о лишь неделю назад один офицер армейской разведки,  рассматривая  на
карте треугольник, вдруг заметил: "Не  исключено,  что  Саддам  бросит  сюда
термоядерную бомбу". Офицер думал, что он пошутил.
   Той ночью главнокомандующий вооруженными силами союзников снова попытался
заснуть  -  и  снова  неудачно.  Как  всегда,  не  давали  спать   мысли   о
треугольнике. Слишком много людей, слишком мало места.
   На  арендованной  Интеллидженс  сервис   вилле   Лэнг   Паксман   и   два
радиооператора  поделили  ящик  пива,  тайком  доставленный  из  британского
посольства. Они тоже  смотрели  на  карту,  тоже  видели  треугольник,  тоже
ощущали напряжение.
   - Одна проклятая бомбочка,  одна  маломощная,  недоделанная,  допотопная,
кое-как слепленная бомба... Неважно, наземный или воздушный взрыв... - вслух
рассуждал Лэнг.
   Чтобы оценить последствия, не нужно было быть специалистом. Взрыв атомной
бомбы мгновенно унес бы жизни больше ста тысяч молодых солдат.  А  несколько
часов  спустя  радиационное  облако,  всосавшее  в   себя   миллиарды   тонн
радиоактивного песка пустыни, начало бы  дрейфовать,  сея  смерть  на  своем
пути. Корабли успели бы переместиться в менее зараженные регионы океана,  но
наземные войска и мирное население саудовских городов... Облако,  постепенно
расширяясь, дрейфовало бы на восток, сначала захватило бы Бахрейн и авиабазы
союзников, отравило бы море,  потом  нависло  бы  над  иранским  побережьем,
уничтожая тех, кого Саддам  Хуссейн  отнес  к  числу  не  имеющих  права  на
жизнь... "Персы, евреи и мухи".
   - Он не сможет сбросить бомбу, черт бы его побрал, - сказал Паксман. -  У
него нет ни подходящей ракеты, ни самолетов.
   Далеко на севере, в подземельях  Джебаль-аль-Хамрина,  в  казенной  части
пушки со стовосьмидесятиметровым  стволом  и  с  дальнобойностью  до  тысячи
километров, неподвижно лежал "Кулак Аллаха",  готовый  по  команде  в  любую
минуту ринуться к цели.
   На рассвете жильцы этого дома в Кадисияхе еще толком не проснулись и были
совсем не готовы к приему непрошеных гостей. Много лет назад хозяин построил
этот дом в  центре  большого  сада.  От  четырех  вилл  в  Мансуре,  которые
собирался обыскать майор Зайид из контрразведки, дом  в  Кадисияхе  отделяли
три мили. Теперь старый  дом  окружили  быстро  разрастающиеся  юго-западные
пригороды Багдада, а  там,  где  когда-то  цвели  персиковые  и  абрикосовые
деревья, была проложена новая скоростная железная дорога.
   Все же вилла сохранила часть  своего  былого  великолепия,  а  зажиточный
хозяин, давно ушедший на пенсию, почти не выходил  за  стены  двора  и  лишь
присматривал за немногими оставшимися от огромного сада плодовыми деревьями.
   Два грузовика были битком набиты солдатами Амн-аль-Амма, а те не привыкли
церемониться. Командовал отрядом майор. Через  считанные  секунды  был  сбит
замок с больших ворот, а их створки широко распахнуты. Ворвавшись  во  двор,
солдаты  тут  же  разнесли  в  щепу  парадную  дверь  и  избили  пытавшегося
остановить их дряхлого слугу.
   Они ураганом  пронеслись  по  всем  комнатам,  срывая  портьеры  и  обои,
распахивая и ломая шкафы и буфеты. Ошеломленный владелец дома  лишь  пытался
защитить свою старую жену.
   Солдаты сорвали и разломали почти все, что можно было сорвать или сломать
и ничего не нашли. Старик умолял их сказать, что им нужно и чего  они  ищут,
но майор грубо ответил, что знает сам. Обыск продолжался.
   Разделавшись с домом, солдаты направились в сад.  В  глубине  его,  возле
стены, они обнаружили свежевспаханный участок. Двое солдат держали  старика,
другие принялись копать. Старик уверял, что понятия не имеет,  кто  и  зачем
ковырял здесь землю, что он ничего здесь не  прятал.  Но  солдаты,  конечно,
нашли то, что искали.
