й  операции  к  минимуму  может  показаться  чрезмерной
осторожностью или даже навязчивой идеей,  но  его  целесообразность  не  раз
подтверждалась на практике.
   Все спецслужбы чувствуют свой долг перед работающим на них агентом,  даже
если по своим человеческим качествам этот агент - настоящий подонок. Ведь он
подвергает себя немалому риску.
   Тот факт, что Иерихон был типичным наемником и работал за  деньги,  а  не
ради высоких  идеалов,  не  играл  никакой  роли,как  и  тот  факт,  что  он
откровенно предавал свою страну  и  свое  правительство,  не  имел  никакого
отношения к делу. В любом случае правительство Ирака ни у кого  не  вызывало
симпатий; один негодяй предавал кучку других, только и всего.
   Как бы то ни было, но Иерихон, безусловно, был очень ценным агентом, а  в
ходе предстоящих боевых действий полученная от него информация могла  спасти
жизнь многим солдатам союзников. Поэтому и в  английских  и  в  американских
службах безопасности о его существовании была осведомлена  крохотная  группа
лиц,  а  среди  членов  правительств,  политических  деятелей,   гражданских
чиновников и генералов никто и не подозревал о каком-то Иерихоне.
   По  этой  причине  информацию  Иерихона  приходилось  маскировать  самыми
разными  способами.  Чтобы  скрыть  истинный  источник  потока  секретнейших
сведений, было придумано несколько более или менее правдоподобных историй.
   Рассказывали, например,  что  сведения  военного  характера  получены  от
нескольких иракских офицеров, которые служили в Кувейте и якобы  перешли  на
сторону коалиции. В этих  рассказах  упоминался  некий  таинственный  майор,
который выдал очень много полезных сведений  в  ходе  допросов  в  одном  из
секретных центров спецслужб союзников,  располагавшемся  где-то  на  Среднем
Востоке, но только не в Саудовской Аравии.
   Появление информации об иракском  оружии  массового  поражения  объяснили
тщательным опросом европейских инженеров, работавших в Ираке в период с 1985
по 1990 год, а также некоего молодого иракского ученого,  который  учился  в
лондонском Импириал-колледже, влюбился  в  англичанку  и  решил  остаться  в
Великобритании.
   Что касается сведений политического характера,  то  согласно  официальной
версии они были получены путем  опроса  беженцев  из  Ирака,  от  подпольных
радиостанций, действовавших в оккупированном Кувейте, а также  в  результате
блестящей  работы  отделов   внешней   разведки,   занимавшихся   перехватом
радиопередач и наблюдением с воздуха.
   Но как можно было объяснить, что спецслужбам стали известны слова Саддама
(какими бы нелепыми они ни казались), произнесенные на закрытом заседании  в
его личном дворце, при этом не признавшись, что у  союзников  есть  агент  в
высших эшелонах багдадской иерархии?
   А  подобное  признание  грозило  большими  неприятностями.  Во-первых,  в
результате катастрофически  повысилась  бы  вероятность  утечки  информации.
Однажды попав в  министерство,  парламент  или  конгресс,  любая  информация
неизменно  просачивалась  наружу-Источниками  утечки  могут  быть  документы
кабинета министров, меморандумы международных организаций,  переписка  между
министерствами и ведомствами.
   С точки зрения сотрудников служб безопасности, самыми активными болтунами
были политические деятели.  О  неуловимых  шпионах  они  рассказывали  своим
женам,  подругам,  приятелям,  парикмахерам,  водителям  и   барменам.   Они
обменивались друг с другом конфиденциальной информацией  даже  в  ресторане,
когда над их столиком в выжидающей позе склонялся официант.
   Во-вторых, и в США и в Великобритании было немало  настолько  оперативных
репортеров газет и других средств массовой информации, что  по  сравнению  с
ними следователи Скотланд-ярда и ФБР казались  неповоротливыми  динозаврами.
Объяснить таким репортерам источники информации, не  упомянув  об  Иерихоне,
было бы очень не просто.
   Наконец, и в Лондоне и в Вашингтоне еще учились сотни иракских студентов.
Многие из них наверняка являлись агентами шефа  Мухабарата  доктора  Исмаила
Убаиди и были готовы в любой момент сообщить обо всем, что  они  видели  или
слышали.
