ы  камеры
были покрыты высохшими экскрементами и коричневыми пятнами крови. В  центре,
на пластиковом канцелярском стуле сидел совершенно  обнаженный  мужчина.  По
его груди стекали струйки рвоты,  крови  и  слюны.  За  спинкой  стула  руки
мужчины были скованы наручниками, а все его лицо закрывала  тряпичная  маска
без прорезей для глаз.
   По бокам стояли двое полицейских в таких же комбинезонах, что  и  сержант
Али. Они поигрывали  метровыми  дубинками,  сделанными  из  залитых  битумом
пластиковых труб; битум придавал дубинкам вес, не  уменьшая  гибкости  труб.
Заметив  высокое  начальство,  полицейские  сделали  шаг  назад   и   решили
передохнуть. Минуту назад их внимание, очевидно,  было  сконцентрировано  на
голенях и коленных  чашечках  пленного,  которые  уже  окрасились  в  жуткий
сине-желтый цвет.
   Хатиб молча кивнул и прошел к следующей камере. В глазок он  увидел,  что
на второго пленного колпак не надет. Один  его  глаз  был  накрепко  заклеен
запекшейся кровью из разбитых бровей  и  щек.  Пленный  с  трудом  раздвинул
кровоточащие губы, обнажив рот с выбитыми зубами.
   -  Тайн,  -  прохрипел   он.   -   Николас   Тайн.   Лейтенант   авиации.
Пять-ноль-один-ноль-девять-шесть-восемь.
   - Штурман, - шепотом подсказал сержант.
   Хатиб тоже шепотом спросил:
   - Кто из наших говорит по-английски?
   Али жестом показал: тот, что стоит слева.
   - Выведи его сюда.
   Али открыл камеру и тут же вышел в сопровождении одного из  дознавателей.
Хатиб недолго поговорил с  ним  по-арабски.  Дознаватель  понимающе  кивнул,
вернулся в камеру и натянул на голову  штурману  колпак.  Лишь  после  этого
Хатиб разрешил распахнуть двери обеих камер.
   Тот из полицейских, который владел английским, наклонился к Нику Тайну  и
заговорил с сильным акцентом, но вполне понятно:
   - Хорошо, лейтенант авиации,  значит,  так.  Для  тебя  все  закончилось.
Наказаний больше не будет.
   Молодой штурман понял; казалось, все его тело облегченно обмякло.
   - Но твой друг, он не такой счастливчик. Он подыхает.  Можно  помочь  ему
испустить дух, а можно отправить в госпиталь - там белые простыни,  доктора,
все, что ему нужно. Выбирай. Расскажешь нам все, что знаешь, мы отвезем  его
в госпиталь.
   Хатиб кивнул сержанту  Али,  и  тот  вошел  в  другую  камеру.  Отчетливо
послышался глухой удар пластиковой дубинки  по  голой  груди.  Пилот  громко
застонал.
   - Ладно, подонки, - из-под колпака выкрикнул  Ники  Тайн.  -  Прекратите,
ублюдки! Это был склад оружия, снарядов с отравляющим газом...
   Избиение прекратилось. Тяжело дыша, из камеры пилота вышел Али.
   - Сайиди бригадир, вы - гений.
   Хатиб скромно пожал плечами.
   -  Никогда  не  следует  недооценивать  сентиментальность   британцев   и
американцев,  -  наставительно  сказал  он  ученику.  -  Теперь  тащи   сюда
переводчиков, выжмите из него все детали, все  до  последней  мелочи.  Когда
будет готов перевод, принесите его ко мне в кабинет.
   Из кабинета бригадир  Хатиб  сам  позвонил  Хуссейну  Камилю.  Через  час
раздался ответный звонок.  Камиль  сказал,  что  его  дядя  доволен.  Скоро,
вероятно, сегодня же вечером, будет созвано  совещание.  Омар  Хатиб  должен
быть готов в любую минуту прибыть на него.
   Вечером того же дня в Вене  Карим  опять  мягко,  беззлобно  поддразнивал
Эдит. На этот раз речь зашла о ее работе.
   - Дорогая, тебе никогда не бывает скучно в банке?
   - Нет, там интересно. Почему ты спрашиваешь?
   - О, не знаю. Просто не могу себе представить, что может быть интересного
в такой работе. Для меня это было бы самым скучным занятием на свете.
   - Нет, ты ошибаешься. Во всяком случае в нашем банке не так.
   - Предположим. Что же интересного в твоей работе?
   - Ну, разное... Обработка счетов, размещение инвестиций, другие операции.
