заговорили, - монотонно начал Хатиб. - Они сказали все, что  им
было известно. На предполетном инструктаже командир эскадрильи  сообщил  им,
что воздушная разведка союзников обратила внимание на странную автомобильную
свалку, на которую часто заезжают грузовики, не  какие-нибудь,  а  армейские
грузовики. Сукины дети вообразили, что свалка служит прикрытием  для  склада
вооружения, точнее, склада  снарядов,  начиненных  отравляющими  веществами.
Такой склад не рассматривался ими как особо важный объект. Они считали,  что
он не имеет системы противовоздушной обороны, поэтому направили  на  задание
только два истребителя-бомбардировщика;  два  других  самолета  должны  были
наводить бомбы на цель. Их не  сопровождали  самолеты,  предназначенные  для
подавления зенитных установок, потому что они были уверены, что  там  нечего
подавлять. Пленные, пилот и штурман, больше ничего не знают.
   Раис жестом поднял генерала Фарука Ридхи.
   - Это правда или ложь, рафик?
   - Они, сайиди  раис,  -  ответил  генерал,  командовавший  артиллерией  и
ракетными  войсками,  -  обычно  сначала  направляют  вооруженные   ракетами
самолеты, чтобы подавить противовоздушную оборону, а  потом  бомбардировщики
для поражения цели. Они всегда так поступают. Чтобы на  уничтожение  важного
объекта послать только два самолета без всякой поддержки - такого никогда не
было.
   Саддам обдумал ответ генерала. Угадать мысли раиса по его  темным  глазам
было невозможно. Отчасти именно благодаря этому качеству он удерживал власть
над этими людьми: они никогда не могли предугадать реакцию хозяина.
   - Не может ли быть так, рафик Хатиб, что эти летчики  умолчали  о  чем-то
очень важном, что они знают больше, чем сказали?
   - Нет, раис, мы... убедили их в необходимости полной откровенности.
   - Значит, вопрос закрыт? - тихо спросил раис. - Налет был просто  нелепой
случайностью?
   Присутствующие было дружно закивали, но внезапный вопль будто парализовал
их.
   - Чепуха! Все вы неправы.
   В следующее мгновение голос раиса упал почти до шепота,  но  страх  успел
снова прочно вселиться в души его соратников. Все знали, что такой спокойный
шепот  может  предшествовать  взрыву  бешеной  ярости,  вынесению   дичайших
приговоров.
   - Там не было военных грузовиков, вообще  никаких  армейских  машин.  Эту
сказку специально рассказали летчикам на тот  случай,  если  они  попадут  в
плен. За бомбардировкой кроется нечто большее, не так ли?
   Несмотря  на  исправно  работавший  кондиционер,  по  лицам   большинства
министров и генералов струился пот. Так было всегда, с незапамятных  времен:
вождь собирал племя и призывал охотника за ведьмами, и все племя трепетало -
на кого укажет охотник.
   - Существует заговор, - прошептал раис. - Есть предатель, который устроил
заговор против меня.
   Несколько  минут  Саддам  молчал,  заставив  каждого  не  раз   внутренне
содрогнуться. Потом он заговорил снова, обращаясь на этот раз только к  трем
руководителям спецслужб, которые сидели лицом к нему:
   - Найдите предателя.  Найдите  и  приведите  ко  мне.  Он  узнает,  какое
наказание полагается за такие преступления. И он, и вся его семья.
   Сопровождаемый телохранителем Саддам стремительно  вышел.  Оставшиеся  не
осмеливались смотреть друг на друга; никто из них  не  выдержал  бы  взгляда
соратника. Все понимали: будет выбрана очередная жертва, и  никому  не  дано
знать, кто станет на этот раз козлом  отпущения.  Каждый  боялся  только  за
себя, судорожно припоминал, не сболтнул ли где случайно лишнего,  не  сделал
ли какой-то неверный шаг.
   Пятнадцать мужчин сторонились шестнадцатого - охотника за ведьмами, того,
кого они называли Мучителем. Этот непременно найдет жертву.
   Хассан Рахмани счел за лучшее промолчать.  Сейчас  не  время  говорить  о
перехваченных радиопередачах. Его операции требуют  умелой,  тонкой  работы,
истинного мастерства. Меньше всего на свете  ему  бы  хотелось,  чтобы  ритм
работы  его  подчиненных  нарушил   грохот   кованых   сапог   мясников   из
Амн-аль-Амма.
   Страх ни на минуту не отпускал  министров  и  генералов,  глубокой  ночью
возвращавшихся в свои апартаменты.
