  года  -  второй,
которого назвали Терри. Посторонний никогда бы не поверил, что Майкл и Терри
- родные братья, уж слишком они были непохожи. У Майкла дали  о  себе  знать
гены Индиры Бохзе: он  был  черноволосым,  темноглазым,  смуглым  сорванцом.
Шутники из британской колонии говорили, что он подозрительно похож на араба.
Невысокий же, упитанный, розовощекий  и  рыжеволосый  Терри,  напротив,  был
копией своего отца.
   В три часа утра Мартина разбудил ординарец.
   - Для вас сообщение, сайиди.
   Сообщение было предельно простым и лаконичным, но на нем стояла  пометка,
свидетельствовавшая об особой срочности, и шифр означал, что оно  отправлено
лично командующим войсками специального назначения. Ответа  не  требовалось.
Просто майору Мартину предписывалось с первым рейсом вернуться в Лондон.
   Мартин передал командование группой  инструкторов  своему  заместителю  -
капитану полка, который впервые отправился за рубеж с  подобной  миссией,  а
сам переоделся в гражданское и поспешил в аэропорт.
   Лайнер должен был вылететь в Лондон в  два  часа  пятьдесят  пять  минут.
Больше сотни пассажиров давно  расселись  по  местам.  Одни  из  них  быстро
заснули,  другие  недовольно  ворчали.  Наконец  стюардесса  бодрым  голосом
объявила, что "технические проблемы", вызвавшие задержку вылета  на  полтора
часа, скоро будут решены.
   К самолету снова подогнали трап, и на борту появился сухопарый мужчина  в
джинсах, высоких ботинках, спортивной рубашке и военной  куртке  с  дорожной
сумкой на плече. Те, кто еще не спал, сердито оглядывали  нового  пассажира.
Того усадили на свободное  место  в  клубном  классе.  Мужчина  устроился  в
кресле, через несколько минут после взлета откинул  спинку  и  почти  тотчас
заснул.
   Сидевший рядом с ним бизнесмен, который  сначала  основательно  поужинал,
запив обильную пищу большим количеством запрещенных спиртных напитков, потом
ждал два часа в аэропорту и еще два часа на борту самолета,  положил  в  рот
очередную таблетку антацида и бросил на спящего соседа недовольный взгляд.
   - Чертов араб, - проворчал он, безуспешно пытаясь заснуть.
   В страны Персидского залива рассвет пришел через два  часа  после  вылета
самолета, но реактивный лайнер британской авиакомпании летел на северо-запад
и приземлился в аэропорту Хитроу почти  в  десять  часов  утра  по  местному
времени. Из зала таможенного досмотра Майкл Мартин вышел одним из  первых  -
ему нечего было сдавать в багаж. Его никто не встречал;  Мартин  и  не  ждал
торжественного приема. Он хорошо знал, куда ему следует ехать, и взял такси.
   В Вашингтоне появились лишь первые признаки приближения рассвета: еще  не
вышедшее из-за горизонта солнце уже окрасило в розовые тона вершины  далеких
холмов в округе Джорджес, где река Патуксент текла к Чесапикскому заливу. На
седьмом  и  верхнем  этажах  большого  продолговатого  здания,  входящего  в
комплекс штаб-квартиры ЦРУ, которую чаше называют просто Лэнгли,  еще  горел
свет.
   Судья Уильям Уэбстер, директор Центрального разведывательного управления,
кончиками  пальцев  потер  уставшие  глаза,  встал  и  подошел   к   высоким
венецианским окнам. Рощица серебристых берез, постоянно, если только деревья
не сбрасывали листву,  заслонявшая  вид  на  Потомак,  казалась  черной.  Не
пройдет и часа, как восходящее солнце снова окрасит березы в  светло-зеленый
цвет. Прошла еще одна бессонная ночь. С момента вторжения иракских  войск  в
Кувейт директору удавалось лишь ненадолго вздремнуть  в  коротких  перерывах
между  бесконечными  звонками  от   президента,   из   Совета   национальной
безопасности, Государственного департамента и, кажется, от всех, кто  только
знал номер его телефона.
   За его спиной сидели не менее уставшие Билл Стюарт, заместитель директора
ЦРУ по оперативной  работе,  и  Чип  Барбер,  руководитель  отдела  Среднего
Востока.
   - Так что же? - спросил Уэбстер, как будто на задававшийся  в  сотый  раз
вопрос вдруг мог найтись ответ.