Это очень важная работа.
   - Чепуха. Вся ваша работа  -  это  "доброе  утро,  господин",  "слушаюсь,
господин", "нет, господин", "конечно, господин". И все  ради  толп,  которые
приходят, чтобы превратить в наличные чек на пятьдесят шиллингов. Тоска.
   Карим лежал на спине на кровати  Эдит,  Она  подошла,  прилегла  рядом  и
положила его руку себе на плечи так, чтобы можно было всем телом прижаться к
любимому. Ей очень нравилось прижиматься к нему.
   - Ты иногда несешь  такую  ерунду,  Карим.  Но  мне  нравится,  когда  ты
говоришь чепуху. "Винклер" - не банк-эмитент, а торговый банк.
   - Какая разница?
   - У нас нет текущих счетов, к нам никто не ходит с чековыми книжками.  Мы
занимаемся другими делами.
   - Раз никто не ходит, значит, у вас нет денег.
   - Наоборот, деньги есть, но они находятся на депозитных счетах.
   - Такого у меня никогда не было, - признался Карим.  -  Только  небольшой
текущий счет. А вообще-то я предпочитаю наличные.
   - Но нельзя же носить с собой миллионы. У тебя  их  обязательно  украдут.
Поэтому люди кладут деньги в банк, а банк их инвестирует.
   - Ты хочешь сказать, что старина Гемютлих ворочает миллионами? Не своими,
конечно.
   - Да, многими миллионами.
   - Шиллингов или долларов?
   - И долларов и фунтов. Миллионами и тех и других.
   - Все равно свои деньги я бы ему не доверил.
   Искренне возмущенная Эдит даже приподнялась.
   - Герр Гемютлих абсолютно честен. Ему и в голову никогда не придет ничего
подобного.
   - Ему, может, и не придет, но ведь есть и другие  люди.  Вот  послушай...
Предположим, я знаю человека, у которого есть счет в вашем банке. Его  зовут
Шмитт. В один прекрасный день я прихожу к вам и говорю: "Доброе  утро,  герр
Гемютлих, меня зовут Шмитт, у меня есть счет в вашем банке".  Он  смотрит  в
свою книгу и отвечает: "Да, есть". Тогда я говорю: "Я  хотел  бы  снять  все
деньги". Потом приходит настоящий Шмитт,  а  денег-то  и  нет.  Поэтому  мне
больше нравятся наличные.
   Такая наивность рассмешила Эдит. Она потеребила его за ухо.
   - Ничего у тебя не получится. Скорее  всего  герр  Гемютлих  лично  знает
твоего друга Шмитта. В любом случае ему сначала придется доказать,  что  это
именно он.
   - Паспорт можно подделать. Ч„ртовы палестинцы постоянно  ездят  по  всему
свету с фальшивыми паспортами.
   - А еще он потребует расписаться  и  сравнит  твою  подпись  с  той,  что
хранится в его бумагах.
   - Ну и что, я научусь подделывать подпись Шмитта.
   - Карим, мне кажется, из тебя может получиться хороший уголовник. У  тебя
нездоровые задатки.
   Оба рассмеялись, до того абсурдной казалась эта мысль.
   - Как бы то ни было, но если ты иностранец и живешь в другой стране, то у
тебя скорее всего будет номерной счет. А номерной счет абсолютно надежен.
   Карим сдвинул брови и из-под локтя бросил взгляд на Эдит.
   - А это что такое?
   - Номерной счет?
   - Угу.
   Эдит объяснила.
   - Глупость какая-то, - не выдержал Карим. - Любой  идиот  может  зайти  в
банк и сказать, что он - владелец такого-то счета. Если Гемютлих никогда его
не видел...
   -У нас же есть специальные способы подтверждения личности, дурачок. Очень
сложные коды, особые правила написания писем, определенные места для подписи
- тысячи способов, чтобы убедиться, что автор письма и в самом деле владелец
счета. Если хотя бы одно из правил будет нарушено, то герр  Гемютлих  ни  за
что не выполнит инструкцию. Так что из твоей затеи ничего не получится.
   - Должно быть, у него неплохая память.
   - Ох, ну и глуп же ты! Все коды, все шифры  записаны,  конечно.  Ты  меня
поведешь на обед?
   - А ты заслужила?
   - Ты же знаешь, что заслужила.
   - Ну хорошо. Только мне нужна закуска.
   Эдит была озадачена.
   - Ладно, закажи закуску.
   - Я имею в виду тебя.