   На  следующее  утро  за  поздним  завтраком  Ави  Херцог,  он  же  Карим,
докладывал своему шефу Гиди Барзилаи:
   - Он хранит бумаги не в сейфе.
   Израильские  агенты  встретились  на  конспиративной  квартире  Барзилаи.
Херцог позвонил шефу по телефону-автомату только после того,  как  убедился,
что Эдит Харденберг уже давно вошла в банк. Вскоре прибыла бригада из отдела
Ярид,  взяла  своего  коллегу  в   "коробочку"   и   проводила   до   дверей
конспиративной квартиры. Если бы за Херцогом тянулся  "хвост",  они  бы  его
обязательно заметили. Обнаруживать слежку - это их специальность.
   Гиди Барзилаи навис над богато сервированным столом. Его глаза горели.
   - Отлично, красавчик. Теперь я знаю, где герр Гемютлих  не  держит  коды.
Осталось узнать, где же он их прячет?
   - В своем письменном столе.
   - В столе? Ты с ума сошел. В стол может залезть любой дурак.
   - Вы его видели?
   - Стол Гемютлиха? Нет.
   - Насколько я знаю, это очень большой старинный стол с множеством  резных
украшений. Настоящий музейный  экспонат.  Краснодеревщик,  который  когда-то
делал  этот  стол,  предусмотрел  и  особый  ящичек,  настолько   секретный,
настолько умно замаскированный, что Гемютлих  считает  его  надежнее  любого
сейфа. Он уверен, что любой взломщик  прежде  всего  займется  сейфом  и  не
обратит внимания на письменный стол. И даже если он залезет в  стол,  то  не
найдет секретное отделение.
   - И твоя дама не знает, где это отделение?
   - Нет. При ней Гемютлих никогда его не открывает. Если ему  нужно  что-то
проверить, он  всегда  сначала  запирает  свой  кабинет  на  ключ.  Барзилаи
задумался.
   - Хитрая бестия. Пожалуй, я его недооценил. Ты знаешь, скорее  всего,  он
прав.
   - Теперь я могу наконец смыться?
   - Нет, Ави, еще рано. Если ты не ошибаешься, то ты  отлично  справился  с
заданием. Но потерпи еще  немного,  поиграй  в  пылкого  любовника,  поваляй
дурака.  Если  ты  сейчас  исчезнешь,  она  может  вспомнить  ваш  последний
разговор, свести концы с концами, ее могут замучить угрызения совести,  мало
ли что. Оставайся с ней, но впредь ни слова о банке.
   Барзилаи снова задумался. Из тех агентов, что были сейчас в  Вене,  никто
не имел дела с такими тайниками,  но  Барзилаи  знал  одного  специалиста...
Вскоре в Тель-Авив было послано тщательно зашифрованное сообщение  для  Коби
Дрора.
   В Тель-Авиве разыскали того сыщика, который наведывался в банк "Винклер",
и свели его с художником. Сыщик  не  отличался  глубоким  умом,  но  обладал
уникальнейшей, поистине  фотографической  памятью.  Больше  пяти  часов  он,
закрыв глаза, вспоминал мельчайшие  детали  его  недавней  беседы  с  герром
Гемютлихом, которому он представился как нью-йоркский юрист. Тогда ему нужно
было обнаружить прежде всего все устройства охранной сигнализации на окнах и
дверях, найти потайной сейф в стене, заметить проволочки,  которые  ведут  к
датчикам в полу, реагирующим  на  давление,  словом,  все  приспособления  и
уловки, предназначенные для защиты от взломщиков  и  грабителей.  Письменный
стол его не очень интересовал. Впрочем, теперь, несколько недель  спустя,  в
доме недалеко от бульвара короля Саула, он,  закрыв  глаза,  не  без  успеха
пытался вспомнить все мелочи.
   Сыщик рассказывал о столе, подробно описывая каждую его линию. Иногда  он
заглядывал в эскизы, вносил  исправления,  оценивал  работу  художника.  Тот
набрасывал контуры тушью, потом раскрашивал их акварелью. Через  пять  часов
на бумаге появилось точное цветное изображение письменного стола,  стоявшего
в кабинете Вольфганга Гемютлиха в банке "Винклер".
   Рисунок  тотчас  отправили  с  диппочтой  из  Тель-Авива  в   израильское
посольство в Вене. Гиди Барзилаи получил его через два дня после  того,  как
послал запрос Коби Дрору.