   Конечно, никто не назовет имени Иерихона, это было совершенно  исключено.
Однако, чтобы поднять на  ноги  всю  службу  контрразведки  Рахмани,  вполне
достаточно даже намека на то, что из Багдада поступила  информация,  которая
не должна была попасть к союзникам.  Иракские  контрразведчики  работали  бы
круглыми сутками, чтобы найти источник утечки  информации.  Тогда  в  лучшем
случае Иерихон в целях самозащиты замолчит навсегда,  а  в  худшем  -  будет
разоблачен и схвачен.
   До начала воздушной войны оставались  считанные  дни.  Спецслужбы  США  и
Великобритании снова собрали своих экспертов по ядерной физике  и  попросили
их заново оценить всю выданную им  ранее  информацию.  Не  упустили  ли  они
чего-то, не  может  ли  все  же  Ирак  обладать  большими  производственными
мощностями по разделению изотопов урана, чем они думали раньше?
   В Великобритании снова вызвали на консультации специалистов из Харуэлла и
Олдермастона, в Америке -  из  Сандии,  Ливермора  и  Лос-Аламоса.  Особенно
жесткому давлению подверглись сотрудники отдела Z из лаборатории Лоуренса  в
Ливерморе,   в   задачу   которых   входило   осуществление   контроля    за
распространением ядерного оружия в странах третьего мира.
   Ученые мужи довольно раздраженным тоном подтвердили, что они не ошиблись.
Даже если взять наихудший вариант, сказали они, даже если предположить,  что
у Саддама есть не один, а два  каскада  центрифуг  для  разделения  изотопов
методом диффузии и что оба каскада работают уже не год, а два года, то  и  в
этом случае у Ирака может быть  лишь  половина  того  количества  урана-235,
какое необходимо  для  создания  одной-единственной  атомной  бомбы  средней
мощности.
   В ЦРУ и Интеллидженс сервис было рассмотрено несколько сценариев.
   Саддам мог быть введен в заблуждение своими подчиненными. Такая  ситуация
маловероятна. За наглый обман раиса виновные поплатились бы жизнями.
   Саддам мог заявить, что у него есть атомная бомба, но при этом он солгал.
Такой вариант представлялся весьма возможным. Саддам мог пойти на такой шаг,
например, для того, чтобы поднять моральный дух колеблющихся или  запуганных
сторонников. Но тогда почему он сообщил  эту  новость  только  узкому  кругу
закоренелых фанатиков, которые  не  колебались  и  не  собирались  предавать
своего хозяина? Пропаганда предназначена для подъема духа всего народа и для
запугивания врагов. На этот вопрос ответа не было.
   Возможно, Саддам вообще не говорил ничего подобного. Тогда сообщение было
чистейшей ложью, а лгал Иернхон, скорее всего, из жадности,  потому  что  он
чувствовал приближение войны, с  началом  которой  источник  его  обогащения
иссякнет. Он сам оценил свою информацию в миллион долларов.
   Иерихон мог лгать еще  и  потому,  что  его  разоблачили  и  он  во  всем
признался. Такой вариант развития  событий  тоже  вполне  возможен.  В  этом
случае британский связной в Багдаде оказывается в крайне опасном положении.
   В этот момент  руководство  операцией  взяло  на  себя  ЦРУ.  Как  фирма,
полностью оплачивающая операцию, оно имело на то полное право.
   - Стив, я изложу только самую суть, -  говорил  Билл  Стюарт  вечером  14
января, когда он позвонил Стиву Лэнгу по  линии  спецсвязи.  -  Или  Саддама
ввели в заблуждение, или он врет.  Возможно  также,  что  Иерихона  ввели  в
заблуждение или он врет. В любом случае за такое вранье дядя Сэм не  намерен
переводить миллион зеленых на счет в венском банке.
   - Билл,  а  не  может  ли  быть,  что  правильным  окажется  все-таки  не
рассматривавшийся вами сценарий?
   - Какой?
   - Что Саддам действительно сказал это и что он был прав?