   Находка  была  завернута  в  джутовый  мешок.  Когда   содержимое   мешка
вытряхнули, все увидели, что это радиопередатчик. Майор ничего не понимал  и
не хотел понимать в радиоустройствах.  Впрочем,  в  любом  случае  ему  было
наплевать на то, что оказавшийся в мешке потрепанный  передатчик  Морзе  как
небо от земли отличался от сверхсовременной  системы  спутниковой  связи,  с
которой работал Майк Мартин и  которая  все  еще  хранилась  в  тайнике  под
плитами его хижины в саду первого секретаря посольства Куликова. Для  майора
Амн-аль-Амма любая радиоаппаратура была шпионскими штучками, а все остальное
не имело значения.
   Старик с воем и причитаниями убеждал солдат, что он никогда не видел этой
штуки; должно быть, ночью кто-то перелез через стену  и  закопал  ее  здесь.
Солдаты прикладами уложили старика на землю, а заодно и его жену,  чтобы  та
не мешала своими криками.
   Майор осмотрел находку. Даже он  понял,  что  на  джутовом  мешке  что-то
написано на иврите.
   Солдатам был нужен только старик, слуга и  старуха  их  не  интересовали.
Четыре солдата схватили за запястья и лодыжки старика, которому было  далеко
за семьдесят, лицом вниз понесли к своим машинам  и  бросили,  как  мешок  с
сушеным инжиром, в кузов одного из грузовиков.
   Майор был счастлив. Действуя по анонимному  доносу,  он  честно  выполнил
свой долг. Его начальники будут довольны. Об Абу-Граибе здесь и думать  было
нечего.   Майор   доставил   пленника    в    штаб-квартиру    Амн-аль-Амма,
"Гимнастический зал", рассуждал майор, самое подходящее место для  еврейских
шпионов.
   В тот же день, 16 февраля,  Гиди  Барзилаи  оказался  в  Париже,  где  он
продемонстрировал рисунок стола Мишелю Леви. Старый антиквар был только  рад
помочь. До сих пор к нему обращались лишь однажды,  да  и  то  с  пустяковой
просьбой дать на время какую-нибудь старинную мебель каце,  который  пытался
проникнуть в нужный ему дом, выдавая себя за торговца антиквариатом.
   Для Мишеля Леви появление Барзилаи  было  событием.  Еще  бы,  Моссад  не
просто вспомнил о его существовании, им потребовалась его  консультация,  он
мог оказать им реальную помощь.
   - Буль, - сказал Леви.
   - Прошу прощения, - отозвался  Барзилаи.  Он  решил,  что  чем-то  обидел
старика.
   - Буль, - повторил Леви. - Пишется Boulle или Buhl.  Великий  французский
краснодеревщик. Сами видите, его стиль, ошибиться невозможно. Но это  работа
не самого Буля. Для него вещь изготовлена слишком поздно.
   - Тогда кто же его сделал?
   Мосье Леви было уже за восемьдесят. Истончившиеся белые волосы прилипли к
сморщенному скальпу, но  щеки  старика  сохранили  яркий  румянец,  а  глаза
прямо-таки светились радостью от сознания того, что он еще  жив.  Мсье  Леви
уже похоронил так много своих сверстников.
   - Видите ли,  перед  смертью  Буль  передал  мастерскую  своему  протеже,
некоему немцу Обену, а тот, когда настал его день, другому немцу,  Ризенеру.
Я сказал бы, что эта вещь относится к периоду Ризенера. Возможно, это работа
самогб великого мастера, в крайнем случае  -  одного  из  его  учеников.  Вы
собираетесь ее купить?
   Конечно, мсье Леви шутил. Он знал, что Моссад  не  покупает  произведения
искусства. Его глаза излучали веселье.
   - Скажем, меня эта штука очень интересует, - уклонился от прямого  ответа
Барзилаи.
   Леви был в восторге. Ах, опять  они  занимаются  какими-то  сомнительными
делами. Разумеется, он так ничего и не  узнает,  но  все  равно  это  ужасно
интересно.
   - Не могут ли быть в таких столах...
   - Бюро, - поправил Леви. - Это - бюро.
   - Хорошо, в таких бюро бывают секретные отделения?
   Все лучше и лучше. Великолепно. Это просто восторг!
   - Ах, вы имеете в виду тайнички? Французы называли их кашетами.  Конечно.
Понимаете, молодой человек, много лет назад, когда мужчину могли вызвать  на
дуэль и убить, если кто-то посчитал, что задета его  честь,  дамам,  имевшим
любовные связи на стороне, приходилось быть очень осмотрительными. Тогда  не
было ни телефонов, ни факсов, ни видео. Ее  любовнику  приходилось  излагать
свои шаловливые мысли на бумаге. А где же было даме прятать письма от мужа?
