овинцией  Ирака,  то  нужно  срочно
провернуть чертову тьму дел.
   Главная трудность заключалась  в  том,  что  Рахмани  не  знал  намерений
Саддама Хуссейна и сомневался, знает ли сам президент, чего он хочет  и  как
долго он намерен оккупировать Кувейт. Если иракские войска скоро  уйдут,  то
не имело смысла затевать гигантскую контрразведывательную операцию, затыкать
все возможные источники утечки информации, все лазейки для шпионов.
   По мнению Рахмани, Саддам Хуссейн мог бы выйти  сухим  из  воды,  но  для
этого нужно будет умело вести переговоры, ловко маневрировать, говорить  то,
что хотят услышать другие. Первым этапом должна стать назначенная на  завтра
конференция в Джидде. Там следовало бы, не скупясь на лесть в  адрес  короля
Фахда,  заверить,  что  Ираку   ничего   не   нужно,   кроме   справедливого
распределения запасов нефти, выхода к Персидскому заливу и решения вопроса о
невыплаченном долге. Если все эти требования Ирака будут  удовлетворены,  то
иракская  армия  тотчас  вернется  домой.  Предоставив  возможность   арабам
разрешить конфликт самим и любой ценой не допуская к участию  в  конференции
американцев и  англичан,  Саддам  Хуссейн  сможет  спать  спокойно,  не  без
оснований полагаясь на традиционную любовь арабов к бесконечным переговорам.
   Западным странам уже через несколько недель эта история  надоест,  и  они
решат, что в конфликте должны разбираться сами арабы  -  два  короля  и  два
президента.  Англичане  и  американцы  останутся  довольны,   если   к   ним
по-прежнему будет течь рекой  арабская  нефть,  чтобы  отравлять  их  города
удушающим смогом. Если к тому же  в  Кувейте  не  слишком  зверствовать,  то
средства массовой информации скоро оставят кувейтскую  тему,  всеми  забытый
Аль Сабах будет мирно доживать свои дни в изгнании где-нибудь  в  Саудовской
Аравии,  кувейтцы  привыкнут  к  новому  правительству,  а  конференция  под
лозунгом "руки прочь от Кувейта" может пережевывать одно и  то  же  еще  лет
десять, пока проблема не решится сама собой.
   В принципе такой сценарий вполне реален, нужно лишь  выбрать  правильную,
выгодную позицию, вроде позиции Гитлера перед началом второй мировой  войны:
я всего лишь ищу пути удовлетворения моих справедливых требований,  это  мое
самое последнее территориальное притязание. Король Фахд попался бы на  такую
удочку, ведь никто не испытывает особых симпатий к кувейтцам, не говоря  уже
о сибаритствующем семействе Аль Сабаха. Король Фахд и король Хуссейн в конце
концов плюнут на них, как Чемберлен плюнул на чехов в 1938 году.
   Беда в том, что Саддам Хуссейн, бесспорно,  чертовски  умный  и  коварный
бандит (иначе он не дожил бы до этих  дней),  был  никудышным  дипломатом  и
стратегом. Не сегодня, так завтра, рассуждал Хассан Рахмани,  раис  допустит
серьезную ошибку, например, захватит  саудовские  нефтяные  месторождения  и
поставит западные страны перед свершившимся фактом. Тогда Западу  ничего  не
останется, как  уничтожить  нефтяные  скважины  и  тем  самым  на  поколение
расстаться с мечтами о собственном процветании.
   Запад - это значит Америка плюс всегда поддерживающая ее  Великобритания.
Словом, англосаксы, а англосаксов Рахмани знал хорошо. Пять  лет  в  частной
приготовительной  школе  мистера  Хартли  не   прошли   даром.   Рахмани   в
совершенстве владел английским, понимал западный  образ  мыслей  и  научился
остерегаться англосаксонской привычки без предупреждения наносить сильнейший
удар в челюсть.
   Рахмани потер подбородок в том месте, где много лет  назад  он  заработал
такой удар, и громко  рассмеялся.  Его  адъютант,  сидевший  в  другом  углу
комнаты, от неожиданности вздрогнул. Майк Мартин, сукин сын, где ты сейчас?