   - Никоим образом. Это очередная иракская уловка. Мы на такую приманку  не
клюнем. Посудите сами, за девять  недель  Иерихон  отлично  поработал,  хотя
теперь нам приходится проверять кое-что из его информации. Половина сведений
уже  проверена;  пока  что  весь  материал  оказался  вполне  добротным.  Но
последнее сообщение все перевернуло. Мы  полагаем,  что  связи  с  Иерихоном
пришел конец. Мы не знаем почему, но уж так случилось.
   - Билл, это создаст для нас тьму проблем.
   - Знаю, приятель, потому и звоню вам. Только что закончилось совещание  у
директора.  Или  Иерихона  схватили  и   он   все   рассказал   саддамовским
головорезам, или он обнаглел сверх всякой меры.  Но  боюсь,  он  перейдет  к
угрозам, как только узнает,  что  мы  не  собираемся  посылать  ему  миллион
долларов. В любом случае для вашего человека в Багдаде это  плохие  новости.
Он отличный парень, не так ли?
   - Лучше не бывает. Чертовски хладнокровен.
   - Тогда, Стив, выводите его. Срочно.
   - Думаю, придется так и сделать, Билл. Спасибо за информацию.  Жаль,  это
была отличная операция.
   - Великолепная, но - была.
   Стюарт повесил трубку. Лэнг отправился наверх к сэру Колину.
   Через час было принято решение.
   Утром  15  января,  еще  до  завтрака,  все   американские,   британские,
итальянские,  саудовские  и  кувейтские  летчики  уже  знали,  что  для  них
начинается война.
   Они считали, что политикам и дипломатам не удалось ее предотвратить. Днем
все авиационные подразделения были приведены в состояние  повышенной  боевой
готовности.
   Мозговые центры  предстоящей  воздушной  кампании  располагались  в  трех
местах в Эр-Рияде и его пригородах.
   На окраине эр-риядской  базы  ВВС  было  установлено  несколько  огромных
палаток, оборудованных  установками  для  кондиционирования  воздуха;  через
палаточную ткань постоянно пробивался зеленый свет,  поэтому  весь  комплекс
называли  "Летним  театром".  Здесь  уже  несколько  недель   осуществлялась
первичная  сортировка  бесчисленного  множества   аэрофотоснимков,   которые
поставляли службы воздушной  разведки;  в  предстоявшие  недели  этот  поток
фотографий должен был вырасти в два-три раза.
   Результат работы "Летнего театра",  который  представлял  собой  наиболее
важную  фотоинформацию,  собранную  в  ходе  бесчисленных   разведывательных
полетов,  поступал  затем  в  здание  штаб-квартиры  саудовских  королевских
военно-воздушных сил, располагавшееся в миле  от  зеленых  палаток.  Большая
часть штаб-квартиры была передана объединенному командованию ВВС коалиции.
   Штаб-квартира представляла собой гигантское здание длиной 150  метров  из
серого в крапинку бетона и стекла, а объединенное командование занимало весь
первый подвальный этаж, который тянулся во всю длину здания.
   И даже в  этом  огромном  подвале  места  не  хватало,  поэтому  соседняя
автомобильная стоянка была тоже забита зелеными палатками и фургонами; здесь
производилась более тщательная интерпретация аэрофотоснимков.
   Все данные, как в  фокусе,  сходились  в  объединенном  центре  обработки
изображений - лабиринте соединенных друг с другом комнат, в которых  в  ходе
войны работали двести пятьдесят британских и американских специалистов  всех
званий из всех трех родов войск. Этот лабиринт называли "Черной дырой".
   Официально все мозговые  центры  подчинялись  командующему  ВВС  коалиции
генералу Чаку Хорнеру, однако поскольку последнего часто вызывали  в  здание
министерства  обороны,  то  чаще  обязанности  руководителя   исполнял   его
заместитель, генерал Бастер Глоссон.
   Работавшие в "Черной дыре" ежедневно, а то и  по  несколько  раз  в  день
вносили изменения и уточнения в документ, который называли Графиком основных
целей. Он представлял собой  карты  и  перечень  всего,  что  было  намечено
уничтожить в Ираке с воздуха. На основе графика были  разработаны  точнейшие
указания для каждого командира авиационной  части,  офицеров  разведки  всех
эскадрилий, всех штабных работников и экипажей - так  называемый  "Приказ  о
нанесении воздушного удара".