   Карим протянул руку, согнутым пальцем ухватился за пояс узеньких трусиков
Эдит и потянул  ее  к  себе.  Она  довольно  хихикнула.  Карим  принялся  ее
целовать, но потом вдруг замер, так что Эдит даже немного растерялась.
   - Я знаю,  что  я  бы  сделал,  -  сказал  он.  -  Я  нанял  бы  опытного
медвежатника, он взломал бы сейф старины Гемютлиха и списал все коды.  Тогда
я запросто забрал бы все деньги.
   Эдит облегченно рассмеялась.  Слава  Богу,  он  не  передумал  заниматься
любовью.
   - У тебя ничего не получится. М-м-м-м. Сделай так. же еще раз.
   - Получится.
   - А-а-а-а. Не получится.
   - Получится. Сейфы взламывают то и дело. Посмотри любую газету.
   Эдит провела рукой по телу Карима, добралась до  "там,  внизу"  и  широко
раскрыла глаза.
   - О-о-о, и все это для меня? Карим - ты прекрасный, сильный мужчина, и  я
тебя очень люблю. Но - как ты его называешь?  -  старина  Гемютлих  немножко
умнее тебя...
   Через минуту Эдит уже совсем не волновало, умен или глуп герр Гемютлих.
   Пока  моссадовский  агент  занимался  любовью   в   Вене,   Майк   Мартин
устанавливал  антенну  спутниковой  связи  в   своей   хижине.   В   Багдаде
приближалась полночь; наступало 12 февраля.
   До 20 февраля, когда в Кувейт и Ирак  должны  были  вторгнуться  наземные
армии союзников,  оставалось  восемь  дней.  К  югу  от  кувейтской  границы
огромный пустынный район  Саудовской  Аравии  ощетинился  танками,  пушками,
военными складами, войсками. Со второй мировой войны на такой территории еще
никогда не концентрировалось столько военной техники.
   Бомбардировки иракских военных объектов продолжались круглые сутки,  хотя
большинство целей, внесенных в список генерала  Хорнера,  авиация  союзников
уже навестила, а иногда и не раз. Наконец было ликвидировано  отставание  от
плана, вызванное отвлечением значительных сил на охоту за "скадами" после  в
сущности безвредного иракского ракетного удара по Израилю. Каждое  известное
союзникам  предприятие  по  производству  или  хранению   оружия   массового
поражения,  включая  двадцать  новых  объектов,  выданных  Иерихоном,   было
превращено в кучу щебня.
   Иракские ВВС прекратили свое существование  как  реальная  военная  сила.
Истребители-перехватчики Саддама и  раньше  редко  осмеливались  вступать  в
единоборство с "иглами", "хористами", "томкэ-тами", "фэлконами" и "ягуарами"
союзников, а к середине февраля и вовсе  прекратили  такие  попытки.  Лучшие
истребители  и  истребители-бомбардировщики  были  отосланы  в  Иран  и  там
немедленно арестованы. Другие боевые самолеты Ирака были навечно погребены в
своих укрепленных ангарах или уничтожены  на  взлетных  полосах  и  открытых
стоянках.
   Военное командование союзников никак не могло взять в толк, почему Саддам
решил отослать лучшие  самолеты  своему  заклятому  врагу.  А  причина  была
проста: Саддам твердо верил, что рано или поздно  все  государства  Среднего
Востока будут вынуждены опуститься перед ним  на  колени.  Вот  тогда  он  и
вернет свой воздушный флот.
   К середине февраля во всем Ираке не осталось практически ни одного моста,
ни одной  действующей  электростанции.  Теперь  союзники  стали  все  больше
концентрировать свои воздушные удары на  позициях  иракской  армии  в  южном
Кувейте, а потом и в приграничных районах Ирака.
   "Баффы" методично уничтожали  артиллерию,  танки,  ракетные  установки  и
пехоту Ирака на участке от саудовско-иракской границы до шоссе Багдад-Басра.
Американские "тандерболты" А-10, за изящество в полете прозванные "летающими
бородавочниками", были заняты тем, что умели делать лучше всех, - охотой  за
танками. "Иглам" и "торнадо" тоже было поручено "щелкать" иракские танки.
   Однако генералы союзников не знали, что в иракских  пустынях  и  в  горах
глубоко под землей скрыто еще около сорока важных предприятий, так или иначе
связанных с производством оружия  массового  поражения,  и  что  нетронутыми
остались базы иракских ВВС, сооруженные компанией "Сикско".