   Тем временем была предпринята тщательная проверка всех сайянов, живущих в
Европе. Проверка показала, что на бульваре Распай в Париже  проживает  некий
мсье Мишель Леви, опытный антиквар, слывущий одним из лучших специалистов по
классической европейской мебели.
   Вечером 14 февраля, в тот же день, когда в Вене Барзилаи получил  рисунок
стола Гемютлиха, Саддам Хуссейн снова собрал своих  министров,  генералов  и
начальников спецслужб.
   И на этот раз совещание было  созвано  по  инициативе  шефа  Амн-аль-Амма
Омара  Хатиба,  сумевшего  передать  весть  о  своих  новых  успехах   через
племянника диктатора  Хуссейна  Камиля.  Опять-таки  местом  совещания  была
выбрана уединенная вилла.
   Раис вошел в комнату и жестом приказал Хатибу доложить  о  том,  чего  он
добился.
   - Что я могу сказать, сайиди ране? - Шеф секретной полиции воздел руки  и
беспомощно  их  опустил.  Тщательно   отрепетированный   жест   должен   был
продемонстрировать самоуничижение и восхищение мудростью диктатора. -  Раис,
как всегда, был прав, а все мы заблуждались. Бомбардировка Эль-Кубаи нс была
случайностью. Среди нас был предатель, и мы его нашли.
   Все единодушно  издали  возгласы  деланного  удивления,  а  потом  дружно
зааплодировали. Довольный Саддам, сидевший в прямом мягком кресле  спиной  к
глухой стене, поднял руки, призывая прекратить ненужную овацию. Аплодисменты
стихли, но далеко не сразу. Разве я был  не  прав,  говорила  улыбка  раиса,
разве я вообще бываю не прав?
   - Как ты раскрыл заговор, рафик? - спросил раис.
   -Мы провели расследование,  а  отчасти  нам  просто  повезло,  -  скромно
поведал Хатиб. - Везение - дар Аллаха, а  Аллах  никогда  не  обходит  своей
милостью нашего раиса.
   Присутствующие согласно забормотали и закивали головами.
   - За два дня до того, как бени Наджи  сбросили  бомбы  на  Эль-Кубаи,  мы
установили неподалеку пост дорожного патруля. Как обычно,  мои  люди  искали
дезертиров,  проверяли,  не  везет  ли   кто   контрабандные   товары...   и
регистрировали номера проезжающих автомобилей.
   Два дня назад я сам проверил эти номера. Большинство принадлежало местным
грузовикам  и  фургонам.  Но  среди  них  оказался  один  дорогой   легковой
автомобиль с багдадским номером. Мы  разыскали  владельца,  который,  должно
быть, не без причин заехал в Эль-Кубаи. Но по телефону мы  выяснили,  что  в
тот день на подземном предприятии его не было. Тут я задумался: зачем же  он
крутился возле предприятия?
   Хассан Рахмани молча  кивнул.  Расследование  проведено  неплохо  -  если
только оно было правдой. Одна неувязка: все рассказанное слишком непохоже на
Хатиба, обычно полагавшегося на грубую силу и жестокость.
   - И почему же он там оказался? - поинтересовался раис.
   Хатиб помедлил, чтобы слушатели лучше осознали всю важность того, что  он
собирался им сообщить.
   - Чтобы составить детальное  описание  автомобильной  свалки,  определить
точное расстояние от  ближайшего  наземного  ориентира  и  точный  компасный
пеленг - словом, все для того, чтобы вражеская авиация быстро нашла цель.
   Слушатели разом, как один человек, выдохнули.
   - Но это выяснилось позже,  сайиди  раис.  А  сначала  я  пригласил  того
человека к себе, в штаб-квартиру Амн-аль-Амма, для откровенной беседы.
   Хатиб мысленно вернулся к той  "откровенной  беседе",  что  состоялась  в
подвале под  штаб-квартирой  Амн-аль-Амма  в  Саадуне,  в  подвале,  который
называли гимнастическим залом.
   Обычно  Омар   Хатиб   доверял   допросы   своим   подчиненным,   а   сам
довольствовался  тем,  что  устанавливал   уровень   жесткости   допроса   и
анализировал результаты. Но тут был особый случай, на этот  раз  требовалась
особая тщательность, поэтому Хатиб сам допрашивал  подозреваемого,  запретив
подчиненным открывать звуконепроницаемую дверь камеры.