   Каждому дню войны посвящался  особый  раздел  приказа,  а  каждый  раздел
представлял собой невероятно детальный  документ,  насчитывающий  более  ста
машинописных страниц. На подготовку воздушной войны отводилось три дня.
   В первый день предполагалось определить процентную долю  иракских  целей,
которые могут быть поражены в течение суток, и типы самолетов, пригодных для
нанесения соответствующих бомбовых и ракетных ударов.
   Во  второй  день  эти  процентные  доли  иракских   целей   должны   быть
преобразованы  в  конкретные  цифры  и  объекты  с   точным   указанием   их
расположения. Третий  день  предназначался  для  распределения  целей  между
авиачастями - для принятия решения "кому - что".  В  процессе  распределения
должно быть решено,  какие  цели  отдаются  британским  "торнадо",  какие  -
американским "иглам", "томкэтам" с авианосцев или летающим крепостям Б-52.
   Только после  этого  каждому  авиакрылу,  каждой  эскадрилье  будет  дано
конкретное боевое задание на следующий день.  Затем  начиналась  работа  для
летчиков: найти свою цель, разработать маршрут  полета  до  нее,  определить
место  и  время  дозаправки  в  воздухе,  спланировать  направление   удара,
подобрать  резервные  цели  в  случае  невозможности  поражения  основных  и
разработать маршрут возвращения на базу.
   Командир эскадрильи выберет экипажи - многим эскадрильям в течение одного
дня придется поработать с несколькими целями, - назначит ведущих и ведомых.
   Офицеры, отвечающие за вооружение (одним из них был Дон Уолкер), подберут
необходимое оружие: обычные неуправляемые бомбы, бомбы с лазерным наведением
на цель и тому подобное.
   Еще в миле по шоссе, которое вело к старому аэродрому, находилось  третье
здание. Министерство обороны Саудовской Аравии занимало целый квартал:  пять
соединенных друг с другом семиэтажных зданий из белого бетона, до четвертого
этажа которых поднимались колонны с каннелюрами.
   Именно на четвертом  этаже  генералу  Норману  Шварцкопфу  были  выделены
роскошные аппартаменты, в которых он, впрочем,  почти  не  появлялся.  Чтобы
быть ближе к своему  командному  пункту,  генерал  часто  спал  в  небольшой
комнате в полуподвале.
   Комплекс министерства длиной четыреста метров и  высотой  сто  футов  мог
показаться чрезмерно роскошным, но в ходе войны в Персидском  заливе,  когда
Саудовской  Аравии   неожиданно   пришлось   принимать   несметные   полчища
иностранных военных, это гигантское здание пришлось как нельзя более кстати.
   Под комплексом, во всю его длину, размещались  два  подземных  этажа,  из
четырехсот метров которых шестьдесят были  отданы  командованию  вооруженных
сил коалиции.
   Именно в этом подвале всю войну совещались генералы, а штабные офицеры на
гигантской карте отмечали, что  сделано,  что  упущено,  где  были  выявлены
неизвестные ранее объекты, что изменилось, какова реакция иракских  войск  и
их дислокация.
   В тот солнечный, жаркий январский день командир эскадрильи британских ВВС
стоял перед висевшей на стене картой, на которой были отмечены семьсот целей
на территории Ирака; из них двести  сорок  подлежали  уничтожению  в  первую
очередь. Британский офицер заметил: "Что ж, все готово".
   Увы, это было не так. Военные стратеги не знали, что простая человеческая
изобретательность с помощью маскировки и камуфляжа обманула все их  спутники
и сложнейшие приборы.
   Как в Кувейте, так и в самом Ираке с помощью радиолокаторов,  реагирующих
на   металл,   союзники   обнаружили   сотни   мест,   где   сосредоточились
замаскированные  иракские  танки.  Во  многих  случаях  эти   "танки"   были
изготовлены из фанеры, картона и тонкой жести, а отклик  детекторов  металла
обеспечивали спрятанные внутри этих игрушек бочки с металлоломом.
   На десятках старых  грузовиков,  с  которых  были  сняты  кузовы,  иракцы
установили подобие рельсов для запуска ракет типа  "скад".  Через  несколько
дней союзники будут старательно уничтожать эти "ракетные установки".