   Хассан Рахмани, умный, способный, образованный, свободный от национальных
предрассудков, утонченная натура, выходец  из  привилегированного  сословия,
служивший теперь режиму плебеев, сел за решение задачи. Это  была  непростая
задача. В августе  1990  года  из  1,8  миллиона  жителей  Кувейта  коренных
кувейтцев было лишь шестьсот тысяч. Кроме них здесь жило примерно столько же
палестинцев; одни из них останутся верны старому Кувейту, другие перейдут на
сторону  Ирака,  потому  что   Саддама   Хуссейна   поддержала   Организация
освобождения Палестины, а третьи -  и  таких  будет  большинство  -  покорно
склонят головы и будут стараться выжить и при новом режиме. Помимо кувейтцев
и палестинцев здесь было еще примерно триста тысяч египтян; конечно,  многие
из них работали на Каир, а теперь Каир не особенно отличался  от  Вашингтона
или Лондона.  Еще  примерно  двести  пятьдесят  тысяч  человек  приехали  из
Пакистана, Индии, Бангладеш и с Филиппин; это главным образом чернорабочие и
домашняя прислуга - в Ираке все были  уверены,  что,  если  кувейтца  укусит
комар,   он   не   сумеет   почесать   собственную   задницу,   не    позвав
слугу-иностранца.
   И наконец, пятьдесят тысяч граждан первого сорта: англичан,  американцев,
французов, немцев, испанцев, шведов, датчан - всех  не  перечесть.  А  перед
Рахмани была поставлена задача подавить иностранный шпионаж... Он  с  тоской
вспомнил те старые добрые времена,  когда  шпионские  сведения  передавались
через нарочных или по телефону. Шефу контрразведки ничего не стоило  закрыть
границы  и  обрезать  все  телефонные  кабели.  Теперь  же  любой  дурак,  в
распоряжении  которого  есть  спутник,  может  нажать  несколько  кнопок  на
переговорном устройстве сотовой радиосвязи  или  на  компьютерном  модеме  и
говорить с Калифорнией.  Засечь  такого  шпиона  или  перехватить  секретное
сообщение можно только с  помощью  самых  современных  приборов,  которых  у
Рахмани не было.
   Хассан  Рахмани  понимал,  что  не  в  его  силах  предотвратить   утечку
информации или помешать беженцам пересекать границу. Не мог  он  помешать  и
американским   спутникам,   которые,   как   он   подозревал,    были    уже
перепрограммированы так, что теперь каждые  несколько  минут  пролетали  над
Кувейтом и Ираком. (В этом он был прав.)
   Бессмысленно пытаться совершить  невозможное,  даже  если  тебе  придется
делать вид, что ты все выполнил и  добился  полного  успеха.  Сначала  нужно
будет заняться более реальными делами: воспрепятствовать саботажу, нападению
на иракских солдат, порче их имущества, созданию формирований сопротивления.
И конечно же, Рахмани нужно будет перерезать все каналы  поступления  помощи
сопротивлению извне, в какой бы форме эта помощь ни приходила - в виде живой
силы, "ноу-хау" или оружия.
   В этой работе Рахмани будут мешать соперники из Амн-аль-Амма -  секретной
полиции, которые расположились двумя этажами ниже  в  том  же  здании.  Этим
утром Рахмани стало известно, что главой секретной полиции в  Кувейте  Хатиб
назначил этого тупого головореза Сабаави, который по пристрастию к зверствам
и пыткам не уступал самому шефу. Если  кувейтцы  из  движения  сопротивления
попадут в их  лапы,  они  научатся  кричать  так  же  громко,  как  иракские
диссиденты в Багдаде. Значит,  сделал  вывод  полковник  Рахмани,  он  будет
заниматься в основном иностранцами.
   Незадолго до полудня того же дня доктор Терри Мартин  закончил  лекцию  в
Школе востоковедения и африканистики - факультете Лондонского  университета,
располагавшемся неподалеку от Гауэн-стрит,  и  направился  в  профессорскую.
Перед дверью он столкнулся с Мейбл, секретарем всех трех  (включая  Мартина)
старших лекторов-арабистов.
   - О, доктор Мартин, у меня для вас сообщение.
   Она порылась в своем кейсе, поставив его на  колено,  прикрытое  твидовой
юбкой, и наконец извлекла листок бумаги.
   - Вам звонил вот этот джентльмен. Он сказал, что у него неотложное дело и
просил при первой возможности связаться с ним.
   В профессорской Терри бросил конспект лекций на толстый том -  монографию
о халифате Абассидов - и направился к висевшему на стене  телефону-автомату.
После второго  гудка  отозвался  четкий  женский  голос,  повторивший  номер
телефона. Женщина не назвала учреждение или компанию, только номер.