   Но  ответа  по-прежнему  не  было.  И  президент,  и  Совет  национальной
безопасности, и Государственный департамент,  все  требовали  самой  свежей,
сверхсекретной информации от агентов, которые должны были бы сидеть в сердце
Багдада,  в  самом  узком  кругу  ближайших  советников  Саддама   Хуссейна.
Собирается ли он надолго оставаться в Кувейте? Не выведет ли он свои войска,
испугавшись одних лишь резолюций  ООН,  которые  потоком  лились  из  Совета
Безопасности? Не сдастся ли он перед угрозой  эмбарго  на  экспорт  нефти  и
блокады всей его внешней торговли? Что он  думает?  Что  затевает?  В  конце
концов, где он спрятался, черт бы его побрал?
   А ЦРУ ничего не знало. Конечно, у них в Багдаде был агент,  но  несколько
недель назад ему было приказано приостановить всю работу.  Разумеется,  этот
сукин сын Рахмани, который возглавлял иракскую контрразведку, знал  человека
ЦРУ. Теперь стало совершенно ясно,  что  иракцы  неделями  и  даже  месяцами
вместо ценной информации скармливали  ему  собачью  чушь.  Очевидно,  лучшие
"источники информации" работали на Рахмани и рассказывали агенту ЦРУ  всякие
сказки.
   Разумеется, у ЦРУ были  фотографии,  целое  море  фотографий,  в  котором
недолго  и  утонуть.  Спутники  КН-11  и  КН-12   каждые   несколько   минут
регистрировали все, что происходило в Ираке, а аналитики сутками сидели  над
снимками, гадая, что могло бы означать то или иное  пятнышко:  то  ли  завод
отравляющих веществ, то ли предприятие, производящее ядерное оружие, то  ли,
как заявляли сами иракцы, велосипедную фабрику.
   Прекрасно. Аналитики из Национального управления  реконгцировки  (которое
работало и на ЦРУ и на американские ВВС)  и  ученые  мужи  из  Национального
центра фотографической интерпретации сейчас активно лепят картинку,  которая
когда-нибудь станет более или менее полной. Вот здесь у них командный пункт,
отсюда  они  запускают  ракеты  типа  "земля-воздух",  а  вот  это  -   база
истребительной   авиации.    Хорошо,    фотографии    выглядят    достаточно
убедительными. Возможно, в один прекрасный день все это придется разбомбить,
чтобы там камня на камне не осталось. А какой еще информацией обладает  ЦРУ?
О замаскированных объектах, о том, что спрятано под землей?
   Теперь годы пренебрежительного отношения к Ираку приносили свои плоды. За
спиной директора ЦРУ сидели старые шпионы, сделавшие карьеру в  те  времена,
когда на берлинской стене еще не успел толком просохнуть бетон.  Они  прошли
долгий  путь  и  начинали  в  те  годы,  когда  вышедшие  сегодня  из   моды
классические  методы  сбора  информации  еще  не   уступили   место   всяким
электронным штучкам.
   Так  вот,  эти  старики   говорили   директору,   что   ни   фотоаппараты
Национального разведывательного  управления,  ни  подслушивающие  устройства
Агентства национальной безопасности не могут выведать планы, не могут узнать
намерения, не могут прочесть мысли какого-нибудь диктатора.
   Действительно,  Национальное  управление  реконгцировки   делало   тысячи
фотографий, приборы Агентства национальной безопасности слушали и записывали
каждое слово, сказанное по телефону или переданное по радио в Ирак, из Ирака
или внутри страны. И тем не менее ответов у директора ЦРУ не было.
   В  свое  время  правительство  и  обитатели  Капитолийского  холма   были
настолько  очарованы  и  загипнотизированы  электронными  устройствами,  что
потратили миллиарды долларов на разработку и выведение на орбиту едва ли  не
всех хитроумнейших  достижений  человеческого  разума.  Теперь  те  же  люди
требуют ответов на вопросы, на которые, судя по всему,  электронные  штучки,
как бы хитры они ни были, ответить в принципе не могут.
   А еще старики говорили директору  ЦРУ,  что  электронная  разведка  может
помогать людям собирать разведывательные данные старыми методами и дополнять
эти данные, но никак не способна заменить их. Это была приятная новость,  но
к решению проблемы она не приближала.
   А проблема заключалась в том, что Белый дом  требовал  ответов  на  такие
вопросы,  на  которые  достаточно  уверенно  мог  ответить   только   хорошо
информированный источник, шпион, предатель, двойной агент,  кто  угодно,  но
обязательно занимающий очень высокое  положение  в  багдадской  иерархии.  А
такого агента у ЦРУ не было.