   В потолок этой камеры на расстоянии  около  ярда  один  от  другого  были
вделаны два стальных крюка, с которых свисали  короткие  стальные  цепи.  На
цепях  был  укреплен  деревянный  брус.  Хатиб  привязал  подозреваемого  за
запястья к концам бруса так, что тот оказался наполовину вздернутым на дыбу,
наполовину распятым.  Висеть  не  на  вытянутых  вертикально  руках  намного
труднее, и несчастный допытывал адские муки.
   Ступни  подозреваемого,  не  достававшие  до  пола  дюйма  четыре,  Хатиб
привязал к концам другого метрового  бруса.  Подозреваемый  висел  в  центре
камеры, поэтому Хатиб мог подойти к нему с любой стороны,  а  крестообразная
поза давала доступ к любой части тела.
   Омар Хатиб положил плетеный ротанговый хлыст на стоявший в стороне стол и
подошел к несчастному. После первых же шести - десяти ударов отчаянные вопли
прекратились, уступив место неразборчивым мольбам о пощаде. Хатиб  уставился
в лицо подозреваемому.
   - Ты дурак, друг мой. Ты мог бы умереть легкой смертью. Ты предал  раиса,
но наш раис милосерден. От тебя мне нужно только признание.
   - Нет, клянусь... ва-Аллах-эль-адхим...  клянусь  Аллахом,  я  никого  не
предавал.
   Мужчина плакал, как ребенок, слезы агонии  ручьями  текли  по  его  лицу.
Слабак, подумал Хатиб, этот долго не протянет.
   - Нет, предал. Ты знаешь, что такое "Кулак Аллаха"?
   - Конечно, - пробормотал несчастный.
   - И ты знаешь, где хранилось это устройство?
   - Да.
   Согнутой в колене ногой Хатиб резко ударил мужчину в пах. Тот  машинально
попытался согнуться, но не смог. Его стошнило,  рвота  текла  по  всему  его
телу, капала с члена.
   - Что да?
   - Да, сайиди.
   - Так-то лучше. И наши враги не знали, где спрятан "Кулак Аллаха"?
   - Нет, сайиди, это секрет.
   Хатиб с размаху ударил распятого мужчину по лицу.
   - Маниук, грязный маниук, почему же тогда вражеские самолеты на  рассвете
нашли Эль-Кубаи и разбомбили наше главное оружие?
   Глаза мужчины округлились. Ужасное известие заставило его забыть  даже  о
только что нанесенном ему  страшном  оскорблении:  маниуком  арабы  называют
мужчину, исполняющего роль женщины в гомосексуальном половом акте.
   - Но это невозможно. Об Эль-Кубаи знала горстка людей...
   - А наши враги узнали... И уничтожили его.
   - Сайиди, клянусь, это невозможно. Никто не смог бы найти Эль-Кубаи.  Его
строил полковник Бадри, он так тщательно все замаскировал...
   Допрос продолжался еще с  полчаса  и  кончился  так,  как  и  должен  был
закончиться.
   Воспоминания Хатиба прервал сам раис.
   - И кто же нас предал?
   - Инженер, доктор Салах Сиддики, раис.
   Все дружно охнули от изумления, лишь президент медленно кивнул, как будто
он давно подозревал этого человека.
   - Позвольте поинтересоваться, - сказал Хассан Рахмани, - на кого  работал
этот мерзавец?
   Хатиб бросил на Рахмани уничтожающий взгляд и, немного помолчав, ответил:
   - Этого он не сказал, сайиди раис.
   - Но ведь он скажет, должен сказать, - возразил президент.
   - Сайиди раис, - пробормотал Хатиб, - к сожалению, на этом  этапе  своего
признания предатель умер.
   Рахмани вскочил, забыв о протоколе.
   - Господин президент, я должен сделать заявление.  Только  что  мы  стали
свидетелями вопиющей  некомпетентности.  Предатель  не  мог  не  располагать
связью с  нашими  врагами,  ведь  каким-то  образом  он  передавал  им  свои
сообщения. Теперь, боюсь, мы этого никогда не узнаем.
   Хатиб одарил Рахмани таким взглядом, что тот невольно вспомнил  Киплинга,
которого читал еще мальчишкой, в школе мистера  Хартли;  там  была  ядовитая
змея, которая шипела: "Берегись меня, потому что я и есть смерть".
   - Что вы можете сказать? - спросил раис.
   - Сайиди раис, что мне сказать? - тоном кающегося грешника ответил Хатиб.
- Мои подчиненные любят вас, как родного отца, а может, даже  больше.  Любой
из них охотно отдал бы за вас  свою  жизнь.  Когда  они  услышали  признания
гнусного предателя... то немного переусердствовали.