   Не в стенном сейфе - тогда таких не было. Не в железной коробке - муж мог
потребовать ключ. Поэтому в те времена люди из общества приобретали мебель с
кашетами. Не каждый раз, разумеется, но время от  времени.  Это  могла  быть
только работа мастера, иначе тайник был бы заметен.
   - А как  узнать,  что  тот  предмет,  который...  кто-то  думает  купить,
действительно имеет этот кашет?
   О, это просто изумительно. Значит, этот симпатичный мужчина из Моссада не
собирается покупать бюро Ризенера, он хочет залезть в него.
   - Не хотите ли взглянуть на подобное  бюро,  так  сказать,  в  натуре?  -
предложил Леви.
   Он позвонил в два-три места. Наконец они вышли, взяли такси и подъехали к
другому антиквару. Леви пошептался с коллегой, тот понимающе кивнул и вышел,
оставив их вдвоем. Леви сказал, что если ему удастся договориться о продаже,
он возьмет  себе  только  очень  небольшие  комиссионные.  Его  коллега  был
доволен; в мире антикваров такие сделки - не редкость.
   Бюро, на которое показал Леви, было поразительно  похоже  на  стол  герра
Гемютлиха в Вене.
   - Так вот, - охотно  объяснял  Леви,  -  кашет  не  должен  быть  слишком
большим, иначе его можно будет  легко  обнаружить,  сравнив  толщину  разных
стенок. Значит, он должен быть  узким  -  вертикальным  или  горизонтальным,
неважно, но толщиной не больше двух сантиметров. Старые мастера делали кашет
в стенке, которая кажется сплошной, скажем, толщиной три  сантиметра,  а  на
самом деле там всего лишь две тонкие дощечки, а между ними  -  тайничок.  Но
ключ ко всему в потайном замочке. - Леви вытащил один из верхних  ящиков.  -
Поищите вот здесь.
   Барзилаи поводил рукой по внутренней поверхности, пока не уперся пальцами
в заднюю стенку.
   - Ощупайте все стенки.
   - Ничего, - сказал Барзилаи.
   - Правильно, там ничего и нет, -  довольно  согласился  Леви.  -  В  этом
отделении нет. Но могла  бы  быть  кнопочка,  задвижечка  или  еще  какое-то
приспособление.  Если  гладенькая  кнопочка,  на  нее  нужно  нажать,   если
задвижечка  -  подвигать  ею  туда-сюда,  если  ручка  -  повернуть  ее.   И
посмотреть, что потом произойдет.
   - А что должно произойти?
   - Вы  услышите  совсем  негромкий  щелчок.  Сработает  потайная  пружина,
отскочит кусочек фанеровки, а за ним откроется кашет.
   Даже  искусство  краснодеревщиков  восемнадцатого  столетия  имеет   свои
пределы. В течение часа Леви научил Барзилаи, где  следует  искать  потайной
замочек, высвобождающий пружину и открывающий кашет.  Таких  мест  оказалось
всего десять.
   - Никогда не применяйте силу,  -  несколько  раз  наставительно  повторил
Леви. - Силой вы все равно ничего не добьетесь, а только оставите  следы  на
дереве.
   Он игриво толкнул  Барзилаи  локтем  и  понимающе  ухмыльнулся.  Барзилаи
пригласил старика на отличный ленч в ресторан "Куполь", потом взял такси  до
аэропорта и ближайшим рейсом вернулся в Вену.
   Утром 16 февраля майор Зайид во главе небольшой группы своих специалистов
появился на одной из трех вилл, подлежавших тщательному обыску.  Две  другие
виллы были отрезаны от внешнего мира: у всех дверей были поставлены часовые,
следившие за тем, чтобы испуганные хозяева никуда не выходили.
   Майор был исключительно  корректен;  впрочем,  обитатели  виллы  даже  не
пытались протестовать. В отличие от солдат Амн-аль-Амма, проводивших обыск в
Кадисияхе, в полутора милях от  Мансура,  люди  Зайид  а  знали  свое  дело,
наносили минимальный ущерб, ничего  не  ломали  и  вообще  работали  намного
профессиональней.
   Они начали с первого этажа, убедились, что под полом нет тайников,  потом
методично обшарили весь дом, осмотрев комнату за комнатой, шкаф за шкафом  и
нишу за нишей.
   Обыскали и весь сад, но и там не нашли ничего предосудительного. Ближе  к
полудню майор убедился, что дальнейшие поиски  бесполезны,  извинился  перед
хозяевами и ушел. Тут  же  он  и  его  подчиненные  приступили  к  столь  же
детальному осмотру следующей виллы.