   - Могу я поговорить с мистером Стивеном Лэнгом? - спросил Мартин.
   - Простите, кто его спрашивает?
   - Э-э, доктор Мартин. Терри Мартин. Он звонил мне.
   - Ах да, конечно. Доктор Мартин, будьте добры, не кладите трубку.
   Мартин нахмурился. Эта женщина,  очевидно,  знала  о  звонке,  знала  его
фамилию. А он никак не мог вспомнить, кто такой этот Стивен Лэнг.  В  трубке
раздался мужской голос.
   - Это Стивен Лэнг. Как хорошо, что вы так быстро позвонили.  Конечно,  вы
меня не помните, но  когда-то  мы  встречались  в  Институте  стратегических
исследований. Сразу после  вашей  блестящей  лекции  о  механизмах  и  путях
проникновения вооружения в Ирак. Я хотел спросить,  какие  у  вас  планы  на
обеденный перерыв?
   Кем бы этот Лэнг ни был, он настолько умело - скромно и  в  то  же  время
настойчиво - вел разговор, что ему было трудно отказать.
   - Сегодня? Сейчас?
   - Если только вы уже  не  договорились  о  другой  встрече.  Так  что  вы
собирались делать?
   - Я собирался перекусить парой бутербродов в столовой.
   - Я хотел бы вам предложить на  ленч  вполне  приличный  морской  язык  у
Скотта. Вы, конечно, знаете этот ресторан. На Маунт-стрит.
   Мартин действительно знал этот один из  лучших  и  самых  дорогих  рыбных
ресторанов в Лондоне. До него  минут  двадцать  на  такси.  Сейчас  половина
первого. Мартин очень любил  хорошую  рыбу,  но  для  его  преподавательской
зарплаты ресторан Скотта был недоступен. Интересно, Лэнг это понимает?
   - Вы из Института стратегических исследований?
   - Я все объясню за ленчем. Скажем, в час. Буду очень  рад  встретиться  с
вами, - сказал Лэнг и положил трубку.
   Когда Мартин вошел в ресторан, к нему тотчас направился метрдотель.
   - Доктор Мартин? Мистер Лэнг за своим столиком. Я провожу вас.
   Столик оказался в самом  укромном  уголке  ресторана.  Здесь  можно  было
говорить, не боясь, что тебя подслушают. Приветствуя  Мартина,  Лэнг  встал.
Это оказался худой, даже  костлявый  мужчина  в  темном  костюме  и  строгом
галстуке. У него были изрядно поредевшие седые волосы. Лэнг предложил  гостю
сесть и, подняв бровь, вопросительно кивнул в сторону бутылки с великолепным
мерсо, охлаждавшейся в ведерке со льдом. Мартин ничего не имел против.
   - Мистер Лэнг, вы ведь не из института, не так ли?
   Вопрос Мартина ни в коей мере  не  обескуражил  Лэнга.  Он  выждал,  пока
официант не разлил по бокалам хрустально-чистое холодное  вино  и  не  ушел,
оставив каждому по папке с меню, потом поднял свой бокал и предложил  выпить
за здоровье гостя.
   - Нет, я из Сенчери-хауса. Это вас смущает?
   Руководство   Британской   секретной   разведывательной    службы,    или
Интеллидженс сервис, размещалось в Сенчери-хаусе - довольно ветхом здании  к
югу от Темзы, между Элефант-энд-Касл и Олд-Кент-роуд. Здание было далеко  не
новым, не слишком приспособленным к  такого  рода  учреждениям  и  настолько
запутанным внутри, что от посетителя можно было  не  требовать  специального
пропуска: уже через несколько секунд он непременно заблудится, а кончит тем,
что станет отчаянно звать на помощь.
   - Нет, просто интересно, - ответил Мартин.
   - В сущности, заинтересованная сторона - это мы. Я в  восторге  от  ваших
работ. Стараюсь следить за ними, но у меня не хватает знаний.
   - В это трудно поверить,  -  сказал  Мартин,  хотя  в  глубине  души  был
польщен. Любому ученому приятно, когда восхищаются его работами.
   - Это действительно так, - настаивал  Лэнг.  -  Вам  тоже  морской  язык?
Отлично. Надеюсь,  мне  удалось  прочесть  все  ваши  работы,  которые  были
переданы в институт, коллегам из Комплексных исследований и в Чатам,  Ну  и,
конечно, те две статьи в "Сервайвал".