   - Вы давали запрос в Сенчери-хаус?
   - Да, директор. Они в таком же положении, как и мы.
   - Через два дня я буду в Тель-Авиве, - сказал Чип Барбер, - и встречусь с
Якобом Дрором. Не следует ли посоветоваться с ним?
   Директор ЦРУ кивнул. Генерал Якоб ("Коби") Дрор был главой Моссада, а  из
всех "дружественных" разведывательных служб Моссад  труднее  других  шел  на
контакты. К тому же директор до  сих  пор  не  забыл  нашумевшую  историю  с
Джонатаном Поллардом, который работал по заданию  Моссада  в  ущерб  США  на
американской территории. Тоже  мне  друзья!  Уэбстеру  страшно  не  хотелось
просить Дрора об одолжении.
   - Надавите на него, Чип. У нас своих забот по горло.  Если  у  него  есть
человек в Багдаде, то он нам нужен. Просто позарез  необходим.  А  сейчас  я
съезжу в Белый дом, поговорю еще раз со Скаукрофтом.
   На этой невеселой ноте совещание закончилось.
   В лондонской штаб-квартире войск специального назначения четыре человека,
ждавшие к утру пятого августа майора Мартина, работали почти всю ночь.
   Командующий  войсками  специального  назначения  бригадир  Ловат  большей
частью разговаривал по телефону и позволил себе вздремнуть в своем кресле от
двух до четырех часов утра. Подобно большинству боевых  офицеров,  он  давно
выработал привычку  мгновенно  засыпать  в  любой  обстановке,  если  только
позволяла ситуация. Никогда нельзя сказать заранее, сколько времени пройдет,
пока представится следующий случай  перезарядить  свои  аккумуляторы.  Перед
рассветом он принял душ, побрился и был готов работать с полной отдачей весь
только начинавшийся день.
   Лишь благодаря полночному (по лондонскому времени) звонку  Ловата  одному
из высших чинов  британской  авиакомпании  был  задержан  вылет  лайнера  из
аэропорта Абу-Даби. В Великобритании, если нужно что-то сделать быстро и без
лишней бумажной волокиты, звонок "приятелю", занимающему достаточно  высокое
положение,  может  оказаться   чрезвычайно   полезным.   Этот   руководитель
британской авиакомпании, поднятый среди ночи с постели, не стал  спрашивать,
почему он должен задерживать вылет самолета, стоявшего в трех  тысячах  миль
от Лондона, пока до него не доберется еще  один  пассажир.  Он  хорошо  знал
Ловата, потому что они оба были членами клуба войск специального  назначения
в Херберт-кресент, в общих чертах представлял себе, чем Ловат занимается,  и
поэтому выполнил его просьбу, не задавая лишних вопросов.
   Во время завтрака дежурный сержант связался с Хитроу и узнал, что самолет
из Абу-Даби в пути наверстал треть полуторачасовой  задержки  и  приземлится
около десяти часов. Значит, майор должен появиться чуть раньше одиннадцати.
   В Олдершот, где в казармах Браунинга размещался штаб  парашютного  полка,
за личным делом майора Мартина был срочно направлен вестовой  на  мотоцикле.
Дежурный офицер полка раскопал папку в  архивах  вскоре  после  полуночи.  В
личном  деле  были   отражены   все   последние   девятнадцать   лет   жизни
профессионального солдата Майкла Мартина,  начиная  с  того  дня,  когда  он
восемнадцатилетним мальчишкой  впервые  появился  в  полку;  белыми  пятнами
оставались лишь два довольно долгих периода, на которые он был  переведен  в
полк специального назначения.
   Папку, в которой содержались сведения об этих двух  периодах,  привез  из
Херефорда командир 22-го полка войск специального назначения полковник  Брюс
Крейг, тоже, как и бригадир Ловат, шотландец. Полковник был в пути всю  ночь
и появился в штаб-квартире незадолго до рассвета.
   - Доброе утро, Джей-Пи. Из-за чего такая спешка?
   Полковник и бригадир хорошо знали друг друга. Десять  лет  назад  Дж.  П.
Ловат, которого чаще называли Джей-Пи, командовал  группой  войск,  отбившей
иранское посольство у террористов, а Крейг тогда был одним из  подчинявшихся
ему офицеров. Они прошли бок о бок долгий путь.
   - Сенчери-хаус хочет послать человека в Кувейт, - сказал Ловат.
   По его  мнению,  сказанного  было  вполне  достаточно.  К  длинным  речам
бригадир относился неодобрительно.