   Чушь собачья, подумал  Рахмани.  Но  раис  лишь  неторопливо  кивал.  Ему
нравилась неприкрытая лесть.
   - Это я могу понять,  -  сказал  президент.  -  Такое  случается.  А  вы,
бригадир Рахмани, вы добились  каких-нибудь  результатов?  Или  вы  способны
только критиковать своего коллегу?
   Все обратили внимание на то, что Саддам, обращаясь к Рахмани,  не  назвал
его рафиком -  товарищем.  Мне  нужно  быть  осторожным,  очень  осторожным,
подумал Рахмани.
   - В Багдаде работает вражеский радиопередатчик, сайиди раис.
   Он вкратце пересказал  то,  что  сообщил  ему  майор  Зайид,  хотел  было
добавить, что если им удастся еще раз перехватить передачу, то они наверняка
найдут передатчик, но потом решил воздержаться от обещаний.
   - Что ж, поскольку предатель мертв, - сказал в заключение раис, -  теперь
я могу сообщить вам то, о чем не имел права говорить два дня  назад.  "Кулак
Аллаха" не уничтожен и даже не похоронен в подземелье.  За  двадцать  четыре
часа до воздушного налета я приказал перевезти наше секретное оружие в более
надежное место.
   Аплодисменты, которыми все собравшиеся выразили  свое  восхищение  гением
вождя, стихли только через несколько минут.
   Саддам сообщил, что ядерное устройство уже перевезли на другой  секретный
объект, который носит название "Крепость" или "Каала"; расположение Каалы им
знать не нужно. Из Каалы устройство будет запущено в тот  день,  когда  нога
первого американского солдата ступит на священную землю Ирака.  Этот  запуск
изменит ход всей истории.
   20
   Известие о том, что налет британских "торнадо"  на  Эль-Кубаи  завершился
безрезультатно, потрясло человека, который был известен союзникам только под
кличкой "Иерихон". Он с большим трудом заставил себя подняться и  вместе  со
всеми аплодировать обожаемому раису.
   Как обычно, в  центр  Багдада  его  и  генералов  отвезли  в  автобусе  с
зачерненными окнами. Иерихон сел на заднее сиденье и,  занятый  собственными
мыслями, не вступал в разговоры.
   Его нисколько не беспокоило то, что запуск "Кулака  Аллаха"  из  какой-то
таинственной Каалы, о которой он никогда не слышал и понятия  не  имел,  где
она находится, привел бы к гибели многих тысяч людей.
   Иерихона тревожила только собственная судьба. Три года он, предавая  свою
страну, рисковал всем, ведь  в  случае  провала  его  ждали  полный  крах  и
страшная смерть. Его главная цель состояла не только в том, чтобы  сколотить
огромное состояние; в конце концов, вымогательством, взятками и воровством и
в  Ираке  можно  заработать  миллионы,  хотя  при  этом,  конечно,  тоже  не
обойдешься без риска.
   Иерихон мечтал навсегда покинуть Ирак и появиться на другом конце планеты
другим  человеком,  с  другой  фамилией,   другой   биографией,   с   новыми
документами,  которые  ему,  конечно  же,  охотно  выдадут  его  иностранные
хозяева. Они же надежно защитят его от наемных убийц. Он не раз видел, какая
судьба ждет того, кто, наворовав достаточно денег, убегал за рубеж: он жил в
постоянном страхе до тех пор, пока в один прекрасный день его  не  настигали
иракские мстители.
   Иерихон же хотел и денег и безопасности, поэтому он был  даже  рад  смене
хозяев; что  ни  говори,  а  с  американцами  иметь  дело  приятнее,  чем  с
израильтянами. Американцы, выполняя все условия соглашения, побеспокоятся  о
том, чтобы он стал подданным другой страны, приобрел другое имя, смог купить
себе дом на мексиканском побережье и  прожить  остаток  дней  в  достатке  и
комфорте.
   Теперь же все изменилось. Если он промолчит и Саддам пустит  в  ход  свой
"Кулак Аллаха", американцы могут  подумать,  что  он  намеренно  ввел  их  в
заблуждение. Конечно, на самом деле это было совсем не  так,  но  обозленные
янки наверняка ему не поверят. Они обязательно заморозят его счет в банке, и
тогда все усилия пойдут прахом. Ему нужно как-то  предупредить  американцев,
что произошла ошибка. Нужно рискнуть последний раз,  и  все  кончится:  Ирак
будет  сокрушен,  раис  низвергнут  с  трона,  а  он,  Иерихон,  будет   уже
недосягаем.