   Хотя доктору Мартину было лишь тридцать пять, последние пять лет его  все
чаще  приглашали  в  качестве  лектора  в  такие  учреждения,  как  Институт
стратегических  исследований,   Институт   комплексных   исследований,   или
Чатам-хаус, - совсем  новую  службу,  занимавшуюся  изучением  международных
отношений.   Журнал   "Сервайвал"   издавался   Институтом    стратегических
исследований;  двадцать   пять   экземпляров   каждого   выпуска   регулярно
направлялись на Кинг-Чарлз-стрит, в Министерство иностранных дел и по  делам
Содружества, откуда пять экземпляров затем попадали в Сенчери-хаус.
   Интерес этих правительственных организаций к Терри Мартину был связан  не
с его научными работами по истории средневековой Месопотамии, а скорее с его
хобби. Несколько  лет  назад  Мартин  всерьез  заинтересовался  вооруженными
силами средневосточных  государств.  Он  стал  регулярно  посещать  выставки
военной техники, завел знакомства с теми, кто производил вооружение, и с  их
арабскими клиентами, в среде которых благодаря своему безупречному арабскому
языку он также установил множество полезных контактов. Через десять  лет  он
стал ходячей энциклопедией, а  к  его  мнению  стали  прислушиваться  лучшие
специалисты. В этом смысле его вполне можно  было  сравнить  с  американским
писателем Томом Клэнси, который по праву считается  крупнейшим  специалистом
по военной технике НАТО и стран развалившегося Варшавского Договора.
   Официант принес две порции морского языка, и собеседники с  удовольствием
занялись изысканным блюдом.
   Двумя месяцами раньше Лэнг, который тогда был  руководителем  оперативной
службы инспекции Среднего Востока в  Сенчери-хаусе,  запросил  у  коллег  из
научного  отдела  характеристику  Терри  Мартина.  Материалы,  которые   ему
принесли, произвели на Лэнга большое впечатление.
   Терри Мартин родился в Багдаде,  там  же  учился  в  начальной  школе,  а
завершил образование в Англии. Он закончил частную школу  "Хейлибури",  сдав
на отлично три экзамена на повышенном уровне -  по  английскому,  истории  и
французскому. Ему прочили большие успехи в филологии и дали рекомендацию для
поступления в Оксфорд или Кембридж.
   Но мальчик, с детства свободно владевший арабским языком, хотел  серьезно
заняться арабистикой и весной 1973 года прошел собеседование для поступления
в Школу востоковедения и африканистики  в  Лондоне.  Его  приняли  сразу,  и
осенью того же года он начал изучать историю Среднего Востока.
   Через три года Мартин получил диплом с отличием и еще  на  три  года  был
оставлен в аспирантуре по специальности "история Ирака восьмого-пятнадцатого
веков"; особое внимание Мартин уделял халифату Абассидов (750-1258 годы).  В
1979 году он получил степень доктора философии, потом взял  годичный  отпуск
для научной работы. Мартин был в Ираке в 1980  году,  когда  войска  Саддама
Хуссейна вторглись в Иран, развязав восьмилетнюю войну. Тогда у него впервые
пробудился интерес к вооруженным силам стран Среднего Востока.
   По возвращении из отпуска, когда  ему  было  всего  двадцать  шесть  лет,
Мартину предложили весьма почетное место лектора в  Школе  востоковедения  и
африканистики, которая считалась одной из  лучших,  а  значит,  и  одной  из
труднейших школ арабистики. В знак признания его  научных  заслуг  Мартин  в
тридцать четыре года получил место преподавателя по истории Среднего Востока
- верный признак того, что к сорока годам его будет ждать звание профессора.
   Все это Лэнг узнал из  представленных  ему  материалов.  Еще  больше  его
интересовала второе  пристрастие  Мартина  -  кладезь  знаний  об  арсеналах
Среднего  Востока.  В  годы  холодной  войны  вооружение  этих  стран   было
второстепенной проблемой, но теперь...
   - Речь идет о Кувейте, - сказал наконец Лэнг.
   Остатки рыбы были унесены, от десерта оба отказались.  "Мерсо"  оказалось
превосходным, а Лэнг ловко разливал его  так,  что  львиная  доля  досталась
Мартину. Теперь на столе как бы сам по себе появился марочный портвейн  двух
сортов.
   - Можете себе представить, сколько  самых  нелепых  слухов  появилось  за
несколько последних дней.