   Уничтожение подземного предприятия в Эль-Кубаи заметно подняло настроение
четырех генералов,  а  также  находившихся  в  Эр-Рияде  сотрудников  ЦРУ  и
Интеллидженс сервис, то есть всех, кто был осведомлен о том, что  находилось
на том предприятии.
   Это настроение отразилось и в коротком сообщении,  которое  принял  ночью
Майк Мартин. Оно начиналось с информации об  успешно  проведенной  "торнадо"
операции, хотя радость победы омрачала  потеря  одного  из  экипажей.  Далее
Мартину выражали благодарность за то,  что  он  решил  остаться  в  Багдаде,
несмотря на то, что ему было разрешено перебираться в Саудовскую  Аравию,  и
за успешное выполнение всего задания. В заключение  говорилось,  что  миссия
Мартина практически  завершена.  Иерихону  нужно  будет  передать  последнее
письмо, в котором следует от имени союзников  поблагодарить  его,  сообщить,
что все деньги  уже  переведены  на  его  счет  и  что  связь  с  ним  будет
возобновлена  по  окончании  войны.   После   этого   Мартину   настоятельно
рекомендовалось перебираться в Саудовскую Аравию - пока не поздно!
   Мартин разобрал радиостанцию, спрятал ее в нише под полом, лег на койку и
задумался. Интересно, размышлял он, значит, армия  союзников  не  собирается
входить в Багдад. А как же Саддам? Разве его  свержение  не  было  одной  из
целей войны? Очевидно, произошли какие-то важные перемены.
   Если бы Майк Мартин знал о том, что происходило как раз в  эти  минуты  в
штаб-квартире Мухабарата, меньше чем в полумиле от его хижины, он не смог бы
так быстро заснуть.
   Известны четыре уровня технического мастерства: удовлетворительный, очень
хороший, блестящий  и  "естественный".  Последний  означает  уже  не  просто
мастерство, а единство  технических  знаний  и  врожденной  интуиции,  некий
инстинкт, шестое  чувство,  такое  единение  человека  и  машин,  о  котором
невозможно рассказать в учебниках.
   Что касается радиосвязи, то майор Мохсен Зайид, безусловно, достиг уровня
естественного мастерства. Очень молодой, всегда в  больших  очках,  делавших
его похожим на студента-зубрилу, майор Завид жил радиосвязью.  Его  квартира
была завалена новейшими западными журналами, а если  он  обнаруживал  в  них
сведения о новом устройстве, которое могло бы повысить эффективность  работы
его отдела радиоперехвата, он немедленно требовал достать такое  устройство.
Хассан Рахмани высоко ценил Зайида и старался удовлетворить все его просьбы.
   Вскоре после полуночи Рахмани и Зайид встретились в кабинете бригадира.
   - Есть успехи? - спросил Рахмани.
   - Думаю, есть, - ответил Зайид.  -  Он  здесь,  в  этом  я  нисколько  не
сомневаюсь. К сожалению, он пользуется пакетными  сигналами,  которые  почти
невозможно перехватить. Слишком они непродолжительны. Почти, но  не  совсем.
При умении и достаточном терпении удается засечь и  такой  сигнал,  хотя  он
длится всего несколько секунд.
   - Что же вы выяснили? - спросил Рахмани.
   - Видите ли, я обнаружил, что эти сигналы  передаются  в  довольно  узкой
полосе диапазона сверхвысоких частот. Это уже что-то. Несколько  дней  назад
мне повезло. На всякий случай мы прослушивали одну узкую полосу частот, и  в
это время он вышел на связь. Послушайте.
   Зайид положил  на  стол  магнитофон  и  нажал  кнопку  "воспроизведение".
Кабинет наполнился какофонией невероятнейших звуков. Рахмани был озадачен.
   - Это и есть та передача?
   - Она зашифрована, разумеется.
   - Разумеется, - согласился Рахмани. - Вы можете ее дешифровать?
   - Почти наверняка нет. Шифрование выполнено с помощью одного  кремниевого
чипа с очень сложной микросхемой.
   - Значит, мы не поймем, что он передавал?
   Рахмани немного растерялся. Беда была в том, что Зайид жил в своем особом
мире и обычно говорил на своем языке. Сейчас  он  прилагал  немалые  усилия,
чтобы начальник понял его, но эти усилия не всегда приводили к успеху.
   - Это не  шифр  в  обычном  смысле  слова.  Превратить  эту  какофонию  в
осмысленную речь можно только с помощью совершенно  идентичного  кремниевого
чипа.  Число  перестановок  элементов  микросхемы  равно  нескольким  сотням
миллионов. Значит, вероятность случайно найти подходящий чип не больше одной
стомиллионной.