   В Саадуне, в  одной  из  подвальных  пыточных  камер  под  штаб-квартирой
Амн-Аль-Амма, лежал на спине старик из Кадисияха, привязанный за поясницу  и
запястья  к  деревянному  столу.   Вокруг   старика   расположились   четыре
специалиста по выбиванию признаний. Кроме них в  камере  находился  врач.  В
углу бригадир Омар Хатиб негромко совещался с сержантом Али.
   Шеф  Амн-аль-Амма  распорядился,  чтобы  со  стариком  не  нянчились;  он
разрешил использовать весь арсенал  средств  дознания.  Сержант  Али  поднял
брови; стало быть, подумал он, сегодня без  комбинезона  не  обойтись.  Омар
Хатиб коротко кивнул и вышел. В кабинете его ждали другие неотложные дела.
   Старик по-прежнему ныл, что ничего не знает ни о каком  передатчике,  что
из-за непогоды он уже несколько дней не выходил из  дому.  Дознавателей  все
это не интересовало. За лодыжки они привязали ноги старика  к  ручке  метлы,
потом двое подняли метлу так, чтобы подошвы старика заняли удобное  для  них
положение, а Али и двое других сняли со стены тяжелые хлысты, сплетенные  из
гибких электрических шнуров.
   Потом началась бастонада18. Как и подозреваемые до него,  старик  сначала
истошно вопил, потом сорвал  голос,  потом  потерял  сознание.  Его  тут  же
привели в чувство, опрокинув на голову кувшин ледяной воды - в углу наготове
стояло много таких кувшинов.
   Время  от  времени,  устав  от  тяжелой  работы,  дознаватели  устраивали
перекур. Перед отдыхом они  не  забывали  обрызгать  разбитые  ноги  старика
крепким рассолом, а потом,  набравшись  сил,  снова  принимались  за  ту  же
работу.
   Старик то терял сознание, то ненадолго приходил в себя и  тогда  твердил,
что он вообще не умеет  работать  с  радиопередатчиком,  что,  должно  быть,
произошла какая-то ошибка.
   Часам к девяти утра с обеих ступней старика были сбиты и кожа, и мышечная
ткань; там, где кровь текла  не  слишком  сильно,  белели  оголенные  кости.
Сержант Али вздохнул и знаком приказал прекратить операцию,  потом  прикурил
сигарету и с удовольствием затянулся. Тем  временем  его  помощник  коротким
железным ломиком крошил кости старика от колен до лодыжек.
   Старик умолял врача вмешаться; ведь они же коллеги,  говорил  он,  старик
сам когда-то практиковал. Но врач из Амн-аль-Амма только смотрел в  потолок.
У него был приказ: не дать подозреваемому умереть  во  время  допроса  и  по
возможности почаще приводить его в сознание.
   В четыре часа дня, когда Гиди Барзилаи  и  Мишель  Леви  поднялись  из-за
стола парижского ресторана, майор Зайид заканчивал  обыск  второй  виллы.  И
здесь  он  ничего  не  обнаружил.  Пространно  извинившись  перед   насмерть
перепуганной супружеской парой, он вместе со  своими  людьми  направился  на
третью - и последнюю - виллу.
   В Саадуне старик терял сознание  все  чаще  и  чаще.  Пришлось  вмешаться
врачу. Он заявил, что старику  нужно  дать  передохнуть,  сделал  ему  укол,
который почти мгновенно вывел того из коматозного состояния. Старик вернулся
к жизни, его нервы были готовы снова чувствовать и старую и новую боль.
   Потом через сморщенную мошонку в усохшие  яички  старика  медленно  ввели
большие иглы, предварительно раскалив их докрасна в жаровне.
   В начале седьмого старик снова впал в кому. На этот раз врач опоздал.  Он
прилагал все усилия, испытал все средства, по его  лицу  от  страха  ручьями
стекал пот, но все стимулирующие средства, даже введенные непосредственно  в
сердце, оказались бессильны.
   Али вышел и через пять минут вернулся вместе с Омаром  Хатибом.  Бригадир
бросил взгляд на тело; многолетний опыт и без медицинского диплома подсказал
ему, что все кончено. Хатиб повернулся и с размаху  ударил  съежившегося  от
страха врача по лицу. Сила удара и  авторитет  того,  кто  его  нанес,  были
таковы, что врач не удержал равновесия и упал  на  пол,  на  свои  шприцы  и
склянки.
   - Кретин! - прошипел Хатиб. - Чтоб твоего духа здесь не было!