   Лэнг явно приукрашивал ситуацию. Железная Леди вернулась  из  Колорадо  в
том настроении, какое в ее свите называли настроением Боудикки,  определенно
имея в виду ту жену вождя одного из племен восточных бриттов, которая  имела
обыкновение отсекать ноги  попадавшимся  на  ее  пути  римлянам-завоевателям
мечами, что торчали из колес ее колесницы. Говорили, что министр иностранных
дел Дуглас Херд подумывает, не обзавестись ли  ему  стальным  шлемом,  а  на
обитателей Сенчери-хауса дождем сыпались требования немедленно  дать  ответы
на все вопросы.
   - Суть дела в следующем: мы хотели бы послать в Кувейт  нашего  человека,
чтобы точно знать, что там происходит.
   - На оккупированную Ираком территорию? - уточнил Мартин,
   - Боюсь, именно так, поскольку Саддам оккупировал весь Кувейт.
   - А причем здесь я?
   - Позвольте быть с вами совершенно искренним, - сказал Лэнг, в  намерения
которого могло входить что угодно, только не  полная  откровенность.  -  Нам
действительно очень нужно знать, что происходит в Кувейте. Об иракской армии
-  ее  численность,  степень   боеготовности,   ее   вооружение.   О   наших
соотечественниках - как они справляются с трудностями,  не  угрожает  ли  им
серьезная опасность, нет ли какого-либо пути эвакуировать их из Кувейта. Нам
нужен человек,  который  считался  бы  там  своим.  Информация  такого  рода
жизненно необходима. Значит... этот человек должен говорить по-арабски,  как
житель Аравии, Кувейта или Ирака. Далее, поскольку вы  провели  значительную
часть жизни - во всяком случае намного больше меня - среди арабоязычных...
   - Но ведь у нас в Великобритании живут,  должно  быть,  сотни  кувейтцев,
которые могли бы безопасно снова  проникнуть  в  свою  страну,  -  предложил
Мартин.
   Лэнг неторопливо всосал воздух, пытаясь  освободиться  от  застрявшего  в
зубах кусочка рыбы.
   - Признаться, - пробормотал он, - мы бы предпочли, чтобы это  был  кто-то
из наших.
   - Британец? Который мог бы сойти за араба даже в арабской стране?
   - Вот именно. Впрочем, сомнительно, чтобы нам  удалось  найти  подходящую
кандидатуру.
   Должно быть, во всем было виновато вино или  портвейн.  Терри  Мартин  не
привык к ленчам с мерсо и портвейном.
   - Я знаю  такого  человека.  Это  мой  брат  Майк.  Он  майор  в  войсках
специального назначения. Его не отличишь от араба.
   Если бы Мартин мог перевести время  на  несколько  секунд  назад,  он  бы
обязательно прикусил язык. Но слово не воробей, вылетит  -  не  поймаешь,  и
теперь было уже поздно.
   Лэнг  умел  не  демонстрировать  радостное   возбуждение.   Он   отбросил
зубочистку вместе с изрядно надоевшим кусочком рыбы.
   - Не отличишь? - пробормотал он. - Даже сейчас?
   3
   Стив Лэнг  вернулся  в  Сенчери-хаус  на  такси.  Сверх  всяких  ожиданий
настроение у него было приподнятое. Он пригласил этого  ученого-арабиста  на
ленч, намереваясь завербовать его для выполнения другого дела, - об этом еще
нужно будет подумать - и заговорил о Кувейте только  в  силу  своей  обычной
практики ведения переговоров.
   Годы работы научили его начинать  переговоры  со  специалистом  с  такого
вопроса, на который тот наверняка не сможет ответить, или с  такой  просьбы,
которую тот заведомо не сможет выполнить. После этого можно было  переходить
к сути дела, ради которого и затевались переговоры. Теоретики говорили,  что
в таком случае специалист, ошарашенный первой просьбой,  охотнее  согласится
на выполнение второй - хотя бы из чувства собственного достоинства.
   Неожиданное сообщение доктора Мартина могло решить проблему, которая днем
раньше обсуждалась на совещании руководства Сенчери-хауса. Вчера все  пришли
к единодушному выводу о том, что это  безнадежная  затея.  Но  если  молодой
доктор Мартин окажется прав... Брат, который говорит по-арабски лучше его...
И к тому же уже служит в полку  специального  назначения,  а  следовательно,
знает о тайных операциях не понаслышке...