   - Так в чем же ваш успех?
   - Успех в том, что... я определил радиопеленг.
   В возбуждении Хассан Рахмани подался вперед.
   - Радиопеленг?
   - Мой помощник определил. И знаете, что самое интересное?  Это  сообщение
было передано ночью, за тридцать часов до воздушного  налета  на  Эль-Кубаи.
Мне кажется, там были координаты Эль-Кубаи. И еще одно.
   - Продолжайте.
   - Он здесь.
   - В Багдаде?
   Майор Зайид улыбнулся  и  покачал  головой.  Самую  приятную  новость  он
приберег напоследок. Ему хотелось преподнести начальнику сюрприз и  получить
заслуженную благодарность.
   - Не только в Багдаде, а в Мансуре. Я могу указать квадрат  примерно  два
на два километра...
   В голове Рахмани вихрем  пронеслись  тысячи  мыслей.  Успех  был  близок,
поразительно  близок.  Зазвонил  телефон.  Рахмани  несколько  секунд  молча
слушал, потом положил трубку и встал.
   - Меня  вызывают.  Последний  вопрос.  Сколько  еще  радиоперехватов  вам
потребуется, чтобы точно определить, где находится передатчик?  С  точностью
до квартала или даже здания?
   - Если  повезет,  то  всего  один.  В  первый  раз  я  не  успел  вовремя
среагировать, но во время следующего перехвата я его поймаю. Я молю  Аллаха,
чтобы он послал длинное сообщение, чтобы он пробыл в эфире несколько секунд.
Тогда я смогу сказать, где находится передатчик, с точностью до ста метров.
   Спускаясь к ждавшему автомобилю, Рахмани не мог успокоить дыхание.
   На созванное раисом совещание они прибыли в двух автобусах с зачерненными
окнами: в одном было семь министров,  в  другом  -  шесть  генералов  и  три
руководителя спецслужб. Понять, куда они едут,  было  невозможно.  Этого  не
знали и водители, они следовали за мотоциклистами.
   Автобусы остановились во дворе, обнесенном высокими стенами. Только здесь
пассажирам  разрешили  выйти.  Они  ехали  сорок  минут,  но  часто   меняли
направление. По прикидкам Рахмани получалось, что они находятся за  городом,
примерно милях в  тридцати  от  Багдада.  Сюда  не  доносился  шум  уличного
движения, а в свете звезд можно было разглядеть лишь силуэт большой виллы  с
плотно зашторенными окнами.
   В главной гостиной уже ждали семь министров. Генералы подошли к  столу  -
каждый к своему месту - и  сели.  Никто  не  произнес  ни  слова.  Охранники
указали на три стула шефу иностранной разведки доктору Убаиди,  руководителю
контрразведки Рахмани  и  начальнику  секретной  полиции  Омару  Хатибу;  им
придется   сидеть   лицом   к   единственному   большому   мягкому   креслу,
предназначенному для самого раиса.
   Через несколько минут вошел тот, кто созвал совещание. Все встали. Саддам
жестом разрешил садиться.
   Некоторые из присутствовавших не видели президента  больше  трех  недель.
Выглядел он неважно: обострившиеся скулы, усталые глаза, под ними мешки.
   Саддам Хуссейн без предисловий приступил к делу, ради которого  и  созвал
совещание. Союзники нанесли бомбовый удар по важнейшему объекту.  Теперь  об
этом знали даже те, кто несколько дней назад и не подозревал о существовании
Эль-Кубаи.
   Объект был настолько основательно засекречен,  что  в  Ираке  его  точное
расположение было известно не более чем десяти высшим руководителям.  И  тем
не менее на него был совершен воздушный налет.  Лишь  горстка  руководителей
государства  и  преданнейших  инженеров  имели  право  ездить  на  объект  с
незавязанными глазами и не в автобусе без окон. И тем не менее  секретнейшее
предприятие подверглось бомбардировке.
   Когда раис  на  минуту  умолк,  в  комнате  воцарилась  гробовая  тишина.
Перепуганные генералы пристально изучали рисунок ковра у себя под ногами.
   - Наш товарищ, Омар Хатиб, допросил двух пленных британских  летчиков,  -
чуть повысив голос, заключил раис. - Сейчас он расскажет, чего  ему  удалось
добиться.
   Никто  не  осмеливался  смотреть  в  глаза  Саддаму  Хуссейну,  зато  все
повернулись лицом к худому, как  щепка,  Омару  Хатибу.  Тот  встал,  но  не
поднимал глаз выше груди главы государства.
   - Летчики