   Врач поспешно побросал в сумку свои  пожитки  и  уполз  на  четвереньках.
Хатиб еще раз мельком взглянул на плоды труда сержанта Али и его помощников.
В камере стоял давно знакомый Хатибу  и  Али  сладковатый  назойливый  запах
пота, мочи, экскрементов, крови и рвоты  с  примесью  тошнотворного  аромата
горелой человеческой плоти.
   - До самого конца он так и не признался, - пожаловался  Али.  -  Клянусь,
если бы он что-то знал, мы бы вытянули из него.
   - Затолкайте тело в мешок, - бросил Омар Хатиб, - и верните  жене.  Пусть
она его хоронит.
   В тот же день, в десять вечера, на порог дома в Кадисияхе  бросили  мешок
из прочного белого холста шести футов длиной и двух шириной. Вдова и  старый
слуга с трудом подняли мешок, внесли его в дом и положили на обеденный стол.
Женщина заняла свое  место  в  ногах  покойного  и,  изливая  свое  горе,  с
причитаниями принялась оплакивать мужа.
   Потрясенный старый слуга  Талат  хотел  было  позвонить,  но  телефон  не
работал:  солдаты  сорвали  его  со  стены  вместе  со  шнуром.  Талат  взял
телефонную  книгу  и  отправился  к  соседу-аптекарю.  Он  попросил   соседа
связаться хотя бы с одним из сыновей хозяина; сам  Талат  этого  сделать  не
мог, потому что совсем не умел читать.
   В тот же час,  когда  аптекарь  тщетно  пытался  дозвониться  до  сыновей
убитого соседа (иракская телефонная сеть была  основательно  повреждена),  а
Гиди Барзилаи, уже вернувшись в Вену, составлял  рапорт  Коби  Дрору,  майор
Зайид докладывал Хассану Рахмани о напрасных усилиях его и его людей.
   - Радиопередатчика там нет, - говорил майор шефу контрразведки. - Если бы
он был, мы бы обязательно  его  нашли.  Следовательно,  он  должен  быть  на
четвертой вилле, там, где живет дипломат.
   - Вы уверены, что не могли ошибиться? - осторожничал Рахмани. - Не  может
ли передатчик все же оказаться в другом доме?
   - Уверен, сэр. Ближайшее к этим четырем виллам здание находится далеко за
границами квадрата, обозначенного пересекающимися лучами. Источник  пакетных
сигналов находится в квадрате, который я отметил на карте. Клянусь, это так.
   Рахмани все же колебался. Связываться с дипломатами - последнее дело. Они
всегда готовы мчаться в министерство иностранных дел с нотой протеста. Чтобы
получить разрешение на обыск в резиденции товарища Куликова,  нужно  идти  к
очень высокому начальству - чем выше, тем лучше.
   Когда майор Зайид ушел, Рахмани позвонил в министерство иностранных  дел.
Ему повезло:  министр,  который  последние  месяцы  почти  постоянно  был  в
отъезде, в тот день оказался в Багдаде. Больше  того,  он  еще  не  ушел  из
своего кабинета. Рахмани договорился, что министр примет  его  на  следующий
день. в десять утра.
   Аптекарь был добрым человеком и весь вечер  провел  у  телефона,  пытаясь
связаться с сыновьями соседа. До старшего сына аптекарь так и не дозвонился,
зато через давнего  приятеля,  служившего  в  армии,  сумел  передать  весть
младшему сыну,  который  тоже  был  офицером.  Правда,  с  самим  сыном  ему
поговорить не удалось, но приятель не подвел.
   Младший сын получил известие, когда находился на своей  базе,  далеко  от
Багдада. Он тут же сел в автомобиль. Обычно дорога до Багдада занимала  часа
два; в тот же день, 17 февраля, офицер просидел за  рулем  шесть  часов.  На
дорогах было множество патрульных постов и контрольных пунктов,  но  не  они
оказались главным  препятствием:  он  объезжал  длинные  очереди,  показывал
патрульным удостоверение, и его беспрепятственно пропускали.
   Возле переправ этот прием не действовал.  У  каждого  разрушенного  моста
приходилось останавливаться  и  ждать  парома.  К  дому  своих  родителей  в
Кадисияхе офицер приехал лишь к полудню.
   Навстречу сыну выбежала мать и с плачем упала ему на  грудь.  Он  пытался
расспросить ее, узнать, что же именно здесь произошло, но старая женщина  не
могла ничего объяснить, она лишь плакала навзрыд.
   В конце концов офицер отнес мать в комнату. В ванной среди