   Еще более серьезные последствия мог иметь тот факт, что союзники так и не
узнали о примерно семидесяти  важных  объектах,  связанных  с  производством
оружия массового поражения, потому что эти объекты были спрятаны глубоко под
землей или искусно замаскированы под вполне невинные мирные предприятия.
   Позже военные стратеги будут удивляться,  как  иракцам  удается  с  такой
непостижимой скоростью восстанавливать целые дивизии, а еще позже инспекторы
ООН будут открывать один неизвестный завод или склад за другим и убеждаться,
что в подземельях скрыто еще немало тайных военных предприятий.
   Но в тот жаркий январь 1991 года никто об этом  не  догадывался.  Молодые
летчики, готовившиеся к боевым вылетам на бесчисленных аэродромах от  Тамука
на западе до Бахрейна на востоке и до сверхсекретной базы  Хамис  Мушаит  на
юге, знали одно: через сорок часов для них начнется война, с которой кому-то
из них не суждено вернуться.
   В последний  день  перед  тем,  как  начнутся  предполетные  инструктажи,
большинство летчиков писали домой. Одни, не зная,  что  сказать,  покусывали
авторучки, других не покидали мысли о женах и детях; привыкшие иметь дело  с
тоннами смертоносного металла, они никак не могли выразить свои  переживания
словами, и на глаза у них  наворачивались  слезы.  Третьи  хотели  в  письме
сказать то, что раньше лишь шептали любимым, а отцы  наказывали  сыновьям  -
если случится худшее, заботиться о матерях.
   В Эль-Харце командир авиакрыла коротко сообщил  новость  личному  составу
336-й эскадрильи, собравшемуся в палатке для инструктажа. Вместе со всеми  о
теперь уже неизбежной войне узнал и капитан Дон Уолкер. Еще не было и девяти
часов утра, но горячее солнце пустыни уже раскалило воздух и песок.
   Летчики расходились молча, каждый думал  о  своем.  Впрочем,  все  пришли
примерно к одному выводу:  значит,  последняя  попытка  предотвратить  войну
провалилась, значит, политики и дипломаты, которые, стараясь избежать войны,
мотались с  конференции  на  конференцию,  делали  официальные  заявления  и
вставали в позу, требовали, просили, угрожали и умоляли,  потерпели  фиаско.
Все было напрасно.
   По крайней мере так думали все молодые летчики, которым только что  стало
известно, что разговоры кончились. Они не знали и не понимали, что их судьба
была решена еще несколько месяцев назад.
   Уолкер видел, как командир эскадрильи Стив Тернер ушел  в  свою  палатку,
чтобы написать, возможно,  последнее  письмо  Бетти-Джейн,  которая  жила  в
Гоулдзборо, что в штате Северная Каролина. Рэнди Роберте  перекинулся  парой
слов с Бумером Хенри, потом они разошлись.
   Дон Уолкер поднял голову и посмотрел  на  бледно-голубой  небосклон.  Еще
мальчишкой в Талсе он мечтал стать хозяином неба, и вот теперь в том же небе
он может погибнуть, не дожив и до тридцати лет. Дон  направился  в  пустыню.
Как и другим, в эти минуты ему хотелось побыть одному.
   Аэродром в Эль-Харце не был обнесен забором. Там, где кончались палатки и
бетонные полосы, начинались коричнево-желтые пески и камни - и так до самого
горизонта и на много миль за ним. Дон миновал раковины ангаров,  скучившиеся
вокруг бетонированной площадки, на которой механики и электрики проверяли  и
перепроверяли каждый узел самолетов;  когда  машинам  придется  подняться  в
небо, они должны быть  настолько  безотказны  и  совершенны,  насколько  это
вообще в человеческих силах.
   На площадке стоял и F-15 Уолкера. Глядя на свой самолет со стороны,  Дон,
как обычно, испытал чувство благоговейного  страха.  Истребитель,  буквально
облепленный со всех сторон,  снизу  и  сверху  роем  людей  в  комбинезонах,
напоминал ему приготовившегося к прыжку хищного зверя. Этот зверь не знал ни
любви, ни зависти, ни ненависти, ни страха; он лишь  терпеливо  ждал,  когда
ему наконец будет позволено сделать то, для чего он и был предназначен еще в
конструкторском  бюро:  нести  смерть  и  разрушение  тем,  на  кого  укажет
президент  Соединенн