   - Кого-то из наших? Мартина? - Полковник бросил на  стол  привезенную  им
папку.
   - Похоже, что так. Я отозвал его из Абу-Даби.
   - Черт бы их побрал! И ты намерен согласиться?
   Майкл Мартин был одним из офицеров  Крейга;  они  тоже  немало  прошагали
рядом. Полковнику не нравилось, когда  служба  безопасности  "воровала"  его
офицеров. Ловат пожал плечами.
   - Возможно, придется согласиться. Если он им  подойдет.  Когда  парни  из
Сенчери чего-то захотят, они могут надавить сверху, с очень большой высоты.
   Крейг проворчал что-то нечленораздельное  и  взял  предложенную  дежурным
сержантом чашку крепкого черного кофе. Он тепло  поздоровался  с  сержантом,
назвав того по имени, Сидом, - они вместе сражались  в  Дофаре.  Когда  дело
доходило до политики, полковник представлял  себе  расстановку  сил.  Может,
Сенчери-хаус и в самом деле обычно действовал достаточно деликатно, но  если
уж они хотели нажать на тайные пружины, то могли добраться до самого  верха.
С другой стороны, и  полковник  и  бригадир  хорошо  знали  миссис  Маргарет
Тэтчер; оба были ее искренними почитателями  и  понимали,  что  она,  как  и
Уинстон Черчилль, склонна к  "безотлагательным  акциям".  Если  Сенчери-хаус
захочет, то через премьер-министра наверняка добьется своего. Полку придется
подчиниться,  хотя  контроль   над   ходом   операции   будет   осуществлять
Сенчери-хаус, и лишь для вида операция будет называться "совместной".
   Вслед за полковником прибыли два сотрудника Интелидженс сервис: Стив Лэнг
и его подчиненный  Саймон  Паксман,  руководивший  отделением  Ирака.  После
официального представления гостей усадили в приемной, предложили им  кофе  и
вручили две папки с личными делами Мартина.  Лэнг  и  Паксман  углубились  в
изучение жизни  Майкла  Мартина,  начиная  с  восемнадцатилетнего  возраста.
Предыдущим вечером Паксман провел четыре часа  с  младшим  братом  и  узнают
много интересного о семье Мартинов  и  о  воспитании  братьев  в  Багдаде  и
"Хейлибури".
   Летом 1971 года, заканчивая школу,  Майкл  Мартин  отправил  заявление  о
приеме  в  парашютные  войска.  В  сентябре  ему   предложили   явиться   на
собеседование в Олдершотский учебный центр,  располагавшийся  неподалеку  от
того места, где на постаменте стояла  старая  "дакота".  Когда-то  из  этого
самолета прыгали британские десантники, пытавшиеся захватить мост через Рейн
у Арнема.
   В школе Майка считали (парашютисты всегда наводили справки о кандидатах в
их полк) средним учеником, но  великолепным  атлетом.  Такая  характеристика
вполне устраивала командование полка. Мальчик был принят и в том  же  месяце
приступил к занятиям по общей подготовке.  Начались  нелегкие  двадцать  две
учебные недели, и лишь те, кто вытерпели все до конца, в  апреле  1972  года
стали полноправными солдатами.
   Четыре первых недели отводились на строевую подготовку, основы  обращения
с оружием,  основы  боевых  действий  и  физическую  подготовку.  В  течение
следующих двух недель к этим дисциплинам добавлялись оказание первой помощи,
основы радиосвязи и знакомство с мерами защиты от оружия массового поражения
(ядерного, бактериологического и химического).
   На седьмой неделе  основное  внимание  уделялось  физической  подготовке,
которая день ото дня становилась все тяжелей и тяжелей, но все же и это были
лишь цветочки по сравнению с восьмой и  девятой  неделями,  когда  во  время
длиннейших марш-бросков  на  уэлльских  холмах  Брекон  молодые,  сильные  и
крепкие мужчины умирали от переохлаждения и истощения.
   На десятой неделе курсанты оказались возле Хайда, в  графстве  Кент,  где
обучались стрельбе. Мартин, которому только  что  исполнилось  девятнадцать,
зарекомендовал себя настоящим снайпером. Одиннадцатая и  двенадцатая  недели
назывались "испытательными". Их  курсанты  проводили  в  сельской  местности
возле Олдершо-та довольно своеобразно: в дождь, в град, в  зимнюю  стужу,  в
любую погоду с бревнами в руках они бегали вверх-вниз по песчаным холмам.
   - Испытательная неделя? - переворачивая страницу, пробормотал Паксман,  -
А как же тогда называть все